ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
Книга 7. И все-таки она вертится!
Глава 8. Валерий Ильин
Город в океане
Для Валерия Николаевича, коменданта города, катастрофа была, пожалуй, самой зримой, болезненной. Самой страшной трагедией, конечно же, была потеря друзей. Он искренне соболезновал и Тане-Тамаре, и Свете Левиной, и другим, лишившимся близких в этот страшный день, который никак не желал кончаться. Но тут можно было хоть заслониться хрупкой надеждой, что зародилась в душе от слов командира. Предчувствиям полковника Кудрявцева Ильин верил безоговорочно.
А вот разрушения, которые катаклизм, разразившийся после победы над злокозненным божком, оказавшимся одной из ипостасей Кудрявцева, были перед глазами; больше того – Валерий предполагал, что последствия атаки гигантского монстра, явившегося неизвестно откуда, окажутся еще масштабней, и печальней, чем это можно было разглядеть в панорамные окна.
На той стороне, где полковник Кудрявцев одержал очередную победу над порождением тьмы (вот как!), большую часть территории, занятой раньше посевами и посадками, и хозяйственными постройками, не было видно под расплывшейся тушей монстра. До площадки, где среди цветов из волшебных садов Семирамиды были любовно размещены артефакты родного мира горожан, чудовище не добралось. Но и там мало что осталось от прежнего великолепия. Комендант двинулся по периметру штаба, с каждой новой картинкой погружаясь в пучину уныния. Особенно поразили, чуть ли не заставили замереть в шоке поля, прежде радовавшие сочной зеленью посевов. Теперь большая часть огородов, да и садов тоже, отсутствовала. Под солнцем сверкал лишь омытый волной скальный грунт, а кое-где даже ровные проплешины пластмассы – здесь вода содрала все до полотна, которое являлось потолком подвального помещения. Большую часть плодородного грунта волна унесла с собой. Его жалкие остатки, и какие-то ошметки растений можно было разглядеть разве что у высоких стен, которые незыблемо стояли на своих местах, показывая границы, что отделяли прежде те же огороды от садов, и других участков тщательно спланированного поселения.
- Хорошо хоть скотину не смыло, - вспомнил комендант о таком невеликом стаде, - чем только кормить теперь будем? Найдем! Пожалуй, надо сейчас сказать спасибо старому вождю неандертальцев – если бы не его губная гармошка с раздирающими душу звуками, паслись бы они сейчас… точнее, плавали бы в море-окияне.
Последнюю мысль он озвучил вслух. Полковник кивнул, соглашаясь то ли с такой парадоксальной оценкой «концерта» неандертальцев, то ли с возможными пагубными последствиями его отсутствия.
- Времени тебе, Валерий Николаевич, до вечера, - распорядился Кудрявцев, - доложишь всем… выжившим. По ходу ставь людей разгребать все внутри города.
- А снаружи? – тут же кивнул Ильин, показывая на ужасающие разрушения за окнами.
- Снаружи пока никак, - твердо заявил командир, - только после тщательной разведки. И только в полной защите. Прежде всего, нужно выяснить, насколько устойчив наш новый мир.
Он подпрыгнул на месте и Ильину почудилось, что пол под ногами дрогнул, в потом зашаталась в хрупком равновесии цитадель, и вместе с ним весь город.
- Или весь мир, - комендант отметил слова Александра Николаевича про «новый мир», и выпалил; почти умоляюще:
- Можно, Александр Николаевич, побыстрее с разведкой. Иначе там (теперь он ткнул в окно пальцем) нечего будет спасать.
- Вот сейчас и отправлюсь, - чуть заметно улыбнулся командир, - попробую, насколько теплая тут водичка. Раз уж оказались в море – грех не опробовать его.
- Саша! – тут же подскочила Оксана, - ты же не сунешься туда один?
- Нет, конечно, - Кудрявцев улыбнулся чуть пошире; он явно залюбовался женой, прелестное лицо которой ничуть не портила поздняя беременность, - да меня одного Марио и не пустит!
Итальянец за его спиной одобрительно заворчал, и поспешил за командиром, который собственным примером показал, что действительно нужно спешить. Вот он стоял, и улыбался Оксане, и всем остальным; а вот – его уже нет. Только призывно темнеет открытая дверь штаба, куда тут же ринулся Марио.
