Люди Югры или рождёные в тридцатых

Леонид Бабанин
                Наша тётя Валя.
               
Тридцатые годы 20-го века. Ханты-Мансийский Автономный округ – тысячи километров с севера на юг и столько же – с запада на восток. На этих просторах проживало тогда не более полусотни тысяч человек. Но никто не хотел быть отшельником, и люди жили поселениями, а жизненный их уклад  был таким же, как на всей территории нашей великой России.
Село Покур – одно из старейших в Нижневартовском районе. Неподалёку от него, на заимке, которую сам для себя нашёл, жил Пётр Иванович Кудряшов. От природы наделённый смекалкой, трудолюбивый, владел он всеми необходимыми в этих краях ремёслами: и плотником был отменным, и каменщиком, и печку хорошую мог сложить, а это искусство особое, редкое. Да и на покосе равных Петру не было. Такие парни пользовались в селе особым уважением и женихам считались завидными. Приглянулась ему одна из местных девушек, Наталья Морозова. Сделал он ей предложение – и получил согласие.
Свадьбы в те времена не играли с размахом. Три его друга и две её подруги собрались вечером, посидели, вот и вся свадьба. А дальше – жизнь. Землянка с печкой и сенями. И бесконечная работа. Жили в тяжёлых трудах, в любви и заботах. Один за другим появлялись у них дети.  Сначала – Николай, после, в 35-м году – Валентина, о которой и пойдёт наш рассказ. Затем родились Валентин, Галина, Анатолий, Нина, Владислав. Большая, дружная была семья.
Валентина Петровна, а для многих просто тётя Валя – человек редкой доброты и жизнерадостности. В полной мере хлебнула она всех трудностей, которые выпали на долю её поколения, много было потерь. Но свою жизнь она считает счастливой, всем сочувствует, всех старается утешить, обогреть, всем – помочь. Вот такая она, наша тётя Валя.

***
...В тридцатые годы прошлого века детство не случайно называли «босоногим», именно таким оно и было по причине нехватки обуви.
«Мы всюду бегали босиком – на речку, в лес, в огород, – рассказывала тётя Валя.  –  Цыпки на ногах были обычным делом, хотя мама с ними боролась нещадно. Напарит нам ноги, после намажет рыбьим жиром, которого было в те времена вдоволь, – глядишь, и поубавится цыпок. А как только утро, мы уже снова на улице – и, разумеется, босые.
Дети в те времена трудились почти наравне со взрослыми. Мы должны были колоть нескончаемые дрова, подвозить с речки на салазках воду, зимой убирать снег, летом работать на покосе. Не было в этом ни радости, ни романтики, просто обязанность – и всё. Как-то весной отец забрал нас на берег Оби, помогать ловить рыбу неводом. Было ещё холодно, берег не прогрелся на солнце, только сверху корочка талой земли, а под ней лёд, ноги так и примерзают. Мы заплакали, говорим отцу: «Папка, земля-то холодная!» А он отвечает: «Ничего с вами не случится, работайте, меня тоже в детстве никто не спрашивал!» Так мы целый день с ним рыбачили».
...А потом маленькая Валя заболела, после переохлаждения у неё отказали ноги. Целый год не выходила из дома. Глядя на братьев и сестёр, плакала – завидовала им, причитала: никогда не смогу с вами бегать в догонялки!
«Как-то пришла к нам бабушка, Надежда Ивановна Морозова, и посоветовала маме, как полечить меня, – вспоминает тётя Валя. – Мама накипятила воды, в огороде нарвала с корнями крапивы, запарила её в бочке, посадила меня, укрыла и заставила сидеть, парить ноги, а сама периодически подливала кипятку. Я прогрелась, раскраснелась вся, мама меня переложила на нары, ноги растёрла камфорным спиртом, укутала их шалью, а после ещё раз растёрла обыкновенным спиртом. Помню, вся семья ещё спит, часы - ходики тикают (были такие, с гирьками), на улице светает. Я возьми да и встань. И пошла к этим часам. Вижу, пора гирьку потянуть вниз, а то часы встанут. И потянула. От шума мама проснулась, открыла глаза, увидела меня стоящей и заплакала. Вот так простые, неграмотные люди, при отсутствии медицины, смогли поставить меня на ноги!
