Женская доля по заповеди апостола Павла

Михаил Ханджей
      Не будем говорить о великом; возьмём одни мелочи, ибо из мелочей  слагается обыденная жизнь человеческая.
                Всеволод Крестовский.

 Часто случается - двое встречаются, с бухты-барахты женятся. Женщина получила статус жены! Теперь она, быть может, королева, кухарка, прелестная умница, набитая дура, потаскуха, звезда, серая мышка, синий чулок, в конце-концов – добрая мать и хранительница домашнего очага, что весьма редко встречается, но не заплесневевшая старая дева, а главное - не белая ворона! Одни из них вскоре расходятся, находя, что «факир любви был пьян и фокус с браком не удался», и уходят в свободный поиск нового возлюбленного. Одному богу ведомо, сколько их у неё будет.

Теперь же она, отбрасывая назад крашенные пряди, некогда  чудных в локонах волос, открывая грудь и делая при этом множество мелких, неуловимых, как подобает кокетке, выставляющей себя напоказ, движений, ловит мужские взгляды, устремлённые на неё, всюду, где бы она не была.

А дома у неё стоит коробка со старой одеждой, из которой она творит вечное чудо – делать что-то из ничего. Делает она воротнички из рукавов и манжеты из спины, а также прекрасные заплатки из разноцветных лоскутов. Героиня наша, Женечка, отличалась удивительной способностью штопать, латать и комбинировать, казалось, она нашла средство и еду готовить из ничего. На производстве она вкалывала сдельно. Из-за потагонной системы страдал мочевой пузырь, высиживался ягодичный мозоль, немели руки, ломила спина, деревянела шея, и прочее и прочее, но Женечка не позволяла себе даже отлучится в туалет.

    Но при всём притом имеет она женскую особенность - обозревать боковым зрением, не очень-то и поворачиваясь, всё вокруг! Мужчинам пришлось бы и шею, и плечи развернуть, а наша прелестница чуть скосит глазом и вмиг всё нужное узрит. Узрев, сорвётся с каторжанской табуретки по такому случаю. Прошелестит её белый халатик, процокают каблучки мимо попавшей в кадр личности, обдаст ароматным духаном, каким-то особенным, тревожно-волнующим, и снова на свой табурет. Лишь мелькают руки её в работе, да смех, игривым колокольчиком, манит к себе. И она ждёт. Только сердце её то замрёт, то заколотиться.
 
    Мечты! Сколько их было обманчивых?! Но! - надежда любви! Она умирает последней...

В этот раз не обманулась. Был он молод и горяч. Пришёл. Обнял. Поцеловал. Остался. Навсегда остался тот, который «ложка дёгтя в бочке с мёдом», по её признанию...

    Другие же тянут супружескую лямку годы, с кроткой покорностью своей судьбе, тупо и бездумно следуя сложившейся традиции, потому что так живут их матери, так жили их бабушки и прабабушки, - по заповеди апостола Павла:

    - «Вы же, жёны, также покоряйтесь вашим мужьям».

Многочисленным товаркам, этой категории, прям на свадьбе муж товар лицом показывает. Под пъяный вопль: - «Горько! Горько!» – ужрётся. После чего повалится под стол. Его стошнит, и он извергнет всё, что сьел и выпил, всё, что совокупилось с соком желудочным и смердит. Покорная жена лезет под стол с ведром и тряпкой. Вытащит господина своего, рожу ему помоет, в постельку уложит и сидит над ним с тазиком и кружкой воды. Ждёт. Чего? Когда он её призовёт и осчастливит пьяной любовью?

Нет прям со свадьбы задать дёру, так нет же. «Какой-никакой, а муж», - смиряется она.
......................

И, в силу своей ограниченности и слепой любви, избрав в мужья примитивного и ничтожного, живёт, как и другая наша героиня – Лариса.

    Она была, как говорят, «пышнотелая баба».  У Неё не бюст, а отвислая сисястость. Живот её, жиром  вздутый, похож на перину, набитую требухой, нависал над толстыми короткими ногами. Голова кругла, всё, что на голаве, также кругло – нос, рот с губами, глаза и даже уши. И Она довольна внешностью своею.

    - Женщина без живота и сисек, как у меня, что квартира без буфета и шифоньера, – говорила она товаркам по участку, где также сидя на каторжанском табурете, свесив ляжечные телеса.

    Лариса обожает своего Коляньчика. Рассказывает:

    - Знаете, девки, с Коляньчиком мы с первого взгляда полюбились, и не откладывая в долгий ящик, расписались. Весь день на свадьбе было весело. Уж чего-чего, а бормотухи было хоть залейся. После каждого: «Горько!» – целовались и пили. К вечеру наклюкались хорошо. Я его, пьяненького, в спаленку кое-как довела. Легли. Я девочку из себя корчу, уверяю, что целочка. А он, пьяный-пьяный, а учуял, да  как заорёт:

    - Ага! Целочка – два кулака и щелочка! Ты что мне лапшу на уши вешаешь!?
Тут мы рассердились и подрались. Потом любовью занялись. Утром совестно, удивляемся оба, как это мы, два взрослых человека, из-за какой-то плевы разосрались. Помирились. На работу пошли. К ночи он пьяный пришёл. Опять ссора и драка. И так каждую ночь – и в конце концов, когда уже девку родила, мы с Коляньчиком поняли, что мы вовсе не хуже других, а просто по характеру дикие, как и большинство семей.

