Ночная вахта

               
                Ночная вахта

 
                Повесть                Л. Воронов


В Управление океанического рыболовства (УОР, или Океанрыбфлот) Миша Стрельцов попал после приезда на Камчатку по приглашению своей сестры Ирины, муж которой часто уходил в дальние рейсы. У Миши с Ириной была нежная дружба с детства и через полтора года после демобилизации из армии, он накопил достаточно денег, чтобы купить билет до Петропавловска и не сидеть на шее у сестры.
 В Управлении было с полсотни больших морозильных рыболовецких траулеров – БМРТ, это была крупнейшая рыболовецкая организация. Его приняли на работу учеником матроса и направили на БМРТ «Кушка», который стоял в ремонте на СРВ.
Палубная команда в основном состояла из таких же молодых парней, недавно демобилизованных, которые хотели немного заработать, перед тем, как ехать домой. Палубные работы не требовали специальных флотских знаний: выгрузка из форпика такелажа, зачистка палубных надстроек и лебедок от старой краски, грунтовка и покраска. Руководил работами боцман, неприятный грубый человек лет пятидесяти, умевший подчеркнуть свое презрение к неопытным подчиненным. Было в палубной команде и несколько опытных матросов, общаться с которыми молодежи было гораздо приятнее.
Личность боцмана никак не сочеталась с Мишиными представлениями о человеке с такой легендарной профессией. Заискивающий тон боцмана при общении со штурманами вызывал досаду, а постоянный запах алкогольного перегара – брезгливость. Хотя было понятно, что заискивающий тон боцмана прямо связан с этим запахом.
Однажды в воскресенье боцман заглянул в Мишину каюту и велел подняться к капитану. Для Миши статус капитана примерно соответствовал обитателю Олимпа, а знания о своем капитане ограничивались только именем. Поэтому такое распоряжение привело Мишу в полное недоумение.
В каюте капитан-директора, как официально называлась эта должность, было несколько человек. Едва ли взглянув на Мишу, капитан положил на стол деньги:
- Слетай в магазин, принеси четыре водки.
То ли насмешливые взгляды гостей капитана, то ли его небрежный унизительный тон – что-то сильно не понравилось Михаилу, он нервно сглотнул и негромко сказал:
- Спасибо, но я не пью.
В каюте повисла пауза, кто-то засмеялся.
- Тебя не пить приглашают, дурак! Беги в магазин, одна нога здесь – другая там! – Сказал кто-то из гостей.
Такое явное оскорбление придало Мише уверенности.
- Я понял: меня просят оказать вам услугу! Я не выполню вашу просьбу.
Он повернулся и вышел из каюты.
До самого вечера Миша ожидал вызова к начальству и списания с судна, однако никаких неприятностей ни в этот, ни в последующие дни, кроме нескольких злобных взглядов боцмана, не последовало.
 

