100-летию Гражданской войны посвящается
Содержание
1. Расстрел кремлёвского гарнизона.
2. Двинцы.
3. Обстрел Кремля.
4. Расстрел пролетарской демонстрации.
1. РАССТРЕЛ КРЕМЛЕВСКОГО ГАРНИЗОНА.
В ночь с 24 на 25 октября 1917 года, радикально настроенные большевики во главе с Ленином совершили вооруженный государственный переворот в Петрограде, захватив Зимний дворец, и в 2 часа 10 минут арестовали членов Временного правительства.
Уже 25 октября во все центральные города России, в том числе и в Москву, были разосланы депеши в губернские революционные центры о принятии мер к взятию власти на местах.
Вечером 25 октября состоялось экстренное заседание Московской городской думы. Выступая на этом заседании, городской голова эсер В.В. Руднев (1884 – 1940) заявил, что Московская городская дума есть единственная законная власть в Москве, и она не станет подчиняться Советам. На заседании было принято решение о создании при думе для борьбы с повстанцами «Комитет общественной безопасности» (КОБ) во главе с Рудневым.
Московская дума поручает командующему войсками Московского военного округа К.И. Рябцеву (1879 – 1919) восстановить порядок в городе.
26 октября по распоряжению полковника Рябцева было занято здание Городской думы (после революции в этом здании находился Музей В. И. Ленина), Манеж и окружен Кремль.
Пропагандистская работа большевиков в гарнизоне Московского кремля проводилась на протяжении всего 1917 года, но особенного активно начиная с августа, благодаря чему 26 октября им удалось сменить коменданта Кремля.
По свидетельству Я. Пече (Янис Екабович Пиече, 1881 – 1942), оперативный штаб Красной гвардии по подготовке восстания был создан ещё в июле. Этим штабом велась значительная работа по составлению стратегического плана восстания. Были намечены планы действий в районах, расположение и наметка баррикад и т.д. Но составление плана не было закончено, и боевые действия в октябрьские дни велись без какого-либо плана, особенно в первые дни.
Вечером 23 октября состоялось совещание повстанцев с представителями районов и воинских частей. Обсуждался вопрос о восстании.
25 октября на объединенном заседании Московского областного и окружного комитетов создается Боевой Центр для Москвы и области (который действовал параллельно с МВРК избранным на заседании Московского совета рабочих и солдатских депутатов в тот же день) в составе семи человек: Пятницкий (Таршис Иосиф Орионович, 1882 – 1938) и М.Ф. Владимирский (1874 – 1951) - от Московского комитета, В.Н. Яковлева (1884 – 1941) и И.Н. Стуков (1884 – 1937) - от областного комитета, В.И. Соловьев (1890 – 1939) - от окружного комитета, Ярославский (Губельман Миней Израилевич, 1878 – 1943) - от военного бюро Московского комитета, Б.Н. Козелев (1891 – 1937) - от профсоюзов; кандидатами: Т.В. Сапронов (1887 – 1937) - от окружного комитета, И.С. Кизельштейн (1889 – 1931) - от областного бюро.
Боевой Центр вооружал красногвардейцев и размещал их на ключевых позициях. Только в центре города было сосредоточено около 15 тысяч рабочих, однако по большей части без оружия. Но даже регулярные части, перешедшие на сторону повстанцев, не были в полной мере организованы. Так пришедший 26-го к зданию Московского совета 55-й полк после нескольких часов ожидания «пришел в полное разложение» из-за холода и агитации студентов «и прочей братии, обступившей плотной стеной солдатскую массу».
На 25 октября Красная гвардия имела в своем распоряжении 900 винтовок (в т.ч. около 400 берданок), около 9000 револьверов и около 200 маузеров, плюс около 5 тысяч винтовок у революционных частей гарнизона. В то время, как силы КОБ оценивались в 40 тыс. хорошо вооруженных юнкеров и офицеров.
В октябре 1917 года в Кремле размещались 56-й запасной полк, и Украинский полк. Настроения этих частей были разными - в 56-м полку единодушия не наблюдалось, Украинский полк, хоть и не проявлял явного антибольшевизма, но от участия в начавшихся вскоре боевых действиях предпочел уклониться. С первыми выстрелами его солдаты по приказу офицеров ушли в казармы.
25 октября в Военно-революционном комитете (ВРК) разгорелись жаркие дебаты по поводу кандидатуры коменданта Кремля.
Я. Пече вспоминал: «ЦШ (Центральный штаб) Красной гвардии и ленинская часть МК (Московского комитета) предложили назначить комиссаром и комендантом Кремля опытного революционера и видного участника боев 1905 г. П.К. Штернберга (1865 – 1920). Однако ВРК назначил комендантом арсенала Кремля молодого и малоопытного большевика — прапорщика О. Берзина…»
Но вот из рапорта начальника Московского артиллерийского склада от 8.11.1917 №79390 генерал-майора Андрея Александровича Кайгородова (1858 – 1920) следует совершенно иное:
«26 октября утром в Кремль прибыл назначенный Военно-Революционным Комитетом комиссар Кремля Ярославский и комиссар арсенала по выдаче оружия прапорщик Берзин.»
Сразу же по прибытии в Кремль Ярославский издал приказ по гарнизону, объявлявший обязательными к исполнению только подписанные ВРК распоряжения.
Таким образом, фактическим комендантом Кремля с 26 октября стал Ярославский, а О.М. Березин, прапорщик 56-го полка, в это время отвечал только за отгрузку вооружения с кремлевского Арсенала. В дальнейшем, очевидно, Ярославский покинул Кремль, оставив в качестве своего заместителя Берзина, так как его фамилия не упоминается в дальнейших событиях в Кремле.
25 октября на совещании в Моссовете большевики предложили дополнительно направить в Кремль отряд Красной гвардии - для агитации солдат, еще не определившихся со своей позицией, а также для вывоза из Арсенала оружия.
Для этого две роты 193-го полка были направлены в Кремль в ночь на 26 октября. Грузовики с рабочими прибыли рано утром того же дня. В это время юнкера заняли манеж и кольцом окружили Кремль. Находившиеся в Кремле лишены были какой бы то ни было связи с внешним миром, с гарнизоном и районами.
Красногвардеец Страхов вспоминал:
«Отряд для занятия Кремля был готов. Дважды посылали за указанием к т. Ногину в Политехнический музей, но там шли только споры. Тем временем от наших разведчиков - калужских самокатчиков в 3 часа ночи получаем данные о движении юнкеров по Воздвиженке к Кремлю и Манежу.»
На нескольких грузовиках отряд Красной гвардии под командованием Страхова прибыл в Кремль, в его составе были 18 «двинцев» и солдаты 193-го полка. В Кремль въехала только часть прибывших автомобилей, остальные бы-ли задержаны КОБовцами возле Манежа. Помощником коменданта Берзиным им было отпущено оружие, однако покинуть крепость они уже не смогли - она была блокирована подошедшими отрядами КОБ и оказалась в осаде.
Кайгородов в своем рапорте пишет:
«Березин потребовал об отпуске из склада 1700 винтовок по наряду Ре-волюционного комитета. Так как оружие стало разбираться самовольно, то прибывшим вр. и. д. начальника склада полковником Лазаревым (Михаил Петрович, 1881 – 1941) был собран комитет, в который приглашен прапорщик Берзин, предъявивший свой мандат. Было постановлено, что склад подчиняется распоряжениям Военно-Революционного Комитета, но чтобы каждое требование на оружие было засвидетельствовано прапорщиком Берзиным, который и расписывался в получении наряда оружия. Винтовки грузились на 3 грузовых автомобилях, но вывезены из Кремля не были и впоследствии поступили в распоряжение отряда юнкеров и бьющегося на вооружении белой гвардии, прибывшего ударного батальона и пр. Также были выданы винтовки одной роте (6-й) 56-го пех. полка, не имеющей оружия. Отпуск производился в порядке. Вечером было отпущено 12 пулеметов, пулеметные ленты и около 70.000 винтовочных патронов. День 27 октября прошел спокойно. В 7 час. веч. пропуск в Троицкие ворота был прекращен. Прочие ворота были заперты накануне. Ночью было несколько выстрелов.»
Следует обратить внимание на 12 пулеметов выданных Берзину, часть из которых вполне могла быть спрятана, перед тем как был открыт вход в Кремль юнкерам. Вероятно, именно эти пулеметы и устроили расстрел безоружных солдат 28 октября, но находились они в руках повстанцев.
Когда груженые автомобили не смогли выехать из кремля «двинцы» открыли огонь и уложили 6 юнкеров. Ответный огонь юнкеров заставил грузовики отъехать назад, а усилившийся обстрел через ворота вынудил «двинцев» и шоферов слезть с машин.
Три автомобиля остались посреди двора за воротами под обстрелом. Срочно организовали собрание в клубе офицерского собрания, на котором решили во что бы то ни стало прорваться, одновременно двинув в разные ворота. Но Берзин уговорил их подождать с прорывом до вечера.
