Шла я с работы, пережидала красный свет светофора рядом с молодой женщиной, держась за руку которой мячиком подпрыгивал от избытка энергии, вертел матерчатым мешком для обуви сын-младшеклассник: глазастый, румяный от первых холодов, курносый русый пацанёнок.
Мама с мальчишечкой повторяли громко что-то, показавшееся ещё издалека очень знакомым... "Пора, красавица, проснись, открой сомкнуты негой взоры"... -
раскатисто и курносо, словно тоже подпрыгивая на твёрдых этих "р", звучал мальчишкин голос. Потом он в конце строки неуверенно затихал, и подключалась мама, начиная новую строчку: "Навстречу северной Авроры...", и мальчишечка снова перекатывая "р" подхватывал дальше. И эта игра была такая живая и радостная - было видно, что маме и сыну нравится идти вместе, и пушкинские строки, которые так свежо и бодро перекатывались этим твёрдым "р" на языке, словно круглые леденцы...
И когда он снова "завис" на следующей строке, а светофор всё ещё не переключился, и мы стояли, я не удержалась, и тоже подкинула пару слов...
И у меня было такое удивительное чувство - эта осень, багрец и золото, и поздние розы, и этот курносый русский донецкий белобрысый пацанёнок, и его мама, и совсем где-то рядом - Пушкин...
И я понимала, что донецкие "сепаратисты" спасли Пушкина для этого мальчишечки, а мальчишечку - для Пушкина... И это было славно...