Три дементные старухи
из книги "Литераторы шутят и не шутят"
Декабрь 1962 года, Москва, коммунальная квартира Ахматовой. Лидия Чуковская пишет в «Записках об Анне Ахматовой, том 2»:
«…Сегодня она раздраженная, сердитая – тоже не от большого здоровья. Главный предмет разговора – и гнева – биография Гумилева, написанная Струве.
– Я получила предложение умереть, да, да! Не смейтесь. – И показала в книге строку: «Анна Андреевна Ахматова еще жива»…биограф вычеркнул меня из Колиной жизни. Меня, видите ли, никогда не было. Его единственная любовь – Машенька Кузьмина Караваева… Этого Струве не знает, этого никогда не было… Биограф использует два непререкаемых источника: невестку Гумилева, круглейшую дуру, и Одоевцеву. – Анна Андреевна указала мне абзац, где Одоевцева рисует Гумилева весьма некрасивым. – По видимому, Ирина Владимировна одного только Жоржика Иванова считала красавцем...
Затем Анна Андреевна сказала, что все соображения биографа о поэзии Гумилева тоже неверны…А он был провидец…».
Здесь названы три женщины: Мария Кузьмина-Караваева – единственная любовь Гумилёва, невестка Гумилёва – «круглейшая дура» и Одоевцева – поэтесса, молоденькая подруга Гумилёва в последние дни его жизни. Все они на момент воспоминаний о них Ахматовой – молодые женщины, близкие Гумилёву по родственным или иным связям. Запомним их имена и последуем дальше.
Несколькими днями позже Ахматова вновь возвращается к этой мучительной теме: её просто не замечают как любимую женщину Николая Гумилёва, а видят в ней незаметно промелькнувшую жену в биографии поэта, которую он, может быть, и не любил вовсе…
На страницах воспоминаний Л.Ч. несколько раз подчёркивает точность передачи всех высказываний А.А.: она старалась все дневниковые записи делать в тот же день к вечеру, или на следующий день. Полагаю, что это ей удалось. Об одном вечере у Ахматовой Лидия Чуковская пишет: «…Анна Андреевна целый вечер была со мною несправедлива и даже груба…я подрядилась писать о ней правду, и вот теперь вынуждена это писать…
В разговоре с Оксманом Ю.Г. (литературовед, историк, пушкинист) Анна Ахматова высказывает недовольство предисловием к первому тому Гумилёва, написанное Струве Г.П. (поэт, критик и литературовед, жил за границей).
– Всё неверно, – горячится Анна Андреевна, – …сведения от трёх дементных старух…Он полагается (Струве) на Вячеслава Иванова, который Колю (поэта Николая Гумилёва) ненавидел, и на Брюсова, который его (Гумилёва) не знал.
Уточнимся для общего развития: Вячеслав Иванов и Валерий Брюсов – известные русские поэты-символисты Серебряного века. Им Ахматова не доверяет понятно почему. Нас интересуют «три дементные старухи», которым Ахматова не доверяет в связи с их преклонным возрастом и подозрением в их беспамятстве. Кто они, эти старушки, так сурово наречённые Ахматовой «дементными», то есть больными, с тяжёлым диагнозом «болезнь Альцгеймера»? Выше упомянутые Мария Кузьмина-Караваева и невестка Гумилёва – та, что «круглейшая дура», не подходят на роли «дементных старух» по причине их единственного упоминания на страницах «Записок», а вот Одоевцева…Давайте разберёмся.
Ахматовой – 73 года. Она стала капризной, болезненной, ворчливой, расплывшейся, седовласой, но сохранила королевскую осанку, острый ум и прекрасную память. Редко кто из литераторов, её современников удостоился от неё добрых слов – их можно пересчитать по пальцам двух рук. Для всех остальных, живущих с ней в одно время и живших прежде, в 19-м веке, она находит остроумные замечания и яркие эпитеты. Всем от неё достаётся, и классикам в том числе. Чуковская за ней всё добросовестно записывает, и теперь мы имеем обширный запас наблюдений, суждений и деталей из русской литературной жизни 19-20 веков. Разумеется, объективность суждений Ахматовой весьма относительна, с ней даже порой спорит послушная Чуковская, но некоторые нюансы её высказываний очень интересны.