По флоту пронеслась весть о катастрофе: в июне 1971 года утонул БМРТ «Браслав». Судно только вышло из порта после ремонта, до этого «Браслав» стоял у того же причала, что и «Кушка». Трое моряков погибло, остальных спасли, доставили в порт и расселили по судам Управления. Так в четырехместной каюте Михаила поселился спасенный матрос с «Браслава» Павел. Это был крепкий коренастый мужчина лет за сорок.
На флоте есть неистребимая традиция отмечать отход в дальний рейс повальной пьянкой. Немало аварий на судах случается по причине такой традиции. И эта катастрофа случилась по вине не трезвых штурманов. Катастрофа случилась у мыса Шипунский в 40 милях от выхода из Авачинской бухты. Старший помощник не вышел на вахту, ее пришлось стоять четвертому помощнику, для которого эта вахта была первой самостоятельной ходовой вахтой. «Браслав» столкнулся с теплоходом «Сула» ранним утром, когда экипаж еще спал.
Романтический ореол вокруг личности Павла, потерпевшего настоящее кораблекрушение, вызвало у Миши великую симпатию к опытному моряку, и у них возникли приятельские отношения. Паша мало что мог рассказать о катастрофе, поскольку крепко спал. Паша с удовольствием стал натаскивать приятеля в тонкостях матросской профессии. Миша был удивлен и обрадован тем, что флотские термины, давно ему знакомые из книг, сохранились на флоте и используются по назначению.
За три месяца совместной работы молодая палубная команда в количестве 12 человек научилась основам профессии матроса и ученикам матросов присвоили звания матросов второго класса. Теперь они могли идти в рейс матросами-обработчиками. Ремонт судна заканчивался, и выхода в 5-месячный рейс ждали с нетерпением.
Весть о списании всех молодых матросов с судна за неделю до выхода в рейс, без предупреждения, была как снег на голову. Тем более, что почти ни у кого из парней не было в городе пристанища. Их просто вышвырнули с судна. Это называлось «быть в резерве». УОР имел флотскую гостиницу для моряков в резерве, но, вероятно, после катастрофы «Браслава» она была заполнена. Никого в отделе кадров Управления не интересовало, где будут ночевать матросы. Миша мог жить у своей сестры, но такое отношение к коллегам, с которыми успел сдружиться, вызвало полное негодование. Да и собственные надежды поправить свое материальное положение рухнули, поскольку в ремонте платили лишь 70% небольшого матросского оклада, а в резерве и того меньше. Матросы поселись в здании морского вокзала, где их неохотно терпели. Миша приезжал к ним из солидарности. Возникла идея выразить свое возмущение в письменном виде и обратиться с этим документом к начальнику УОР.
Сестра Ирина преподавала в техникуме, а до этого работала в этом же техникуме начальником отдела кадров. Поэтому хорошо разбиралась в советских бюрократических лабиринтах. Письмо Миша написал сам, собрал подписи, сдал документ секретарю, как учила Ирина, а копию оставил себе на случай, если письмо не сработает. В тексте была оговорка, что копия уйдет в вышестоящие инстанции, если не будут удовлетворены требования матросов.
Письмо сработало. Матросов заселили в гостиницу с перспективой попасть в экипаж новейшего траулера «Каргополь», который вскоре прибудет в Петропавловск.
Через месяц «Каргополь» уже вышел на промысел минтая в Берингово море. И все молодые матросы, списанные с «Кушки» были зачислены в экипаж этого судна.
Мишу долго беспокоил вопрос способности его организма переносить качку. И проверить эту способность не удавалось больше двух недель, проведенных в открытом море, потому что стоял невозмутимый штиль, поверхность воды как стекло, безоблачное небо днем и ночью. Пришлось даже наладить контакт с матросами-рулевыми, которые обычно знали прогноз погоды. Но и без прогноза однажды стало ясно, что грядет шторм. С утра небо потемнело, поднялся резкий ветер, срывающий пену с гребешков волн. Потом по судовой трансляции прозвучала команда задраить все иллюминаторы и крепить все по штормовому. К обеду волны разгулялись, и траулер встал носом к волне. Миша внимательно прислушивался к себе, с тревогой ожидая неприятных ощущений. В обед его вахта закончилась, и аппетит явно не пропал, судя по съеденному обеду. Он поднялся в кормовую рубку, откуда было удобно наблюдать, как ведет себя судно. Он пробыл в ней до темноты. Кормовая рубка использовалась только при постановке и подъеме трала, в другое время она всегда бывала пуста. Теперь он убедился, что не подвержен морской болезни, а грандиозный вид огромных волн, между которыми помещалось большое океанское судно, вызывал чувство торжественного восторга! Иногда промысловая палуба проваливалась в пучину, а затем медленно всплывала и реки пенистой воды устремлялись вниз по слипу. Временами все судно окутывалось потоком брызг, когда траулер зарывался носом в волну. И все это грандиозное действие сопровождалось соответствующей симфонией звуков: воем ветра в снастях, грохотом волн, шумом тяжелых брызг, скрипом такелажа.
Матросы на траулере работают по 12 часов в сутки, шесть часов через шесть. Вахты меняются, работа продолжается непрерывно, если есть рыба. Минтая, камбалы и трески было много, так что работа почти не останавливалась. Миша попал на сортировку – стоял у транспортера и сортировал породы рыб. Работать нужно было в высоком темпе и безошибочно. Он возненавидел камбалу, которая намертво прилипала к транспортеру, как осенний лист, успеть отодрать который в грубых рыбацких перчатках, было почти немыслимо. Это сильно действовало на нервы. И еще один фактор стал сильно действовать Мише на нервы: рыбмастер облюбовал себе место аккурат напротив Миши. Он часами стоял и смотрел, как Миша работает. Вероятнее всего, рыбмастер даже не видел ни Михаила, ни его работы, его мысли могли витать в неведомых пространствах, но взвинченному Михаилу казалось, что этот маленький начальник подстерегает ничтожную ошибку в работе, чтобы получить возможность сделать язвительное замечание. Миша возненавидел рыбмастера. С учетом Мишиного характера, он выдержал долго, не менее двух суток. В одну из коротких пауз Миша взял на прицел ненавистные глаза и процедил:
- Ну что уставился?
- Что? – встрепенулся рыбмастер.
- Что ты мне под руку смотришь который год подряд? 
Маленький начальник уловил неприятную тональность вопроса, приосанился и постарался придать словам необходимую надменность:
- Ты работай, давай! Мне лучше знать, куда и за кем смотреть!
Тогда Миша взял минтай и аккуратно шлепнул его мокрым хвостом начальника по носу. По закону жанра дальше подразумевается смертельная дуэль. Однако она не состоялась по нескольким причинам: добраться до Михаила через громоздкий транспортер было непросто, на кружной путь нужно время, а тогда теряется острота момента. К тому же Миша был в рыбацких доспехах, бронированных рыбной чешуей, да и выглядел покрепче. Все эти движения мысли хорошо отражались на лице рыбного мастера под аккомпанемент коротких энергичных эпитетов. Потом начальник взял себя в руки и официально заявил, что снимает Мишу с вахты.
Он успел переодеться и умыться, когда по трансляции Стрельцова вызвали в каюту начальника производства.
Пришлось рассказать свою версию инцидента.
- Вы оба рассказали в точности, что произошло. Особо наказывать тебя не вижу смысла. Однако рыбмастеру пришлось поставить на сортировку человека из трюма рыбной муки. Теперь будешь работать там. Туковар покажет, что нужно делать. Так что иди и работай. И я бы на твоем месте извинился перед рыбмастером. 
- Я извинюсь, но не сегодня.
В туковарке – помещении с оборудованием для выпуска рыбной муки, стоял густой запах рыбьего жира. Но в самом трюме для готовой продукции запаха почти не было, трюм хорошо вентилировался. Работа была не сложной: пустой мешок нужно было повесить на крючки и открыть заслонку рукава, из которого сыпалась в этот мешок рыбная мука. Под мешком стояли весы. На весах был выставлен вес 35 кг. Когда вес мешка с мукой достигал этой цифры, нужно было закрыть заслонку, зашить мешок, пришить бирку, отнести мешок и уложить его в определенном порядке. За время отсутствия трюмного матроса туковар – машинист рыбомучной установки заполнил с полусотни мешков, каждый из которых следовало зашить, отнести и уложить. Требовалась некоторая сноровка, тем более, что мука все сыпалась, укладывать мешки следовало аккуратно слоями до самого подволока трюма, который был в высоту метра четыре. Миша носился по трюму весь в поту, и катастрофически не успевал. К концу вахты мешков скопилось еще больше, чем до его прихода. Пришлось ему пропустить обед и работать еще часа два на чужой вахте. Сил едва хватило, чтобы умыться, затем он рухнул в койку и уснул. Часа через три его подняли на следующую вахту. Кисти рук опухли, пальцы не гнулись, тело ныло. «Как же я буду работать, если не в силах поднять стакан с чаем» – думал Миша. На его счастье, туковарка была остановлена, поскольку судно меняло район промысла и обработчики морозили уже остатки рыбы.
У Миши появилось время продумать четкий алгоритм последовательности действий и найти ошибки в работе, из-за которых тормозился ритм работы. А еще он придумал сигнализацию для весов, чтобы не следить за их коромыслом. Теперь весы подавали сигнал, когда мешок наполнялся – звякала жестянка. Через три дня он уже мог выкраивать время для чтения старых журналов, пока заполнялся мешок. И удивлялся, как же он так не успевал в первый день. Однажды в трюм спустился рыбмастер. Он велел принести несколько мешков, упакованных Михаилом для проверки их веса. Миша ждал этого визита, и следил за весом с максимальной точностью. В этом очень помогала придуманная им сигнализация. Придраться рыбмастеру было не к чему.
- Я ждал, что ты придешь, Николай. А ждал для того, чтобы извиниться…
- Ладно, все забыто. Меня потом самого смех разбирал, когда представлю, как это выглядело со стороны. 
Однажды Миша коротал время в трюме со старым научно-популярным журналом в руках, пока туковарка не работала, и вдруг осознал, что не улавливает привычных шумов. Он дочитал статью и решил подняться в рыбзавод. Там было пусто и кроме вентиляторов ничего не работало. До конца утренней вахты оставалось еще часа два, и было странно, что завод остановлен. В коридоре тоже никого не было. Миша зашел в свою каюту – никого, в соседней – пусто. «Может судовое собрание проводят?» Он поднялся на главную палубу, заглянул в столовую – никого. Заглянул через «амбразуру» на камбуз – и там никого! Вышел на корму, уже с некоторым беспокойством – и на корме ни души!  Было явно что-то не так, а если что-то на судне не так, то экипаж должен быть у шлюпок. Он поднялся на шлюпочную палубу – она была пуста, но тут он сделал полновесный вдох чистого аммиака! Задохнулся, зато прояснились мозги. Среди расписаний судовых тревог, которые висят над каждой койкой: общесудовая, пожарная, водяная, есть и аммиачная тревога для судов с мощными охлаждающими аммиачными системами. Все вентиляционные грибки из рыбзавода выходят на шлюпочную палубу, и этот тяжелый ядовитый газ лежал там толстым невидимым слоем  в результате аварийного прорыва аммиака в рыбзаводе. А по расписанию аммиачной тревоги весь экипаж должен быть на баке! С красными глазами, весь в слезах, Миша вышел на бак, где с комфортом на солнышке расположился весь экипаж.
Утечку рефмеханики устранили, однако морозильная установка вышла из строя и «Каргополь» отправился в порт. Как выяснилось позже, эти два с половиной месяца реальной полезной деятельности траулера закончились навсегда. Все поддается ремонту, можно было восстановить новую морозильную установку барабанного типа, впервые установленную на это судно, можно было установить недорогое старое оборудование, применявшееся десятилетиями на других траулерах, однако кому-то из комсомольских работников пришла в голову гениальная идея превратить это крупное судно в прогулочную яхту для комсомольской элиты. Как это происходило, можно найти в любом поисковике, набрав в поисковой строке «агитационное судно камчатского края». Там это судно названо «стареньким», хотя к 1981 году, когда комсомольская элита отправилась в свой приятный круиз, судну едва исполнилось 10 лет. Стареньким судам такого типа уже по 60 лет, и они исправно работают. Основной состав рыболовного флота работает в северных широтах, однако «агитационное судно», получившее название в духе лживой пропаганды «Корчагинец» готовилось именно для южных широт. Оно и понятно, отдыхать, называя этот отдых «агитационной работой», куда приятнее в южных морях. Рыбаки ненавидели это судно и называли его не иначе, как «плавучий бордель».

