или РЕВОЛЮЦИОННЫЙ НЕОЛИТ
С чего началась история?
Ну, скажем так, с чего началась история ДЛЯ МЕНЯ – это я более-менее помню, толкуя смутные образы, полусны и полу-сцены, из раннего детства. Ведь именно эти образы впечатались в подкорку, как любят выражаться научно-популярно мыслящие люди. Хотя… почему впечатались именно ЭТИ, а не другие, образы – совершенно непонятно...
Еще можно сказать, что история начинается для меня с того момента, когда я осознаю себя включенным в историю: что вокруг – не просто какая-то круговерть (дат, имен и событий), а все они как бы нанизаны на тесемку международной ситуации и недавнего прошлого.
…А вот в школе нас начинают учить истории с так называемого Древнего мира. Хм! было бы здраво, если бы нам преподавали ее в виде, так сказать, житейских историй или этических лайфхаков – поучительных рассказов – из Диогена Лаэртского и Михаила Гаспарова, сдобренных внеклассным чтением из «Рассказов о невероятном» Палефата (школа воображения и фантазии!).
ЗАЧЕМ было нам изучать давно уж исчезнувшие державы, не имеющие к нам никакого отношения? Даже мы, советские дети 10-11 лет, для которых – к сожалению и к счастью – политики не существовало, воспринимали фараонов и Междуречье как инопланетную фантастику!..
Однако, вот ведь в чем дело. Как оказалось, история-то началась НЕ с этих царств и битв, годов и династий. А все пошло с одного «простого» факта: первые люди занимались обычным собирательством (трав, грибов или ягод), а чуть более умелые – рыболовством и охотой. В какой-то (условный) момент, люди открыли для себя земледелие и скотоводство.
Насколько я помню, мы воспринимали этот переход как нечто само собой разумеющееся. Для меня, по крайней мере, было так. Ну, как в моей деревне: в своем саду-огороде растут свои завтраки да ужины, в колхозном поле пасется сытный обед, а на праздники можно сходить, поохотиться или порыбачить (ходить по грибы было почему-то не принято – собирательство распространялось, хе-хе, разве что на соседские участки).
Впрочем, в те времена – последние годы Советского Союза – и на селе, и на заводах, и в госучреждениях все было как-то понарошку: за исключением отдельных серьезных производств и коррупции, только самодеятельностью занимались серьезно.
А тогда, при неолите, все было как-то символично: сторонники планового хозяйства стремились внедрить и популяризовать земледелие и скотоводство, а охотники и собиратели старались сохранить за собой право на приватизацию или экспроприацию – уже не столько у природы, а в первую очередь, у своих непокорных соседей-революционеров (которых они, должно быть, называли «сырьевыми придатками»).
Почему "революционеров"?
Во-первых, режимы земледелия или скотоводства совершенно не очевидны.
Во-вторых, это требует открытия культурных растений и культивации как растений, так и животных – это ОЧЕНЬ непросто: учитывая, хотя бы, тот факт, что ПОСЛЕДНЕЕ животное было приручено свыше 10 тысяч лет назад! И что самое главное: станет ли этим заниматься собиратель или охотник? – даже если его ох как прижало!
В том, что, говоря условно и грубо, от Охоты к Работе может быть плавный переход, первым усомнился австралийско-британский археолог-марксист Гордон Чайлд, только в 1923 году. Точнее, так: поскольку британские ученые не склонны сомневаться, а у марксистов, к тому же, специфический взгляд на вещи, то мистер Чайлд заявил о революционном скачке – независимо, в 7¬-8 регионах. Самым ранним центром неолитической революции считается Ближний Восток, где одомашнивание началось не позднее, чем 10 тыс. лет назад. Так появилось понятие «Неолитическая Революция».
На сей счет, действительно имелись данные археологии, причем из разных регионов: от Плодородного полумесяца (- 9-го тысячелетия) до «Китайского Междуречья» (в долинах рек Янцзы и Хуанхэ, от высокогорья Новой Гвинеи до территорий Перу и Мексики (оба – в -7 тысячелетии), наконец, из Юго-восточной Африки и долины Миссисипи ( -3-1 тысячелетия)…
Но вот о чем молчит археология… Во-первых, о причинах Неолитической Революции, причинах как негативных (сырьевой кризис, который вынудил определенную группу первобытных людей искать альтернативных источников питания), так и позитивных (КАК именно эта группа нашла или начала разработку новых методов хозяйствования). Во-вторых, археология нема пред лицом социальных механизмов Неолитической Революции. Наконец, письменных источников тогда еще не существовало или до нас они не дошли.
Здесь, на подспорье к археологии приходят геолого-климатические исследования. Именно они обнаружили как прямые, так и косвенные (демографические) основания. Первыми же были выдвинуты соображения об изменениях климата в конце ледникового периода, которые сопровождались засухой и миграциями людей и животных в оазисы, где и происходило одомашнивание, как животных, так и растений. Впрочем, эта теория – т. н. Теория оазисов – так и не получила подтверждения: ледниковый период закончился много раньше и предполагаемые климатические изменения относятся к другой эпохе.