Итак, вернёмся к нашим «трём дементным старухам».
•
Первую из них я назову с уверенностью – это Ирина Одоевцева (1895-1990), поэтесса и прозаик, ученица Николая Гумилёва, который ввёл её в «Цех поэтов». В 1922 году вышла замуж за поэта Георгия Иванова и уехала за границу, во Францию. В начале перестройки вернулась в Россию. В книге воспоминаний «На берегах Невы» она много страниц посвятила своим отношениям с Николаем Гумилёвым.
Некоторые эпизоды их дружбы Анна Ахматова (на страницах «Записок») опровергает и уличает Одоевцеву во лжи. Да и в оценке творчества Ирины Ахматова судит резко – «ни на грош поэтического таланта». Это дало ей повод назвать Ирину Одоевцеву «дементной старухой», хотя в 1962 году Ирине 69 лет. Не такая уж она старуха – она моложе Ахматовой на 6 лет, но…здесь у них заочные отношения сложились вокруг Гумилёва (бывшего мужа Ахматовой), и они никак не могли быть лицеприятными. К чести Ирины Одоевцевой надо сказать, что в мемуарной книге она написала и об Ахматовой, как о поэтессе уже известной, и, в основном, это были воспоминания о многочисленных девицах-«подахматовках» (термин запущен Н. Гумилёвым), подражающих Ахматовой в её поэзии, так звонко воспевающей женскую свободу и полное раскрепощение нравов. Революция всех затронула. В адрес великой Ахматовой никаких плохих слов Ирина себе не позволила. Но записала некоторые высказывания Гумилёва о своей бывшей жене. Там есть признание поэта о своих неприятных ощущениях, когда он ходил по Петербургу и чувствовал себя «ветвисторогим оленем».
Надеюсь, уважаемый читатель, не надо пояснять, отчего мужья становятся рогоносцами.
Не могла же Одоевцева такое сочинить от себя.
Состарившись и уже имея мировую славу, поучая других как надо праведно жить (это свойственно всем великим, взобравшимся на пьедестал – А.К.), Анна Ахматова стремилась как-то заретушировать свою молодую жизнь, наполненную свободной любовью и не совсем праведными сексуальными опытами. В каждом сборнике стихов, издаваемом в стране, сообщались некоторые факты из её биографии, и не всех редакторов устраивал аморальный облик гениальной поэтессы. Из-за этого её книги проходили в печать со страшным скрежетом и многими переделками. Ярлык «блудницы», приклеенный к её биографии в 1946 году партийным деятелем Ждановым, отравлял Ахматовой жизнь вплоть до смерти поэтессы.
Нападки на Ирину Одоевцеву со стороны А.А., разумеется, зряшные. Женская месть. Даже гениальные поэтессы в сущности остаются ревнивыми бабами – им хочется, чтобы все мужчины мира любили только их. Утверждаю потому, что сам читал «На берегах Невы» и поражался чрезмерной откровенности Николая Гумилёва перед молоденькой красивой ученицей – он ей даже показывал свои тайники, где хранились списки их боевой офицерской организации. Оно ей надо? А ему? Рисовался Николай перед наивной девчонкой – борец с режимом, пылкие монологи, глубокие психологические откровения... И это гордое признание – «…У гениев и кретинов чувство времени безошибочно. А я, как известно, помесь гения с кретином».
Самокритично. Слишком.
Хотел поразить её романтическое воображение, произвести впечатление. Произвёл – вскоре его взяли и расстреляли. Болезненное тщеславие – этого у них, у поэтов и поэтесс, не отнимешь. Как дети малые.