И сам комендант поспешил вниз, в подвалы, где чего только не было припасено. И все это – в чем самодовольно был уверен Валерий Николаевич – могло выдержать и не такое потрясение. Так что в запасниках города, до которых щедрая порция морской воды, которой их одарил монстр, не добралась, все должно было быть в полном порядке.
- Разве что с полок попадали мешки, да коробки. Но для такой тары, как у нас – из сока пластмассовых деревьев, да еще изготовленных с помощью Александра Николаевича, это никакого ущерба не нанесет. Хотя проверить, конечно, надо. Прежде всего, продовольственный энзэ.
Спускаясь по ступеням лестницы с верхней точки города до самого низа, он успел вызвать по рации две бригады помощников во главе с незаменимыми Сергеями. Чем ниже спускался комендант в прохладу подвалов, тем спокойнее и уверенней становилось на душе. И так было каждый раз, когда он сбегал по ступеням, чтобы – как самый настоящий хомяк – проверить, все ли на месте. Об этой его слабости знал не только он сам; жена, Лариса, частенько подтрунивала над ним. Громко, не скрываясь, хохотала прежняя его «половинка», Ирина. Но язвительней всех подшучивал, конечно же, Толик Никитин. Сейчас Валерий Николаевич готов был выслушать в сто, в тысячу раз больше ядовитых слов из уст бывшего тракториста – лишь бы тот шагал рядом. В пророчество командира, в то, что неугомонный Анатолий обязательно вернется, он верил безоговорочно; но как не хватало его сейчас! И той бесшабашной энергии, которой Никитин заражал всех вокруг, и – чего греха таить – его бесценных советов, к которым прислушивались, и которым следовали многие, начиная с командира.
- А что бы сейчас посоветовал Толик? – подумал вдруг комендант, - по чему проехался бы своим острым, как бритва, и длинным, как бельевая веревка, языком?
На этот вопрос ответил собственный организм – загудевшие от долгого спуска ноги. И Валерий продолжил заочный разговор с трактористом, в глубине души надеясь, что какую-то струнку внутри Анатолия (где бы тот сейчас ни был!) он сейчас бережно заденет.
- Лифт! Сколько раз ты, Анатолий Николаевич, ругался, что устал бегать вниз-вверх по ступеням. А я обещал тебе, что с детской коляской так бегать не придется. Уж это-то обещание я точно исполню. Твоя Бэйла на дежурство (с ребенком!) в штаб подниматься будет с максимальным комфортом. А может, к этому времени ты и сам вернешься.
На этой позитивной ноте заочный разговор прервался; сам же Валерий и прервал, болезненно сморщившись. До него только что дошла простая, как три копейки, мысль, что все их планы, еще даже не родившиеся, и не оформленные в головах, и на бумаге (или на экране ноутбука – оргтехники в городе хватало) могут растаять, как легкие облачка под солнцем, благо, что солнца снаружи было с избытком. По одно причине – главным строительным и технологическим материалом в городе был сок пластмассовых деревьев; тот самый чудо-пластик, который в руках командира мог принять любую форму; с самыми невероятными свойствами. А что стало с плантацией этих деревьев?... Валерий Николаевич боялся даже представить.
Тем острее загорелась в груди жажда вырваться наружу, оценить масштаб потерь, и тут же приступить к спасению уцелевшего.
- Если оно вообще там есть, уцелевшее, - проворчал он, поворачиваясь к Сереже Благолепову.
Сейчас в ладном пареньке, с видимым нетерпением ждущего команды коменданта, невозможно было узнать изнеженного, весьма заносчивого священнослужителя, каким Серега попал в мир прошлого; мир новой молодости и богатых возможностей. У самого Ильина была единственная возможность вернуться к привычным реалиям двадцать первого века – благодаря окну в Тибетские горы, теперь отсутствующее. Что-то подсказывало Валерию Николаевичу, что нынешний Сергей Благолепов тоже, как и он сам, отверг бы такое развитие событий. Самому Валерию его нынешняя жизнь нравилась… даже такая, что началась совсем недавно.
- Ну, Валерий Николаевич, - подергал за рукав задумавшегося коменданта бывший поп, - откуда начнем?
- Пожалуй, с этого ряда, - Ильин махнул рукой на длинный ряд дверей, за которыми скрывались его «сокровища».