...Сейчас для детей каких только не придумано игр и развлечений. А тогда примитивно всё было – ни игрушек, ни фильмов. Но выручало нас собственное творчество. Сами шили кукол – от богатых детей перепадали нам кукольные головки, а остальное мы дошивали сами – туловище, ручки, ножки, а потом одежду, нарядные сарафаны и кокошники. Мальчишки мастерили красивые пароходы из дерева, с пушками и палубами, водили их за верёвочку по берегам могучей Оби, как по океану.
Нас, вечно полуголодных, всегда жалела тётя Поля, мамина сестра. Они были позажиточней,  поэтому, приходя к нам, она всегда приносила за пазухой горбушку хлеба. Положит её на стол, пересчитает нас взглядом и разделит всем поровну. Бывало, отец наловит и привезёт нельм с рыбалки и составит их, мёрзлых, в сенях. Мы только смотрим на них, любуемся  – какие красивые, крупные рыбы! Но почему-то никогда их не ели. Однажды тётя Поля пришла к нам, увидела это и выговорила отцу. С тех пор нельма стала появляться на нашем столе и в жаренном, и в малосолёном виде.
...Несмотря на каторжный труд, обычный для Крайнего Севера, хватало времени отцу и на заботу о своих детях. Подошёл к Покуру как-то обстановочный пароход, капитан его был отцовский знакомый. Отец долго шептался с ним на берегу, а потом подозвал меня и спрашивает: «Хочешь, Валя, новое платье?» У меня даже дар речи пропал от такого предложения. А отец продолжает: «Если хочешь, иди, поймай вон ту чёрную овечку капитану!»
Это мне было по силам, овечку я поймала, хоть и пришлось побегать за ней, в кровь исцарапать руки и ноги. И вот через месяц надела я красивое новое платье в фиолетовый цветок.
...Через какое-то время в самом селе Покур отец построил большую избу, стайку к ней, в хозяйстве появились и коровы, и куры. Конечно, трудов добавилось, но разве нас этим испугаешь?
Посуда в доме была самая простая – чугунки, деревянные ложки, чашки, тарелки... Но кушать из неё было приятно. Каждодневное блюдо – парёнка: в чугунок клали турнепс, картошку, репу и парили в печи, а после раскладывали по тарелкам. С молоком, хлебом  – не оторваться. Вкус я помню этот до сих пор.
Родители, хоть и были люди непьющие, иногда, в праздничные дни, любили собраться, накрыть стол и посидеть до утра с хорошей бражкой, попеть песни, посмеяться. Бражка ставилась загодя, в деревянной бочке, в которую, помимо всего прочего, добавлялся хмель. И не было такого, чтоб гуляли только у нас дома. Сегодня, к примеру, погуляли у нас, а в следующий праздник – у других, и так, от дома к дому, передавалась эстафета народных гуляний. Один раз мы с сестрой, ещё маленькие, попробовали бражки, да так, что пришлось нас откачивать.
...В военные годы всего у нас было в достатке – и овец держали, и коров, и рыба не переводилась, а ничего из этого сами не ели, всё сдавали в заготовительную контору, для фронта. Однажды кто-то дал нам кусок жеребячьего мяса. У нас не было большого чугунка, и я прибежала за чугунком к тёте Поле. Как же она обиделась, когда узнала, что в её чугунке  варили жеребятину! И после весь день провела на реке, отмывая его от «лошадиного духа».
...Чем старше становилась Валя, тем тяжелей была работа, которую ей поручали дома. Таскала невод, сортировала рыбу, носила тяжёлые ящики... Были и покосы с копнами неподъёмного сена, лесозаготовки и множество прочих дел. С детьми в семье особенно не церемонились, сказал отец – делай то или это, – так попробуй, не сделай! Сильно порой доставалось от него детям. Бывало,   спасались они у тёти Поли, жалела она их и прятала у себя.
...Дети взрослеют, родители стареют. Пришло время Валентине покидать родительское гнездо. Нехитрые сборы, путейский пароход на Сургут, в большую жизнь. В Сургуте Валя получила паспорт. Пётр Алексеевич Курбатов, начальник обстановочников на Оби, устроил девочку в артель на Перековке. Артель была общепитовская, готовила продукты – макароны, колбасы, сушки, баранки, хлеб. Поставили её пекарем. К труду Валя с детства привыкла, природная смекалка помогала в работе, а наставницы быстро вводили в курс дела.