•
Вторая «дементная старуха», часто вспоминаемая Ахматовой с негативной оценкой, – это Лилия Юрьевна Брик (1891-1978). Эта умная и обаятельная женщина стала известной оттого, что победно вошла в жизнь Маяковского и сильно повлияла на его творчество и короткую жизнь. Анна Ахматова полагала, что это из-за неё поэт покончил с собой. Хотя…кто их там разберёт, этих безумствующих романтиков с их перекрёстной любовью…Но…великой Ахматовой так виделось и слышалось.
Слишком откровенные воспоминания Лили Брик о Маяковском она считает неуместными для публичного обозрения, но обвинить Лилю во лжи нет оснований. А писать или не писать о горячей любви – так этого запретить нельзя. Тем более, что таковая (горячая любовь) действительно имела место быть в жизни поэта. Да и в молодости Анны Андреевны тоже было много всякого-разного, о чём ей в зените славы хочется забыть.
Тогда они были молодыми и любвеобильными, жили втроём в одной квартире: Лиля Брик – жена; Осип Брик – законный муж Лилии и первый продюсер Владимира; Маяковский – знаменитый поэт и по совместительству второй (гражданский) муж Лилии Юрьевны. На входной двери висела таблица: «Брики. Маяковский». Мода была такая в богемной среде – жить втроём, или даже вчетвером. Свободная любовь – люблю кого хочу, когда хочу, где хочу…И всем хорошо.
Незадолго до смерти Маяковский написал завещание, в котором назвал Лилю Брик своей женой. Это обеспечило Лилии Юрьевне хорошую пенсию и надёжную защиту от репрессий. Когда готовили списки военачальников к расстрелу, Сталин собственноручно вычеркнул её из списка приговорённых, где она стояла наряду с жёнами военных. Ведь она на тот момент числилась женой комкора Примакова.
«Не будем трогать жену Маяковского!» – сказал вождь всех народов. Умерший поэт тремя росчерками пера спас возлюбленную от неминуемой смерти. Она благополучно дожила до глубокой старости в окружении известных литераторов.
Много слов сказано о Лилии Брик, хороших и плохих. Ахматова оставила потомкам такие впечатления: «…Волосы крашенные и на истасканном лице наглые глаза». Позже Анне Андреевне и самой было, что вспомнить, когда у неё вместе с Артуром Лурье и Ольгой Глебовой-Судейкиной сложился любовный треугольник, о котором Лурье ей напомнил в письме: помнишь ли ты «нашу жизнь втроём?». Третий муж Ахматовой Пунин не заметил крашеных волос и сказал о Лиле иначе: «Эта самая обаятельная женщина много знает о человеческой любви и любви чувственной».
Нормальный ход. Женщины находили в ней массу физических и нравственных недостатков, а мужчины видели в ней обаятельную женщину, привлекательную даже в преклонные годы. И к тому же умную. Потому и собирались в её литературном салоне преимущественно мужчины.
Полагаю, что женщину оценить может только мужчина, а когда женщина, пусть даже знаменитая, берётся оценивать другую женщину, то…здесь поётся злая ария соперницы.
С именем Лили Брик Анна Ахматова связывает самоубийство Маяковского:
« – Знаменитый салон (литературный салон Лили Брик) должен был бы называться иначе, слово совсем на другую букву (позволю себе расшифровку – «бордель», – А.К.). И половина посетителей – следователи. Всемогущий Агранов (деятель ВЧК-НКВД, подвизавшийся на высоких должностях, в 1938 году расстрелян – А.К.) был Лилиным очередным любовником. Он, по Лилиной просьбе, не пустил Маяковского в Париж, к Яковлевой (последняя любовница пролетарского поэта), и Маяковский застрелился…».
Не пустили в Париж – трагедия! К любимой женщине…Повод для суицида весьма уважительный. Во всём виновата Лиля Брик.
Ахматова рассказала Лидии Чуковской, как академик Виноградов «лично, своей рукой, запретил воспоминания Лили Брик о Маяковском». Многовато нежелательных фактов выложила Лиля о своём возлюбленном. И это сильно не понравилось Анне Андреевне. Например, такое сообщение о поэте: «…он был чудовищно необразован: ни одной книги, кроме «Преступления и наказания», в жизни не прочитал…». А по мне, так Маяковский просто молодчага! Какой же он терпеливый! Прочитал весь тяжёлый роман Достоевского. Раз десять в своей жизни я принимался читать роман «о прекрасном русском человеке с топором под полою», но так и не одолел больше двадцати страниц.