С этого ряда, кстати, и прежде начинались регулярные ревизии складов. Так что, на первый взгляд, дело было вполне рутинным. Только приходилось действительно часто наклоняться, и поднимать, устанавливать на место мешки и ящики. Сначала с продуктами длительного хранения, потом с промышленными товарами, большинство из которых было привнесено в их мир (на склад!) из прежней реальности. Сегодня другими были внутренние ощущения. И горечь от потерь (не хотелось думать, что безвозвратных), и первые, приблизительные оценки запасов, с учетом новых реалий, и – главное – нестерпимый зуд ожиданий: когда же командир позовет наверх, на обследование внешних последствий катаклизма.
Наконец, долгожданное приглашение прозвучало. Пока не наружу, а наверх, в блок, где первых рожениц уже ждали комфортные палаты. В дверях медицинского блока, где командовал доктор Браун, и где предполагалась помощь Светы Левиной, которая пока большую часть времени проводила в разведке, его встретил командир. Из за его спины выглядывал профессор; неестественно бледный и потерянный.
- Даже сильнее, чем в штабе, когда стало понятно, кого с нами нет, и… быть может, никогда уже не будет, - подумал Ильин, чувствуя, как внутри него тоже зарождается предчувствие чего-то ужасного.
- Там Зинаида скоро к обеду позовет, - сообщил полковник, лицо которого было обычным, невозмутимым, - аппетит не боишься потерять, Валерий Николаевич?
Комендант с трудом проглотил громадный комок, застрявший было в горле; в своей богатой строительной биографии он видел многое – и разбившихся от падения со строящейся высотки каменщика; и разнорабочего, раздавленного зазевавшимся водителем многотонного грузовика; и картинки пожестче. Теперь же… Теперь он почему-то опять вспомнил Анатолия. Вспомнил с невольной усмешкой, и твердой уверенностью: «Уж он-то точно аппетит не потерял бы – ни при каких условиях!). Вот эту уверенность комендант и постарался выразить в своем ответе:
- Не боюсь, Александр Николаевич. С сегодняшнего утра не боюсь!
- Утра, говоришь, - почему-то загадочно хмыкнул полковник, - ну-ну… идем.
Он развернулся, и шагнул – не влево по коридору, где все уже было готово для приемы молодых мам и их младенцев, а направо. Там, знал Ильин, было десять пустых комнат, для чего-то отделанных пористой пластмассой, способной конкурировать своей эластичностью даже с матрасами фирмы «Аскона». Для Валерия Николаевича весь последний год именно это изделие ковровской фирмы было эталоном мягкости и комфорта. Только вот никакого комфорта в комнате, куда вошли друг за другом полковник с комендантом, доктор Браун, Света Левина и Марио, Ильин не ощутил. Больше того – вот с такими ощущениями он не один раз (все по тем же делам, связанными с чепе на фирме) оказывался в морге. Валерий сглотнул еще один комок. Здесь не было отвратительного, чудь сладковатого запаха законсервированной смерти; не было зловещего патологоанатома (доктор Браун никак не походил на скорбного эскулапа). Зато было ложе – каталка, или обычный топчан, накрытый широкой простыней. А под ней угадывалось тело. Человеческое.
Полковник повернулся к Ильину, дождался его утвердительного кивка: «Я готов!», и сдернул краешек простыне с головы трупа. Валерий едва не взвыл; он отшатнулся, наткнувшись на предусмотрительно подставленные ладони Марио, и уже с расстояния, ощущая надежность, которая вливалась в него от крепких рук товарища, принялся сначала несмело, а потом с жадностью рассматривать собственное лицо! Да – если бы вместо коменданта сейчас на его месте стоял кто-то другой («Да хоть тот же Анатолий!», - опять вспомнил друга Ильин), он точно решил бы – тут лежу я. Невольное любопытство заставило его шагнуть вперед, потом сделать еще один шажок, и еще. И вот Валерий Николаевич уже склонился над трупом; даже сдернул простыню чуть ниже, считая за верх голову незнакомца. Вместо камуфляжа его двойник был одет в облегающий костюм неизвестного материала, который переливался в искусственном свете тусклым серебром.
Он опять вернулся взглядом к лицу трупа. Теперь требовательный взгляд отмечал разницу; хоть и с трудом.
- Вот Лариска сразу бы отметила, - невольно подумал Ильин, - ну, так женщины всегда отличались повышенным вниманием к внешности. К своей, и особенно чужой. А тут – родной муж.
- Вы, Валерий Николаевич, вот на это посмотрите, - любезный тон доктора Брауна совсем не соответствовал тому действу, что совершали его привычные к подобным процедурам руки.
