Эва открыла глаза, увидела и заорала.
Собственный крик больно ударил в уши, расцарапал горло. Когда воздух в лёгких кончился, никто не пришёл, не спас, не увёл прочь, и проснуться тоже не получилось. Тогда полились слёзы. Эва вскочила на ноги, подбежала к тёмной склизской стене и принялась ощупывать её, лихорадочно проверяя, возможно ли по ней вскарабкаться вверх.
Тут она заметила кровавые узоры на тыльной стороне ладоней и завыла от ужаса. Быстро ощупала себя, задрала юбку — нет, не ранена! Хорошо, хорошо, значит, не сдохнет, значит, выберется отсюда. Подавляя панику, ведьма огляделась.
Чёрный грубо отёсанный камень стен, уходящих высоко, в недостижимое небо, глиняное дно колодца, исцарапанное, в тёмных вонючих пятнах, десяток шагов, чтобы пересечь яму посередине, бессмысленные знаки на высоте протянутой руки — и больше ничего. Эва прислушалась: наверху мерно стрекотали механические цикады, издалека доносилось монотонное пение могильных червей. Значит, она всё ещё в Буролесье! Эва кричала, пока не сорвала голос, но никто не явился, даже чтобы полюбоваться на её безнадёжное положение. Ни один вурдалак не швырнул в яму комок крязи, и вездесущий злоглаз не прошуршал по темнеющему воздуху над ловушкой.
Сжав кулаки, собрав всё своё могущество, ведьма пыталась вышвырнуть себя из колодца, вырубить ступени, сотворить верёвку, призвать помощника, хотя бы сообщить мужу о своей злосчастной судьбе. Но что-то непонятное, равнодушное, внушающее беспредельный ужас, гасило любое заклинание, стирало слова с губ, глотало силу капля за каплей. Девушка присела на корточки у стены. Усталость и жажда победили, она больше не кричала, не пыталась чародействовать, даже не плакала. Смутные воспоминания, похожие на выдумки, порождённые отчаяньем, плескались в высыхающих слезах под дрожащими веками. Старомирский праздник Хэллоуин? Невообразимо, чтобы эта традиция за шесть сотен лет... Но Бурый Лес... Где, как не тут...
Эва снова медленно поднялась, проклиная своё решение поискать в чаще на сотню шагов за опушкой украденные яблони. Если её схватили, разрисовали кровью и бросили в колодец незнакомые безумцы, последователи забытого старомирского культа, значит, некто явится, чтобы пожрать жертву. Почему же он не торопится? Или ей предстоит просто сдохнуть от жажды, предварительно свихнувшись от беспомощности? Вряд ли: недостаточно жестоко, скучновато, чтобы сохраниться в полутысячелетнем ритуале. Возможно, она пропустила что-то важное.
И точно: после многочасового ползанья в грязи, осмотра каждого камня, когда солнце уже зашло, ведьма обнаружила, что почва в центре ямы легко поддаётся и, видимо, недавно была накидана и тщательно утрамбована так, чтобы жертва не заметила или не сразу обратила внимание на это. Холодея при мысли о том, что действует по плану безумцев, Эва стала копать.
На глубине полутора локтей она заметила, что из-под пальцев струится бледный, холодный свет. Спустя несколько ужасных часов, совершенно без сил, она полностью освободила то, что закопали в колодце: деревянный ящик длиной примерно с обеденный стол, но довольно узкий. Сидящий во главе такого стола патриарх неизбежно бы утыкался локтями в тарелки жены и старшего сына. Ожидая увидеть внутри некий проклятый клад, оружие или спящего некроманта, ведьма с мучительным усилием оторвала крышку - и захрипела, больше не в силах кричать. Безумцы положили в ящик кости. Едва светящийся скелет. Зачем?!
- Хелоуинская ночь, - прошептал череп, внезапно перевернувшись и упав на скуловую кость, так что пустые глазницы оказались направленными прямо на девушку. Та отодвинулась, нашаривая в темноте камень, чтобы отбиваться, если мёртвый встанет. Ей ещё не доводилось встречать «ходячую плоть», творения Гильдии Гробокопателей, да и представить себе кости, способные передвигаться без участия мышц, было сложно. Но вдруг?
- Зачем я здесь? - тихонько спросила она.
- Чтобы испытать страх и получить награду, - донёсся из ящика всё тот же шелестящий голос. - В этом смысл Хэллоуина.
Ясно теперь, почему её могущество оказалось бессильным. Сама того не желая, Эва питала немёртвого своей жизнью, отчаянно пытаясь спастись. Колдовать, выходит, нельзя: это просто усилит чудовище, а её ослабит.
- Ладно, - Эва прокашлялась. - Я боюсь. Аж до того, что сейчас обмочусь от ужаса, - и это была, увы, совершенная правда. Особенно выматывала мысль о том, что трёхлетний сын Тимуш, возможно, теперь вырастет без мамки. - Где моя награда?
- Исполнение последнего заветнейшего желания, - ответил мертвец и захихикал сухим, неживым смехом. Звук его быстро затих, но всё ещё ощущался болезненной вибрацией в кишках и в пересохшем горле у пойманной ведьмы.
- Хочу выбраться отсюда, - быстро произнесла она. Ничего не изменилось.
- Что не так? - грубо спросила Эва. Руки у неё задрожали, а из глаз снова покатились злые слёзы.
- Последнее... заветнейшее... желание... - проскрипел покойник.
- Погоди, рассветёт, - пообещала она, всхипывая, - меня искать пойдут, вытащат, мы веток в яму покидаем и подожжём! Сгоришь к шушунам... - и добавила несколько слов, изумляясь, что способна произнести подобное вслух.
- Не рассветёт, - равнодушно возразили кости.
Она перестала обращать внимания на мертвеца. Вместо этого изо всех угасающих сил стала карабкаться по отвесным стенам, вытряхнула кости в грязь и влезла на ящик - чтобы убедиться: нет, не дотянуться, не выскочить! Вонючие трухлявые доски развалились, и девушка упала на кости, разорвав себе кожу на боку. В ярости Эва вырвала из своего живота фалангу пальца с когтем, острым, как игла, и несколько минут тупо пялилась на вытекающую густую жидкость. Её собственную жизнь. Потом стало темно.
Когда она вновь приоткрыла глаза, череп лежал около её лица и глядел спокойно, выжидательно.
- Мне бы... - с третьей попытки получилось заговорить. - Сына... увидеть разок...
- Мама! - звонко крикнул позади знакомый голос, и она зажмурилась, заорала беззвучно, понимая, что сделала, что натворила. Потом попыталась обернуться, и сын обхватил её своими родными маленькими ручками.
- Мама... - плакал Тимуш, - мне страшно. Пусть не будет страшно!
И стало так.
Спустя мгновение в колодце больше некому было бояться.