Брик тоже покончила жизнь самоубийством – приняла чрезмерную дозу снотворного. Причина не в деменции, а в другом – упала, сломала шейку бедра, тяготилась своей вынужденной неподвижностью, приняла обдуманное решение уйти из жизни…
Включена волевым решением автора (условно, по частоте негативных нападок на неё в «Записках об Анне Ахматовой») в тройку злосчастных «дементных старух», из-за которых погибали великие поэты, и которые (по мнению Ахматовой) не могли быть беспристрастными свидетелями тех драматических событий.
Да где их взять-то нынче, честных свидетелей?
•
Третья «дементная старуха» (предположительно) – Любовь Дмитриевна Блок (1881-1939). Дочь учёного Д.И. Менделеева, жена поэта Александра Блока с 1903 года, по профессии актриса. Вошла в русскую литературу, как «Прекрасная дама русской поэзии». После смерти Блока написала небольшую книгу воспоминаний «И были, и небылицы о Блоке и о себе». Среди читающей публики и критиков книга вызвала множество бурных эмоций и отрицательных отзывов.
Корней Чуковский, среди прочих осуждающих слов, сказал о мемуарной книге Л.Д. Блок: «…такая грязь, что калоши надевать надо». Ахматова считала, что она высказалась «…о Блоке мелко, злобно, перечислены все его болезни…». И позже добавила: «…она написала порнографические записки, которые во всех вызывают омерзение». И много ещё чего нехорошего нашла Ахматова в моральном и физическом облике вдовы Александра Блока – если всё собрать, то займёт не меньше пяти страниц. Даже читать неприятно. Не будем. Кому интересно, тот найдёт книгу в Сети, в электронном формате.
Автор позволил себе войти в мемуарную книгу Любови Дмитриевны, не надевая калош. Прочитал. Не запачкался и никакого омерзения не прочувствовал. Так что зря Ахматова говорила за всех…Вынужден сказать ей и другим великим мира сего, считающих себя очень умными: «Не надо обобщать за всех, ребята. Говорите только за себя».
Нормальная книга воспоминаний. А кто ещё ближе знал Блока со всеми его мистическими страхами и болезнями, если не его жена!? Семнадцать лет прожили вместе. Имеет право писать о нём то, что считает нужным. А желающих судить чужую жизнь всегда было много, особенно в литературных кругах. И Ахматова, пришибленная славой, туда же.
Для полноты картины разберём ещё один эпизод из книги Лидии Чуковской «Записки об Анне Ахматовой, том 2».
Время действия 16 июня 1959 года, Москва, квартира Ахматовой. Анна Андреевна достаёт пачку писем и, выбрав одно из них, протягивает Лидии Чуковской с просьбой оценить «…к какому разряду писем…оно относится». После прочтения Л.Ч. говорит:
« – К любовному…Типичное любовное письмо.
– Ах так? Даже типичное? Значит, мне не показалось? А я уж, признаться, вообразила, что у меня начинается сексуальный психоз. Как у Любови Дмитриевны. Этого бы ещё не хватало! В 70 лет даме мерещатся любовные послания! У меня седые волосы дыбом встали. Вот так.
Она…с безупречною точностью изобразила мраморную гордыню сквозь возмущение и ужас…я не удивилась чьей-то влюблённости…
– Клиническое любовное письмо, – с удовлетворением подтвердила Анна Андреевна, опустила руки и спрятала письмо в сумочку. – Мне не показалось. Так и есть».