Длинные сильные пальцы ухватили за край щеки лежащего с закрытыми глазами мертвеца, и резко оттянули ее от шеи. В вытянувшейся до предела коже Валерий с изумлением; почти с мистическим ужасом разглядел длинные параллельные щели. Пальцы доктора чуть дрогнули, и коменданту показалось, что жабры (ничем иным эти закругленные по линии челюсти щели быть не могли) его двойника сейчас всхлипнут, и с силой втянут в себя ставший вдруг густым воздух. Но ничего подобного не случилось. Звук действительно раздался; но это сам Валерий с трудом втянул в себя сквозь сжатые зубы воздух, а потом еще громче выпустил его наружу.
- Вот, - совершенно будничным тоном объяснил командир, - выловили с Марио в океане. Или в море – кому как больше нравится.
- А… а как там, внизу? – комендант, как за спасительный круг, ухватился за мысль о первоочередной задаче разведки, - не рухнем вниз, в пропасть?
- Никакой пропасти нет, - ответил Кудрявцев, закрывая простыней бледное лицо мертвеца, - мелководье. Хотя тоже мало не покажется, когда северный конец перевесит.
- А он должен перевесить? – машинально спросил Ильин, который больше всего желал одного – быстрее унести ноги из этой комнаты, где слова звучали так, словно стены впитывали их; не отражали обратно.
Комендант вдруг представил, что в этой камере, или палате для сумасшедших, окажется кто-то из близких; содрогнулся душой и телом, и умоляюще уставился на Кудрявцева.
- Пойдем отсюда, - понял его мольбу командир, - продолжим в другом, более… подходящем месте.
Таким местом оказался дом самого командира, куда они попали все через тот же подвал.
- Только чай, на скорую руку, - поспешил заявить Александр Николаевич Оксане, встретившей их в зале, - иначе Зинаида Сергеевна обидится. Давайте, ребята, мойте руки, и за стол.
Валерий Николаевич сейчас вымыл бы не только руки; будь он дома – запрыгнул бы в ванну, да сделал бы напор воды посильнее; да чтобы она была погорячее, едва терпимой телом. И отдраил бы себя с головы до ног жесткой мочалкой. Теперь же он со скрипом потер ладонями, обильно политыми жидким мылом, лицо, шею (убедился, кстати, то никаких жаберных щелей у него там не появилось); ну, и сами руки. А потом оказался на уютной кухне Кудрявцевых, где за интересным разговором сам не заметил, как с удовольствием выпи большую кружку горячего сладкого чая. Даже сушками похрустел – теми самыми таящими во рту деликатесными произведениями «кондитерского цеха» Зины Егоровой, на который он уже готов был наложить жесткие ограничения.
- Думаю, не меньше года легко протянем, с учетом нынешнего населения, - закончил он доклад о проведенной ревизии складов, - а что там, Александр Николаевич?
Он махнул рукой в окошко, где от палисадника Оксаны осталось…
- Только сам пластиковый палисадник и остался, - с горечью констатировал он.
- Посмотришь сам, - махнул туда же командир, - вот пообедаем, и готовь команду на выход. В защите, конечно. Любу Ульянову не забудь.
- Да она впереди меня побежит, - рассмеялся комендант, - вы только дайте команду на выход. А там что, Александр Николаевич? - спохватился он, показывая пальцем уже на пол.
Полковник кивнул, показывая, то оценил его деликатность; то обстоятельство, что Ильин не стал упоминать о мертвеце за столом, да еще в присутствии беременной хозяйки.
- Хотя, – подумал он, ежась от внимательного взгляда Кудрявцевой, - надо очень сильно постараться, чтобы смутить подругу Александра Николаевича.
Он повернул голову к полковнику, и с подчеркнутым вниманием принялся слушать его рассказ – о подводном путешествии. А потом действительно увлекся; прежде всего, подробностями, имевшими отношение к безопасности города. Как оказалось, провидение (или тот, кто выступал от его имени) приготовило для квадратной подошвы города вполне комфортное ложе. Однако последняя агония морского чудовища сдвинула многотонную махину размером в квадратный километр с места. И теперь идеально ровная поверхность, которая была одновременно нижней границей города, и полом подвальных помещений, действительно балансировала на краю пологого склона.
- Марио даже предложил рискнуть – отпилить полотно дороги, и отправиться всем городом в свободное плавание.