В отделе кадров «Океанрыбфлота» после возвращения в порт Стрельцову  выдали направление на БМРТ «Пахача», на котором заканчивался ремонт у причала «Мехзавода». Однако выйти в рейс на этом траулере Мише не удалось. На судно вернулись матросы старого экипажа и администрация судна отправила Стрельцова в отдел кадров, где ему дали направление на БМРТ «Советские профсоюзы», который стоял в ремонте на ПСРЗ. Береговая профессия у Миши была электромонтажник, и электричеством он интересовался с детства. Поэтому крутился на глазах у судовых электриков, пытался им помогать, задавал вопросы. Его заметил и судовой электромеханик, пожилой улыбчивый моряк с карякскими корнями. Ему нравилось давать объяснения любопытному матросу, иногда даже он предлагал ему поработать с вахтенным электриком, что Миша делал с удовольствием. Так постепенно он многое изучил в электрических сетях траулера, пока судно стояло в ремонте, но главное, подружился с электриками и заслужил симпатию электромеханика.
По выходу судна в рейс Миша попросился назначить его трюмным матросом. В охлаждаемых трюмах была стабильная температура – 30 градусов, но судно морозило по 40 тонн рыбы в сутки, и в каждую вахту нужно было перенести и плотно уложить 10 тонн рыбы в картонной таре по 30 килограмм. Так что рыбацкого свитера при таком морозе вполне хватало, и даже в нем бывало жарко. К подобной работе Миша привык еще при работе в туковом трюме, поэтому работа не казалась трудной. А примерно через два месяца в порт отправили одного из троих судовых электриков, который серьезно заболел. И электромеханик предложил Мише его заменить. Это была великая радость для Михаила. Он переходил в машинную команду, его вахта сокращалась до четырех часов, а суточный рабочий день сокращался до 10 часов (включая два часа подвахты на обработке рыбы). Повышался его статус, судовые электрики были заметными фигурами на судне. И повышался его рыболовный пай, на основании которого рассчитывалась зарплата.
Переселение в каюту электриков следовало отметить, как принято отмечать новоселье (на чем прямо настаивали его новые коллеги). У Стрельцова в секретном месте были припрятаны две бутылки водки, хоть сам он почти не пил. На новоселье он пригласил и электромеханика Андрея Илларионовича, своего непосредственного начальника и наставника. Оба электрика были много старше Михаила. Сергей, замкнутый, умный и знающий, и Виктор, примерно в два раза больше Миши, шумный и многоречивый. Оба отличались нежной любовью к крепким напиткам. Электромеханик сидел не долго, выпил две рюмочки и ушел, прекрасно зная, что две вахты будут нестись кое-как.
В каюте перебывала вся машинная команда, у каждого имелись запасы водки, а повод был значительный, хотя никто уже не помнил, по какому поводу пьянка. Мише удалось отстоять свое право быть относительно трезвым, несмотря на громогласные возражения громоздкого Виктора. Сергей весь ушел в себя, хотя помнил, что считается на вахте. Сдавать вахту Виктору ему пришлось в каюте, поскольку тот и не помышлял выходить из-за стола. После этого Сергей мирно уснул за столом, просыпаясь лишь для того, чтобы пополнить количество алкоголя в крови. Поспать Мише не удалось, несколько раз он бегал на вызовы вместо Виктора, который четко мог отличить только пустой стакан от полного.
Утром Миша заступил на свою вахту, а в обед на вахту Сергея. Вечером он готовился заступить на вахту Виктора, однако третий механик не согласился на замену и отправился будить Виктора сам. Виктор в этот день впервые был молчалив и мрачен.
  Подвахта была обязательной для всех, кроме капитана, даже старший помощник и старший механик работали по два часа в рыбзаводе. Тут Миша предложил трюмному матросу взаимовыгодный контракт: на два часа подвахты Миша спускается в трюм, а трюмный матрос идет на сортировку рыбы. Трюмный матрос получал возможность отдохнуть от напряженной работы, и максимально растянуть время на переодевание в рыбацкую робу. Мише же не нужно надевать прорезиненный рыбацкий комбинезон, который он ненавидел, и работа была чистая и привычная.
В одно из тралений в трал попал сивуч. Матросы вытряхнули его вместе с рыбой в рыбный карман. Он немного порычал на матросов утробным басом, затем приступил к трапезе. Наевшись чужой рыбы, он выбрался на кранцы, и сиганул в море. Такое случалось не один раз, иногда сивуч, весом около тонны, загонял матросов траловой вахты в коридор, и им приходилось задраивать дверь, чтобы сердитый зверь не проник в жилые помещения. 


 

Первое время Стрельцов часто в свободное время заходил к Андрею Илларионовичу на консультации. Электромеханик любил свою работу и принимал его радушно. Он научил Мишу читать судовые электросхемы, любил рассказывать об исправленных лично неполадках разнообразного электрооборудования судна. Он доверял Мише громадные папки судовых электросхем, которые Миша изучал с интересом. Виктор ничему сложному научить не мог, а Сергей часто давал хорошие советы по работе. Так что вскоре уже Виктор спрашивал у Миши, откуда запитывается какой-то механизм, чем заменить сгоревший пускатель. Миша предложил Виктору поменяться вахтами, ему больше нравилась вахта с четырех до восьми и с шестнадцати до двадцати. Виктор согласился с условием, что одну вахту он пропустит, а Миша отстоит в эти сутки три вахты. Это было легкое условие. Электромеханик не возражал.
Однажды по судовой трансляции прозвучало объявление, что получены радиограммы для следующих членов экипажа… Назвали и фамилию Виктора. И тут у Виктора началось странное покашливание, которое Миша заметил еще во время новоселья. Так он покашливал перед каждой рюмкой.
- Странным образом ты выражаешь свою радость по поводу радиограммы из дома, Витя!
- Ты не понимаешь! Я знаю, что в ней написано. Там есть кодовое слово, которое означает, что жена послала мне посылку. А в посылке, Миша, водка! Так мой организм реагирует на этот божественный напиток, на это музыкальное слово и на радостное известие о скором его прибытии!
Вскоре в район промысла пришел траулер из Петропавловска, который доставил различные грузы для судов экспедиции. Виктор получил посылку от жены, в которой было шесть бутылок водки, и другие предметы, которые Виктора почти не интересовали. Виктор торжественно сказал:
- Миша, вот эти две бутылки мы сегодня выпьем. А вот эти четыре бутылки я поручаю тебе. Ты должен спрятать их так, чтобы я не нашел. А я буду их искать! И я искать умею. Вот такая просьба. Больше никому их не могу доверить. Берешься?
- Витя, давай уточним. Допустим, ты их найдешь. Чем это грозит мне?
- Тебе? Да ничем. Это грозит мне тем, что я их вылакаю, и на Новый год останусь ни с чем. Но я их не найду, потому что ты умная сволочь.
- Хорошо. А если не найдешь?
- Тогда я буду скулить, просить и требовать. Но ты не отдавай, даже если буду тебя убивать. Чувствую, что убивать тебя мне придется уже сегодня вечером – обреченно добавил он.

 
До убийства не дошло, но скулил, требовал и грозил Виктор очень убедительно.
Однажды ночью разыгрался такой шторм, что пришлось остановить работу рыбзавода. Матросы немедленно улеглись спать. Опустевшее судно наполнилось таинственными звуками: шорохами, скрипами, ритмичными ударами, тихими постукиваниями. Где-то что-то перекатывалось, где-то ухало, где-то перетекала вода, что-то попискивало или щелкало.  Миша делал обходы опустевшего судна, как и предписывалось вахтенному электрику. Проходя мимо электротехнической кладовой, он услышал, что за дверью передвигаются тяжелые предметы. Он открыл замок и ахнул! В нос ударил едкий запах серной кислоты, в которой плавали металлические ящики с запчастями. Кислота была перемешана с машинным маслом. Он обул высокие сапоги и принялся за уборку, уворачиваясь от тяжелых ящиков. Там еще было много стеклянных осколков, которые ящики продолжали крошить.
В кладовой хранилась серная кислота для аварийных аккумуляторов в двадцати литровой стеклянной бутыли. Стояла там и трехлитровая банка с машинным маслом для редукторов. Все было закреплено, однако банка с маслом сумела освободиться, чтобы покончить с собой на свободе. По хорошо смазанной палубе тяжеленные ящики с запчастями сдвинулись, раздавили бутыль с кислотой.
Когда Миша вычерпал кислоту, на глаза попалось узнаваемое бутылочное горлышко с алюминиевой крышечкой. И тогда он понял, что их должно быть четыре! Четыре бутылки водки, которые он так тщательно спрятал в этой кладовой, добавили свое содержимое в этот благородный коктейль! «Хорошо хоть не Виктору пришлось это убирать – подумал он – уж ему бы серная кислота не помешала отведать этого напитка».
Миша отыскал все четыре горлышка, которые могли спасти его от расправы.
Проклятая кислота жадно вбирала воду, и через пять минут вытертая до суха палуба снова была мокрой и склизкой. Тогда он выбрался на корму, на которой волны  весело играли с тралом, мотая его с борта на борт. Мише нужно было попасть в помещение аварийного дизель-генератора, где хранилась щелочь для щелочных аккумуляторов, которой он решил нейтрализовать кислоту. Удержать герметичную судовую дверь, которая весит больше ста килограмм, в качку очень непросто, если при этом еще нужно уворачиваться от гуляющих волн. И с хрупкой стеклянной тяжелой бутылью пришлось помучиться, чтобы налить из нее опасной жидкости. Но к окончанию вахты Миша справился с уборкой и пришел в каюту будить своего убийцу.
 После завтрака Миша привел Виктора к кладовой, подробно ему все рассказал, получил свою долю сочувствия и похвалы, а потом молча выложил перед ним четыре отбитых горлышка. Окаменевшее лицо побледнело, и Виктор убежал неловкой трусцой, спасаясь от собственного непреодолимого желания придушить коллегу, которого только что расхваливал. Несколькими днями позже Виктор распекал Мишу, называл его змеем и гадом, возмущаясь тем красочным рассказом, который заставил его последовательно увидеть все произошедшее, и который его обезоружил. Но без злобы и с иронией.
 
