7. ЦИФЕРБЛАТ
На одном из поэтических вечеров Шуберт познакомился с поэтом Сундуковым, который пригласил его и других рифмоплётов к себе на дачу на шашлыки. «Это так замечательно! – подумал Шуберт. – Я как раз устал от работы, надо поехать в выходные на природу, развеяться». Конечно, он сразу же радостно сообщил об этом Рябчикову и, затаив дыхание, ждал ответа, поедет ли с ним друг. Рябчиков поехал. И вот они тряслись в электричке, Шуберт смотрел на пролетающие деревья, а Рябчиков морщился, когда очередной торгаш предлагал непромокаемые носовые платки, ручки с прозрачной пастой, супергибкие ластики и т.д.
И вот они приехали в деревню. Сундуков встретил их. Надо сказать, что Сундуков был толстым, неопрятным увальнем, никогда не мывшим голову и вообще редко мывшемся.
– Приветствую! – хрюкнул Сундуков. – Пойдёмте, уже приехали поэты.
– А их много? – настороженно спросил Рябчиков, тревожно предчувствуя, что ему предстояло слушать очередную «лабуду», которую он и так частенько слушал на поэтических вечерах.
– Пять человек. Дом у меня большой, всем хватит места.
И вот поэты начали жарить шашлык.
– Рябчиков, – тихо произнёс Шуберт, – ты же хорошо шашлыки жаришь. Посмотри, они правильно всё делают или нет?
– Конечно, нет! Что за вопросы! Кто так шашлыки жарит?
– Пожарь ты! Прогони их от мангала.
– Пожалуй, придётся, иначе они загубят всё мясо.
Рябчиков прогнал поэтов и пожарил всё сам, а Шуберт восхищённо смотрел на своего друга. И вот все расселись кто куда и начали читать стихи. Прочитал и Шуберт:
Я сейчас сижу в деревне,
Ем шашлык и водку пью,
И уже в своих коленях
Я немножко опьянел.
Что же делать, мне? Не знаю.
Буду пьяный и чумной.
Сам себе я отвечаю:
В шашлыках такой удел.
Невозможно не быть пьяным,
Когда ты на шашлыках.
Мне сейчас совсем не страшно,
Я забыл печаль и страх.
Буду плыть по морю рыбой,
Буду птицею летать,
Захлебнусь я в небе либо
Буду в речке тихо спать.
– Да, видно на тебя уже действует застолье, – усмехаясь, хрюкнул Сундуков.
– Ещё как действует! – резво выкрикнул Шуберт и начал плясать, шатаясь между сидящими поэтами и Рябчиковым. Рябчиков отложил свой шашлык и поднялся.
– Шуберт! – он широким шагом подошёл к поэту и крепко схватил за запястье.
– Ай, больно! Отпусти меня!
– Не отпущу!
– Но мне же больно! – захныкал Шуберт, падая в траву.
– Но как ты надрался! А ну живо в дом, в туалет!
Но Шуберт ловко увернулся от Рябчикова и побежал за калитку из сада.
– Да, это Шуберт… – покачал головой какой-то поэт. – Чувствует, что не вписывается в нашу тусовку со своими бездарными стишками.
Рябчиков хотел догонять Шуберта, но услышал эти слова и остановился.
– Что ты сказал? – он схватил поэта за грудки и тряхнул. – Кого ты назвал бездарным?
– А что я сказал такого? Пусть они подтвердят!
Но поэты, испугавшись, что им не поздоровится, стали заверять в обратном: в гениальности и непревзойдённости Шуберта.
– Это Шуберт бездарный?!! Да ты на себя посмотри, рожа! – Рябчиков размахнулся и ударил кулаком по лицу поэта. Тот зашатался и упал.
– Ребята, не ссорьтесь, – хрюкал Сундуков, разнимая дерущихся, но тут же полетел в сторону. Драка затянулась.
– Рябчиков, ты про своего Шуберта забыл, – подползая, прохрюкал Сундуков.
– Ах, мать вашу! – крикнул Рябчиков, выругался покрепче, бросил поэта и побежал за калитку.
Через какое-то время Рябчиков нашёл Шуберта на другом краю деревни валяющемся на асфальте. Брюки были разорваны, рубашка наполовину расстёгнута, а волосы растрёпаны.
