Моему другу Владимиру Львовичу Т.
посвящается.
Буран. Мелкие, колючие снежинки липнут к ветровому стеклу, обращаясь в ледяную коросту. Автомобильные дворники тяжело скребут наледь и, подмерзая, жалобно гудят уставшим механизмом. Тогда Василич на ходу открывает стылую дверь, отрывает застывшие железки от стекла и конечно матерится в седые усы.
- Куда ты прёшь! Здесь поворот запрещен! - Возмутился Лев.
- Нам можно, – Василич осторожно завершает маневр
И тут же, фары высветили полосатый жезл со снежным инспектором.
И ни какие увещевания и возмущения не подействовали на вердикт постового - штраф!
Они потеряли всего-то пятнадцать минут. По меркам озябшего офицера - вовсе и не время, порой и по два часа разбираться приходится.
– Не приведи Господь тебе, вот так дожидаться «Скорой»! - ругнулся Лев Самойлович.
- Мы люди здоровые, нас своя медицина лечит, - отмахнулся полосатой палкой капитан.
***
- Замерз я. Минут десять в калитку стучал, собака хозяйская голос потеряла, не открыли. Записку оставил. А может и вовсе вызов ложный, – растирая руки, отрапортовал молодой доктор, старшему смены.
Теперь согреться бы, чайку успеть выпить по–быстрому.
Вызовов - не присесть…
***
Закряхтела рация, передали адрес.
- И здесь занесло, - Василич выкрутил баранку, будто тяжелую лопату с сырым снегом сдвинул, - прое-е-едем, - и, перебирая руками-ногами рычаги-педали, заставил «буханку» преодолеть преграду.
Частный сектор, узкие улицы, горы снега, кое-где слепые фонарные столбы ориентирами в темноте.
Калитка закрыта, никто не встречает, дом в глубине двора, до окошка не дотянуться.
Колючий снег лицо долбит, мороз кончик носа щиплет больно.
У ворот стервенеет собака. Если не покусает: - спасибо тебе пес, хоть хозяина вызвал.
Заскрипел снег. Шаги небыстрые приблизились к воротам.
- Эт, сколько вас можно ждать? Какая вы скорая! С обеда вызываю, а они только в ночь приперлись - кричит тулуп, на все пуговицы застёгнутый. Глаза темными пятнами, губы тонкие дрожат.
- Я смотрю и ты не торопишься дверь открывать, – возмутился доктор.
Собака с ума сходит, вот-вот с цепи сорвется. С разбегу, в прыжке, так и клацнула зубами у плеча.
Хозяин впереди, ко входу поспешает, на собачий психоз без внимания, а как в сенцы вошел, перед входящими дверью и хлопнул.
Полутёмная прихожая, она же и гостиная, и спальня. За перегородкой голос прошипел: «Вот, лечите».
На кровати седой затылок. Тело под серым одеялом скрючено, и вроде еле заметный пар над головой марится.
Затхло-пропитой дух комнатушки сладким, чуть заметным трупным запахом разбавляется
- Вызывай ментов по рации, – шепнул доктор фельдшеру.
- Хозяин, а что у вас случилось? – поинтересовался Лев.
-Ты врач ты и разбирайся, - гавкнуло из-за перегородки.
-Уважаемый, вы бы вышли, рассказали толком, кто эта женщина, как заболела.
- Я уже по телефону рассказывал, - рявкнуло.
-А она ведь умерла, – не выдержал Лев Самойлович.
-Как, умерла?- проговорила голова из-за перегородки, - ты чё несешь, она же вот-вот, со мной разговаривала! Пить ей давал минуту назад, – произнесло вошедшее в комнату тело. Коротконогое, патлатое, с руками до колен, оно вглядывалось невидимыми глазами в пустоту.
- Уморили, гады, я же вас с обеда вызывал. Замерз как собака, покуда до телефона добрался. Всю улицу прождал на морозе, ноги отморозил, а они – умерла.
Длинные тонкие руки метнулись к вешалке. И, тут же, ствол ружья упёрся в голову Льва.
- Вы где бы-ы-ыли сволочи!? - взревела чернота, - замочу падлы!! - щелкнули курки.
Пустые глазницы моргали часто, и мясистый нос затрепетал крыльями над еле различимой губой.
-Лечи! Лечи! Ссука!- вонзалось дуло в висок доктора.
Кровь заливала лицо Льва, он потерял равновесие и упал в разорвавшем слух выстреле.
- Я-то месяца три, как Верку не видела. Думала - холодно вот и не выходит на улицу, - добрая старушка крестилась то и дело, не глядя на покойников.
- Яшка частенько по улице пьяный шастал, но с трубы дым кажен день вился. Почтальонка тоже интересовалась, а как сама Верку в кровати увидела, так и отдавать пенсию Яшке стала, чё её, больную будить, пущай спит, – рассказывала соседка следователю.
Светало. Южный ветер, одолел стужу и, поглаживая редкую Львову седину, разгонял дымное дыхание доктора. Сигарета истлела после четвертой затяжки.
- Вот сволота, – обыденно начал Василич,- Яшка мать-то угрохал четыре месяца назад, держал труп на веранде, а к приходу почтальона укладывал его в кровать, - водитель хмыкнул, - получается, за деньги укладывал. Правильно его пристрелили.
Любопытный месяц покачивался на невидимой нитке в лилово-чёрном небосводе и довольный, узнав окончание истории, свалился за горизонт.
- Мда-а,- Лев отбросил окурок, - нас чморят, а мы крепчаем, - сейчас бы водки и заснуть.Едем, Василич, нам еще три часа отбиваться, глядишь, и домой вернемся.
Крестом помеченная буханка скакала на ледяных ухабах, виляя крепким задом, и тревожно моргала красными габаритными огнями в шлейфе смрадного выхлопа.
Рассвет не торопился с приходом, будто замерз при стылой погоде, хотя…
Всему своё время…