Осень кровавыми разводами оставляет росчерк на листьях, побагровевшие, они слетают и скрываются в белой мгле. Густой туман вьется по влажной земле, пронизывающий ознобом до кончиков пальцев. Он затягивает собой провода высоковольтных линий, засасывает дорожные знаки, столбы фонарей, оставляя только тусклые пятна ламп. Вдох. Глоток сырости. Выдох и колечки теплого дыхания вырываются с её рта. Неизвестная ей местность. Она идёт, кажется, очень долго в сковывающем панцире тумана и тревожной тишины. Не за шелохнётся ветер, не застучат друг об друга костлявые ответвление деревьев, даже не слышно собственных шагов. Туман белеет до синевы и пробивающиеся черные скользкие ветви похожи на застывшие в пустоте скрюченные, иссохшие человеческие пальцы. Возможно, ей просто снится сон, сон повторяющиеся изо дня в день. Сон, в котором все ею сделанное и прочувствованное ранее, теряет значение, лишается важности и смысла для неё, осознается собственной ничтожностью и на губах уныло расползается жесткая ухмылка. Всё показалось плоским, вульгарным, скучным и лишенный какой-либо ценности. Это так, если бы вдруг человек потерял память и больше ничего и никого не узнает, соответственно всё вокруг не будет имеет значение потому что сознание превратилось бы Tabula rasa и нужно было бы заново что-то писать мелом на выскобленной доске разума, впитывать в себя новое восприятие мира, вдыхать новые запахи и связывать с ними события, встречать новых людей. Иногда, её увлекает подобная мысль и желание все начать сначала, но это невозможно. Рано или поздно человек возвращается к одним и тем же ошибкам, встречает одних и тех же людей, потому что бессознательно стремиться вернуть себе что-то забытое и далекое. Сейчас, она ощущает нечто подобное. Только память потеряна о единственном – о том, кто она? Неизбывная тоска по чему-то утраченному, назойливое стремление вспомнить, но ничего не получается и кажется изнутри доносятся только заунывные стоны безысходности, болезненные нервные надрывы. Изогнутые контуры жизни стремительно превращаются в изолинию. Возможно, это всё просто через избыток желчи в организме, витальной депрессии, дисфории. А ей кажется, что это нечто большее, что она кто-то, но пока она дошла только до того, когда стала никем и похоронена в памяти других людей под слоем земли.
Она потеряно бродит в тумане, с которого невозможно выбраться, и куда не посмотрит-брызжет мертвенный холодный свет, неуютный и пугающий, в мутной мгле не разглядеть вертикалей, горизонталей улиц, не выглядывают бугорки крыш домов и нет признаков близлежащего города, остановок, магазинов.
И хочется спросить куда она сейчас бежит, резко сорвавшись, что мелькает только конец ее шарфа в тумане? Ведь, её никто не догоняет, ведь ей кажется, что она убежала далеко, но она стоит на месте.
И вдруг замирает на полуобороте и ее апатичное лицо наконец-то пронзает гримаса не то боли, не то отчаяние. Разрывает пальцами у шеи шарф, сбрасывая его, оголяя свою шею, воздух ледяной удавкой сжимает горло, она кусает себя за руку. Может, она хочет проснуться? Или выразить всю горечь в этот укус, где налитые подкожной кровью лиловеют отпечатки зубов, панически запускает пальцы в волосы, так что вырвет их с корнем, одёргивает одежду и не находя места, мечется со стороны в сторону как загнанный дикий зверь в ловушку.
Пляска дней без смысла и выхода с монотонностью чередующихся событий, глупых диалогов, статичных времен года. Вот, вот и сейчас ты достигнешь того что прервет эту череду, что даст возможность прервать окружающею тебя изо дня в день скуку, пока сквозь это чувство не закрадывается более волнующее для неё откровения, а что если кроме этой череды дней нет ничего и в ней самой –ничего, кроме того, что она расходный материал, одна из многих? Что если за ожиданием и томлением по чему-то утерянному не скрывается смысла, точно так же, как и в существовании?
