Да, встречался он тогда с одной штучкой, пальцы тонкие, глаза бездонные, как два черных студеных колодца, в которых мелькают огоньки сумасшедших проказ, голос низкий, чуть хрипловатый волнующий, можно кончить от одного голоса, и еще ну очень плавная в движениях, и еще ну очень спокойная, такая уютная, хрупкая, изящная, можно потерять сон от одного голоса, умеет он находить таких, знает где есть места. Познакомились мы у нее на дне рождения, я тогда еще орал, что я Калигула, и бил у нее дома люстры, что очень всех смешило, подружка у нее была рыжая, такая себе умная сиповочка с Х-ногами, я к ней стал подъезжать, а она стала говорить про чувства, я ей давай займемся любовью, сколько можно мариноваться в этих долбанных чувствах, а она нет, подожди, я должна тебя получше узнать, чистое динамо, ну я стал тогда орать, что я Калигула, и мне было славно, и я вскоре забыл про Х-ноги, и про слезящиеся глаза прекрасной иудейки, с вековой печалью, точнее вечной скорбью во взоре, что мы тогда еще делали точно не помню, помню только, что потом я оказался на железнодорожном вокзале, и хватал там за руки незнакомых девчонок, и у меня доллары падали из кармана, а потом ко мне подкатил какой-то хмырь с подбитым глазом, и мы пили с ним там ночью в буфете водку, а потом пошли на мою квартиру, там еще шел ремонт в это время, он начал меня обнимать, от неожиданности я сперва даже онемел, но потом слез с дивана, достал пистолет из комода, приставил к его туманной морде и говорю: «Капец тебе парень, теперь я из тебя мужика делать буду». Он стал плакать, целовал мне руки, встал на колени, а я его слега постукивал рукояткой по голове и приговаривал: «Вомужчиниваю тебя ныне присно и во веки веков». А потом гнал его пинками до Первой станции Черноморки и он уехал, лица его даже не помню, и сел потом в проходящую машину, и она проехала мимо поворота к моему дому, а когда я попытался дернуть за ручку, то увидел, что ручки нет, их было двое, и они думали, что срубят с меня бабки. Но когда я приставил к затылку того, что сидел справа от водилы свой тяжелый парабеллум, чудаки сразу сникли, а я им сказал, что я Калигула, и сейчас я им буду вышибать мозги, один из них знал, что это был крутой чудак жил в Риме и все такое, в общем, они мне заплатили еще пятьдесят баксов, сказали, что нет больше.
- Братан прости ошибочка вышла, - а у того, к затылку которого я приставил дуло, все время тряслась голова, я это чувствовал, потому что другой рукой держался его за его левое ухо, такое большое разлапистая, мягкое, как лопух, мне показалось, что оно даже стало еще больше, пока мы доехали опять на площадь Конституции. Да, я был тогда Калигула.