БМРТ «Приамурье» - проект 394 «Кушка», «Казалинск», «Советские профсоюзы»


Из Управления пришло распоряжение капитану траулера следовать на юг в район Японии для вылова скумбрии. На борт «Советских профсоюзов» высадились флагманский траловый мастер и флагманский электромеханик. Привезли также новые тралы и другое оборудование. На вылове этой породы рыб камчатские рыбаки еще не работали, а приемы лова скумбрии имели свои особенности. Скумбрия плавает очень быстро, и поймать ее можно лишь на встречном курсе. Кроме того выборка трала должна происходить на полном ходу, а это создает очень большую нагрузку на траловую лебедку. Такие нагрузки на лебедку не были предусмотрены по проекту, и двигатель грелся настолько, что плавилась пайка на коллекторах. Флагманский электромеханик привез рекомендации для электромеханика судна, которые сводились к тому, чтобы обвешать двигатель траловой лебедки вентиляторами для принудительного обдува. Это помогало лишь частично, и под конец выборки медный коллектор двигателя становился черным от перегрева. Вахтенный электрик теперь должен был присутствовать на выборке, чтобы остановить выборку трала в случае явных признаков аварии. Андрей Илларионович сильно переживал и тоже приходил почти на каждую выборку, хотя никто не знал, какое количество дыма из двигателя уже можно считать аварией. Но скумбрию ловили, и электродвигатель, видимо, смирился со своей тяжкой участью и дымил уже меньше. Просто выгорела летучая часть электротехнического лака, а кремнийорганическая изоляция обмоток еще выдерживала высокие температуры. 
Мастерская электриков была расположена в конце коридора  по левому борту. За кормовой переборкой располагался рыбзавод. Миша заступил на вахту в четыре часа утра, сделал обход судна и вернулся в мастерскую. В дверь постучали, потом она распахнулась и в дверях возникла испуганная буфетчица в ночной рубашке. Рубашечка выглядела не менее соблазнительно, чем сама буфетчица, это Мишу впечатлило даже больше, чем то, что в ее каюте начался пожар.
Он метнулся впереди нее через рыбзавод, мимо застывших в недоумении матросов. Буфетчица жила в одной каюте с прачкой. Каюта была расположена в конце коридора по правому борту. Миша распахнул дверь. В каюте стоял густой черный ядовитый дым. Так горит пластиковая облицовка в каютах. Строители траулеров нашли для бытовых розеток в каютах экипажа идеальное место: они расположены точно под иллюминаторами, которые часто захлестывает волной. Даже когда иллюминаторы герметично задраены, они отпотевают и влага капает как раз на розетки 220 вольт. Розетки злобно шипят, сгорают контакты, иногда вспыхивает огонь, как в этой вот каюте. Наверно проектировщики судов в рейсы не ходят.
Миша схватил графин, стоявший в специальном гнезде над столом, плеснул из него на огонь компотом. Потом пассатижами разбил крышку розетки и закоротил контакты, чтобы в щите выбило автомат защиты. Он открыл иллюминатор, чтобы сквозняком продуло каюту. Он не успел сильно отравиться ядовитым дымом, но сдержать кашель не мог. А все это время прачка на втором ярусе продолжала спать! Может неплотно задернутые шторки немного задержали концентрацию дыма, Миша прислушался к ее дыханию, вроде нормально дышит. И Миша не стал ее будить. А буфетчице галантно предложил собственную постель, чтобы не дышать горелым запахом. В коридоре уже стояли матросы с внимательными лицами, и буфетчица не приняла приглашения, а Миша не стал настаивать, по той же причине.
 Прежде Мише не приходилось разговаривать с буфетчицей, может, раза два поздоровался при встрече, но теперь ему уже очень хотелось с ней пообщаться. И он знал, что он ей сказал бы. Потому что не раз прокрутил в воображении момент, когда она внезапно возникла в дверях, и то, что за этим последовало. И то, что было перед этим, когда она проснулась и увидела пламя и густой ядовитый дым и не впала в панику, не замерла в ужасе, не подняла крик, а быстро и логично сообразила обратиться именно к тому человеку, который лучше всего мог сориентироваться в этой ситуации. Неизвестно, как поступил бы любой матрос, мимо которых она пробежала. Каждый из них что-то бы предпринял, но быстро отключить электричество никто из них не смог бы. И это вызывало у него восхищение, которое он сумел бы выразить, даже не привлекая на помощь тот намертво запечатлевшийся  в памяти образ. И очень хотелось, чтобы этот разговор был с глазу на глаз.
Он проверил автомат защиты в щите, который отключился от короткого замыкания, спровоцированного им. Повесил на него табличку «не включать», чтобы кто-то его случайно не включил. Отключением розеток в пострадавшей каюте придется заниматься уже Виктору, так что повод для разговора с буфетчицей, которую звали Лидия, от него ускользал. Но, в крайнем случае, можно будет отключить этот самый автомат, якобы для проверки, чтобы этот повод появился.
Боцман заменил облицовку в каюте в тот же день, Сергей подключил новые розетки, о чем записал в вахтенном электротехническом журнале. Михаил с грустью прочитал эту запись, которая окончательно лишала его повода наведаться в эту каюту.
После вахты он шел с полотенцем в умывальник. Дверь прачечной была распахнута, и его окликнули, когда он проходил мимо. Его окликнула прачка Надя.
- Миша, спасибо, что спас нашу каюту, может и спас мою жизнь. Приходи к нам в каюту, это следует отметить. Лида тоже приглашает. От неожиданности он не нашел слов, лишь почувствовал, что стал весь красный.
- Придешь?
«Черт побери! Еще бы не прийти!»
- Да, приду, спасибо, Надя!
В каюте кроме Лиды и Нади сидел матрос траловой вахты Илья.
- К красивым девушкам полагается приходить с цветами – сказал Миша – вместо них принес вам коралл. Не выгоните за такую фальсификацию?
- Красивый коралл! Садись, Миша. Спасибо тебе – сказала Надя - А это мой любовник Илья. Знаешь его?
- Имя знаю, а что любовник – не зал. Завидное звание – ответил Миша, пожимая руку Илье.
Вечер прошел весело и приято, поскольку у каждого были свои причины для хорошего настроения, а стол украшала симпатичная бутылка. Лида была вынуждена выслушать много комплиментов по поводу ее удивительной выдержки и здравомыслия в опасный момент, которые спасли жизнь ее и жизнь Надежды. И по поводу ее обаяния также. Миша рассказал, что однажды в армии уснул с сигаретой в руках. Сигарета выскользнула и подкатилась под спину. Она выжгла в его спине небольшой кратер, шрам от которого так и остался, а он до утра так и не проснулся. Этим примером Миша хотел подчеркнуть необыкновенную чувствительность девушки, которая явно превосходила чувствительность принцессы на горошине.  Потом Илья собрался уходить, Миша тоже поднялся, однако Надя его остановила, а Илью пошла провожать. Миша понял, что их намеренно оставили с Лидой.  И без труда выпросил поцелуй. И сказал не только все, что собирался сказать прошлой ночью, но и много больше, поскольку выяснилось, что Лиде интересно все, что он говорит. А из всего, что сказала она, Миша понял, что не нужно гнать лошадей, и что это не последний их разговор наедине.


 

 Однажды Миша проснулся ночью с ощущением, что пора вставать на свою ночную вахту. Сергей его обычно будил, но часто Миша просыпался сам. Он умылся, поднялся в столовую, чтобы перекусить перед вахтой и выпить чаю. Потом спустился в машину, полистал журнал, проверил параметры приборов на ГРЩ. Спросил второго механика, где Сергей. Тот точно не знал, сказал, что где-то копается. Миша оставил на конторке записку, что ушел на обход судна, чтобы Сергей знал, что вахта принята. Миша обошел все судно два раза, но Сергея не нашел. И записка была не тронута. Миша забеспокоился. Поднимать тревогу не хотелось, ведь Серега мог где-нибудь и уснуть, хотя такое трудно было представить, если тот был трезвый. Миша мысленно просканировал судно, вычисляя те помещения, в которые не заглядывал. Таковых было много, хотя чужие каюты нужно проверять в последнюю очередь. Сначала нужно проверить все технические помещения. Миша вспомнил, что не спускался в помещение рулевой машины, а лишь заглянул туда, как они обычно делали, поскольку там все было видно сверху. Сергей был там и выглядел слегка смущенным.
- Твоя вахта давно закончилась, с трудом тебя нашел!
- Я тут взялся чинить вентилятор, увлекся.
- Так давай я доделаю, иди, поешь.
-  Уже заканчиваю. Не беспокойся.
Миша ушел в недоумении.
За три дня до Нового, 1972 года, после сдачи вахты Сергей позвал Мишу что-то показать. Он привел Мишу к румпельной.
- Спускайся.
Под старой фуфайкой была замаскирована молочная фляга, заполненная добротной брагой с мощным запахом.
- Вот для чего потребовался вентилятор, Миша. Пробуй!
Новый год встречали в столовой команды с огромным пирогом, и на двоих по бутылке красного вина. Потом все разошлись по каютам и приступили к настоящему празднованию. Кроме Михаила и Виктора у всех нашлись запасы водки, даже Сергей умудрился сберечь свой запас, не считая тридцати литров браги. Виктор был счастлив,  Сергей был счастлив и горд, а  Миша улизнул к Лиде, с которой незадолго до этого они стали нежными любовниками. Надя с Ильей предпочитали встречаться в прачечной.
Миша узнал, что Лида выделила его из экипажа еще раньше, когда услышала в рыбном цехе его игру на трубе. Когда не было рыбы, и рыбзавод был пуст, Миша приходил туда поиграть на своей трубе, которую взял с собой в этот рейс.