Вечером Берзин просил красногвардейцев остаться до утра, так как должна была подойти помощь Моссовета. Выставив караул у машин, они всю ночь провели в беседах с солдатами. В результате большинство солдат стали поддерживать красногвардейцев и даже вызвались с боем вывести машины из Кремля и помочь им прорваться.
26 октября конференция представителей всех частей Московского гарнизона большинством 116 голосов против 18 постановила выразить доверие Военно-революционному комитету. На состоявшемся в тот же день собрании ротных комитетов большинством 212 голосов против одного, при 22 воздержавшихся была принята резолюция, в которой указывалось, что ротные комитеты признают единственной властью Советы рабочих и солдатских депутатов и будут подчиняться только распоряжениям Военно-революционного комитета. Была избрана делегация для посылки к полковнику Рябцеву с требованием снять блокаду Кремля и освободить осажденных там революционных солдат 56-го полка и команды при арсенале. «В случае отказа штаба, - говорилось в резолюции собрания, - революционный комитет должен принять самые решительные меры для освобождения арсенала и 56-го полка. Рабочие и солдаты должны быть немедленно вооружены».
26 октября ВРК ведет с Рябцевым переговоры, причем для участия в них представители ВРК приезжают на территорию осажденного силами КОБ Кремля. ВРК настаивает на том, чтобы юнкера сняли наружную охрану Кремля. Рябцев требует, чтобы солдаты 193-го полка покинули Кремль и чтобы внутренняя охрана последнего была усилена юнкерами, т.е. добивается полного овладения Кремлем. Представители ВРК дают согласие на увод солдат 193-го полка, но требуют оставления 56-го полка.
В ночь на 27 октября солдаты 193-го полка покидают Кремль, ушедшие с Красной площади юнкера снова стеной окружают Кремль.
Со слов солдат 56-го полка Я. Пече пишет:
«…через Троицкие ворота проходят т. Муралов (Николай Иванович, 1877 - 1937), полковник Рябцев, т. Ногин (Виктор Павлович, 1878 – 1924), т. Блохин (А.Д., 1884 – 1980) из Совета солдатских депутатов и еще кто-то. Созывается собрание, на котором полковник Рябцев говорит, что в подвалах Кремля хранится много золота и других ценностей, которые нужно надежно охранять. А так как 56-й полк устал, его нужно вывести из Кремля, заменив юнкерскими подразделениями.
Это обращение вызвало бурю негодования. Рябцев сделал резкие выпады в сторону красногвардейцев и революционных солдат, что привело к попытке самосуда над Рябцевым. Только после вмешательства т. Страхова, по просьбе тт. Ногина и Ярославского, солдаты оставили Рябцева и позволили ему уйти вместе с т. Ногиным.
По свидетельству т. Страхова Рябцев трижды вместе с Мураловым, Ногиным. Ярославским, Аросевым и другими посещал Кремль и в их присутствии вел разговоры о вводе в Кремль юнкеров.»
К 27 октября расстановка сил противоборствующих сторон в общих чертах уже определилась.
Верные ВРК войска и отряды Красной гвардии располагались за Садовым кольцом, блокируя часть сил КОБ - 6-ю школу прапорщиков в Крутицких казармах, Алексеевское военное училище и кадетские корпуса в Лефортове.
В свою очередь КОБ удерживал центр города и блокировал большевистский гарнизон в Кремле и кремлевский Арсенал.
Нужно отметить, что не все юнкерские училища выступили на стороне КОБ, так 1-я юнкерская школа отказала КОБ в своей поддержке.
27 октября красногвардейцы решили прорываться. Берзин, наконец, согласился на прорыв и обещал дать для него два броневика, находившихся в Кремле. Один из них должен был пойти впереди грузовиков, второй - прикрыть их с тыла. Пока готовились, по телефону сообщили, что КОБовцы готовятся наступать на Кремль. Срочно стали организовывать оборону. Был создан Революционный полковой комитет. На совещании ревкома было решено ударить по юнкерам изнутри Кремля навстречу силам ВРК, пустив вперед два броневика.
Однако выяснилось, что броневики уже захвачены офицерами Украинского полка, который охранял Николаевский дворец под командой полковника Ануфриенко. Освободить броневики они отказались и заявили, что хотят вывести их из Кремля. Тогда солдаты 7-й роты вырыли ров у ворот гаража и у выходных ворот на улицу, поставили заграждения. Там заняли позицию солдаты 8-й роты с 4-мя пулеметами, блокировав броневики.
27 октября на имя командующего войсками Московского военного округа была получена телеграмма начальника штаба Ставки генерала Н.Н. Духонина (1876 – 1917), в которой говорилось:
«Для подавления большевистского движения Ставкой посылается в ваше распоряжение гвардейская бригада с артиллерией с Юго-западного фронта, — начнет прибывать в Москву 30 октября,— и с Западного фронта — артиллерия с прикрытием. Необходимо, чтобы части до прибытия в Москву были встречены вашими делегатами».
В 6 часов вечера 27 октября Рябцев объявляет город на военном положении и предъявляет ультиматум об упразднении ВРК, немедленном выводе из Кремля 56-го полка и возврате вывезенного из Кремля оружия.
В ночь на 28 октября отряды КОБ совершили налет на Дорогомиловский ВРК. Другой юнкерский отряд захватил Дорогомиловский мост, рассчитывая удержать его до прибытия на Брянский (Киевский) вокзал войск с фронта. Силы повстанцев были оттеснены от почтамта, телеграфа, телефонной станции.
Начался обстрел Кремля из пулеметов, установленных в окнах Верхних торговых рядов (нынешний ГУМ), одновременно начали обстрел 75 мм орудия сил КОБ, установленные на Арбате.
Блокированный в Кремле гарнизон остался без связи с руководством восстания. Этим немедленно воспользовался КОБ, объявив помощнику коменданта О.М. Берзину, что город находится под полным контролем сторонников Временного правительства, а члены Военно-революционного комитета арестованы, и потребовал очищения Кремля от революционно наостренных войск. Несмотря на выступления солдат гарнизона против принятия ультиматума Рябцева, прапорщик Берзин открыл Троицкие ворота.
Кайгородов в своем рапорте пишет:
«В 8 час. утра 28 октября Троицкие ворота были отперты прапорщиком Берзиным и впущены в Кремль юнкера. Прапорщик Берзин был избит и арестован. Тотчас же юнкера заняли Кремль, поставили у Троицких ворот 2 пулемета и броневой автомобиль и стали выгонять из казарм склада и 56-го пех. запасного полка солдат, понуждая прикладами и угрозами.»
К этому времени в кремлевском гарнизоне обострились противоречия. Солдаты Украинского полка с первыми выстрелами юнкеров ушли в казармы, оборону на стенах держали солдаты 56-го полка и отряды Красной гвардии. «Украинцы» начали митинговать, призывая к сдаче силам КОБ. После получения Берзиным ультиматума, солдаты этого полка солидарно выступили за под-нятие белого флага. Мнения в 56-м полку разделились. Принципиальное реше-ние принял Берзин, решив открыть ворота.
Берзиным был отдан приказ прекратить стрельбу по юнкерам. Однако некоторые радикально настроенные солдаты и красногвардейцы ему не подчинились, так как посчитали его предателем, категорически отказались сдаваться, приняв решение продолжать борьбу. Они укрылась на стенах, и когда юнкера через ворота начали входить в Кремль, открыли по ним огонь.
Из воспоминаний красногвардейца Страхова:
«Юнкера в панике бросились бежать к стенам, а некоторые обратно за ворота с криком: «Измена, измена! Где Рябцев?». В это время около стены проходили броневики… <Они> остановились и открыли огонь по стрелявшим».
В это время на стенах московских домов расклеивали приказ коман-дующего войсками КОБ полковника Рябцева: «Кремль занят. Главное сопротивление сломлено...».
Я. Пече отмечает, что вошедшие в Кремль юнкера были нерешительны и передвигались по его территории колоннами, «а ведь у нас были почти на каждой колокольне пулеметы и достаточное количество лент - у некоторых доходило до 15 ящиков.»
Сразу после входа в Кремль сил КОБ произошла провокация повстанцев, оставшихся там после вывода солдат 193-го полка.
Кайгородов в своем рапорте пишет:
«Солдаты склада в числе 500 чел. были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчет. В это время раздалось откудато несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулеметов и орудия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные, раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мертвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть через калитку; минут через пять огонь прекратился.
Оставшиеся раненые стонали; лежали обезображенные трупы.
Отведя несколько раненых в помещенный во дворе лазарет, я вызвал медицинский персонал. Приемный покой был наполнен ранеными. Двое из них тут же скончались. Я отвел в лазарет Потешного дворца всех, кто мог сам двигаться, а прибывший автомобиль скорой помощи стал понемногу забирать тяжело раненых. Осмотрев убитых около ворот, я установил личность 12 солдат, двое остались неопознанными.
