9. ФРАК И ЦИЛИНДР
Рябчиков и Шуберт сидели за столиком на поэтическом вечере, ожидая, когда настанет очередь Шуберта читать стихи. Перед ним вышел какой-то новый участник, которого раньше не было. Он был весьма экстравагантен. На нём красовался длинный фрак и цилиндр, в перчатках играла трость, а глаза были глубокого карего цвета, как насыщенный кофе. Он представился Артёмом Шашкиным. Да, это был именно тот молодой человек, с которым читатель уже успел познакомиться в начале романа.
– Итак, послушаем стихи нашего нового поэта! – обратился к публике и к самому Артёму организатор вечеров.
– Сначала я расскажу вам мою историю! – воскликнул Артём, заломив руки и слегка откинув голову назад. – Сейчас я столичный житель, а когда-то жил в небольшом городке. Там я встретил любовь всей моей жизни.
– Почитай об этом стихи! – хрюкнул из зала Сундуков.
– Стихи будут позже, – немного иронично прищурился Шашкин. – Сначала я расскажу вам о моей драме.
– Ведь уже мне пора выступать, – тихо шепнул Шуберт Рябчикову и заёрзал на стуле.
– Подожди немного. Посмотрим, может, он не задержится надолго, – ответил Рябчиков. – Если что, я его выдворю со сцены.
Шуберт, казалось, успокоился, но тревожная улыбка всё же мерцала на его губах.
– Я встретил в моём родном городке девушку. Девушку?!! Да что я говорю! Она была настоящим белоснежным ангелом! Никогда я не встречал более чистого и возвышенного создания, чем она! О, как мне пережить, как пережить, что мы расстались! – Артём сорвал с руки перчатку и хлестнул ею себя по сердцу.
– Ну и тип… – шептались в зале. – Откуда он такой? И как вырядился!
– А почему расстались? – хрюкнул Сундуков, который, казалось, забыл про стихи. Сундуков имел слабость к сентиментальным историям, рассказанным другими.
– О, можно ли верить женщинам? Особенно такому посредственному человеку, как я! Ведь во мне даже талантов нет никаких!
– Зачем же ты пришёл? – крикнул из зала какой-то поэт.
– Как зачем пришёл? – Артём резко развернулся и сорвал вторую перчатку. Казалось, он собирался вызвать поэта на дуэль, но в этот момент на сцену твёрдым шагом вышел Рябчиков.
– Эй, послушай, – сказал он, вплотную подойдя к Артёму. – Ты что-то слишком заболтался. Ты своё время уже истратил, дай и другим выступить. – И, не дожидаясь ответа, Рябчиков грубо схватил перепуганного Шашкина под локоть и вывел со сцены. Шуберт с лёгкой улыбкой вышел, занял его место и прочитал:
– Я хотел читать стишочки,
Но какой-то господин,
Что во фраке цвета ночи,
Говорил и говорил.
Я уже не знал, что делать,
Ждал я очередь свою,
Обращался то и дело
К другу: «Кто он? Не пойму».
И тогда мой друг помог мне,
И теперь читаю я.
Облака – как стая пони,
Солнце – перья петуха.
Я хотел бы на тех пони
До рассвета всё летать,
И, глядя на водоёмы,
Тихо грезить и мечтать.
Надо сказать, что с тех пор, как поэты узнали Рябчикова (а особенно они узнали его после шашлыков в деревне у Сундукова), они больше не смели плохо отзываться о творчестве Шуберта. Они знали, чем это грозило. Как минимум, несколько синяков, полученных, разумеется, от Рябчикова, который был для Шуберта главным защитником. Однако за глаза поэты частенько посмеивались над стихами Шуберта и по-прежнему называли их посредственными.
Прочитав, Шуберт улыбнулся и хотел было вернуться в зал, но вдруг на сцену вышел Артём Шашкин.
– О, как я понимаю тебя, друг! – воскликнул Шашкин, протягивая руки к Шуберту. – Я почувствовал в тебе родственную душу! Твоя тонкая душевная организация так и колышется, так и отзывается во мне! О-о-о! Мы поладим с тобой, я чувствую! Как тебя зовут, юный лирик?
– Шуберт. А ты Артур, да?