Двадцать лет прошло, как умерла Любовь Дмитриевна Блок, а о ней вспомнила гениальная поэтесса Анна Ахматова. Имя вдовы Блока всплыло в памяти А.А. в связи с диагнозом «сексуальный психоз», и почему-то этот ярлык Ахматова легко, даже с чувством удовлетворения, по привычке, навешивает на давно умершую жену Блока. Не понимаю, зачем это ей – лишний раз лягнуть ни в чём не виноватую жену великого поэта, когда та ей ничего плохого не сделала. Мне кажется, что «чудо ума, гения и красоты» (так нарекла Ахматову Л.Ч.) должна быть выше всего того, что «вызывает омерзение».
Хотя, судя по всему, ей приятно получать письма с любовными признаниями. Это заметила Лидия Чуковская. Впрочем, Анна Андреевна, наверное, понимает, что в любви признаются не ей сегодняшней, седовласой и еле передвигающей ноги, а той молодой и красивой Анне Ахматовой, что сохранилась на фотографиях 1910-1920-х годов.
Вдова Блока умерла рано – ей было всего 47 лет. О каких-то её болезнях, в том числе и о деменции, ничего не известно. Оставим на совести Ахматовой причисление Любови Дмитриевны к троице «дементных старух». Это ведь только предположение автора, и как будто вполне обоснованное, но…Анна Андреевна могла иметь ввиду совсем других пожилых женщин, которые сказали о Гумилёве и о ней не те слова, что ей хотелось услышать. Нежелательные слова…
•
И всё-таки, мы ещё раз вернёмся к тем аргументам, на основании которых автор назвал имена трёх женщин, вошедших в трио «дементных старух»:
– все три женщины были близкими и даже родными по отношению к трём великим поэтам, и оказали на их жизнь и творчество большое влияние;
– все три женщины написали воспоминания о всех трёх, рано умерших насильственной смертью, великих поэтах;
– всех трёх женщин сильно не возлюбила Анна Ахматова как раз за то, что они написали воспоминания, в коих, по мнению великой поэтессы, много лжи и ненужных подробностей из молодой жизни всех участников этой истории, в том числе и об Анне Ахматовой.
Назовём ещё раз имена «трёх дементных старух» из «Записок об Анне Ахматовой»:
– Ирина Одоевцева, поэтесса и прозаик, жена поэта Георгия Иванова;
– Лиля Брик, критик, деятель театра и кино, гражданская жена поэта Маяковского, который приходился ей вторым мужем, при живом первом;
– Любовь Дмитриевна Блок, жена поэта Александра Блока, актриса.
В заключение будет уместно привести слова Лидии Чуковской, обращённые к Ахматовой:
« – Если уж ты Ахматова, то будь великой каждую минуту, во всём, везде…».
Присоединяюсь к пожеланию Л.Ч. и понимаю, что стать великой – это ещё не всё, а вот сохранить величие с нимбом вокруг головы – это трудно. Слава всё-таки давит…
О славе Ахматова рассуждает часто. Как учитель жизни. Вроде как она постигла некоторые смыслы. Вот одно из многих её наблюдений за коллегами по творческому цеху:
«…В Комарове у меня побывал Шостакович. Я смотрела на него и думала: он несёт свою славу, как горб, привычный от рождения. А Борис (Пастернак) – как корону, которую только что нахлобучили на него. Она сползает ему на глаза, он подпихивает её снизу локтём».
Ну, что же, Анна Андреевна сама напросилась на образ в «короне» славы, только ей она, в отличие от Пастернака, тесновата и прилично надавила голову при долгом ношении. Ведь царская корона – это тот же обруч, только что красивый, сияющий, фигурный, из благородного металла, да с каменьями драгоценными…Долго возвышаться в нём на престоле – тоска и скукотища. Вон даже русские цари жаловались, что… «…тяжела ты, шапка Мономаха». Любой, мало-мальски себя уважающий царь надевает этот обруч только по редким торжественным случая, чтобы народу и послам иных держав показаться, напомнить, что он ещё живой и корона, то есть власть, при нём.
Автор позволил себе рассуждать о славе – имею право. Если великим можно, то почему нам нельзя? А в итоге всех нас, великих и простых, по справедливости рассудит Бог.