И пробудившиеся ветер вдруг зашумел за её спиной, проснувшиеся ветер закачал полусонную листву, проснувшиеся ветер ютится в пересечении невидимых ветвей. Осень пропиталась ядовитыми сгустками крови, застоявшемся запахом протухших чувств, осенние поцелуи оставляющие кровавые подтёки на её теле как от страстной любовницы и она кружится вокруг себя , срываясь то на смех, то с желанием вытащить комок слез из горла ,она кружится как щенок в попытке поймать что-то чего не существует. Как щенок, ищущий свой купированный хвост. Напряжение и паника трусит все ее тело судорогой. Хочется кричать, скулить, плакать, разбить что-нибудь, но кроме ее самой нет ничего что можно было уничтожить. И вдруг за тем упавшем шарфом снимает пальто, снимает рубашку, снимает брюки и обувь. Она не дрожит ,она пальцами притрагивается к мягкой похолодевшей коже, скользит пальцам по рукам, по шее, по губам ,по лицу, сдавливая его, прикасается к белкам глаз, ресницы трепещут , по щеке ползет слеза, и вдруг эти длинные ногти вонзаются в кожу, она царапает ее ,пока не начинает углубляться в эти тонкие прорези , сдирать кожу ногтями ,снимать лоскут за лоскутком и все не добраться до глубины , и все –в кровь и плоть ,а где её сердце, где её душа ?ненависть превращает её руки в орудие пытки ,раздирает себя, волосы струятся на лицо и окровавленными пальцами приглаживает их обратно превращаясь в непонятное существо, руководствующиеся только своей ненавистью.
По ее лицу потоки крови ,по рукам , по ногам , по груди глубокие кровоточащие рельефы. Она остается пульсирующей биомассой, израненной собственными ногтями с желанием вывернуть себя наизнанку, обнажить себя до скелета, заглянуть в себя, прочувствовать что-то кроме тех дней где все знакомо до истомы, до томление в груди, желание уничтожить мир вокруг себя или уничтожиться в этом мире. Она стоит незащищено в синеве тумане и протяжного скрипа окружающих деревьев и нет даже в небе спасительного лучика одинокой луны.
Лампы фонарей вдали начинают гаснуть один за одним. И за потерянным светом стремительно ползет чернота, поглощающая синеву угрюмого сырого тумана. С одного глубокого сна, она проваливается в другой, поглубже, где резко меняются декорации.
Туман исчез. Только темнота и единственный возвышающиеся над нею фонарь как прожектор на допросе.
И вдруг ребра расходятся в стороны, они трещат и пронзительный болезненный скрежет и скрип костей. Она смотрит, склонив голову к груди, ее расширенные зрачки смотрят на собственное расходящиеся ребра, обнажающие ее изнутри, и она пальцами притрагивается к себе во внутрь. Но…что это? Пальцы провалились в пустоту. На лице застыли глаза мутным стеклом, в измученном теле из плоти и крови, тепла и жидкостей было что-то уродливое и отталкивающие в ее изнанке, в ней самой, что-то извращенное и ничтожное в ее наготе, коже, в тошнотном запахе крови. Со рта начинает идти кровь, она брызжет фонтаном, её тошнит, но не от отравление, а ее рвет собой –кровью, судорожными рыданиями, она правит себя ногтями, она скидывает с себя кожу , она вдруг ничего больше не ждет и это чувство давно забытого и утерянного вдруг отчётливо дает о себе знать , на ее окровавленном пальце черная бабочка , она разводит крылья и закрывает , темно синего цвета они мерцают как пайетки на солнце. Мертвенный свет фонаря начинает гаснуть , накал в лампочке уменьшается и уменьшается, и она прибивает ладонью бабочку с трепещущими крыльями и падает навзничь израненным телом ,пока не осознает что смотрит на саму себе -то что осталось,лежащее под ее ногами тело –окровавленное ,ненавистное ей тело, дрожащее и жалкое ,и смотрит на неё ее же стеклянные мутные глаза , под тем сочащимся кровью телом лежит шелковая темная синяя мерцающая ткань, её же рука протягивает к ней ладонь ,где шевелится еще полу издохшая бабочка ,мерцание в крыльях гаснет. Она стоит с уставшим видом, с пустыми глазами и безразличием, с нетронутой кожей и целыми ребрами. Она раздавила бабочку. Она закрыла глаза. Она сдалась.
Солнечный свет заливает перекресток, холодные белесые лучи резвятся в золотистых листьях, они падают и ложатся ей под ноги, она сидит на бордюре и курит. Прохожие бросают на нее взгляды. Она вглядывается в их глаза озлобленной насмешкой и бросая окурок себе под ноги идет прочь. Что же чувствует она сейчас? Ничего. Только улицы, солнечный свет, выбеленный, прозрачный воздух. Пальцы в кармане нащупали какой-то хрупкий предмет, она достает иссохшее тело бабочки. Свернув к посадке, где растут черно-белые березки, она пальцами роет ямку, бросает тело бабочки и теряется среди прохожих.
она убила в себе все лучшее что было.