В то же время юнкера стали вновь выгонять всех солдат из казарм, заставляя их держать руки вверх, и в таком виде отправляли во двор окружного суда. Солдаты были уверены, что их ведут опять на расстрел, но я их успокаивал.
Я просил разрешения начальника отряда послать солдатам обед, но в этом было отказано. Вечером я просил отпустить солдат склада в казармы за моим ручательством, на что последовало разрешение. Я пошел в окружной суд, собрал своих солдат и объявил, что их отпускают под мое честное слово, что никто из них не выйдет из казарм и не возьмет оружия. Все обещали. Но едва солдаты подошли к воротам, а часть уже даже вошла, как их остановили по протесту юнкеров и повели в казарму 56-го полка.»
Это свидетельство перекликается со свидетельством красногвардейца Страхова, который прибыл в Кремль вместе с солдатами 193-го полка, но остался там после их вывода. Сколько таких красногвардейцев было оставлено повстанцами в Кремле доподлинно неизвестно.
Я. Пече в своей книге «Красная гвардия в Москве в боях за Октябрь» приводит этот рассказ красноармейца Страхова:
«Когда броневики, а также задние ряды юнкеров открыли огонь по стене, я был ранен в голову. Помню, что при ранении я еще в последний раз спустил курок, после чего у меня сейчас же стало темно в глазах, и я упал.
(Повстанцы открыли огонь по юнкерам со стены после того как Берзин открыл ворота Кремля, на что юнкера ответили своим огнём)
[Через какое-то время] я пришел в себя и встал. Но у меня уже не было ни винтовки, ни револьвера... Недалеко от меня стоит мой товарищ И.С. Сидоров... Не успел я крикнуть Сидорову, как ко мне подбежало человек семь юнкеров и... один матрос. Меня сразу ударили несколькими прикладами. Я падаю и только слышу, будто сквозь какой-то сон, что они кричали: “Коли ею”, “Руби его! ” и т.д. Все-таки я собрался с силами и открыл глаза: против моих глаз стояла толпа юнкеров, и двое из них направляли на меня штыки, а третий замахнулся шашкой.
...Я очнулся в построенных рядах, как и все солдаты, и чувствовал, что выбиваюсь из сил. Но меня ободрила трескотня пулемета.
(Очевидно, Страхов надеялся, что это пулемёт повстанцев)
Рядом с собой слышу крики ужаса. Это юнкера стали стрелять по нас из пулемета около меня, как снопы, повалились солдаты.
(В это время пулеметный огонь вели обе стороны)
Около Николаевской гауптвахты стояли офицеры и кричали “Стоять смирно! Не ложиться!” Ко мне подошел... подпоручик, да как ударит меня по лбу наганом, я упал. Только чувствовал, как меня бросили на гауптвахту.
Когда я пришел вновь в чувство, то увидел опять перед собой т. Сидорова.. А около меня и сзади т. Сидорова уже лежат трое мертвых и кровь... кровь. Тов. Сидоров мне рассказал, как юнкера меня били...
Мы думали, чем и как нам с собой покончить, но ничего не могли придумать, ибо у нас... ничего не было [для этого].
28-го в 3 часа дня нас погнали в казармы. Нас было много, около 500 человек. У дверей стояли юнкера и поставили пулеметы. Разговаривать нам воспретили, но мы не обращали на это внимания, так как были очень голодны...
В 7 часов вечера до нас стали доноситься звуки орудийных выстрелов... Слышим взрыв снаряда на площади... около церкви, где снаряд угодил около... паперти, да так угол и отгрыз. Слышим, второй, третий и четвертый... И мы все заговорили и обрадовались, что умирать легче под своими снарядами, и запели “Вы жертвою пали”. В этот момент, во время пения, пятый... снаряд врезался в угол стены казармы, сбил угол и ворвался в казарму... Здесь произошла маленькая паника, но скоро все обошлось и успокоилось. Вдруг в самое среднее окно казармы влетел трехдюймовый жук и, пролетев все помещение, вылетел в другое окно. Когда он летел, от него было очень жарко, и у меня сейчас осталась от него память, когда обожгло мне правый висок. Один старикашка, с испуга, очевидно, скончался от разрыва сердца».
(На территории Кремля в это время находилось много гражданских лиц, пренебрежение к их жизни со стороны повстанцев выразилось в слове «старикашка»)
Я. Пече там же приводит рассказ солдата 56-го полка Базякина:
«Утром 28-ого 10 в 7 час. т. Берзин собирает нас и говорит: “Товарищи, мною получен ультиматум и дано на размышление 20 минут. Весь город перешел на сторону командующего войсками”. Оставшись одни, будучи изолированными от города, и не зная, что делается за стенами Кремля, мы решили с т. Бережным сдаться. Стащили пулеметы к арсеналу, открыли ворота и пошли в казармы. Не прошло и 30 минут, как поступило приказание выходить во двор Кремля и выстраиваться поротно. Ничего не зная, выходим и видим, что к нам пришли “гости” - роты юнкеров, те же наши броневики, которые мы ночью не пустили, и одно орудие - трехдюймовка. Все перед ними выстраиваются. Нам приказано расположиться фронтом к окружному суду. Юнкера нас окружили с ружьями наготове. Часть из них заняла казармы в дверях, в окнах тоже стоят.
От Троицких ворот затрещал пулемет по нас. Мы в панике. Бросились кто куда. Кто хотел в казармы, тех штыками порют.»
(Юнкера, это мальчишки, которых обучали военному искусства, а не карательным операциям против безоружных. Очевидно Я. Пече сделал эту вставку для усиления негативного восприятия юнкеров)
«Часть бросилась в школу прапорщиков, а оттуда бросили бомбу.»
(Юнкерам применять гранаты против безоружных вряд ли бы пришло в голову, не этому их учили, а вот повстанцы для большей крови вполне могли это сделать)
«Мы очутились кругом в мешке. Стон, крики раненых наших товарищей... Через 8 минут бойня прекратилась. Выходят офицеры и махают руками: “Стой, стой, это ошибочно”.»
(Очевидно, за это время опытные офицеры смогли разобраться в том, что их втянули в провокацию)
«Остановив, выспрашивают. Подымаемся с земли и опять двигаемся друг на друга. И что же? Пододвинулись друг к другу и опять слышим, затрещали пулеметы по нас.»
(Этот фрагмент рассказа красноречиво подтверждает, что повстанцы также использовали пулеметы, так как юнкерам-пулеметчикам на Троицкой башни было хорошо видно своих офицеров, и они не могли открыть огонь в их сторону. Для повстанцев же офицеры были хорошей мишенью, и они не преминули этим воспользоваться.)
«Опять прекратили. Опять выходят офицеры и говорят: “Ваши стреляют, встань же”.»
(У офицеров в это время уже не оставалось сомнения, кто фактически вел огонь на поражение безоружных солдат.)
Но рабочие арсенала видели все, как нас расстреливали, и поняли, что с ними может быть то же. Они поставили в окнах арсенала пулеметы и открыли по цепи юнкеров стрельбу. Юнкера выкатывают пулемет, ставят около Царь-пушки и открывают стрельбу по окнам арсенала.
(Это фактическое подтверждение того, что вооруженные повстанцы находились на территории Кремля. При этом повстанцы представляли из себя разношерстную публику. Их радикальная часть начала открытую бойню безоружных солдат, а умеренная уже втянулась в бой, понимая все последствия для себя от этой провокации.)
Потом все утихло. Но нам опять кричат: “Становись!” Выходит седой полковник и кричит: “Всех их на Лобное место!”
Нас, оставшихся, построили в две шеренги, обыскали, отобрали ножи, у кого они были, ... и повели во двор Окружного суда. В воротах везде поставили часовых. Мы находились там с 8 часов утра до 1 часа ночи 29-го числа, как скотина в загоне. К нам стали приводить всех, кого где поймали.
Потом несколько человек взяли от нас, чтобы убрать убитых и стаскать их в сарай. В 1 час ночи нас выстроили, сочли и повели в казарму, где помещалась одна рота на третьем этаже. Там вплотную сдвинули, принесли “парашу”, а в дверях поставили часовых.
Утром из нас отобрали 70 человек и повели на второй этаж. Там сформировали роту и назначили ротного командира, прапорщика Хорошкова. Эта рота под конвоем возила убитых товарищей на грузовиках в университет. Нагружала, сгружала, ходила за продуктами на Воздвиженку, в Экономическое общество офицеров, и несли каждый по мешку картошки на себе, а юнкера шли сзади и погоняли.
Дня через три нашего плена получилось что-то непонятное.
Стали нас по одному вызывать и допрашивать: сколько лет и т.д. Тем, кто старше 35-ти лет, давали пропуск за ворота и говорили: “Мы вас выпускаем, идите куда хотите”. Но никто не решался выходить, потому что за воротами Кремля стояли посты из офицеров и юнкеров и сулили нам штыки.