Район лова был настолько близко к берегам Японии, что можно было смотреть японское телевидение, где были сотни каналов. На Камчатке в то время работал только один канал. Моряки смотрели с огромным интересом сцены из чужой непонятной жизни, сравнивали японские города с российскими и с трудом верили, в то, что жизнь может так сильно отличаться от привычной российской. На одном из каналов непрерывно крутили старые американские фильмы, в основном черно-белые. Глядя на чужую жизнь, рыбаки невольно сравнивали ее со своей жизнью, и сравнение было в пользу чужой.
Здесь было гораздо теплее, чем в северной части Берингова моря. По вечерам было приятно постоять на открытой палубе, любуясь морем огней, которыми был заполнен весь горизонт. Тысячи японских судов разных размеров и форм, увешанные гирляндами мощных ламп, занимались промыслом кальмаров. Иногда параллельно с БМРТ шел с тралом и японский траулер. По размерам траулеры были сопоставимы, но по мощности японские явно превосходили БМРТ и всегда обгоняли советское судно. Штурмана выматывались на вахте, потому что японские кавасаки могли спокойно пересекать курс траулера, нисколько не заботясь о морских правилах расхождения судов.
Очень хотелось побывать в японских городах, которые иногда можно было рассмотреть в бинокль, когда судно подходило ближе к берегу. Но это была несбыточная мечта.   

По приходу в порт Андрей Илларионович написал Михаилу хорошую характеристику, в которой старший механик написал рекомендацию присвоить Стрельцову звание судового электрика. Мише выдали соответствующее удостоверение. Лида списалась с судна и уехала в отпуск на материк.
 Миша с месяц еще проработал на судне, которое стало в ремонт на Мехзаводе. Электрики в ремонте стояли суточную вахту. По случаю мартовской пурги и необходимого похмелья, Виктор опоздал на вахту, но к обеду все же пришел. Без Лиды на судне было скучно, и Миша решил проведать квартиру сестры.  Его сестра Ирина озаботилась покупкой кооперативной квартиры, и была по этому поводу на материке. Он втиснулся в битком набитый мокрыми людьми автобус и доехал до КП. Пурга разгулялась так, что сдувала прохожих, а свежего снега было по пояс. До дома было метров двести, но это были трудные метры. До квартиры Миша добрался весь мокрый и основательно продрогший. Тут вдруг оказалось, что ключей от квартиры в карманах нет. Немного погревшись в подъезде, Миша побрел обратно, поскольку имел подозрение, в каком месте мог их выронить. Найдя подходящий сугроб, на котором не осталось и воспоминания о его следах, он стал его раскапывать без всякой надежды на успех. Но ключи нашлись. В квартире, отогревшись, Миша рассудил, что найденные ключи не только приятная неожиданность, но и хороший знак. И он позвонил своей старой знакомой Зое, которой тщетно добивался перед рейсом. Вероятно, как и Мишу, пурга гнала на приключения даже здравомыслящую пуританку Зою. Потому что Мише почти не пришлось ее уговаривать приехать. В этой квартире она уже однажды была, и понимала, что осада ее бастионов будет продолжена. А Миша сбегал в магазин, чтобы пополнить и разнообразить арсенал.
А потом едва ли не мстительно ласкал ее до самого утра, чтобы она осознала, сколько блаженных часов было ими утрачено так расточительно.

В апреле Мишу вызвали в отдел кадров и вручили направление на БМРТ «Казалинск». Миша простился с коллегами, поблагодарил Андрея Илларионовича за науку. Старик расчувствовался и посетовал, что скоро его выгонят на пенсию. И предположил, что это был его последний рейс, поскольку пройти годовую медкомиссию не сможет.
«Казалинск» готовился в рейс в район Гавайских островов на промысел пристипомы. Туда готовилась большая экспедиция камчатских траулеров. Экипаж был в приподнятом настроении, предвкушая работу в теплых южных широтах после надоевшей  камчатской зимы. «Казалинск» был почти копией «Советских профсоюзов», оба строились по проекту 394, так что осваивать судно Мише не пришлось. На переходе в район лова Миша обнаружил в туковом трюме штабель ящиков, накрытых брезентом. В ящиках было сгущенное молоко. По виду там было несколько тонн консервов. Миша их не тронул, но в памяти отложилось. Он предположил, что молоко везут в экспедицию для судов.
Пристипомы было много, однако вылавливали ее гораздо больше, чем суда могли заморозить в жарком климате. А траулеров на сравнительно небольшом участке моря было около шестидесяти! Часто судно лежало в дрейфе с полным бункером, с полными карманами и с полным тралом, лежащим на промысловой палубе. Под жарким солнцем ценная промысловая рыба быстро портилась, ее выгружали за борт и снова тралили, чтобы заполнить все емкости, которые утром снова выкидывались. Безусловно, это было преступлением, но этот охотничий азарт был неистребим, потому что безнаказан. В экспедиции были начальники, которые были обязаны прекратить это безумие. Но наверно они также были захвачены этим глупым азартом и ни разу не вмешались. Похоже, мало кто из капитанов сознавал, что совершает преступление, поскольку это творилось на всех судах. Миша даже пытался говорить со штурманами, но его не слушали. Однажды капитан даже выставил его с мостика за упоминание о портящейся рыбе.
Он загорал на крышке бота по правому борту, когда к «Казалинску» подошла шлюпка с колхозного траулера «Сероглазка». Шлюпку пришвартовали к спущенному штормтрапу, и почти все рыбаки из шлюпки попрыгали за борт, а штурман поднялся на борт «Казалинска». Миша видел все это сверху, и не смог устоять от соблазна, хотя и знал, что купание запрещено. Запрет был категорический, однако колхозные моряки плескались за бортом и Миша прыгнул в море с десятиметровой высоты. Когда он всплыл, судовой помполит в ярости потребовал немедленно подняться на борт. Помполит отчитывал его, трясь от злости. Потом Мишу вызвал в каюту капитан-директор. Он тоже был в ярости. Он сказал, что списал бы его немедленно, если бы в порт шло хоть одно судно. Реальность угрозы Миша понял, он лишь не понимал, чем вызван глупый запрет, а тем более, чем вызвана вот эта не предписанная никаким уставом ярость! И эту ярость у преступника-капитана, который спокойно уничтожал ежедневно десятки тонн ценной рабы, вызвал невинный поступок – всего лишь учрежденный идиотами в Управлении запрет на купание!   И тогда он принял решение, что будет купаться при первой возможности, но тайно. Вопреки дурацким запретам. И он также был в ярости, и было сильное желание сделать что-нибудь вопреки запретам немедленно. Когда принял вахту, он взял сумку из-под инструментов и отправился делать свой обход по судну. Обход закончился в трюме для рыбной муки. Там он поднял брезент и вскрыл ящик с консервами. Он набил сумку сгущенкой и принес ее в мастерскую. Кому принадлежала сгущенка, кто ее загружал, и для кого - было не понятно, поскольку судно уже почти месяц работало в экспедиции, а ящики так и лежали не тронутыми. Он выпил банку молока и ему очень полегчало. Хотелось поделиться своей находкой со многими приятелями, но после угрозы директора-капитана следовало быть очень осторожным. Он приступил к осуществлению своего плана по ночному купанию. На капах машинного отделения лежали алюминиевые трубы, которые оставили от старых ботов. Боты заменили на современные из стеклопластика с крышей и люками. Трубы тогда использовались как каркас для брезентового тента. Он нарезал ножовкой короткие отрезки нужной длины, принес в мастерскую, просверлил на концах трубок отверстия, продел в них особым образом капроновый шкерт и у него получился аккуратный штормтрап, который проходил в иллюминатор и доставал до воды. Еще он отвернул прожектор на шлюпочной палубе, чтобы он не светил ночью в сторону иллюминатора мастерской.
 
