Поцелуй
...да и все мы всё давно позабыли... что, например, граница пола – это Первограница. Первопричина войн. И пролегает граница ровно по изгибам змеящихся судорог блуда.
…блуд, блуд, блуд – вот что увидел Он, и отшатнулся. И ушёл – до Второго Пришествия. До созревания твари во времени. Тогда зёрна падут не на камень, а на добрую почву, иссохнет лоно, не озарённое ритмом, иссякнет семя, не увлажнённое нежностью, уляжется чад пустопорожних выбросов, иссякнет высвист пустот, завывание бешеных скважин... тогда останутся на земле внемлющие Слову, и вовсе не станет нужды говорить с народами притчей – языком рабов, шутов, мытарей блуда, и обретётся свобода слышать имя Бога - прямым, чистым Словом. Прочищенным Словом.
А ныне?
А ныне мы все живы лишь обломками Слова – трубчатого, засорённого, заиленного. А потому и первоначальные значения просматриваются трудно, едва-едва. Ослаблена высокая Связь. И всё-таки Слово – та самая тростинка, которую зажимали в зубах древние воины, когда тайно проходили через броды в тыл неприятеля, последняя тростинка, сквозь которую просачивается кислород, жизнь для идущего под тёмной водою…
Человек переходит страшный, илистый брод. Воздух и свет подаются сверху, через тоненькую тростинку Слова. В нём одном – Весть. Связь. Но тростинка заиливается липкой тьмой, безучастностью, блудом...
И где надежда, что не закупорится тростинка окончательно, что не задохнётся человек, объятый водами?..
***
Помнишь Безучастных? Эта сволочь исторгнута отовсюду. Никчемушные как вверху, так и внизу, серой тучей шатаются по серой земле, сопяще совокупляются с подобными себе. Лишённые огненного семени, не способные к потомству, почти бессмертные, воспроизводятся не друг от друга, а из остаточных серых энергий. Эти энергии блуждают в каждом из людей. И серые фантомы, исторгнутые больной фантазией человека, бестрепетны и бесплодны. Им не нужна Истина, Живое, Целое.
А вот люди ищут её, Истину-Целое. Хотя не в силах найти и реликтовой своей половинки. Но даже несовершенство т а к о г о поиска выше совершенства безучастия. Потому что людям иногда удаётся вспомнить и озарить Себя…
И – от отчаянья – мучат друг друга. Убивают, хотят любви. А любовь ускользает, ускользает…тёмная заслонка опускается между любящими. А может быть, это смерть, а не просто тёмная, рыжая, ржавая заслонка?..
***
…послушай, не отчаивайся. Будет и наш черёд восходить... Куда? Туда, где нет ни мужчин, ни женщин. Где счастье – в Истине, в Целом. Время, одно только время разделяет людей! А ты вот попробуй, узнай себя не временной, а вечной – увидишь столько реликтовых половинок на земле! И тёмная заслонка окажется миражом. Окажется, нет на земле ни мужчин, ни женщин. А есть всего-навсего – единое, и, как это ни смешно и банально, называется это единое вот так: жажда счастья. Просто жажда счастья.
Да так ли уж просто?..
Мужчина – существо подвижное, плотное. Женщина – мягкое, влажное. И оба ждут слияния. Но только настоящего. И если истинно влюбленный понимает, что не любим возлюбленной, он предпочтет уйти, самоустраниться. Только бы не оскорбить неполнотой ни в чем не повинную половинку. В самый высокий миг отчаяния он прозревает – в других мирах, в других состояниях он когда-нибудь всё равно её встретит. И тогда она прозреет, и там, наконец-то, откроется по-настоящему, и полюбит – куда же она денется? – полюбит, полюбит!..
Разделяло время, и только. Он теперь сознаёт своё бессмертие, где добровольный уход с земли – нежный жест человека: уйти, тихонько притворив за собою дверь, не взволновав, не обеспокоив любимого…
Всё, что угодно, только не это! – Только бы не пережевали драгоценных, бессмертных зёрен звериные челюсти – жвала бездушия, подлой и мёртвой страсти.
Оставьте мужество для нежности! Громоздкий поцелуй варвара рождён даже не страстью, а слепою, жалкою жаждой. Жаждой даже не хоти, а – похоти…
Вспомни неплодность, бессемянность гениев: великие учителя не хотели наследить попусту, их шаги по вселенной были тихи, легки и прозрачны…
Отстраняясь от времени, вспомни себя, близких – что в детстве ты отвечала на вопрос: «Как жизнь»? Вспомни. Чаще всего ты отвечала: «Хорошо». А это значит – солнечно. Хорс – бог солнца. Коло хоровода, радость. Хоровод, ведь это солнечный круг, это кружение по солнцу. Хо-ро-шо: вот что ты отвечала в детстве. Хорошо – Колосо – Колесо. Коло – Солнце. Коловод – Хоровод вкруг Хорса…
А что ответит старик? «Как жизнь?.. Спасибо, Бог милует».