Ни о какой технике безопасности на рабочих местах тогда и речи не было. Случалось, у рабочих закручивало пальцы в шестерни станков, люди  становились калеками, при этом считалось, что они сами виноваты – «нечего совать руки, куда не положено».
Когда пищекомбинат перевели в Ханты-Мансийск, Валя оказалась вдали от родного Покура –  пятьсот километров по тем временам – расстояние большое. Комбинат отправлял своих работников на лесозаготовки, на покосы – туда, где не хватало рабочих рук. Работала Валентина плечом к плечу с мужчинами – сучкорубами, вальщиками, прицепщиками. Красивая, стройная, жизнерадостная, она не могла не привлекать их внимания, многие парни на неё заглядывались. Там и познакомилась она со своим будущим мужем, Павлом Фёдоровичем Левдиным, водителем на лесозаготовках. Привёл он молодую жену в дом к матери, посидели за столом, отметили начало семейной жизни. И началась эта новая жизнь – в трудах и заботах, в радости и печали, в любви и ссорах. Свекровь в своей невестке души не чаяла, особенно когда родила ей Валентина внуков.
Север помогал молодым, кормил их огромными стерлядями, муксунами, а если повезёт Павлу на рыбалке, то и осетром. Икру чёрную ели в те времена ложками.
...Сейчас модно стало говорить: «Я работал на севере, я осваивал север». Честно говоря,  все, кто родился и вырос в наших суровых краях, к этим «покорителям севера» всерьёз не относятся, называют их «белорубашечниками». За такой же труд «покорителям» платили порой в десять раз больше, чем местному населению. Но северяне не роптали, жили, довольствуясь тем, что есть.
Валентина и Павел имели северные характеры, оба прошли суровую школу жизни. И ни в чём друг другу не уступали. Если в ссоре Павел накидывался на свою супругу, то она отвечала немедля. В Ханты-Мансийске знакомые говорили: «Если Паша ходит в извёстке, значит, Валя белит стены. Это Валя оттянула его кистью»; «если Паша ходит мокрый, значит, Валя стирает, ответила ему стираной тряпкой». Бывало, Валя с детьми пряталась у родственников, а случалось, и Павел боялся явиться домой к своей ненаглядной. Вот такая у них была любовь. 
Павел, крепкий парень, потомственный казак, построил в Ханты-Мансийске дом, стали они уже зажиточными горожанами. Труд и терпение все трудности помогут преодолеть. Дети, Николай и Владимир, росли под стать родителям – крепкие, ладные, смышлёные. Воспитание сыновей наполнило жизнь новым смыслом и радостью. Ладилось у Вали всё и на работе. Предприятие расширялось, Валентину назначили мастером колбасного цеха. Продукция их на прилавках не залёживалась. Как-то Валентину позвали обратно, в пекарню, но тут её начальник Василий Ильич Пермяков возмутился и резко на планёрке сказал: «Пятерых работников заберите у меня на выбор, но её не отдам!»
Расцветом профессионального мастерства Валентины Петровны стала работа в пивоваренном цехе. Дело новое, изучать его надо было с нуля. Построили цех, завезли оборудование, приехали в Ханты-Мансийск технологи для обучения персонала пивоваренному делу. Руководство Потребсоюза направило в цех лучших, Валя оказалась там в первых рядах. Прошло время, и она в совершенстве освоила новое производство. На любом предприятии всегда ценились ответственные, высокопрофессиональные специалисты, и Валентина Левдина в полной мере обладала этими качествами. «Ну как не проконтролируешь и не доделаешь всё до конца, – сокрушалась она. – Продукты  ведь! А там на всё есть сроки».
Жизнь летала, росли дети, молодые супруги успевали всё. В подворье завелась скотинка – корова, свиньи, куры. Дети росли богатырями, да по-другому и быть не могло – соединился в них казачий нрав Павла с трудолюбием Валентины, выросшей в северной крестьянской семье.
Но беда настигает внезапно, когда её совсем не ждёшь. В ноябрьские праздники утонул Павел. Погоревала Валентина, на плечах её – хозяйство, работа, двое детей. Но жизнь продолжается, сильного человека не сломит даже такое горе. Походила она по разным инстанциям, пытаясь оформить пособие по потере кормильца, но государство осталось безучастным к судьбе этой семьи.