- Такое я скорее от Толика Никитина услышал бы, - невольно вырвалось у Ильина.
- Вот и я то же самое сказал, - усмехнулся командир, - к тому же добраться до дороги будет непросто. Снизу – не даст скала, как которую опирается город. А сверху целое море плоти монстра. Еще и эту проблему решать нужно – куда его девать. Завоняет ведь на такой жаре быстро.
- Да, уж, - присоединился к последнему заявлению командира Романов, - я жару даже здесь, сквозь крышу чувствую.
- И это еще одна проблема, - тут же подхватил хозяин дома, - помнишь, Валерий Николаевич, я тебе время до вечера отвел?
- Помню, конечно. Да мы там уже все закончили.
- Могли бы не торопиться, - ухмыльнулся командир, - потому что никакого вечера не будет.
- Как не будет?! – синхронно воскликнули профессор с комендантом.
- Потому что за те три часа, что ты, Валерий Николаевич, возился в подвале, а мы с Марио занимались дайвингом, да пробежались по периметру города, солнце не сдвинулось на небосклоне ни на гран. И что-то мне подсказывает, что на улице теперь всегда будет три часа дня летнего времени – так я прикинул, по ощущениям.
Валерий Николаевич сразу, безоговорочно поверил предчувствиям командира. Может, потому, что надеялся на скорое исполнение и другого пророчества?
- Хорошо, что не полдень, - вырвалось у него непроизвольно.
Кудрявцев посмотрел на него каким-то странным выражение лица.
- Да, - протянул он задумчиво, - не завидую я тем ребятам, что попали в самое пекло.
- Какие ребята?! – хотелось вскричать Ильину.
Но полковник уже встал, и даже открыл дверь, иронией на лице показывая: «Пора гостям и честь знать!».
Потом, после обеда, был короткий (время поджимает!) доклад командира, в котором всех (во всяком случае, самого Ильина – точно) прежде всего поразило число людских потерь.
- Шестнадцать человек, - глухим голосом доложил Александр Николаевич, - с сегодняшнего дня числятся без вести пропавшими. Поминать их не будем. Будем помнить, и надеяться – ждать их возвращения. А пока (чуть улыбнулся он) за работу. Чтобы Толик Никитин – когда вернется – не стал нас стыдить за порушенный город. Валерий Николаевич – командуй. Хочу еще раз напомнить о главном – о безопасности. Любая команда дежурной смены выполняется без пререканий!
Следующие дни и недели слились для коменданта в сплошную череду смен, в каждой из которых он невероятным образом успевал оказаться; благо, темного времени суток действительно не было. Тщательно, по щепотке, собрали всю плодородную почву; разбили крохотный огородик. Нашли даже несколько относительно целых деревца. В то числе одно пластмассовое. А потом действительно случилось одно из чудес, которые обещал полковник Кудрявцев. К городу прибило Озерный форт. Внутри плавающей, как самый настоящий корабль, крепости скакали от радости, и орали что было сил четверо друзей – все, кто составлял дежурную смену этого крошеного форпоста. Первым на твердую поверхность города выскочил Саша Салоед. И тут же смешался, склонил перед командиром повинную голову.
- Извините, товарищ полковник, - доложил он срывающимся голосом, - «Эксплорер» спасти не смогли. Утоп.
Полковник сграбастал его в объятья; рядом тискали громадного Миколу, и двух девушек – украинскую хохотушку Даринку, и белоруску Веру Балабаш. А комендант ждал своей очереди, довольно производя нехитрый подсчет в уме: «Шестнадцать минус четыре – это еще двенадцать надежд. Пусть же они исполнятся! Особенно одна…». Он невольно оглянулся на медицинский блок, где совсем недавно появились новые жители города – два сына Никитиных, две дочери профессора и бывшей никарагуанской медсестры, и наследница Толика Никитина.
- Вот хотя бы ради нее ты должен вернуться! – воскликнул Валерий в душе, продолжив нескончаемый разговор с другом, - заодно и лифт оценишь.
Лифт был один (на большее не хватило «стройматериалов»), и вел он из подвала на верхний этаж цитадели. После обеда, где совсем не исхудавшие за недели блуждания по морю «потеряшки» хвалились богатыми уловами здешних угодий, пришел черед и городу отчитаться о своих ежедневных (вот незадача – день-то никак не заканчивался) заботах. Делал это, естественно комендант. Осоловевшие от обильного обеда путешественники вежливо кивали «экскуроводу»; девушки чуть громче восхищались, катаясь на лифте. Наконец, Валерий подвел их к «экспонату», который не мог не поразить любого – каким бы нелюбознательным он не был. Это была громадная туша монстра.