В районе варварского промысла появились тысячи голубых акул, которые объедались выбрасываемой рыбой. Днем они лениво лежали на поверхности, переваривая рыбу, которую смогли вместить их желудки ночью. Наверно самая красивая из всех акул – именно голубая акула. У нее наиболее изящные обтекаемые формы, из всех морских обитателей. Размером акула метра полтора, максимум два. По вечерам матросы ловили этих акул «из спортивного интереса». Мише было жаль этих красавиц, по возможности он стыдил и останавливал «спортсменов», но на него смотрели как на чудака. Акулы собирались в районе слипа , где вода была наиболее ярко освещена и ночью были очень активны. Миша понимал, что нападать на человека эта акула не будет, тем боле та, которая забыла, что такое голод. И все же чувствовал тревожный холодок внутри, глядя из иллюминатора мастерской на таинственную, темную воду за бортом, в которую собирался окунуться. Он потуже затянул стекло переносной лампы, опустил ее в воду за бортом и включил. Вода засветилась зеленым светом. Акул не было видно. Тогда Миша спустился в машину, показался вахтенному механику, перекинувшись с ним парой фраз. Потом закрыл изнутри дверь мастерской, вывесил свой трап и пролез в иллюминатор. Он немного повисел на трапе, потом поплавал вдоль борта. Поймал себя на том, что все время хотелось поджать ноги. Когда вылез по трапу из воды, почувствовал облечение, хоть и рассердился на себя за это. Но купание состоялось! Не важно, что плавал он, наверно, меньше пяти минут, это был реально выраженный протест.
Миша обтерся полотенцем, надел шорты, спустился в машину, чтобы узнать, не искали ли его. Моторист копался с дизелем, третьего механика не было. Миша спустился в котельное отделение. Котельного машиниста также не было, но горловина танка бала отдраена, крышка лежала рядом, а в танк спускался кабель от переносной лампы. Миша заглянул в люк. До воды было полметра, и из нее торчали две испуганные головы!
- Ах вы ж мерзавцы! А потом мы эту воду пьем!?
- Да нет же - заговорила из танка голова третьего механика – это котельная вода. Залезай.
- Нет уж, спасибо! Я предпочитаю забортную воду.
 Парни рассмеялись, всем было известно, чем обернулась для Миши забортная вода. После купания третий механик попросил Мишу никому не говорить о том,  что видел.
- Андрей, я тебе не буду обещать, что никому не скажу, но я тебя сейчас удивлю, и ты сразу успокоишься. Дело в том, что ты сейчас после купания. И я сейчас после купания!
- ?!
- Я купался за бортом, и я нашел союзника, который меня прикроет в случае чего. Лучшей кандидатуры на эту роль и придумать трудно! А теперь пойдем, тебе полагается приз за тайное ночное купание.
- Какой еще приз? – с опаской спросил Андрей.
- Увидишь.
Миша привел Андрея в мастерскую и загрузил его банками со сгущенкой.
- Откуда это?
- Андрей, это лишь часть приза, я намерен открыть тебе страшную тайну, я открою тебе сам молочный источник!   
С этой ночи Миша стал купаться за бортом почти каждую ночь. Он смастерил себе маску из электрической защитной перчатки со стеклом из плекса. Для страховки использовал  линь достаточной длины. Акул перестал бояться, потому что мог смотреть под водой через маску, и видеть весь подводный корпус судна. Вода хорошо подсвечивалась забортными прожекторами, и была так прозрачна, что иногда можно было смутно увидеть под водой корпус другого судна, если суда сближались. Он даже перестал предупреждать вахтенного механика, поскольку тот знал, где Миша может быть.
 Последнее время Миша старался под конец вахты быть в мастерской. Дело в том, что в шесть часов уборщица приступала к уборке коридора и заканчивала эту уборку как раз у мастерской. И заходила к нему, чтобы перекурить. Она была старше Миши лет на пятнадцать, и даже не очень красивая, хотя со временем казалась Мише все красивее. Еще она не носила лифчика, а кофточки становились все прозрачнее. Искушение потрогать эту грудь возрастало с каждым днем. И наконец, Миша ему поддался. Уединяться с ней можно было в судовом лазарете, от которого у Валентины были ключи.
Самое сложное в работе рыбака – отсутствие сексуальных контактов. В этом рейсе Миша решить эту проблему никак не мог, все дамы были категорически заняты еще до его прихода на это судно, кроме уборщицы, как оказалось. Женщины на судах выбирают себе пару и остаются верны своему выбору, пока любовники не уходят от них сами. А случаются и многолетние связи, бывают и счастливые браки. А вот женских измен в рейсе практически не случается. Теперь у него была безотказная Валя, и основная проблема исчезла.               
Миша безмятежно купался за бортом, когда услышал характерный звук запуска дизелей. Он подплыл к трапу и ухватился за нижнюю балясину. Такое случалось и раньше, когда в дрейфе суда сближались, и штурман принимал решение отойти на безопасное расстояние. Машину запускали на несколько минут, судно отходило, и снова ложилось в дрейф. Но впервые Миша был при этом за бортом. Ему захотелось проплыть немного на буксире. Скорость была невелика, струи воды приятно обтекали тело. Он не заметил, что траулер делает циркуляцию. Ветер был не сильный, и с подветренного борта волны были небольшие. Пока судно не повернулось против ветра. Внезапная волна оторвала Мишу от трапа, и он отлетел на всю длину страховочного линя. Он стал перебирать руками линь, чтобы добраться до трапа, но следующая волна опять его отбросила. Он понял, что не сможет удержать руками скользкий линь, а ситуация становилась опасной. Кое как ему удалось подвести линь под ногу и застопориться. Он стал понемногу продвигаться по линю с помощью рук и ног. Наконец добрался до трапа и забросил ногу через балясину. Ему удалось подняться по трапу и влезть в иллюминатор, хотя силы были на исходе. Как только он оказался на верстаке под иллюминатором, дизеля заглушили. Он нервно засмеялся и оглядел себя. Вся левая сторона тела была изрезана ракушками, он был весь в крови. Пока боролся с волнами, не замечал острых ракушек, которыми оброс борт судна. Порезы не были глубокими, но подсыхая, стали довольно болезненными.  Но это было не так важно, главное – как теперь все это скрыть от любопытных взглядов? Придется надевать брюки и рубашку, что тоже было подозрительно, поскольку все ходили в одних шортах. Хорошо хоть порезы перестали кровоточить, хотя казалось, что они издают треск при каждом движении. Пришлось Мише ходить одетым, и огрызаться: «проказу подхватил», «любовницы горячие», «мутация началась», «в молоке сварили» - эта двусмысленность пользовалась особым успехом, потому что относилась к реальному молоку, запасы которого стали заметно убывать, потому что пить его стали уже в каждой каюте. Администрация не могла понять, откуда молоко берется, хотя даже к ним молоко понемногу стало просачиваться через третьи руки.
Когда порезы зарубцевались, Миша продолжил ночные купания, после чего порезы стали быстро исчезать. У него было хорошее настроение. Он считал, что сумел одержать победу над запретами, которые производит несвободный режим. А олицетворением этой несвободы на судне был помполит. Бездарная, бесполезная личность на судне. На предыдущем траулере помполит почти не выходил из каюты, поскольку кропотливо строил металлические модели судов. Миша как-то видел эти изделия. Тот хоть никому не мешал. А этот замучил моряков своими обходами кают, своим вечно сварливым тоном и своей непроходимой тупостью. Миша хорошо помнил его злобные слова после купания. И он ненавидел помполита.
 У Миши был ключ от фотолаборатории. Еще в начале рейса на общесудовом собрании этот же помполит задал вопрос, кто умеет фотографировать, и у кого есть фотоаппарат. Миша поднял руку. Помполит позвал его к себе и сказал, что планирует повесить доску почета, где будут висеть фотографии членов экипажа, отличившиеся хорошей работой. Он показал Мише пустующую каюту на главной палубе, которую предложил оборудовать под фото студию и фотолабораторию. Так у Миши оказался ключ от этой каюты. Он расположил там мощные лампы вместо юпитеров, натянул простынь для фона, изготовил красный фонарь для проявки пленки и для печати фотографий. И фотографировал, кого назначал помполит. Потом помполит эту идею забросил, потому что чувствовал ненависть каждого члена экипажа к себе. Однажды помполит с доктором зашел в каюту со своим дурацким обходом, провел рукой по динамику судовой трансляции, и обнаружил там пыль! Он взялся отчитывать Мишу. Миша вспылил.
- Вы бы хоть на перегруз ходили, вы даже этого не делаете, хотя обязаны. Вам бы только портить жизнь людям, которые пашут в жаре по двенадцать часов в сутки!
А перегруз продукции на рефрижератор закончился днем раньше, и помполит от работы уклонился.
- Как вы разговариваете с политработником?!
- Как вы того заслуживаете.
- Верните мне ключ от фотолаборатории!
Миша отдал ключ и помполит с доктором ушли.
Недели через две после перегруза на судне прозвучал сигнал пожарной тревоги, аварийной группе приказали приступить к тушению пожара на главной палубе по правому борту. Горела фотолаборатория. Ее потушили быстро, потому что пожар не распространился на соседние помещения, но каюта выгорела полностью, потому что поздно был замечен пожар.
Миша сразу понял, почему пожар возник. И что ему нужно сделать, чтобы себя обезопасить. С помощью электротехнического журнала он выяснил дату, когда помполит забрал у него ключ от фотолаборатории, и написал рапорт на имя капитана, на котором поставил надпись «копия». Оригинал рапорта он оставил себе. В рапорте было указано, что по предложению помполита он оборудовал фото студию тремя судовыми лампами подсветки мощностью по 500 ватт для кратковременного включения при съемке портретов. Указал, точное время, когда у него был изъят помполитом ключ в присутствии судового доктора. И указал предположительную причину пожара – оставленные включенными лампы подсветки.
В тот же день Стрельцова вызвали к капитану. Миша взял свой рапорт и поднялся в капитанскую каюту. У капитана сидели старпом, стармех и помполит. Миша с ходу заявил, что принес рапорт по поводу сегодняшнего пожара. У капитана и помполита вытянулись лица. Капитан прочитал рапорт и сказал: «вы свободны». И это было странно и смешно, поскольку официальный вызов к капитан-директору потребовался как бы для того, чтобы сказать единственную фразу «вы свободны»! Миша смеялся. Он выстроил в воображении сцену, произошедшую у капитана после его ухода:
Помполит: «что он там написал?».
Капитан: (угрожающим тоном) «читаю …».             
 Старпом, стармех: (прячут ухмылку).
Помполит: (суетливые, неубедительные оправдания).
Капитан: (мстительно) « этот рапорт я вынужден буду приложить к судовому журналу, в котором отмечено чрезвычайное происшествие на судне».
Может было все не так, однако Миша понимал, что вручил капитану аргумент, который полностью выводил капитана из-под власти помполита, хоть капитан Мише и не нравился. Теперь, если Миша приходил в рулевую рубку поболтать с рулевыми и штурманами. Капитан молча его терпел, иногда посматривая на Михаила, и в его взглядах читался вопрос: «что ты собираешься делать с оригиналом своего рапорта?». Вопрос остался без ответа.