Лариса, орудуя паяльником, продолжа:

- Зато, какой душевный человек Коляньчик! Когда не совсем пьян, лежим мы с ним в обнимочку, мечтаем, он и говорит:

- Лариска, когда я разбогатею, то открою себе гарем, в котором у меня будут голые толстые женщины, как ты, с ягодицами, расписанными зелёной краской, чтоб мозолей не видно было.

    - Ну и хохмачь же он у меня! – добродушно смеётся Лариска.

    Люба, как и все, смеётся, и рассказывает своё: - А вот мой Валерка, скотина, что придумал! Пришёл вчера, как зюзя. Я ему: - Как тебе не стыдно? На кого ты похож? Ты, скотина, облик человеческий потерял!

А он, паразит, мне в ответ:

    - Ничего я не потерял. А ты пасть закрой. А то...

    - А то что? – наседаю я на него. И знаете, что он мне говорит?

    - Я до завтра протрезвею, а вот у тебя ноги кривые! Ноги не выпрямить ни до завтра, ни до послезавтра! Что, схлопотала!?

    - ... Девки, меня столбняк хватил. Я слова сказать не могла. А потом меня прорвало:

    - Погань ты вонючая, это у меня ноги кривые!? Будешь, кобелина, лизать эти ноги! 
 
    - Ага, жди! Пусть тебе чукчи лижут! Или пьяные китайцы! А я свою гордость имею!
               
Сидел на кухне, сам себе буровил что-то, пока заснул. Часов в пять слышу, очухался.

Разделся и хотел лечь ко мне на кровать. Я его ногой прямо в морду как пихану! Рычу:

    - Иди до той, у кого ноги ровные и длинные, а к моим не прикасайся, раз они кривые!

    - Любонька, да ты чё?! Да лучше твоих ног ни у кого нет!

    - И начал целовать их, а потом и облизивать. А сам мостится, мостится. Чувствую, ожил.

    - Так какие у меня ноги? – спрашиваю. – Кривые?

    - Любонька, то по пьяни были кривые и коротенькие, а так очень даже ровные и длинные. Вот, смотри, чуть-чуть до потолка не достают. И очень красивые!

    - Ну и подлиза же ты, Валерка! – говорю ему, а сама уже плыву. Ноги-то чуть до потолка не достают! И не кривые! Чего ж ещё бабе надо?! И вот так каждый день.

Я уже сама от спирта провонялась. Может, одумается? Подожду ещё. Не прекратит, я ему такие рога настрою, мало не покажется! Ноги-то красивые!

.................
   
    ... У Лиды был добродетельнейший супруг, души в жене не чаял. Бывало, с работы все в забегаловку, а он домой и жену поцелуями осыпает. Товарищи по работе его за это не уважали. Жили Лида и Слава в изолированной двухкомнатке огромного дома, именуемого «караван-сараем». «Караван-сарай» тот огромный, да всё в нём маленькое: кухонька-«шибзделка», спаленка-«побзделка», да туалет-«бзделка», балкончик-«гулькин нос», да «залец величиною с палец». Вот и всё жизненное пространство этой благополучной семьи. Но и в этом «королевстве» всяко бывает.

Приходят как-то подруги по участку на работу. Все - за верстак, на стульчик - шмяк и пошла-поехала сделка. Только Лидия стоя работает. Все, в недоумении, спрашивают:

    - Что случилось? Может упала и копчиком ударилась? Может села неудобно и мышцы таза потянула? Может..., может?..

А она в ответ:

    - Ага! Села неудобно! Девки, срам сказать, что со мною приключилось!

    - Давай, давай, выкладывай!

    - Да что выкладывать!? Стирались мы вчера. Я ж по домашнему – в одном халатике. Выскочила на балкон развешивать бельё. А на балконе такой бабе, как я, повернуться негде. Зацепилась ногою за тазик, да как чертыбабахнусь на зад раскорякой на что-то.  Впилось оно, проклятое, иглами в моё хозяйство! Я ору, что есть мочи! Славка выскочил с перепуганными глазами. Видит, что я корчусь и ору, а сообразить не может почему.  И соседи повыскакивали.

    - Славочка, миленький,- кричу я, - там что-то! – халат распахнула. У Славки глаза на лоб полезли. Слышу голос его: - Ляжки, раздвинь ляжки, Лидочка. Сейчас мы его.

Я раздвинула, Слава что-то выдернул меж моих ног.

    - Славочка, что это там такое меня укусило? Не гадюка? – со слезами, спрашиваю его. Вижу, ужас его с лица стал сходить и он показывает мне. Что бы вы думали!? Кактус! Это же я сама его выставила на балкон!

Всю ночь Славка мне пинцетом иглы вытягивал. Сесть не могу. К врачу идти стыдно. Как я ему показывать своё хозяйство буду? Буду терпеть. Пусть Слава лечит.
               
 Иные ж, прикрывшись замужеством как ширмой, вволю предаются служению финикийской богине Астарте.

И живут по утверждению  русской поговорки «Грех – пока ноги вверх, а опустил – так и Бог простил.»

Идеал мужа для женщин этого типа: - «Слепо-глухо-немой капитан дальнего плавания».

К какому бы клану она не принадлежала, раньше или позже, но увядает женщина, и лишь по её сохранившимся ещё глазам, и по очерку её губ, особенно во время улыбки, можно предположить, что когда-то она была замечательно хороша собою...