– Если бы ты был не ты, я бы непременно обиделся на тебя и вызвал на дуэль, но я не обижаюсь, потому что ты – это ты. О-о-о, я чувствую, как зарождается наша дружба! Меня зовут Артём, но можешь звать меня и Артуром, если тебе так угодно!
– Нет, я просто перепутал, – растерянно улыбнулся Шуберт. Ему стало неловко, что теперь и он вынужден задерживать следующего участника.
– Эй, Шуберт! Пора и честь знать! – хрюкнул Сундуков.
– Пойдём, Артём, – покраснев, сказал Шуберт.
– Нет, что ты! Всё только начинается! Нам ли уходить сейчас со сцены, когда вся жизнь – театр?
Шуберту стало стыдно не на шутку, и он, не слушая восторженные восклицания Артёма, сбежал вниз по ступенькам и занял прежнее место рядом с Рябчиковым.
– Ой, Рябчиков, я никогда ещё не видел таких, как он.
– Я тоже. Интересно, что ему надо.
– Он говорит, что увидел во мне родственную душу, – улыбнулся Шуберт. – Мне кажется, он интересный человек.
Рябчиков хмуро покосился на друга.
– Когда ты уже перестанешь связываться непонятно с кем? Этот тип – просто сумасшедший.
– Зачем ты так говоришь, Рябчиков? Я чувствую, что он просто много переживает. Да, он эксцентричен, но в этом и есть его изюминка. Ему так легче противостоять миру.
– Я поражаюсь на тебя, Шуберт! Что ты всяких неадекватных оправдываешь?
– Просто я чувствую людей, – загадочно улыбнулся поэт.
И вдруг к ним подошёл сам Шашкин. Он нёс стул. Стул моментально оказался рядом с Шубертом, а Шашкин – на стуле.
– О мой дорогой юный лирик! Позволь мне рассказать тебе мою трагическую историю! Я встретил её, чей чудный облик не давал мне покоя ни днём, ни ночью! Богиня! Чудная богиня! Воплощение идеала! Я уверен, Шуберт, ты бы и сам влюбился в неё, если бы оказался тогда в моём родном городке. Я бы с удовольствием пригласил тебя в этот городок, мы бы прошлись по набережным и паркам, но я не вынесу воспоминаний. Я сразу же брошусь в реку и никогда не выплыву из неё. Ах, если бы ты тогда оказался там! Интересно, что было бы? Стал бы я вызывать тебя на дуэль, если бы ты очаровал мою богиню? Пожалуй, не стал бы, потому что не было у меня ещё ни одного друга, к которому я был бы привязан так же, как к тебе. Пожалуй, я бы даже уступил её тебе, а сам бы тихонько лил слёзы, стараясь радоваться вашему счастью. А слёзы затопили бы меня, и я утонул бы без вёсел, без корабля! О-о-о!!!
Шуберт испуганно оглянулся и увидел, что Рябчикова уже не было рядом. Но Рябчиков отлучился ненадолго. Вскоре он вернулся с кляпом в руках. Кляп оказался во рту у Артёма, и Рябчиков с Шубертом быстро вышли через чёрный ход на улицу. Свежий ветер дунул им в лица.
– Уфф… – выдохнул Шуберт. – Я, конечно, вижу, что это очень интересный и неординарный человек, но, признаться, он меня утомил, – и сигарета оказалась во рту Шуберта.
– Что это? Сигарета? Откуда?
– Да один из поэтов подарил, – и Шуберт зажёг сигарету.
– Так! Чтобы больше я этого не видел! Тебе всякую гадость подсовывают, а ты и рад принимать! А если тебе подсунут?.. (Рябчиков осёкся) Ладно. Я из тебя эту дурь выбью! – И он резко выдернул у Шуберта сигарету, бросил на землю и примял ботинком. – Давай пачку.
Шуберт мялся, не зная, обижаться ли ему или сразу уступить.
– Давай пачку, я сказал!
У Шуберта пересохло в горле от лёгкого испуга, и он быстро отдал пачку Рябчикову, который тут же не замедлил закурить. Они сели в автобус и поехали. В автобусе была давка, но Рябичков пробил локтями дорогу себе и другу, и они заняли два оставшихся свободных места. Усевшись, Шуберт пообещал, что не будет курить, но попросил взамен, чтобы Рябчиков не был таким грубым.
– Ладно, уговорил, – ответил друг и слегка потрепал по плечу просиявшего поэта.