(К 100-летию большевистской революции, закончившейся фиаско)
Перечитывая Герцена, не перестаешь удивляться, насколько глубже Ленина он любил и понимал Россию. Его сравнительные описания нравов Запада и России не потеряли значения и сегодня, и во многом объясняют фиаско, которое потерпели марксисты. Ленин, несмотря на свой достаточно высокий интеллект, так и не смог до конца понять Герцена.
В чем Ленин уступал Герцену? Я вижу здесь несколько качеств. Во-первых, интуитивное чувство истории, близость к европейской цивилизации, глубокое понимание отличительных черт своего народа, и, во-вторых, исключительное эстетическое чувство*. И того и другого недоставало Ленину.
Эти недостатки легко увидеть из его известной статьи 1912 года «Памяти Герцена» [1], посвященной столетию Герцена. В статье, Ленин как-бы одновременно хвалит и критикует Герцена, но если глубже разобраться, и то и другое не затрагивает главной сущности великого русского интеллигента.
Разберемся сначала с « критикой». Ленин пишет:
«… его “социализм” принадлежал к числу тех бесчисленных в эпоху 48-го года форм и разновидностей буржуазного и мелкобуржуазного социализма, которые были окончательно убиты июньскими днями. В сущности, это был вовсе не социализм, а прекраснодушная фраза, доброе мечтание, в которое облекала свою тогдашнюю революционность буржуазная демократия, а равно невысвободившийся из-под ее влияния пролетариат.»
Замечу, что Герцен был достаточно эрудирован и знаком с философской и социалистической литературой, чтобы делать самостоятельные выводы о ценности того или иного социализма. Он, как и его друг Бакунин, не принимали Маркса и его авторитарный поход к революции. Они считали, что люди должны сами разобраться, какой тип будущего им ближе. Известны сильные разногласия по этому поводу между Бакуниным и Марксом. У Герцена к тому времени уже был достаточно сложившийся вгляд на «русский» тип социализма, представленный крестьянскими общинами. Этот тип был совершенно естественный для крестьян, поскольку общинная жизнь у них сложилась давно, а земля для них испокон веков была главным «средством производства».
Единственно, что требовалось - это предоставить землю в их собственность. Причем эта собственность должна была быть общинной, а не частной, как на Западе.
Пролетариат, на которого ставил Маркс, а позже Ленин, находился в России в зародыше, кроме того, Герцен считал, что идея пролетарской революции ведет в никуда. Земля важнее заводов. Ленин этого не понимал. Ленин пишет:
«Духовный крах Герцена, его глубокий скептицизм и пессимизм после 1848 года был крахом буржуазных иллюзий в социализме».
Никакого «духовного краха» на самом деле не было. Наоборот, было духовное прозрение, сводимое к тому, что прежде чем совершать революцию, надо хорошо представлять себе будущее. Разрушать всегда легче, чем создавать нечто стоящее. Нельзя не видеть, насколько это кажется сегодня очевидным. В «Письмах к товарищу»(1869)[2] Герцен говорит:
"Знание и понимание не возьмешь никаким coup d'etat* и никаким coup de tete* …. Медленность, сбивчивость исторического хода нас бесит и душит, она нам невыносима, и многие из нас, изменяя собственному разуму, торопятся и торопят других… Следует ли толчками возмущать с целью ускорения внутреннюю работу, которая очевидна? Сомнения нет, что акушер должен ускорять, облегчать, устранять препятствия, но в известных пределах…
…сверх логического самоотвержения, надобен такт и вдохновенная импровизация… Петр I, Конвент научили нас шагать семимильными сапогами, шагать из первого месяца беременности в девятый и ломать без разбора всё, что попадется на дороге…"
Был ли «такт» у Ленина во время проведения революции, а главное после нее? Сомневаюсь.
Далее, о революции 48 года Герцен пишет:
...Мы видели грозный пример кровавого восстания, в минуту отчаяния и гнева сошедшего на площадь и спохватившегося на баррикадах, что у него нет знамени. Сплоченный в одну дружину мир консервативный побил его — и следствие этого было то ретроградное движение, которого следовало ожидать…"
Не напоминает ли это нам восстановление бонапартистского общества в России после 1991 года? Пришедшие на смену коммунистическим бонзам «реформаторы» ничем практически не отличались от своих предшественников, сменив лишь пластинку. Дворцовый переворот произошел так быстро, что народ так и не смог разобраться, что собственно произошло (и до сих пор ломает голову). И социализм был фальшивый, и рыночный капитализм оказался не лучше.
Все это предвидел Герцен. В том же письме он пишет:
…общее постановление задачи не дает ни путей, ни средств, ни даже достаточной среды. Насильем их не завоюешь. Подорванный порохом весь мир буржуазный, когда уляжется дым и расчистятся развалины, снова начнет с разными изменениями какой-нибудь буржуазный, мир. Потому что он внутри не кончен и потому еще, что ни мир ни построен, ни новая организация не настолько готовы…
Пусть каждый добросовестный человек сам себя спросит, готов ли он? Так ли ясна для него новая организация, к которой мы идем, как общие идеалы — коллективной собственности, солидарности,— и знает ли он процесс (кроме простого ломанья), которым должно совершиться превращение в нее старых форм? И пусть, если он лично доволен собой, пусть скажет, готова ли та среда, которая по положению должна первая ринуться в дело?