Гоняли нас под обстрелом загораживать арки Иверской часовни, чтобы им можно было ходить в думу на совещания. На четвертый день нашего плена стали обращаться с нами мягче. Вечером собрал нас ротный Хорошков, стал рассказывать, что делается в городе. Говорил, что все бьют, грабят, растаскивают. Затем началась стрельба по Кремлю.
Нам передают, что вот это ваши делают: разбили Малый Николаевский дворец, пробили Ивана Великого, и наконец попал снаряд в наши казармы. Нас всячески пугали, и мы в ожидании смерти ждали, что вот сейчас все рухнет. Нас никуда не выпускали. Затем слышим - стали юнкера перебегать к рабочим. Но мы не знали, что будет с нами. Наконец под 2 ноября к нам приходит офицер и говорит:
“...Вот что, друзья! Мы жалеем вас и хотим выпустить, но боимся, что вас всех перестреляют из пулеметов. Выпустим первую партию, и если стрельбы не будет, то будем дальше выпускать”. Но наши товарищи знали, что ночью будут выпускать из плена. Направление нам дали в Покровские ка-зармы. И вот во вторую партию пошел я. Выпускали в Спасские ворота.
Истерзанные и напуганные идем мы на пальчиках. Ночь темная. Проходим Василия Блаженного. На углу Варварки горит фонарь. Смотрим - магазины все в порядке, и думаем - нагло врали наши враги. Идем дальше. Слышим голос: “Стой, кто идет?” Отвечаем: “Товарищ, пленные из Кремля!” Нам отвечают: “Проходите”. Подходим к Варварским воротам. Смотрим - целая застава наших товарищей. И с каким восторгом они встречают нас!... Нас направили в чайную на Солянке. В Покровские казармы мы попали только в 4 часа утра. Мы рассказывали нашим товарищам, как расправлялись с нами наши враги ...».
Не смотря на явную политически выверенную коррекцию двух последних свидетельств, можно восстановить события в Кремле 28 октября.
После того как Берзин принял решение открыть ворота Кремля радикально настроенные повстанцы решили стоять до конца и выждав момент, когда началось разоружение, открыли огонь по юнкерам. Те в свою очередь открыли ответный огонь, но стреляли они не по безоружным, а по вооруженным по-встанцам, засевшим в зданиях вокруг площади. Безоружных, как предателей, расстреливали как раз сами повстанцы. Это подтверждается свидетельством красноармейца Страхова, которого застали во время перестрелки с юнкерами с оружием в руках, но при этом не расстреляли, и он дожил до начала обстрела Кремля повстанцами. То, что юнкера были намеренно втянуты в эту провока-цию, подтверждается свидетельством солдата Базякина.
Огонь повстанцы могли вести как из здания напротив Арсенала и из Потешного корпуса, так и самого здания Арсенала.
Дальнейшие события после «кровавой бани» 28 октября описывает в своем рапорте Кайгородов:
«Следующие дни прошли в непрерывной перестрелке юнкеров с осаждающими Кремль солдатами и Красной гвардией, причем участвовали пулеметы и артиллерия. В Кремле орудия стояли около соборов и перемещались иногда к Троицким и Боровицким воротам.
В зданиях склада устроен был продовольственный склад, к заведыванию которым были привлечены от склада все наличные чиновники: надв. советник Вершканский, чиновник Фрейт Берг и Кириллов. Из них Вершканский и Кириллов посылались для реквизиции продуктов, подвергаясь обстрелу из винтовок и пулеметов.
С 31 октября Кремль начала громить тяжелая артиллерия.
Разрушены: часть Малого Николаевского дворца, Чудов монастырь; повреждены сильно стены храма 12 апостолов, поврежден Успенский собор, колокольня Ивана Великого. В Оружейную палату одна попала пуля.
В казарму склада 2 ноября прибыла II школа прапорщиков в числе 200 чел., не пожелавшая участвовать в вооруженном столкновении, отдавшая в склад оружие.
С наступлением темноты 2 ноября отряд юнкеров стал очищать Кремль. Часть арестованных в окружном суде наших солдат и солдат 56-го пех. полка были мною выведены из казармы склада.
3 ноября стрельба прекратилась, но неожиданным пушечным выстрелом пробита стена казарм склада и ранено 6 сдавшихся юнкеров I школы.
Освобожденные из-под ареста и пришедшие из города солдаты склада понемногу возвращаются в склад, но правильное функционирование склада еще не скоро восстановится.
Денежный ящик склада все время охранялся бессменным караулом Московской местной артиллерийской команды и ныне принят казначеем склада в моем присутствии в полной исправности.
За время пребывания в Кремле юнкера все время вторгались в расположение склада, требовали выдачи револьверов, врывались в отдел оружия, где взломали все шкафы и двери, разобрали все дела и бумаги, вскрыли в управлении склада казенные письма, во дворе взламывались все ящики, растаскали кинжалы, несмотря на мои требования удалиться и угрозы о предании суду.
С 3 ноября в Кремль вновь назначен комиссар от Воен.-рев. Комитета и вновь производится выдача оружия Красной гвардии. Возвратившиеся арестованные солдаты склада заявляют, что юнкера при обыске отобрали у них кошельки с деньгами. Список убитых и раненых представляю. Возможно, что имеются потери из числа невозвратившихся, и неизвестно, где находятся.»
2. ДВИНЦЫ.
Газета «Правда» от 25 апреля 1917 г. № 40 сообщала:
«В N... полку, стоящем между Двинском и Ригой, была попытка братания в субботу, накануне Пасхи. Но она окончилось неудачей. Солдаты из немецких окопов взяли красное знамя и без оружия направились вдоль своих окопов. Наши солдаты в них не стреляли. Но стоявшая сзади артиллерия открыла по немецким солдатам шрапнельный огонь и братание не удалось. После этого пехотинцы, сидевшие в окопах, заявили артиллеристам, что если они в другой раз так же поступят, они переколют всех артиллеристов.
… нач. див. Валуев (Аркадий Михайлович, 1861 - 1935) издал распоряжение против этих братаний, объявляя их шпионскими выдумками. Но удивительнее всего то, что председатель Исп. К Рижкского С.Р. и С.Д. Рам (Кучин-Орланский Георгий Дмитриевич, 1889 – 1937) также передал распоряжение о том, что необходимо внушать каждому солдату, что на желание брататься со стороны немцев они должны отвечать пулей. В том же духе высказался и дивизионный комитет.»
Командование Северного фронта попыталось остановить антивоенные настроения арестами. Так 2 июня был схвачен редактор «Окопной правды» прапорщик Ф.П. Хаустов, один из организаторов акций братания с немцами. Затем был арестован и отдан под суд один из руководителей большевистской организации 12-й армии прапорщик Р.Ф. Сиверс (1892 – 1918).
Благодаря активной позиции руководства армии и членов Исполкома моральный дух 12-й армии оставался в целом на высоком уровне, о чем Г.Д. Кучин-Орланский в конце августа 1917 года телеграфировал ЦИК в Петроград:
«По свидетельству членов комитетов и офицеров стойкость такая, какой не было никогда.»
Не смотря на отдельные успехи по подавлению саботажа в армии, разложение армии принимало все более угрожающие формы.
24 июня 1917 г. Верховный главнокомандующий генерал А.А. Брусилов (1853 – 1926) телеграфировал главе Временного правительства Г.Е. Львову (1861 – 1925):
«Главкосев телеграфирует, что настроение на фронте 5-й армии очень скверное, и благодаря агитации, идущей с тыла и главным образом из Петрограда, многие части отказываются занимать позиции и категорически высказываются против наступления. Во многих частях настроение крайне возбужденное, а в некоторых полках открыто изъявляют, что для них, кроме Ленина, других авторитетов нет... Считаю, что оздоровление в армии может после-довать только после оздоровления тыла, признания пропаганды большевиков и ленинцев преступной, караемой как за государственную измену, причем эта последняя мера должна быть проведена не только в районе действующей армии, но должна касаться и тыла.»
Для борьбы с непокорными полками в 5-й армии образовали специальную «тройку» из комиссара Временного правительства, командующего армией и представителя армейского комитета. В частях были образованы комиссии по «чистке» личного состава. А.Ф. Керенский (1881 – 1970) приказал применить против непокорных полков все меры воздействия вплоть «до вооруженной силы включительно».
25 июня командующий 5-й армией генерал Ю.Н. Данилов (1866 – 1937) приказал двинуть против восставших десять кавалерийских и казачьих полков с 24 орудиями, 15 бронемашинами, тремя ротами самокатчиков и броневыми катерами. В течение трех дней волнения были подавлены.