В удивительном мире никогда не заходящего солнца делать прогнозы было весьма рискованным делом.
- Не считая Александра Николаевича, конечно, - подумал Ильин, откровенно наслаждаясь растерянными, чуть испуганными физиономиями трех украинцев и одной белоруски.
Необъятный размерами и массой монстр не думал портиться под жаркими лучами солнца. Его толстая шкура оставалась гибкой, и теплой на ощупь – словно арбалетный болт и воля полковника Кудрявцева поразили его всего несколько мгновений назад. Больше того – обитатели моря, а в нем хватало зубастых хищников – не спешили лакомиться плотью монстра. Горожане уже привыкли к этой серо-бурой громадине. Теперь же комендант посмотрел на нее глазами вновь прибывших, и ужаснулся. Ему, как, наверное, и «экскурсантам» вдруг почудилось, что чудовище открывает огромный, навсегда запечатанный смертью глаз, и…
Нет! Это глаза Александра Леонидовича, главного рыбака города (комендант уже решил это для себя), вдруг полезли из глазниц. Если бы Ильин не видел сейчас этой удивительной картинки, он бы ни за что не поверил, что человек может так управляться своими очами. А изумляться, и даже опасаться, и бежать о всех ног в укрытие, как требовал командир, было отчего. На город надвигался новый монстр, закрывающий собой половину неба, и прежде всего никогда не покидавшее его солнце.
- Нет, не монстр! – Ильину захотелось завопить от пока абсолютно безмерного счастья, - это же наш город!
Наверное, только он, архитектор и строитель по призванию; человек, вкладывавший душу в каждый кирпичик строящегося здания, мог узнать город вот с такого ракурса, снизу. Конечно, были еще элементы внешнего ограждения, которые можно было различить сквозь прозрачный купол, накрывавший летающий город целиком. Была еще какая-то стая птиц, послушно летевшая за «ковром-самолетом» из сказки, какого не мог представить себе самый могучий джинн.
- Не то, что построить! - гордостью воскликнул Валерий.
С гордостью, потому что понял; был уверен, что это летающее чудо мог построить только он, Валера Ильин – вместе с полковником Кудрявцевым, профессором Романовым, Сергеями, что-то кричащими сейчас рядом, и всеми остальными. Включая Толика Никитина.
Громадина с идеально ровной и гладкой поверхностью дна описала полный круг над городом в океане; столь же послушно летели за ней птицы. Их было много, невероятно много, но Ильин лишь мельком оглядел эту стаю, почему-то сразу определив в ней хищную суть. Вот от этих тварей впору было спасаться в надежном убежище. Если бы рядом не было города, который, несомненно, управлял этой живой армадой. Махина зависла там, куда их родной, «израненный» в битве с монстром город мог сползти в любую минуту. И начала опускаться в воду – словно хотела подпереть собрата могучим плечом.
Никакого плеча у летающего города, конечно же, не было. Но его с успехом заменил идеально ровный скальный срез монолита, на котором покоилось основание города, заявившегося в гости, и чью высоту комендант на глаз определил в полсотни метров. Эта скала опустилась в морское дно идеально точно – так что город-хозяин даже не дрогнул. И тут же родилось ощущение надежности, и испарилось чувство неуверенности, которое присутствовало в уголке души Ильина весь этот бесконечно долгий день. А еще ярким цветом вспыхнуло ожидание чего-то совсем необыкновенного. И оно не обмануло коменданта. Каменный монолит лишь утвердился на новом месте, а в верхней его части сразу же распахнулась дверь, и на улицу города, ведущую к цитадели, мягко спружинил широченный трап, по которому вполне мог бы съехать «Варяг».
- Для него, скорее всего, и делали, - догадался Валерий Николаевич.
Но по этой надежнейшей поверхности вниз, в город, сбежал лишь один человек. Анатолий. Их Толик Никитин; не чужой. Он растерянно улыбался, кивая друзьям, и отыскивая среди них единственное, самое родное лицо. Потом, очевидно, сообразив, он шлепнул себя по широкому лбу, и унесся по направлению к центру города, к цитадели, рядом с которой находился больничный комплекс с родильным блоком. Очередное пророчество полковника Кудрявцева сбылось.