Эти потрясающие строки объясняют фиаско социализма в России. Были ли ясны большинству пути социализма (и какого?) в момент свержения старого царского режима ? Конечно, нет. Знаниями обладала только «партия», которая должна была «разъяснять» обычным гражданам, свое понимание социализма. «Большевики-рабочие» приезжали из Петрограда в деревни, и об’ясняли крестьянам, как они теперь должны пахать и сеять. Те же большевики, часто малограмотные, становились во главе образовательного процесса. Это насильственное обучение социализму продолжалось до последнего момента, и неудивительно, что закончилось полным провалом.
Тут есть еще один важнейший момент, который оказался фатальным для России. Ленин, увлеченный теорией Маркса, а именно, поверивший в теорию «прогресса» и последовательное развитие производительных сил, восторгался промышленностью при капитализме, и считал, что Россия должна идти тем же путем. К крестьянству, к земле, он (вслед за Марксом) относился снисходительно. Это говорит о его, вообще говоря, нечувствительности к российской природе и нелюбви к простой крестьянской жизни.
Герцен был гораздо проницательнее. И понимал ценность земли для будущего. В краткой, но чрезвычайно важной статье «О сельской общине в России» [3], он пишет:
"Русская сельская община существует с незапамятного времени, и довольно схожие формы ее можно найти у всех славянских племен. Там, где ее нет, она пала под германским влиянием. У сербов, болгар и черногорцев она сохранилась в еще более чистом виде, чем в России. Сельская община представляет собой, так сказать, общественную единицу, нравственную личность: государству никогда не следовало посягать на нее; община является собственником, облагаемым объектом; она ответственна за всех и за каждого в отдельности, а потому автономна во всем, что касается ее внутренних дел".
Именно этого Ленин и не понимал. Во-первых, люди должны жить вместе (но не в бараках, а на родной земле, которую они любят и берегут), а во-вторых, люди должны иметь близкие отношения (не обязательно родственные) и чувствовать духовное единство. Это как-раз то, что я увидел в шотландской экодеревне Финдхорн [4]. Разные по возрасту, по верованиям, по культуре, люди живут вместе на одной земле, работают вместе и веселятся вместе. Но нет у них начальников и «партий», никто никого не заставляет и ни к чему не принуждает. Такие общины всегда были и сегодня множатся по всему свету. И они чувствуют себя прекрасно. В мире сейчас насчитывается около 10 000 экодеревень.[5]
Герцен далее пишет:
"Ее [общины] экономический принцип – полная противоположность знаменитому положению Мальтуса: она предоставляет каждому без исключению место за своим столом. Земля принадлежит общине, а не отдельным ее членам; последние же обладают неотъемлемым правом иметь столько земли, сколько ее имеет каждый другой член той же общины; эта земля предоставлена ему в пожизненное владение; он не может да не имеет надобности передавать ее по наследству..
…Каждый из владеющих землей в общине, имеет голос в делах общины. Староста и его помощники избираются миром."
В общине Финдхорн существует совет, состоящий из 80 человек, решающий все коллективно. Члены совета избираются на ротационной основе. Никаких начальников и даже старост в помине нет. Есть "фокалайзеры", люди, способствующие общению, и это всё.
Легко увидеть, насколько это отличается от частного владения землей. К сожалению, частнособственнические интересы и индивидуализм взяли верх. Но это не идет на пользу ни людям, ни земле. Почему не идет на пользу людям? Потому, что частник смертен. Умирает глава семейства, а сыновья разъехались или их вообще не было, и прощай земля. Сколько я видел таких случаев.
Почему земле плохо? Потому что частник, каким бы искусным земледельцем ни был, всего не знает, сил не хватает, да и работать одному скучно.
Напротив, в общине земля процветает. И не теряется даже, если люди уходят или умирают. Одни уходят, другие приходят.
А что с «пролетариатом» ? В чем его интерес? Работа на заводах ? Без деревьев, без травы, без кузнечиков, без птиц, - всю жизнь не видя света белого - не к этому ли свелась жизнь при социализме?
Любопытную (и точную) характеристику Петру I дает Герцен:
"Сельская Россия, всему внешне подчиняясь, на самом деле ничего не приняла из преобразований Петра I. Он чувствовал это пассивное сопротивление; он не любил русского крестьянина и ничего не понимал в его образе жизни. С преступным легкомыслием усилил он права дворянства и затянул еще туже цепь крепостного права…"
Преобразования, которые задумал Ленин по тому же немецкому образцу, привели к еще более трагическим последствиям. Да, я имею в виду милитаризацию и насильственную коллективизацию, ничего общего не имеющих с природной русской общиной. Правда, в этом большая заслуга Сталина.
Возрождение России, если таковое вообще возможно при нынешних условиях, придет не из «промышленных центров», а из дальних деревень.
___________________
* Это важная тема, к которой я, возможно, вернусь позже. Не вызывает сомнения, что эстетика социализма в СССР уступала эстетике дореволюционной России, не говоря уже о европейском наследии. Достаточно вспомнить уровень поэзии, прозы, изобразительного искусства в дореволюционной России и сравнить его с нынешним уровнем - ВП