По данным председателя войскового комитета 143-го Дорогобужского полка прапорщика В.С. Денисенко (1895 – 1967) в 141-м Можайском полку было арестовано 1512 человек, в 142-м Звенигородском - 939, в 143-м Дорогобужском - 856, в 144-м Каширском - 755. В 1-й и 182-й пехотных дивизиях было схвачено около двух тысяч человек. Некоторые части тут же расформировывались. Пытавшиеся сопротивляться 725-й Кулевчинский (Чесменский) и 728-й Крапивненский полки 182-й пехотной дивизии были загнаны в Прокопиловский овраг под Двинском и были разоружены после обстрела из пушек и винтовок.
30 июня главнокомандующий армиями Северного фронта генерал В.Н. Клембовский (1860 – 1921) доложил в Ставку о том, что только по 13-му армейскому корпусу арестовано до 6000 солдат и 10 офицеров. Начались военные суды, приговаривавшие солдат к различным мерам наказания за отказ идти в наступление, за чтение большевистских газет, за братание и т.д. В Двинской тюрьме и интендантском городке не хватало места для осужденных солдат.
К концу июля количество арестованных достигло 15 тысяч человек. Тю-рем в прифронтовой полосе не хватало, и солдат все чаще высылали в тыл. В Двинской крепости были оставлены менее 1000 заключенных, заметную часть которых составляли большевики.
Сразу после Корниловского мятежа (с 25 по 30 августа) 869 арестованных солдат 82 частей 5-й армии были отправлены из Двинской крепости в Бутырскую тюрьму. 3 сентября бывшие узники Двинской крепости, получившие неофициальное название «двинцы», прибыли в Москву.
В сопроводительной телеграмме от командования Северного фронта сообщалось, что прибывшие - дезертиры.
«Двинцы» вошли в тюремные ворота «Бутырки» с красным знаменем и песней «Смело, товарищи, в ногу» (автор Леонид Радин, 1897, на музыку «Силезского студенческого марша», 1800).
После недели пребывания в Бутырской тюрьме, «двинцы» разослали на крупные предприятия Москвы и в газету «Социал-демократ» письма, в которых говорилось:
«Находимся в Москве в Бутырках день, неделю, другую. От нас отказались, как видно, все: и Московский Совет, и полковник Рябцев, командующий Московским военным округом, и по слухам, дошедшим до нас, сбежала наша следственная комиссия. Солдаты-двинцы начали волноваться: пусть судят, ссылают или освобождают нас из тюрьмы.»
На девятый день после прибытия, инициативная группа солдат объявила голодовку. В первый день «двинцы» отказались от горячей пищи, на второй - от хлеба, а на третий - от кипятка. На четвёртый день пятерых участников голодовки отправили в госпиталь. Игнорировать положение «двинцев» политики больше не могли. Моссовет создал специальную комиссию из 5 человек для рассмотрения вопроса о судьбе бывших солдат 5-й армии.
22 сентября после массовых протестов «двинцы» были освобождены и размещены в Савеловском и Озерковском военных госпиталях.
27 октября 1917 г. по приказу Московского Военно-революционного комитета (МВРК) отряд «двинцев» под командованием солдата Е.Н. Сапунова (1887 - 1917) был направлен из Замоскворечья на Тверскую улицу для охраны Московского Совета.
Перед самым выходом на задание Сапунов написал письмо отцу, но отправить его не успел. Текст воспроизводится по архивной записи Калужского обкома КПСС:
«Дорогой родитель Николай Васильевич! Переживаю самый, быть может, опасный момент в жизни. Скажу правду, но прошу, если возможно, не передавать всего пока семейству.
В июле месяце 20-го числа я был арестован на позиции под Двинском. Всего было арестовано около 7000 человек за то, что вынесли резолюцию протеста по поводу наступления и против правительства Керенского. Страдали в Двинской тюрьме, судили многих в каторгу, к смертной казни. Потом перед корниловским мятежом нас эвакуировали в Москву, и мы попали в Московскую центральную тюрьму. Из тюрьмы мы засыпали заводы и фабрики своими воз-званиями и объявили голодовку. После пяти дней по требованию солдат и рабочих освобождены и размещены по госпиталям и лазаретам. В госпиталях (двух) мы организовали свою команду, выбрали свой комитет, в составе которого нахожусь и я. В продолжение месяца вели усиленную агитацию на фабриках и заводах, в полках и на площадях против Временного правительства, изменившего революции.
Сейчас принимаем самое активное участие в перевороте. Пока победа за нами, и если это будет так, то приеду скоро домой в отпуск, но если же проиграем, то тогда ждать пощады нам не придется, а потому решение - победа или смерть.
В Москве пока кровопролития нет, но все наготове, и дешево свободу мы не отдадим. В Петрограде победа за нами.
Да, дорогой мой, все может быть, что не придется больше увидеться, но что делать. Если погибну, то будут помнить дети, что отец их весь век свой боролся за поруганные права человека и погиб, добывая свободу, землю и волю. Не проклинайте меня, ведь делать иначе я не мог и не могу. Верно, я таким родился, живя и действуя на благо народа всего. Я могу погибнуть, но иначе уже не может быть, погиб бы во время наступления, которое задержали мы, спасли десятки тысяч молодых жизней нашей трудовой семьи. Но пока не горюйте, наверно, все обойдется благополучно. Враги народа вряд ли посмеют вступить в открытую вражду. Передайте привет всем. Любящий Вас Евгений.»
«Двинцы» выдвинулись на задание в составе четырех взводов общей численностью 150 человек. У Москворецкого моста их в первый раз остановил патруль, однако разрешил продолжить движение. Следующий раз «двинцам» преградили путь у Лобного места. Выяснив из короткого разговора, что солдаты следуют к Московскому Совету, их, на удивление, пропустили вновь. Однако у Исторического музея ситуация изменилась.
В десять часов вечера на Красной площади «двинцам» преградил путь отряд Комитета общественной безопасности Городской думы, предположительно из 300-х человек.
«Это те самые бандиты с двинского фронта, которые сидели в Бутырской тюрьме! - заявил офицер очередного патруля. - Сложить оружие! Сдаться!».
«Двинцы» отказались подчиниться. Началась перестрелка. Большие потери были с обеих сторон. Сколько потеряли в этом бою КОБовцы не известно. Потери «двинцев» составили по разным источникам от 45 до 70 человек, поимённо известны были только тридцать из них.
3. ОБСТРЕЛ КРЕМЛЯ.
27 октября 1917 года Московский гарнизон переходит на сторону повстанцев. Этим незамедлительно воспользовался Временный революционный комитет, чтобы в кратчайшие сроки подавить сопротивление сил Комитета общественной безопасности Городской думы.
Самой многочисленной частью Московского гарнизона (общей численностью около 100000 человек) были 1-я и 2-я запасные артиллерийские бригады общей численностью около 18000 человек.
В общей сложности около 30 тысяч солдат Московского гарнизона перешло на сторону повстанцев, в том числе и несколько тысяч артиллеристов.
В этот же день началось сосредоточение тяжелой артиллерии на стратегических направлениях подавления сопротивления КОБовцев. Основное руководство повстанческой артиллерией в это время взял на себя профессиональный революционер из Арзамаса (химик по образованию, помощник Д.И. Менделеева) Е.Е. Гопиус (1897 – 1937).
Основным источником тяжелого вооружения явились мастерские тяжелой и осадной артиллерии (МАСТЯЖАРТ), располагавшиеся на Ладожской улице в Лефортово. На момент восстания там находилось в ремонте около 400 орудий, из них в боевой готовности было около 60 разного калибра. Но в мастерских не было достаточного количества снарядов для них. Поэтому ВРК принимал экстренные меры по доставке снарядов для артиллерийских батарей с различных складов Московского гарнизона расположенных в разных частях города. Для этого с утра 28 октября весь транспорт, реквизированный накануне в количестве более 50 автомобилей был разослан по огнескладам и арсеналам города.
Наибольшее количество снарядов (около 2500) было получено, без оформления документов, на артиллерийском складе в Мызе Раево (ул. Вешних Вод по Ярославскому шоссе), много ручных гранат и сотни тысяч патронов разного калибра.
Много снарядов досталось повстанцам на металлургическом заводе Ю.П. Гужона (1852 – 1918) (впоследствии завод «Серп и Молот»).
Первые орудия прибыли на Скобелевскую площадь (Тверская площадь) к зданию Моссовета (дом губернатора). Эту батарею легкой артиллерии прикрывали пулеметные наряды, установленные на грузовиках, которые объезжали близлежащие улицы.
Орудия разного калибра были также установлены в Замоскворечье, у Крымского моста, на Ходынке, на Басманной, на Рогожской заставе, в Хамовниках, на Воробьевых горах, в Лефортово, на Преображенке.
На Ходынке (Ходынское поле, м. «Аэропорт», «Динамо», «Полежаевская») разместились основные части 1-й запасной артиллерийской бригады перешедшие на сторону повстанцев.