После этой экспедиции уже больше никогда рыболовные траулеры не ходили на промысел в этот район. Исчезло из памяти даже название этой жирной и вкусной породы рыб «пристипома»,  которую ежедневно вытаскивал из моря по 60, по 80 тонн в сутки каждый траулер, чтобы половину выбросить за борт. Гнилая рыба покрыла толстым слоем песчаное дно моря, и все живое покинуло это отравленное место.
Вспоминают ли капитаны, отравившие океан, свои преступления против природы, против обитателей моря, против людей, которые ничего о об этом и не знают? Понимают ли, что совершили это преступление? Не может быть, чтобы не понимали, но нет сомнения, что они придумали себе лживые убедительные оправдания, и живут, ни в чем себя не упрекая.

Следующим судном у Михаила стал БМРТ «15 съезд ВЛКСМ». Такие дурацкие названия действующие и потенциальные коммунисты любили давать не только судам, такое название мог получить завод, колхоз, улица города и все, что угодно. Но из-за этого названия впоследствии память о существовании этого траулера постарались вымарать отовсюду, куда дотянулись руки коммунистических руководителей. Но об этот после.
С направлением на «15 съезд ВЛКСМ» Миша пришел к причалу Мехзавода. Уже по этому можно было судить, что ремонт судна изначально планировался на три месяца, потому что полугодовой ремонт таких судов производился на СРВ.
Вахтенный механик принял у него направление и показал ему его каюту. В каюте смирно сидел человек небольшого роста с благообразным лицом. Они познакомились. Парень назвал себя Сашей, а его возраст Миша не смог определить. Он был серьезен, но приветлив, лицо почти мальчишеское, но чувствовалось, что он старше Миши. Он был скуп на слова, но явно умен. Было в нем нечто странное, но он вызывал у Миши симпатию.
Саша сказал, что пришел с направлением часом раньше Михаила и что они еще могут попасть на ужин. Они поднялись в столовую. Миша заметил, что ростом Саша ему примерно до плеча. В столовой два матроса играли в нарды. Еда на камбузе еще оставалась. Миша заметил, что один из матросов бросил игру и мрачным нетрезвым взглядом уставился на Сашу, который сидел напротив.
Лицо Саши покрылось розовыми пятнами.
- Что уставился? – резко сказал он.
Он встал, и вышел из столовой. Через минуту вышел из столовой и матрос. Миша поспешил закончить ужин, предположив, что новому коллеге может потребоваться его помощь. Он спустился в коридор и увидел, как костистый крепкий матрос вылетел из его каюты и грохнулся у переборки в коридоре. Матрос поднялся и побрел по коридору на правый борт. Миша зашел в каюту. Саша сидел взъерошенный и злой. Благообразность исчезла.
- Что ему было нужно?
- Не хочу об этом говорить. Если у тебя нет других планов, пойдем, прогуляемся по городу – предложил Саша.
На следующий день появился их третий коллега, которого звали Сергей. Миша его немного знал, это был тот самый Сергей, который заболел в рейсе на «Советских профсоюзах», вследствие чего Миша получил возможность закончить рейс электриком. Сергей заговорил о том, что нужно распределить вахты, раз уж мы тут втроем. Миша предложил тянуть жребий. Миша вытянул свою любимую вахту с третьим механиком, Саше Подзину выпало стоять со вторым механиком с двенадцати и ноля часов, Сергею досталась вахта с восьми и с двадцати часов. Электромеханик утвердил такое распределение. Электромеханика Миша про себя окрестил «Белокурым Аполлоном». Это был высокий блондин, почти альбинос, прекрасно сложенный с несколько сонным лицом. Он сразу же предоставил электрикам полную свободу действий, что подразумевало: «чем меньше вы будете меня беспокоить, тем лучше». В рейсе его и не беспокоили, разве что требовалась какая-то электрическая схема. В документации Аполлон навел идеальный порядок, поэтому находил любую схему, почти не глядя, впрочем, если удавалось найти самого электромеханика, который обладал способностью бесследно исчезать.      

Примерно в середине мая БМРТ «15 съезд ВЛКСМ» вышел в рейс к северным берегам США в Тихом океане. На переходе Миша соорудил на верхнем мостике спортивную перекладину из труб и растяжек. Он любил этот спортивный снаряд и установил турники и на «Казалинске», и на «Советских профсоюзах». На службе в армии он был вторым в роте по гимнастике на спортивной перекладине. А первое место занимал настоящий гимнаст, который вытворял фантастические вещи на перекладине, о которых Миша не мог и мечтать.
 
