Неандер. Певчий Гад. Фигура запредела

Вячеслав Киктенко
                Певчий Гад
 
  Сага о Великом
      (Сохранившиеся отрывки из жизни и творчества   
      Великого. Великого Неандертальца. Просто Великого)


         Часть первая. Три короба.

***
                …и много-много солнц, и еще больше лун сменилось в моей долгой-долгой жизни, пока не нагрянули времена.
                Времена и обстоятельства… я занырнул в запредел. Не своею волею занырнул. После нескольких тяжелейших операций, когда меня вытаскивали с того света и был я подвешен на ниточке между миров, странным образом стал меняться, и очень  изменился сам образ жизни, её мирообраз, а с ним что-то ещё.
                Изменился взгляд, память приоткрыла новое. То есть, не совсем новое, но смещённое в темноту, и – вдруг – проступившее, словно вспыхнувшее на резком свету. Всплыл из глубин образ Великого, позатёртый, было, временем и размеренной, «правильной» жизнью.
                Может, вытащили из областей того света не так, как следует, кривовато вытащили, как порою родовспомогательница вытаскивает или вынуждена вытаскивать «неправильное дитё»  из чрева – не тем местом?  Не знаю. Сны ушли в день, дневная жизнь переместилась в ночь. Поневоле стал сновидческим свидетелем дневной жизни, расхитителем ночи. Спал днём. Бодрствуя, записывал всякое…

***
...и стал водолазом, ловцом диких снов,
И стал земноводным в долинах проточных,
Ночным разрушителем денных основ,
Дневным соглядатаем знаний полночных,
Сновал между смутных стихий, похищал
Всё то, что нельзя наяву прикарманить,
И только затем, что совсем обнищал,
Не в силах уже никого одурманить
Ни словом простым, ни улыбкой родства…
Своих современников вдруг разглядел я
Такими, что новые мне существа
Открылись, когда занырнул в запредел я…

***
               
                Фигура запредела

             Самой крупной фигурой запредела оказался… идиот. В самом классическом, эллинском  смысле идиот – частный человек вне партий, сословий. Просто человек. Идиот.  Вот об одном из таких, Великих Идиотов, сложилась Сага. Из записей, из «архива». Так его и станем величать – Великий. Просто Великий.

***
Да, вот так и сложилось со временем тут, в этом жалком, крохотном сегменте мироздания, на планете Земля: таинственны оставались одни только чудаки, блаженные, юродивые. Остальные – прозрачневели, становились всё более опрозраченными смыслами, рацио, Числом.
Чудаки жили Словом. Старым, как мир, пахучим, как осенняя яблоня, Словом...

***
Увы, обломки… только обломочки остались от жизни Великого. Велик он был  всем – неординарностью идей и поступков, неизбывной глупостью, граничащей с полным идиотизмом, восхитительной мудростью, не всем и не сразу видимой. Обнаруживали её – с изумлением  для самих же себя! – только с годами… и то лишь более-менее знавшие его, кое-что понимающие в жизни.
В чём феноменальность Великого? Ну, об этом вся книга. Или – Сага. Точнее, обломки её. Не назову имени-отчества-фамилии, которые у него, конечно же, имелись. Возрос в образцовой советской семье: отец геолог, мать соцработник, старшая сестра, благополучно женатая…
И все они не просто не любили Великого. Как бы выразиться?.. Так, возможно, не любят какую-то неординарную частичку в атоме, навроде нейтрино.
Чужой он был, всем чужой. Дикий, непонятный, Великий…
Но – к делу.

***
Однажды, воодушевлённый некоторыми успехами в стихосложения, поздний  уже, заматеревший  Великий, в подражание знаменитым изваял Оду. Себе самому. Назвал: 
«Певчий гад».
Ну, так и озаглавим обломки.

ОДА

«Я в лавровой опочивальне
Хочу на лаврах почивать,
Обрыдло в спальне-ночевальне,
Как всяко быдло, ночевать.
Я представляю: вот кровать,
Увитая роскошным лавром,
На ней двум-трём пригожим лярвам
Вольготно будет мне давать
Сопеть в обнимку с ними рядом,
И просыпаться, и любить
Всегда самим собою быть,
А не каким-то певчим гадом.
Я заслужил! Я не охально
Такую требую кровать,
Я жить хочу опочивально!
Хочу на лаврах почивать!
Мне надоело воровать,
Из воздуха стяжая славу,
Я славой отравил державу,
И лавра сладкую отраву,
Герой и буй, хочу впивать!»