– Шуберт! – тихо произнёс Рябчиков, приподнял друга и встряхнул. Шуберт ответил только каким-то невнятным стоном.
– Шуберт!! – уже громче крикнул Рябчиков и ударил его по щеке.
– А! – воскликнул Шуберт, вскакивая на ноги.
– Пошли! – Рябчиков схватил друга за руку и повёл.
– Куда мы идём? – язык поэта заплетался.
– Обратно, к Сундукову!
На окраине деревни было кладбище, и друзьям пришлось идти через него. Шуберт был так пьян, что ему померещился над какой-то могилой большой часовой циферблат.
– Рябчиков, Рябчиков, что это?
– Где?
– Там, над могилой!
– Небо, птицы.
– Да нет! Циферблат!
Мимо шла старушка, по всей видимости, завсегдатай кладбища. Она коварно скривила рот в угловатой улыбке, решив подшутить над Шубертом. Она подошла к ним и, шамкая зубами, начала рассказывать:
– Да вот, милок, жил тут один человек, у него на руках всегда были часы. Он не расставался с ними даже во сне, а всё потому что ему подарила их любимая женщина. Вся его сила была в этих часах. Но однажды у него украли часы, он начал чахнуть, чах, чах и зачах совсем. В ту минуту, когда он умер, у него вместо лица появился циферблат, показывающий ровно ту же минуту, когда он отдал концы. И с тех пор над его могилой каждый год в день его смерти появляются часы. Вы, милки, как раз на этот день напали.
– Какой ужас! – воскликнул Шуберт, сильно зашатавшись.
– А почему я ничего не видел? – сердито воскликнул Рябчиков. – Иди-ка ты своей дорогой, бабуся, рассказывай свои байки каким-нибудь идиотам.
Рябчиков быстро увёл под руку Шуберта, качающегося, как верба на ветру, а старушка сыпала им вслед проклятиями.
Наконец они снова вошли в сад, где поэты уже вовсю распевали песни под гитару, а Сундуков даже не столько пел, сколько хрюкал.
– О-о-о, какие люди! – крикнул тот самый поэт, который дрался с Рябчиковым.
Наступила ночь. Дом у Сундукова был большой, поэтому почти всем хватило по комнате. Шуберту досталась комната с большими настенными часами, бьющими каждый час. Он лежал в постели, с ужасом глядя на них. Поэт не мог забыть историю, рассказанную старушкой на кладбище. Шуберт осторожно поднялся и вышел из комнаты, чтобы найти Рябчикова, поскольку так страшно было оставаться наедине с этими часами. Он наобум открыл какую-то дверь, но нарвался на любовную сцену между Сундуковым и некой дамой, которой не было на шашлыках. Шуберт резко захлопнул дверь и вернулся к себе. Он не решился заходить в другие комнаты. Поэт лёг обратно и отвернулся к стене. Но он знал, что часы от этого не исчезли. Они леденили его впечатлительную кровь. Что же делать? И когда часы забили в очередной раз, он вскочил, придвинул стул и полез снимать этот ужас со стены, но промахнулся, уронил часы, а сам упал со стула. Услышав грохот в комнате Шуберта, прибежал Рябчиков. Шуберт сидел у стены в полосатой пижаме и тёр ушибленную ногу.
– Шуберт, что случилось?
– Часы… я их уронил.
– Да плевать на часы! Что с тобой?
– Я упал и ударился.
– Больно?
– Чувствительно.
– Подожди немного, я поищу в аптечке. Думаю, должно найтись какое-нибудь лекарство.
Через пять минут Рябчиков вернулся со змеиным ядом, от втирания которого боль у Шуберта значительно уменьшилась. Втирал, конечно, Рябчиков.
– Рябчиков, а что будем с часами делать?
– Я что-нибудь придумаю. Ты сейчас спи и забудь, что там эта бабка наговорила. Она просто ненормальная, выжила из ума. Ну или подшутить решила.
– Но я так испугался…
На следующий день Рябчиков вызвал стекольщика и часовщика, заплатил им, и они починили часы. Сундуков был доволен, что у него погостил такой человек, как Рябчиков, на которого во всём можно было положиться. Когда Сундуков провожал гостей на вокзал и все уже садились в электричку, он хрюкнул прямо в ухо Шуберту:
– Всегда, всегда бери с собой Рябчикова!