В Лефортово рабочими МАСТЯЖАРТ было установлено три орудия на берегу Яузы. Два 107 мм орудия - возле Введенского народного дома (площадь Журавлева), которые были направлены на школу прапорщиков в Лефортовском парке. Вторая задача этих орудий заключалась в том, чтобы обстреливать три железные дороги: Казанскую, Ярославскую и Николаевскую в случае продвижения по ним войсковых и всяких иных подкреплений для подавления восстания в Москве. С этого места также было удобно обстреливать Кремль.
Для обстрела Алексеевского училища в Лефортово дополнительно было выставлено с разных сторон от него 4 легких 30 мм орудия. Но основной обстрел училища осуществлялся из тяжелых 152 мм орудий установленных на Басманной и Рагожской заставе.
На Преображенской площади рабочими МАСТЯЖАРТ было установлено два осадных орудия калибра 107 мм.
На берегу Москва-реки в Замоскворечье напротив Кремля были установлены орудия 75 мм, 107 мм, 122 мм и 152 мм.
Руководство повстанцев кроме артиллерии планировало применить для бомбардировки Кремля готовые к вылету 3 аэроплана с пулеметами и бомбами на борту.
Накануне 29 октября, в связи с потерей повстанцами Кремля, КОБ и ВРК достигли соглашения о перемирии, которое начало действовать с 00 часов 30 октября. Через несколько часов после начала перемирия на Брянский вокзал (ныне Киевский) прибыл первый отряд ударников (штурмовые полки смерти, сохранившие верность присяге), который сразу же взял вокзал под свой контроль и направил 155 человек на охрану Кремля.
Повстанцы понимали, что прибытие хорошо вооруженных кадровых частей, может лишить их превосходства в численности, поэтому ВРК объявил, что перемирие прекращается.
Первыми против Кремля 30 октября начали действовать батареи Замоскворецкого района. Почти в то же время из Хамовников (излучина Москва-реки, м. «Парк культуры») также производился обстрел Кремля.
В это время части Краснопресненского района под командой М.А. Меркулова (1875 – 1937) и М.О. Златоверова (? – 1919) наступали на Александровское училище, все время держа под обстрелом артиллерии и пулеметов штабы противника, находившиеся - один в Александровском военном училище, а другой - у Никитских ворот. По свидельству повстанцев эти два штаба были почти неприступными крепостями.
В эти дни начинают подтягиваться подкрепления повстанцев из провинции. Например, из Иваново-Вознесенска прибыл отряд под командой М.В. Фрунзе (1885 – 1925), который активно сражался в районе Лубянской площади.
В тот же день начался обстрел Алексеевского училища силами МАСТЯЖАРТ. Сначала «мастяжартовцы» стреляли без прицельных приспособлений, и их огонь был не эффективным. Затем раздобыли прицельные приспособления, и стрельба пошла успешнее. Артиллерийский огонь произвел большие разрушения в зданиях кадетских корпусов и Алексеевского военного училища и вызвал жертвы. Штаб Московского военного округа доносил в Ставку, что «тяжелая артиллерия большевиков разрушила верхнюю часть здания (Алексеевского училища) и вызвала пожары на его территории».
Приказом ВРК от 31 октября перед отдельными артиллерийскими подразделениями были поставлены следующие задачи:
«Занять позицию с левой стороны Бабьегородской плотины (Берсеньевсая наб.) и обстрелять Кремлевскую стену, выходящую к Манежу. Пробить брешь у Троицких ворот. Занять позицию с правой стороны Бабьегородской плотины и обстрелять район Ленивки (Волхонка) и подготовить артиллерийским огнем продвижение пехоты на Волхонку.»
Исполнив боевую задачу, войска укрепляются. Одно орудие ставится на позицию у музея Изящных Искусств (музей им. А.С. Пушкина) для обстрела Александровского Военного Училища.
1 ноября началась передислокация артиллерийских батарей.
Часть орудий с Бабьегородской платины была переброшена в другие части города.
Командир 7-го Украинского дивизиона Перевезенцев со своей батареей переехал на Воробьевы горы.
На Калужской площади А.Д. Блохин (1884 – 1980) поставил взвод 152 мм орудий.
Я. Пече часть орудий направил на позицию против Кремля в Замосковоречье.
Орудия были установлены также на Лубянской площади и у Зоологического сада.
1 ноября был ликвидирован штаб КОБ у Никитских ворот, благодаря его обстрелу прямой наводкой со стороны Никитской улицы.
2 ноября было окончательно сломлено сопротивление юнкеров Алексеевского училища, где было захвачено около 15 000 винтовок, свыше 50 пулеметов, бомбометы, ручные гранаты и патроны.
Повстанцами были заняты Крутицкие и Александровские казармы в Замоскворечье.
После капитуляции Алексеевского военного училища два 122 мм орудия «Мастяжарт» были установлены на Швивой горке (юго-западный склон Таганского холма, ул. Яузская), которые приняли участие в обстреле Малого Николаевского дворца и Спасских ворот в Кремле.
С помощью огня 5-ой батареи 1-й запасной артиллерийской бригады было подавлено сопротивление 5-й школы прапорщиков и велся обстрел Александровского училищу, где находился главный штаб КОБ.
В то же время разведка повстанцев доносила о прибывающих на подкрепление КОБу частях. Так, она сообщила, что в 10 верстах от Москвы у Всесвятского села остановился отряд Дикой дивизии, двигающийся из Твери, На полустанке Николаевской железной дороги высадились ударники. Последнее сообщение чуть было не заставило ВРК заключить новое перемирие, но Красная гвардия и революционные солдаты, особенно 1-я артбригада, запротестовали и решительно воспротивились этому.
Во время восстания артиллерия активно использовалась повстанцами и в уличных боях. Я. Пече пишет:
«Казачьи части находились на заводе Катуар в 8-10 верстах от Калужской площади. Вскоре прибыли представители казаков и потребовали, чтобы мы пропустили их в Кремль. Когда им было отказано, две сотни казаков попытались в темную ночь пробраться в центр по Садовнической улице. Наши заставы пропустили их на эту улицу, а затем перекрыли ее с обеих концов и перекрестков и открыли по ним огонь. Среди казаков получилась неописуемая каша, и через несколько минут, почувствовав нашу силу и увидев подошедшую артиллерию, все они сдались в плен. В результате мы получили 200 лошадей, винтовок, шашек и пик и немедленно использовали их для укрепления нашей конной разведки.»
«Мы разбили «кольца» противника на отдельные самостоятельные «островки» - крупнейшие дома, которые обратились в крепости. В этих домах забаррикадировались юнкера и офицерство и все время отстреливались из пу-леметов, винтовок, револьверов и местами из траншейных орудий и отбива-лись главным образом ручными гранатами. Таких «крепостей» было много, и нужны были большие усилия, чтобы выбивать оттуда противника. Местами приходилось прибегать к артиллерии и ручным гранатам.»
2 ноября председатель КОБ В.Руднев обратился к ВРК с предложением сообщить условия для прекращения военных действий, мотивируя это желанием спасти «исторические памятники и святыни» и прекратить «избиение мирных жителей».
ВРК предложение принял и в 9 часов вечера 2 ноября отдал приказ «всем войскам Военно-революционного комитета о прекращении всяких военных действий (ружейного, пулеметного и орудийного огня)». При этом «войска Советов остаются на своих местах до сдачи оружия юнкерами и белой гвардией. Войскам не расходиться до особого приказа Военно-Революционного Комитета».
Рано утром 2 ноября Я. Пече с отрядом из 120 красногвардейцев и 50 солдат 55-го полка, взломав ворота Спасской башни, вошли на территорию Кремля:
«…Нам преграждали путь также большие куски кирпичных стен, оторванные от домов артиллерией, и кучи военных припасов.»
Разрушения, причинённые повстанцами Кремлю во время его обстрела, были зафиксированный комиссией Московского патриархата в составе: Председатель Комиссии по фотографированию и документальному описанию повреждений Кремля (подп.) Вениамин, Митрополит Петроградский. Члены Комиссии: (подп.) Нестор, Епископ Камчатский и Петропавловский, Михаил Глаголев, Владимир Успенский, крестьяне Александр Юдин и Павел Уткин, Священник Сергий Константинов Верховский, Прапорщик Калиманов.
В брошюре выпущенной епископом Камчатским Нестором в частности указывается:
«Печальное зрелище представляли из себя московские улицы. Стекла во многих домах и магазинах были выбиты или прострелены, всюду следы разрушений, местами по улицам нагромождены баррикады; конные патрули, грузовики и автомобили, наполненные солдатами с винтовками наперевес, разъез-жали во все стороны. По площадям пушки и пулеметы.