Ещё один вариант увязывания экономического прогресса с изменениями климата состоит в предположении, что появление земледелия стало возможным в связи с наступлением длительного периода стабильного и предсказуемого климата, что очень важно для растениеводства
Куда интереснее другая – так называемая «Демографическая теория», предложенная Карлом Зауэром, которая предполагает, что увеличение численности населения было не следствием, а причиной перехода к земледелию. Местных ресурсов диких растений не хватало для прокорма возросшего числа людей, и тогда их стали культивировать. И вот тут мы переходим к самому главному.
Категорически не думаю, что первоначальный «класс-гегемон», то бишь, Охотник, стал бы считаться с «излишком населения». Что он, в самом деле, «переквалифицировался в управдомы» (то есть, отказался от своего собирательно-охотничьего призвания, и, тем более, начать искать альтернативных путей)? Ведь, КАК рассуждает Охотник – а мы наблюдаем это весь век двадцатый и сейчас: ресурсов на Земле мало, а людей – слишком много. Думать о серьезной колонизации инопланетных ресурсов пока рано – а стало быть, надо задуматься о другом: о сокращении численности населения! «Благо», рычагов для депопуляции – пруд пруди: войны и локальные конфликты, ГМО, раннее половое воспитание и «гомо-тренинги»…
Бесспорно, этот Переход, точнее, скачок – от Охоты к Работе – был обусловлен кризисом. Кризисом, который вызвало именно отношение к природе со стороны Охотника: это мы наблюдали в совсем недавнем прошлом, наблюдаем, собственно, и сейчас. Стремление разнообразить свой рацион и хищническое отношение к окружающему миру – это отнюдь не то, что свойственно скотоводу и земледельцу. Совершенно правильно подметив принципиальное – революционное, так сказать – отличие Охотника-собирателя от Земледельца-скотовода, Гордон Чайлд – как и подобает британскому ученому – трактовал именно последнего как разрушителя гармоничного сосуществования человека с природой: именно он, якобы, оказался в оппозиции к окружающей среде. Согласно, Чайлду, не Охотник, а Работник подстраивает стихии под свои нужды, что приводит к возникновению цивилизации и технического прогресса – хоть и дорогою ценой. (*)
Давайте, подумаем, вместе со мной – КАК это было!
Итак, около пятнадцати тысяч лет тому назад, где-то между Балканами и Ближним Востоком, разразился кризис. Может – похолодание, может – потепление, а может, оба вместе – рост населения. Одним словом, дичь эмигрировала из лесов, а рыба уплыла из Понта и из Дуная…
А скорее всего, охотники переусердствовали – это обычное дело. Охота – не плановое хозяйство, а агрессия и захват: пока дают лес, тайга или саванна – хорошо, нет? – тогда у соседей, своих или чужих! (**)
Итак, пред нами – две группы населения. Первая – охотники-консерваторы: все, кто только способен держать оружие и быстро двигаться, обязан быть верным охоте; а те, кто охотиться не может – пусть пеняют на себя!
Вторая – революционеры – за альтернативу. Науке не известно, КАК они осознали исчерпанность / исчерпаемость ресурсов, и откуда взяли ТО, ЧТО земледелие и скотоводство не только возможны, но и необходимо – известно только одно: люди эти не могут и/или не хотят охотиться!
Возникает острейший конфликт: «Зачем нам вас кормить? Кроме того, что вы – саботажники, так еще вот что: еды слишком мало, а вас – слишком много!»
Мало, в каких регионах смогли одержать верх Крестьяне. Однако, почти наверняка, таких регионов оказалось гораздо больше. Именно потому, мы до сих пор помним центры, что были перечислены выше – ну, а те регионы, где одержали верх Охотники, оказались бесперспективны и исчезли (исторически скоро).
Впрочем, о них не интересно – ни писать, ни думать. Гораздо интереснее, КАК должна была сложиться судьба регионов устойчивых!..
Трудно – опираясь на нынешние реалии и представления – описать ту невероятную гидравлику, с помощью которой лидеру Крестьян удалось отвести угрозу со стороны Охотников. Трудно – еще и потому, что основным орудием этого Вождя была магия. Вспомните основной мотив древних мифов и сказок: противостояние Деревни, как мира человека, и Леса, как цитадели всякой дикой нежити и чудовищ. Последние – в лице Кощея, Бабы Яги, Соловья-Разбойника, леших и кикимор – суть наследники тех самых Охотников, которые предпочли человеческой цивилизации возможность жить разбойными набегами, жать то, что не сеяли, и жрать то, что не сами растили!
Тому – безвестному, но великому – вождю крестьян удалось стравить охотников своего племенного союза с охотниками-чужаками. А затем, удалось ему добиться того, что «свои» охотники подались в эмиграцию.
Эта-то эмиграция и вылилась в первое на территории Евразии Великое переселение народов.