А вот что ответит зрелость? «Как жизнь? Ничего…». Что это такое – ничего? Какое такое ничего? Это же – ничто. Это – плохо, стеснённо. Многосемянно и – тесно. Тесно от ядерно клубимого семени в глубине разъярённой плоти.
А ты отстранись…
И что ты увидишь, отстраняясь от времени, от себя? В самом сочном, в самом знойном, в самом ядовитом отрезке жизни человека – тьма. А в ней кащеева игла – блуд. Помрачение и страх, подкатывающий под сердце…
***
…ты помнишь страх первого поцелуя? Страх в предчувствии настоящего? Это страх бредовых, липких ночей, это дурной сон, помрачающий то высокое, к чему и тянулся по сути, к чему протягивался тот самый – тот Первый, тот главный Поцелуй...
Но страх последующей грязи, не осознаваемый, но предчувствуемый страх – это и есть высокая боязнь оскорбить себя, свою реликтовую полноту. Это предчувствие того, что лишь слабый привкус счастья, а главное – плотный осадок горечи останется от недовоплощений. И в итоге от сияний, помрачаемых временем, останется лишь горечь и жажда...
Мириады соитий, случившихся на земле, не высекли звёздного, чистого счастья. Бессчётное распложение, бесконечное повторение страхов и ужасов не в силах было высечь из каменного круга лучащихся искр, перейти из тьмы к о л и ч е с т в а в просияние Благодати. Лишь единицы, угадавшие Ритм, освещённые нежностью, восходили на следующую ступень. Остальные были обречены лишь на чавкающие повторенья. Бесконечные зубы толкли бесконечную влагу, бесконечная плоть разбрызгивала драгоценное семя. Капли расплёскивались и сверкали под яростным, напрасным солнцем, багрово сходящим в ночь…
***
...неравенство ненасытности…
***
Послушай, а вдруг мы, именно мы заслужим право вырваться из круга? И маски падут, и заслонка растает, как мираж? И уйдём к областям, где ни стеснения плоти, ни чавкающей хляби? Свет, растворение осколочных блаженств. Целое, а не грустные осколки его…
Первый Поцелуй…
Когда бы воистину Первый! А то – мириадный, дробящий маленькое целое на мизерные частички. Сонное, завороженное временем круговое потомство – вот чего достигли мы все за жалкие тысячелетия бытования на земле. Вот чего боится истинно влюблённый – не подменил ли он нежность соблазном?
Соблазн – никчемное распложение, поступательное старение человека, пока ещё бесмертного, ещё идущего тёмным бродом с тростинкой, зажатой в зубах…
…а Первый Поцелуй – воистину Первый – ещё только ожидает.
Медленное – сквозь века – развертывание всего, что таилось в Первом Поцелуе, это не круговая механика любви, заманежённая временами, но приоткрывающаяся тайна мира. Первый поцелуй – поцелуй вселенной. Не цветной карнавал, но прикосновение – в ослепительной белизне новых одежд – к первооснове яблонь, ядер, зёрен, миров…
***
Послушай.
Помоги развязать узелок!
Ты слышишь?..
***
Да уже во всех уголках услышано! Всем, что ни есть на свете, услышано: радарами, звёздами, раковинами, морями, рапанами – послушай только – отголоски, переклички, эхи, эхолалии… а ты? Ну, что ещё сделать такое, чтобы случилось… случилась – Ты?
Господи, Боже мой, Господи, помоги, Господи!
Помоги, спаси и помилуй, Господи!..
Чего прошу, все просят. –
Плодоношения, жирности, жадности, страсти, битвы, Чаши, смирения…
И снова, и снова – страсти, битвы, развязки…
Просят, вот и я, как они, слабоумные (сам такой!) – нелепого просят, беспомощного, насущного, беспощадного, ранимого, сильного, яркого, зрящего, слышного, чуткого…
Просят… прошу…. да хоть не сказанного – хоть услышанного, пусть где-то, как-то, там, здесь, во-он там – перераспутанного, замотанного в клубок, перепонятого поколениями, переотражённого в мирах, переуслышанного…
Развяжи!
…слышишь?
Ты слышишь меня?
……………………………………………………………………………………..
……………………………………………………………………………………..
……………………………………………………………………………………..
Неандертальцы, родные, ау-у!..