2. РОМЕО ШАШКИН
После такого позора Артём не мог оставаться в доме сестёр и ушёл. Однако вскоре уехали родители девушек, и Вика заскучала по парню. Она хотела было осторожно сказать об этом Маше, но, подумав, решила, что это может привести к размолвке, и промолчала. Но на следующий день после выпуска из техникума она позвонила Артёму и сказала:
– Артёмка, давай забудем, что было.
– И ты не сердишься на меня, мой белоснежный ангел?
– Нисколечко! Хотя нет. Я сержусь на тебя за то, что ты ушёл и не даёшь о себе знать. Даже вчера на выпуске ты не подошёл ко мне, когда мы все пили шампанское.
– Я не подходил, но наблюдал за тобой. О, какая красивая у тебя была причёска! Ты моя богиня, мой идеал. Я готов всюду скитаться, лишь бы ловить тень твоего светлого образа.
– Узнаю прежнего Артёмку, – улыбнулась девушка, проведя пальчиком по телефонному проводу. – Возвращайся ко мне, будем жить, как раньше. Маша не будет возражать.
– Богиня! Я лечу!
И в тот же вечер Артём снова сидел с сёстрами на кухне и пил чай.
– Что, явился, детдомовец? – усмехнулась Маша.
– Маша! – тихо проговорила Вика.
– А что? Он сам рассказывал о своём трудном детстве.
– Маш, мы с Артёмкой уже во всём разобрались и решили забыть, что было.
– Ну-ну.
И вдруг Артём встал из-за стола и ушёл в комнату. Вика вздохнула:
– Что ты наделала, Машка? – и пошла за ним.
Артём знал, что Вика пойдёт к нему, поэтому стоял в трагической позе, запрокинув голову и закрыв лицо руками.
– Артёмка! Ну Артёмка! – уговаривала Вика, пытаясь отнять его руки от лица. – Ну ты же знаешь мою сестру, у неё иногда может проскочить острое словцо.
– Иногда? – надменно переспросил Артём.
– Помнишь, ты сам говорил, что мы должны быть снисходительны? Прости её. Ведь я с тобой и люблю тебя.
– Послушай, Вика, ты – ангел, а я – всего лишь человек. Я обидчивый и не скрываю этого. И ревнивый. До ужаса ревнивый. Вот смотрю на тебя – и уже ревную.
– Но к кому?
– Ко всему, – таинственным шёпотом проговорил Артём.
– Ах ты мой Отелло! – смеясь, воскликнула Вика, осыпая его щёки поцелуями, а парень стоял с таким видом, словно эти поцелуи для него острее тысячи стрел.
– О мой белоснежный ангел! О, я умираю от любви! Свет уже меркнет. Ты – моя погибель и ты же спасение. Спаси меня своей нежностью, убей и воскреси меня своим взглядом. Пронзай меня шпагами, только люби! Только люби! – и Артём повалился на пол, лёжа так несколько часов подряд.
– Маш, что делать? Я Артёма никак в чувства привести не могу.
– Перестань приводить – тогда сам приведётся скорее.
Вика нехотя послушалась машинного совета, и Артём действительно «воскрес», однако стал обвинять девушек в бессердечности, что они оставили его в таком состоянии.
На следующий день Артём вспомнил, что приближался День города, и предложил любимой:
– Давай поставим спектакль «Ромео и Джульетта» и сыграем его на центральной площади?
– Но Артём, ведь там будут выступать профессиональные артисты. Кто будет смотреть на нашу самодеятельность?
– Истинные ценители прекрасного.
Вика знала, что спорить бесполезно, но всё же робко спросила:
– А кто ещё будет играть, кроме нас?
– Пойдём, – ответил молодой человек, и они пошли на улицу.
Целый час они подходили к прохожим, и каждому из них Артём говорил:
– Привет! Не хочешь сыграть с нами в «Ромео и Джульетте»?
Но все шарахались, вежливо или не очень отказывались и поскорее уносили ноги. Некоторые, уходя, на секунду оборачивались назад, чтобы ещё раз окинуть взглядом обноски, висевшие на Артёме.
– Я знала, что ничего из этого не выйдет, – грустно вздохнула Вика.
– Ты никогда в меня не верила, – не менее грустно отозвался Артём, смахивая со щеки не то слезинку, не то мошку.
– Перестань! Я в тебя верю.
– Тогда мы поставим спектакль только вдвоём.
– Как? Там ведь больше героев.
