И вдруг скамейка, на которой я сидел, запела дребезжащим голосом:
Ты мне водочки наклейка,
Я ж на то и есть – скамейка…
Я налил ей грамм 50, а она мне:
- Чо, так мало?
А я ей:
- Да я на тебе и десяти минут не сижу, а ты уже налей, да налей…
Скамейка перевернулась на другой бок, и я упал. Парк был безлюден и тих. Где-то высоко в облаках, надо мной, кружила гигантская навозная муха, величиной с дом. Кажется, она читала стихи, но, о чем, - было не разобрать. Я захватил свою, недопитую со скамейкой, бутылку, и побрел восвояси. Лужи прилипали к моим подошвам, как длинные языки, и о чем-то несуразно болтали. Карабкался к финалу еще один из обыкновеннейших дней. Он был не лучшим, и не худшим. С месяца свесился черный хвост, и качался, как маятник. Муха уснула на облаке. Скамейка стояла на прежнем месте.