К дому комиссариата солдаты вели под конвоем человек от 25-30 весьма прилично одетых евреев. Солдаты встретили их с угрозой немедленно расстрелять и, сжимая тесно кольцо пленников, кричали все настойчивее и настойчивее о расстреле. Евреи громко взывали о пощаде, поднимали свои руки к небу и некоторые из них громко плакали. Это была потрясающая, страшная и жуткая картина…
…именно в ночь со 2 на 3 ноября Священный Кремль подвергся жестокому обстрелу и разгрому со стороны большевиков. Узнав об этом, 3 же ноября я со священником Чернявским отправились в Кремль. Нас пропустили в Спасские ворота. Прежде всего мы по пути зашли в женский Вознесенский монастырь. Здесь уже было полное разрушение. В храме Св. Великомученицы Екатерины насквозь пробита артиллерийским снарядом стена верхнего карниза и верхний свод храма. Отверстие по одному квадратному аршину. Другим снарядом разрушена часть крыши на главном куполе. От ружейных пуль и снарядных осколков разбиты купола храмов монастыря и крыши всех построек обители. Стекол выбито до 300 мест. В храме Св. Екатерины на носилках среди церкви на полу лежал убитый ружейной пулей в висок юнкер Иоанн Сизов. У тела убиенного я отслужил литию. Когда солдаты уносили из Кремля тело этого юнкера, в ответ на соболезнование из толпы о мученической смерти они выбросили тело с носилок на мостовую и грубо надругались над ним.
…Успенский собор расстрелян. В главный его купол попал снаряд, разорвавшийся в семье его пяти глав, из коих кроме средней одна также попорчена. Пробоина в главном куполе размером в 3 аршина, а в поперечнике 1 и 1/2 арш. В барабане купола есть опасные трещины. От сильных ударов осколками снарядов в некоторых местах кирпичи выдвинулись внутрь собора, а на стенах барабана образовались трещины…
…Внутри Успенского собора разбросаны осколки разорвавшегося там шестидюймового снаряда и по солее и по собору разбросаны осколки белого камня, кирпича и щебня. Стенопись внутри храма в куполе попорчена, паникадила погнуты…
…Тяжелое впечатление производит настоящий вид расстрелянного Чудова монастыря. Фасад с южной стороны пробит шестью тяжелыми снарядами. В стенах глубокие разрывы и трещины; выбоины достигают от 2 – 3 аршин в диаметре. В сильной степени пострадала иконная и книжная лавка. Двумя снарядами пробиты стены митрополичьих покоев, которые занимал член Собора Петроградский Митрополит Вениамин…
…Колокольня Ивана Великого повреждена снарядами с восточной и юго-восточной стороны, и по стенам видно много выбоин и пулевых ран…
…В алтарное окно Николо-Гостунского собора влетел снаряд и разрушил внутри алтаря восточную стену, разорвался в самом алтаре. Стены у входа в храм исписаны самыми площадными, грязными и кощунственными надписями и ругательствами на русском и немецком языках, а при входе в храм, где находится святыня, устроили отхожее место. Заметьте, что это не на улице, а наверху, в колокольне Ивана Великого…
…Знаменитое крыльцо Лоджетты Благовещенского собора, с которого Грозный Царь любовался кометой, разрушено орудийным снарядом. Здесь разрушен неповторимый образец красоты человеческого искусства. От ударов снарядами сотрясались стены храма и рушились храмовые святыни…
…Рассыпая губительные снаряды по Кремлю, безумцы, очевидно, решили заранее не пощадить ни одного Кремлевского храма, и действительно следы преступления остались на всех Кремлевских святынях. Архангельский собор тоже изъязвлен ударами снарядов.
Смерть, не различая святости места, оставила свои кровавые следы между этими двумя святыми алтарями. Между Архангельским и Благовещенским соборами видны громадные лужи крови. Подверглись разрушению и святотатству кремлевские храмы Воскресения Словущего, Ризоположенская церковь с часовней иконы Печерской Божией Матери и Предтеченская церковь на Боровицкой башне…
…Патриаршая ризница, представляющая собой сокровища неисчислимой ценности, превращена в груду мусора, где в кучах песка и щебня, обломках стен и разбитых стекол от витрин раскапываются бриллианты и жемчуга. Самому большому разгрому подверглась палата № 4, которая пробита разорвавшимся снарядом, и здесь несколько витрин и шкафов с драгоценными старинными покровами, украшенными золотыми дробницами и камнями, превращены в щепы. Некоторые покровы-памятники пробиты и попорчены безвозвратно. От осколков снарядов пострадало Евангелие XII века (1115 г.) вел. кн. Новгородского Мстислава Владимировича…
…Собор 12 Апостолов расстрелян весь. Изборожденная снарядами, изрытая, развороченная восточная часть зияет дырами, пропастями и трещи-нами, она производит впечатление живой развалины, которая держится каким-то чудом. На наружной стене этого храма более тяжелых и, так сказать, болезненных ран виднеется 16 орудийных, 96 осколочных и множество ружейных. Несмотря на толщину старинной кладки кирпича, в местах удара образовались глубокие прострелы, а внутренняя алтарная стена покрыта опасными трещинами. Один снаряд пробил стену с южной стороны под окном и разорвался в церкви, причинив разрушение: подсвечники оказались разбитыми, многие иконы на стенах изранены осколками…
...Малый Николаевский Дворец, принадлежавший ранее Чудову монастырю, сильно пострадал от орудийного погрома. Снаружи видны громадные сквозные пробоины. Внутри все тоже разрушено, и когда мне пришлось обойти комнаты, то я увидел картину полного разгрома…
…Расстрелян Суд (здание Судебных установлений), где пробит снарядом купол знаменитого Екатерининского зала. В том же зале разорван замечательный портрет Екатерины и причинено много других повреждений. Безумцы натолкнулись в комнатах судебной экспертизы или у следователей на горшки с вещественными доказательствами, то есть с препаратами отравленных желудков, мертвых выкидышей и проч, и пожрали эти «маринады», благо они были налиты спиртом…
…Испорчены Кремлевские башни, из которых угловая, Беклемишевская, сбита и стоит без вершины. На Никольской башне, которую разбили в 1812 году французы, образ Святителя Николая, оставшийся невредимым от французского нашествия, ныне подвергся грубому расстрелу. Как Никольская башня, так и Никольские ворота совершенно изрыты снарядами, пулеметами, ручными гранатами и ружейными пулями. Совершенно уничтожен киот, прикрывающий икону Св. Николая, сень над иконой сбита и держится на одном гвозде. С одной стороны изображение Ангела сбито, а с другой прострелено. Среди этого разрушения образ Св. Николая уцелел, но вокруг главы и плеч святителя сплошной узор пулевых ран…
…Спасская башня пробита и расстреляна. Знаменитые часы с музыкальным боем разбиты и остановились.»
4. РАССТРЕЛ ПРОЛЕТАРСКОЙ ДЕМОНСТРАЦИИ.
1 января 1918 г. Президиум Московского Совета принял постановление любыми способами предотвратить предстоящую демонстрацию в поддержку Учредительного собрания.
Военно-политический отдел штаба МВО превращался в центр по борьбе с антисоветским движением. Приказ МВО о разгоне демонстрации и аналогичные требования Моссовета подлежали скорейшему доведению до сведения всех работников на местах.
В подозрительных домах и гостиницах производились обыски, усилива-лась охрана центральных советских учреждений города. За членами партии правых-эсеров устанавливалось наблюдение. Вскоре в типографии эсеровской «Земли и воли», где печатались воззвания в защиту Учредительного собрания, произвели обыск. Захваченные материалы были направлены в Следственную комиссию Ревтрибунала. Буржуазные газеты, поместившие призывы к демонстрации 5 января, временно были закрыты.
3 января Президиум Моссовета принял решение арестовать комитет правых эсеров. В доме № 54 по Тверской улице были произведены обыски и аресты. Здесь удалось обнаружить капсюли для бомб.
4 января были задержаны 114 контрреволюционеров. Обыски в центральной части города помогли выявить тайные склады оружия, боеприпасов, антисоветской литературы. В одном из домов по Шереметевскому переулку было найдено 40 винтовок и берданок с большим количеством патронов к ним.
Последним предупреждением заговорщикам послужило постановление Президиума Моссовета от 4 января, который оставил в силе прежнее решение о запрете демонстрации, если же она все-таки начнется, подчеркивал Президиум, то будет разогнана с помощью оружия.
Одновременно с принятием чрезвычайных мер со стороны гражданских властей проводилась соответствующая работа и по военному ведомству. Приказ по МВО от 2 января 1918 г. обязывал всех начальников гарнизонов, командиров полков и т.д. никаких демонстраций без разрешения местных властей не допускать, а в случае необходимости не останавливаться перед применением оружия. Артиллерийским частям отдавалось распоряжение привести технику в боевую готовность. Перед зданием Моссовета было установлено несколько орудий. Вооруженные силы готовы были отразить выступление.
Утром 5 января большими толпами и отдельными группами представители разных слоев населения вышли на улицы Москвы. Они несли лозунги «Долой Советы, вся власть Учредительному собранию!».