Однако, как говорится, терпение и труд всё перетрут. Сыновья росли, боль утраты со временем притупилась. Валентина оставалась стройной и красивой, возраст только прибавил ей мудрости.  И хотя внешне была она гордой и неприступной, одиночество всё чаще давало о себе знать.
И вот счастье снова повернулось к ней лицом. В жизни Валентины появился Николай Белкин. Жили они душа в душу. Заядлый рыбак и охотник, в своей Валентине он души не чаял. Брал её с собой на рыбалку и даже на охоту. В доме у них не переводились осетры, стерляди, муксуны, нельмы.
«Я не боялась ездить на лодке по реке, – рассказывает тётя Валя. – Как-то отрыбачили мы с ним на Оби день, больше сорока муксунов поймали. На дворе август месяц, чуть отъехали от места лова – уже стемнело. И говорю я Николаю: «Ты как хочешь, дорогой, а мне страшно ночью на реке. Давай останемся здесь ночевать». Он согласился: «Что ж, ночевать – так ночевать». Пристал к черёмуховой чёрной гриве. Развели костёр. Пока я ходила на речку мыть котёл, он почистил рыбу, часок – и у нас наваристая уха, чай. Всю ночь проболтали, поспали чуток, а на рассвете  – в лодку, и скоро были дома».
Наверное, каждая женщина мечтает о таком муже, о такой душевной близости. Но будто какой-то злой рок преследовал Валентину, не давал раскрыться её жизни, как раскрывается красивый цветок. Однажды Николай почувствовал недомогание, потом стало ещё хуже. Врачи поставили диагноз – рак. В те времена это звучало как приговор, онкология практически не лечилась. Болезнь была скоротечной, вскоре он умер. Трудно было Валентине снова пережить потерю дорогого, любимого человека.
 Подросли дети, одного за другим проводила их Валентина в армию. И с головой ушла в работу, дневала и ночевала на своём пищевом комбинате, труд помогал заглушить горе.
Но Господь милостив. Валентине вновь повезло – встретился хороший человек, который смог заполнить пустоту в её душе. Вместе с ним в её дом снова пришло счастье, вернулась радость, и оказалось, что жизнь ещё может быть прекрасной. Вместе они облазали все обские острова, изучили все смородиновые и малиновые заросли, обловили мрачные и дикие омуты и бурные иртышские водовороты. И всё рядом, рука об руку. Он – труженик и сметливый мужик, она – авторитетный специалист на предприятии, чего же ещё желать? Сыновья писали ей из армии письма, она радостно отвечала. Воспоминания о голодном, прошедшем в тяжелых трудах детстве заставляли особенно ценить то, что жизнь дарила ей теперь, а потеря любимых стала стираться новым счастьем. Вот такая она, жизнь.
Но горе, как фантастическое страшное существо, порой крадётся за людьми, подкарауливая их и нанося непоправимые удары. Подкралось оно и к Валентине – уже в третий раз. Не стало мужа, оторвавшийся тромб оборвал его жизнь. Надо было как-то пережить и эту беду.
Вся её любовь теперь сосредоточилась на сыновьях и внуках. Для людей, которые провели  жизнь в трудах праведных, родили и воспитали детей, этот этап жизни становится поистине бесценным. Радость общения с внуками, воспитание их – великая радость бытия. В пятьдесят семь лет Валентина оформила пенсию и полностью посвятила себя сыновьям и внуках. Оба сына, Николай и Владимир – крепкие, сильные, умные, смекалистые, всё спорится в их жизни. Николай живёт вместе с мамой.  Владимир со своей семьёй уехал в Санкт-Петербурге, тётя Валя часто приезжает к ним в гости и подолгу гостит.
Теплицы, грядки, заботы о внуках – всё успевает тётя Валя. А какие пироги она печёт! Таких нигде больше пробовать не приходилось. Неутомимые руки её приносят радость всем, глаза излучают теплоту, радость, и каждому готова она помочь. Нет, никаких слов не хватит, чтобы рассказать, что за удивительный человек наша тётя Валя.
А трудовые заслуги её перед обществом не раз отмечались на самом высоком государственном уровне. Валентина Петровна имеет звание «Ветеран труда», награждена медалью «За трудовое отличие». Но из всех наград самая для неё дорогая – медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина».  Вот такая у нас тётя Валя.