– Мы поставим только сцену на балконе, самую романтичную во всей пьесе. Хотя нет, сцена самоубийства куда более романтичная. Может, мы поставим её?
– Нет, Артём. Будет День города, не будем портить настроение народу. Людям захочется чего-нибудь светлого, лёгкого.
– Что может быть светлее, чем умереть во имя любви? – глухим голосом ответил Артём. – Хочешь, я умру? Прямо сейчас умру! Чтобы ты знала, как сильно я люблю тебя!
И Артём, не дождавшись ответа, лёг на тротуар.
– Девушка, что с ним? – испуганно подбежала какая-то женщина. – Ему плохо? Может, я могу чем-то помочь?
– Спасибо, не волнуйтесь, – ответила Вика. – Это привычное дело.
Вернувшись домой, они стали репетировать сцену на балконе. Артём ходил взад и вперёд и кричал:
– Им по незнанью эта боль смешна.
Но что за блеск я вижу на балконе?
Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!
Стань у окна, убей луну соседством;
Она и так от зависти больна,
Что ты ее затмила белизною.
Вика восхищенно смотрела на Артёма, слушала сладкие слова и понимала, что он не столько декламировал Шекспира, сколько обращал свою речь к ней.
– О мой белоснежный ангел! Я не выдерживаю! Шекспир написал это, чтобы помучить меня, чтобы я ещё сильнее страдал от любви! Дай же расцеловать тебя, свет моей жизни!
Вика распахнула объятия, и Артём бешеной стрелой ворвался в них. Но в этот момент в комнату вошла Маша.
– Артём, ты не мог бы потише? Я занята важными делами и должна через стенку твои вопли слушать. Ты думаешь, Ромео так кричал? Да он бы спугнул тогда свою Джульетту. Хотя так было бы лучше, и не было бы их глупого самоубийства.
– Глупого?!! Умереть во имя любви – это глупо? Да я, может быть, перерождённый Ромео! Этот герой как никто близок мне. Я его нынешнее воплощение.
– Оно и видно! Такой же дурак!
– Маша! – воскликнула Вика.
– Этот ваш Ромео – просто тряпка! Вместо того чтобы бороться за девушку, сам умер и её сгубил. А надо было бороться, иначе коту под хвост вся эта любовь, все эти охи-ахи.
– Нет в тебе возвышенных чувств, – трагически покачал головой Артём и продолжил репетировать, вовсе не сбавляя громкость, а когда Вика просила его подумать о сестре и не вопить так сильно, он кидался на колени и кричал:
– Прости, прости меня, мой белоснежный ангел! Я ужасный эгоист! – и продолжал репетицию в том же духе.
За несколько дней до Дня города Артём вдруг сказал, что ему не хватает уверенности в себе, и, чтобы набраться её, надел на голову дуршлаг и пошёл так по улице. Вика шла рядом, стыдливо уставившись в землю. А когда Артём заметил на себе то недоумённые, то насмешливые, то шокированные глаза прохожих, он отбросил свой «головной убор», лёг на землю, забился в конвульсиях и закричал:
– Да, я чудак! Бейте чудака!
И вот наступил День города. Все улицы были украшены, особенно центральная площадь, на которой выступали профессиональные актёры и певцы. Артём с Викой расположились поодаль, причём сначала Артём даже хотел пойти в какой-нибудь дом и позвонить в любую квартиру, чтобы Вику пустили на балкон, но она с трудом отговорила его. И только Артём начал декламировать пламенную речь Ромео, как к ним подошли милиционеры и попросили сгинуть и не мешать празднику. В трагических чувствах Артём повёл свою «Джульетту» в магазин, купил лопату, и они пошли в лес.
– Зачем нам лопата? – в ужасе прокричала девушка.
– Сейчас сама всё увидишь.
В лесу прогуливался какой-то мужичок с собакой. Артём шепнул Вике:
– Дай мне все деньги, какие у тебя есть.
Не в силах сопротивляться, зная, что иначе будет хуже, она протянула парню кошелёк. Артём подошёл к собачнику, дал ему деньги и сказал с непередаваемой интонацией:
– Закопайте меня!
Бедный мужичок поперхнулся и пустился наутёк. Тогда Артём начал сам копать яму. Битый час он её копал. Насилу увела его Вика домой, напоила тёплым кофе с пирожными, усадила смотреть романтический фильм, прижавшись к нему и положив голову ему на грудь. Жизнь моментально стала прекрасной, и на самых романтических моментах Артём вздыхал, закатывал глаза и шептал снова и снова:
– О мой белоснежный ангел!..