Манифестанты двигались по Тверской в сторону Красной площади. Когда красногвардейцы потребовали разойтись, те бросились на них и попытались разоружить. Патрульные выстрелили в воздух, демонстранты разбежались, бросив плакаты, но через некоторое время стали собираться вновь, и опять пришлось их разгонять.
Немало манифестантов собралось у Страстного монастыря, на Миусской площади. Напротив здания Городской думы, на Театральной площади и в Охотном ряду были устроены митинги. Гласных дум и земских деятелей, столпившихся у Большого театра, разогнать удалось лишь с помощью оружия.
На Бутырском мосту патрули задержали 30 человек, вооруженных ре-вольверами. У Кузнецкого моста и Петровки наряды красногвардейцев окружили демонстрантов. Завязалась перестрелка.
Столкновения происходили на Садовой, Арбате, Большой Дмитровке, Воскресенской площади и в других местах. Сотни знамен, транспарантов, плакатов было отобрано у демонстрантов и свезено в бывшее Александровское училище и Моссовет.
Вечером было взорвано здание Дорогомиловского районного Совета. Погибли начальник штаба Красной гвардии Дорогомиловского района, рабочий фабрики Гивартовского, П.Г. Тяпкин (1884 – 1918), начальник арсенала районных красногвардейцев А.И. Ванторин (1897 – 1918) и др.
ВЦИК в ночь с 6 на 7 января 1918 г. принял специальный декрет о роспуске Учредительного собрания.
Ещё 4 января Моссовет одобрил воззвание МК РСДРП (б), призывавшее пролетариат города выйти 9 января на демонстрацию с лозунгами «Долой международную буржуазию!», «Да здравствует республика Советов!», «Долой саботажников - врагов народа!» и т. д.
7 января на заседании исполкома Моссовета эсеро-меньшевистские фракции потребовали отмены этой демонстрации. Не согласились они и с предложением большевиков запретить лозунги против Советов и вооружить демонстрантов для подавления провокаций. В связи с этим в обращении Моссовета говорилось:
«Разбитые в открытом бою в октябрьские - ноябрьские дни рудневцы и другие буржуазные партии и группы, уцелевшие остатки белой гвардии и контрреволюционного офицерства, не успевшие переправиться к Каледину (Алексей Максимович, 1861 -1918), - все они решили в этот день напасть на революционных рабочих и солдат и отомстить за свое поражение. Они расставили уцелевшие в их руках пулеметы на крышах и в окнах домов, вооружились, чем могли...».
8 января Моссовет принял постановление об участии в демонстрации во-оруженной Красной гвардии и Московского гарнизона; о запрещении лозунгов, призывавших к свержению власти Советов, а также сборищ контрреволюционных элементов на улицах и площадях Москвы.
9 января 1918 г. около 200 тысяч рабочих и солдат вышли на мощную манифестацию в память жертв «Кровавого воскресенья», расстрелянных в 1905 г. Это была первая общегородская демонстрация в Москве после победы Октябрьской революции.
Из воспоминаний красногвардейца С.Д. Носова, токаря по металлу Замоскворецкого трамвайного парка:
«5 января 1918 г. я участвовал в разгоне учредительских демонстрантов, а вечером с винтовкой пошел прямо на работу. Тут я чуть не застрелил токаря Боброва, который начал высмеивать наши действия; вся же масса рабочих парка к разгону демонстрантов относилась сочувственно. Меня с трудом оттащили от Боброва.
…Накануне 9 января до нас дошли слухи, что за разгон учредилки эсеры и меньшевики хотят нам отомстить.
…В общей колонне через Серпуховскую площадь, по Полянке, через Каменный мост мы вышли на Моховую улицу, которая у меня и у многих товарищей надолго осталась в памяти.
…Помнится, впереди нас шла организация завода «Поставщик», а позади - завода Бромлей. На Моховой все остановились. Тов. Евтюхин посмеивался, что, мол, ему «охота винтовочку прочистить». Как раз в это время позади раздался выстрел. Потом выяснилось, что один бромлеевский рабочий выстрелил нечаянно и прострелил шапку рядом стоявшему товарищу. Все успокоились, но т. Апаков потребовал разрядить винтовки. Сделали это не все.
Через несколько минут снова раздался выстрел где-то далеко от нас, потом еще один, а там уже пошла частая и беспорядочная стрельба. Кто-то крикнул: «ложись», все легли, кто где мог. Я лег около больших деревянных во-рот, которые были закрыты; на меня навалилось много народа, я кричал, но крики не помогали. Стрельба учащалась. Вдруг послышался свисток, и когда я немного освободился из-под кучи людей, то увидел следующую картину: на сне-гу лежат рабочие, пригнувши головы, т. Апаков стоит во весь рост и продолжает свистеть, затем он стал требовать, чтобы все разрядили винтовки, так как стреляли свои.
Народ стал понемногу подниматься, отряхивая снег. Рядом со мной лежит и стонет т. Богомолов, его ранило в ногу, выше колена. Зина Легонькая, уже окровавив руки, чем-то завязывает ему ногу. Рядом с т. Богомоловым лежит раненый в ногу Сережа Гуськов, а дальше - тоже раненый в ногу стрелочник со службы пути. Раненым оказывали помощь, кто как мог, а затем их стали перевозить в больницу; тут же я видел несколько убитых; из нашей организации никто не был убит. На Моховой долгое время виднелись кровавые пятна на снегу, и, бывало, проезжая на трамвае, с ужасом вспоминаешь события, происходившие на этом месте, события, которые никогда из памяти не исчезнут.
В этот же день наши красногвардейцы собрались и тут же поставили вопрос о дисциплине, о том, что несчастье на Моховой произошло по нашей вине.»
Демонстранты - рабочие заводов и фабрик, красногвардейцы, солдаты - шли с лозунгами, призывавшими поддержать Советы, пролетарское правительство, революцию.
В впереди и сзади каждой группы демонстрантов двигались автомобили с пулеметами и шли вооруженные красногвардейцы.
Людской поток устремился по Театральной площади, затем по Воскресенской площади, через Иверские (двойные Восресенские) ворота на Красную площадь.
С кремлевских стен спускались алые полотнища со словами: «Вечная память жертвам - предвестникам мировой революции», «Да здравствует мир и братство народов!». Манифестанты останавливались у могил жертв революции и под звуки траурных мелодий возлагали венки.
Около двух часов дня, почти одновременно, по сигналу, в различных частях города прозвучали винтовочные выстрелы и пулеметные очереди.
На Красной площади, где должен был состояться митинг, первые выстре-лы раздались со стороны Торговых рядов (ГУМ) и Иверских ворот. Послыша-лись стоны раненых. В первые секунды воз¬никла давка... Спасаясь от пуль, люди бросились на снег. Брызнули осколки разбитых стекол кабин грузовиков.
50 тысяч человек, направлявшихся из Сущевско-Марьинского района к центру, близ бывшего дома градоначальника (Тверской бульвар 22) обстреляли из засады. Огнем из пулеметов встретила Воскресенская площадь участников демонстрации Сокольнического и Басманного районов. Красногвардейцы открыли ответный огонь, начали обыски в зданиях, было изъято много винтовок, пулеметов, патронов.
Выстрелы на Тверской, Никитской, Мясницкой, Арбате, Неглинной и других улицах звучали еще несколько часов.
По данным Моссовета на улицах Москвы в этот день было убито свыше 30 и ранено более 200 человек.
14 января 1918 г. на Красной площади хоронили семь человек, убитых во время демонстрации 9 января. Из них известны только трое: 18-летний П.А. Засухин, 19-летний Н.Г. Дроздов; 18-летний Д.И. Юдичев.
Анализ событий 9 января 1918 года в Москве и последующее освещение их в советской историографии позволяет сделать вывод, что события 5 января явились толчком к очередному витку насилия, как со стороны красных, так и белых, воспользовавшихся не стабильной обстановкой в городе.
Утверждение о том, что инициаторами расстрела пролетарской демонстрации на Красной площади явились белые, скорее всего, является очередным советским мифом, как и расстрел кремлевского гарнизона юнкерами. При столь тщательной подготовке к демонстрации и только что вооруженного разгона сторонников Учредительного собрания, совершенно не вероятно, что по пути следования демонстрантов, и уж тем более в районе Красной площади красными не было все защищено от нежелательных элементов.
Перестрелки, очевидно, действительно имели место, но инициаторами их, как и на Моховой, выступали сами демонстранты. Количество таких перестрелок было намеренно увеличено, чтобы создать миф глобального заговора контрреволюции.
В тоже время это не исключает реальных стычек с белогвардейцами (на январь 1918 года это были всего лишь вооруженные студенты), кадровыми офицерами и юнкерами. Но эти стычки насилии эпизодический характер, и скорее всего не имели летальных исходов с обоих сторон.
Продолжение http://www.proza.ru/2018/09/13/113