В истории этого военного союза – известное как Народы моря – ясно видно, что главное для народа – не этническая принадлежность и даже Родина, а стиль жизни: привычки, подкрепленные идеологией. Так, самые известные из потомков Народов моря – финикийцы – жили едва ли по всей акватории Средиземного моря. Жили они, в основном, охотой – причем, охотились не только на корабли (что нетолерантно называют «пиратство»), но даже на деревья.
Последняя деталь особенно интересна: ведь монополия на эти деревья – ливанские кедры – приобрела почти метафизический характер! Выдающиеся вельможи Древнего Египта были вынуждены унижаться перед «охотниками за деревьями», чтобы – даже ценою некоторых стратегических интересов – приобрести кедрового масла: ведь без него было невозможно БАЛЬЗАМИРОВАТЬ МУМИИ – то есть, добиться загробного существования для фараона! Иначе говоря, масло ливанских кедров было товаром посерьезнее, чем углеводороды и даже уран…
К северу же от Египта, именно эти чудо-деревья и позволили ахейцам создать превосходный флот, и впоследствии колонизировать и Понт, и Средиземноморье.
Это-то и подкосило, с одной стороны морское владычество финикийцев, а с другой стороны, их исключительный товар. Следующее действие развернулось уже между Римом, городом-миром и Карфагеном, столицей пустыни и безродным наследником Финикии! – как видите, все та же парадигма, все то же противопоставление крестьян и пиратов, земледельцев и охотников. (***)
Владычество Рима пало под ударами атилл, аларихов и радагайсов, родства не помнящих. Мало того, что гунн Баламбер и гот Германарих пригнали едва ли сотни больших и малых народов к границам умирающей империи, они еще и «заразили» ее презрением к СВОЕМУ: верные слуги – последние хранители – Рима, Стилихон и Аэций были вероломно убиты «своими», в то время, как последние занимались черт-те чем.
Это тоже, увы, знакомый мотив, однако – сейчас не об этом.
После Великого переселения народов (IV-VII веков) минуло тысяча лет, и – начался, так сказать, Римейк Народов моря – он был назван Эрой Великих географических открытий. Открытия – а по-нашему, Охота!
Возьмем, хотя бы, массовое уничтожение бизонов, с целью уничтожения или порабощения десятков миллионов индейцев!..
А как вам такое… когда мы наслаждаемся сонатами Бетховена, транскрипциями Листа или этюдами Шопена, следует вспомнить об охотниках на слонов! Не будь африканских слонов – не было бы и клавиш... Очевидно, именно фортепианная музыка привела к тому, что с конца прошлого века почти все слоны субэкваториальной Африки рождаются БЕЗ бивней! Массовое «обезбивнивание» невинных слонов – лишь для наживы – еще один пример охоты, крайне успешной и – в высшей степени безумной!..
То, что в наши дни, музыка деградирует, и угасает интерес к ней – слонов уже не спасет.
А ковровые бомбардировки целых стран и десятков городов с одной-единственной целью – контроля над нефтегазовом – ЧЕМ это не охота?
______________________________
(*)В марксистской историографии (академик Г. Б. Поляк, профессор А. Н. Маркова) неолитическая революция трактуется как переход от присваивающей к производящей экономике. Ведь, всмотритесь: разница огромна! В первом случае, рыболов, охотник или собиратель – БЕРУТ у природы (по возможности, все), тогда как во втором случае, скотовод и земледелец прежде ОТДАЮТ природе, и лишь затем берут у нее, постепенно, с расстановкой. Первый – назовем его Охотник – нацелен на агрессию и удачу, второй – условно, Крестьянин (против ненашего слова «фермер») – ориентирован на труд и циклы времени (или, гармонию с природой). Это совершенно разные подходы к миру.
Должен подчеркнуть: здесь речь идет НЕ о хищнических земледельцах, которые выращивают многоярусную ГМО-дрянь и грязно расчищают себе рынки сбыта, и НЕ об устойчивых (sustainable) методах охоты бушменов или последних из могикан с Амазонки. Разговор здесь – о принципе: Охотник / Собиратель хочет Здесь и Сейчас, Скотовод и Земледелец способны ждать, даже рискуя. В общем, рискуют оба. Но – по-разному!..
(**) «Однова живем, – говорят охотники – и нечего скупиться! – тем более, все равно, рискуем, так надо брать по максимуму!»Все помнят, что после Каннского триумфа, Ганнибал не пошел на Рим – хотя путь и был открыт! Мне кажется даже, что карфагенский полководец недооценивал, даже «недоосознавал» значение Города и места. А суровая настойчивость Марка Катона – «Карфаген должен быть разрушен» – она также симптоматична. Заметьте: разрушен должен быть не Абритт и не Виндобон, не Лондиний и не Лютеция, а именно Карфаген – чужой и чуждый! Ирония истории: последний император Рима низложен вождем вандалов, по имени Гейзерих, который приплыл с карфагенского берега – правда, через 600 лет после уничтожения «африканского чудовища».