 

Как-то в теплый солнечный день они с Сашей поднялись на верхний мостик позагорать. На мосту уже было несколько загорающих. Потом пришел еще один матрос. Это был веселый осетин Аллан. Его называли на русский лад Аликом. Он увидел перекладину, подскочил, ухватился за нее левой рукой и подтянулся на ней раз двенадцать без всяких видимых усилий. Все только рты разинули. Миша заметил интерес в глазах Саши и предложил ему тоже попробовать. Саша сказал, что ему не допрыгнуть до перекладины. Миша предложил помощь. Саша повисел на перекладине, потом сделал подъем переворотом, а затем встал в стойку на руках. Движения были красивыми и отточенными. И уже в который раз Миша задался вопросом, кто этот странный человек, который никого не пускает в свое прошлое.
В экипаже было 93 человека, если учитывать в числе людей и помполита. Это был неприятный желчный субъект в возрасте лет 50 – 55 с тусклыми, рыбьими глазами, со скверным характером. Он игнорировал обязательную для всех подвахту, хотя приходил на каждую подвахту «с инспекцией». Что-то записывал с брезгливым видом, делал замечания матросам.  Это было такое животное на судне, которое делает всякие пакости экипажу, не имеет никаких обязанностей и держит в страхе капитана. Миша возненавидел его с первого взгляда. И с первого взгляда было ясно, что эта тварь очень опасна. Он явно был из породы тех коммунистов, которые ночей не досыпали ради удовольствия приехать ночью на «воронке», арестовать какого-нибудь сонного инженера, пытать его до утра, и в конце концов расстрелять вместе с группой невинных людей. Таким он казался Михаилу, и он старался держаться от помполита подальше и не попадаться ему на глаза, зная, что при общении с ним не станет скрывать свое отношение к его профессии и к его личности.
По приходу в район лова «15 съезд ВЛКСМ» пришвартовался к рефрижератору для передачи привезенной для экспедиции гофтары – картонных коробок для мороженой рыбы. Миша с несколькими членами экипажа перешли на борт рефрижераторного судна для приемки этого груза. Вместе с ним там оказался матрос Павел, с которым Миша познакомился еще на «Кушке» после катастрофы траулера «Браслав». Случай свел их снова в экипаже траулера «15 съезд ВЛКСМ». Внезапно налетел шквал, разогнал волну, и суда были вынуждены прекратить грузовые операции. Опытный Паша резво выбрался из трюма, Миша так же резво вслед за ним. Оба поняли, что еще могут успеть вернуться на свое судно. Штормтрап был перекинут между судами на шлюпочной палубе. Паша подгадал момент, когда борта почти сошлись, прыгнул на одну из верхних балясин трапа и выбрался на палубу. Миша был на старте. Паша командовал: «жди, жди, жди, пошел!» Миша прыгнул, Паша его подстраховал. Как только Миша убрал ногу с трапа, суда сошлись бортами вплотную, и деревянная балясина, на которой секунду назад еще стояла Мишина нога, бала расплющена в труху. После этого прозвучала команда срочно отдать концы, и суда стали расходиться. Штормтрап и страховочная сетка под ним лопнули, как  нитки, поскольку матросам было не до них. Вернуться на свое судно тем, кто остался на борту рефрижератора, удалось не раньше, чем через неделю. А это очень тоскливо, жить на чужом судне.
Рейс проходил спокойно и размеренно.
Траулер шел на бункеровку к танкеру, поэтому рыбзавод не работал. Миша принял свою утреннюю вахту, сделал обход судна и пришел в мастерскую. Было примерно 04.20. Он почувствовал удар в левый борт, его отбросило к иллюминатору. Он тут же выглянул в открытый иллюминатор, и увидел, как от его судна отходит БМРТ с сильно деформированным носом. Корма судна едва различалась в тумане. Было ясно, что произошло столкновение. Он задраил иллюминатор, и побежал в свою каюту. По пути открыл еще пару кают со словами «одевайтесь, сейчас объявят тревогу, задрайте иллюминаторы!» В своей каюте все проснулись, он сказал, что было столкновение, нужно одеваться. Он зажал барашки иллюминаторов, взял свой спасательный жилет и побежал на мостик, куда должен был прибыть согласно расписанию по общесудовой тревоге. Он открыл дверь рулевой рубки, и увидел старпома с микрофоном в руках. Старпом объявил шлюпочную тревогу. В рубке уже находился капитан, одетый на скорую руку. Крен судна за это короткое время был уже не менее 150.   Миша вышел на шлюпочную палубу левого борта. Там уже были люди. Матросы готовили к спуску шлюпку. А на шлюпке сидел с испуганным ликом гнусный помполит! Кроме него там был матрос Аллан, который расчехлял эту шлюпку. Но помполит спасал свою шкуру, при том, что на палубе стояли полуодетые женщины. Этот кадр запечатлелся намертво не только у Миши. Миша заметил на палубе Сашу электрика и потащил его на верхний мостик, чтобы помог сбросить спасательные плотики. Они сбросили два плотика, один из них сработал штатно, наполнился воздухом полностью. Другой раскрылся, да так и остался лежать блином на воде.
Первую шлюпку боцман приспустил до уровня палубы, в нее запрыгнуло человек тридцать, взяли и женщин. Эта шлюпка была с дизельным мотором, который уже был запущен. Когда она оказалась на воде, она ушла от судна и скрылась в тумане. На палубе никакой паники не было, моряки стояли спокойно даже выглядели заторможенными. Начали спускать вторую шлюпку. Всего их было четыре на судне, но спустить боты правого борта было невозможно из-за крена, который стал уже около 400. Миша решил спуститься в каюту. По пути заглянул в рыбзавод. Вдалеке заметил два открытых иллюминатора, но идти закрывать их не решился, потому что крен менял всю перспективу, иллюминаторы казались где-то далеко внизу. И еще мешала тишина. Если бы кто-то говорил по судовой трансляции, неважно, что, тогда можно было бы бороться за живучесть судна, действовать. Миша приоткрыл тяжелую дверь и вернулся в коридор. Свет в коридоре горел, слышен был гул дизеля. Все двери кают были распахнуты настежь, иллюминаторы задраены, но уже все под водой, они тускло светились слабым зеленым светом. Миша дошел до первой от носа каюты, из которой шел пар, и в двери которой уже стояла вода. Это была каюта рулевых матросов. Половина каюты была уже затоплена, выше иллюминатора угадывалась под водой большая рваная дыра. Над этой каютой находилась каюта электромеханика, которого Миша видел на палубе в тапочках и куртке на голое тело. Так были одеты многие.
Он быстро вернулся в свою каюту, забрал документы, сунул в сумку какую-то одежду на случай, если их высадят на берег, взял фотоаппарат, трубу, и поспешил на палубу. Он не сомневался, что внутри судна уже нет ни души. На шлюпочной палубе никого не было, шлюпки тоже не было под бортом. Стал соображать, что делать дальше. И вдруг услышал, что его зовут. Шлюпка с людьми была за кормой. Ее подняло волной, и Мишу заметили. Он спустился на промысловую палубу. Трап косо висел над водой, спускаться было не так просто, а со шлюпки его материл хор голосов. По спутанным канатам и тралу он добрался до гакаборта. И бросил сумку в бот. Потом бросил свой музыкальный инструмент, но никто не собирался трубу ловить. Она звякнула о борт шлюпки и ушла на дно. Все это время Саша Подзин держался за какой-то кончик, который свисал с судна, с трудом удерживая бот, набитый людьми, и сердито ругал Мишу. Наконец Миша оказался в шлюпке. И Саша отпустил конец. Шлюпка стала дрейфовать к середине судна, и его громада угрожающе нависала над шлюпкой. Миша сделал два снимка, но больше не стал. Моряки забеспокоились.

 

 Эта шлюпка была с механическим приводом на винт, «разлука» как называли ее моряки. И ее уже пытались пустить в ход, но намотали на винт не надувшийся плотик, который сбросили с верхнего мостика Стрельцов с коллегой. В боте было два весла, но не нашли уключин. Все же весла с трудом достали из-под сидевших на них моряков, стали грести, и вышли из-под судна. И увидели неподалеку траулер. От него шел моторный бот. Он подошел, и моряки спросили, нужна ли помощь. От помощи отказались, и бот ушел к тонущему брошенному траулеру. Миша заметил, что локатор на судне продолжает вращаться. Дизель-генератор вырабатывал ток.
Переполненная шлюпка дрейфовала к траулеру. Как оказалось, это был траулер Океанрыбфлота «Куба». Незадолго перед этим этот траулер выловил из воды спасательный плотик, в котором было несколько человек. Плотик стоял на промысловой палубе, когда моряки со шлюпки стали подниматься на борт, и Миша с удовлетворением подумал, что это тот самый, который они с Сашей сбросили с верхнего мостика, и кому-то он пригодился для эвакуации. Второй так и тащился за шлюпкой.
Миша не был последним, кто покинул тонущее судно. На судне еще оставались четыре человека: капитан, боцман и двое матросов. Им пришлось прыгать в воду, когда подошел бот с «Кубы». И они взяли с собой судовую собаку Машу, которая жила в каюте боцмана.
Кроме «Кубы» к месту катастрофы подошли и другие траулеры. Разместить почти шестьдесят человек на судне было негде, и половина перешла на колхозный траулер из Сероглазки «Технолог». Миша оказался в этой группе. Кое-кто поселился в каютах экипажа, а в основном все поселились табором в носовых помещениях душевых. Матрасами застелили всю палубу, и стало вполне комфортно и даже весело. Перебирали подробности катастрофы и эвакуации.
 Миша шутливо добивался у дважды пережившего кораблекрушение Павла на каком очередном судне планирует Павел выйти в следующий рейс.
 Рулевой уверял, что первое, что он увидел, когда проснулся, был огромный судовой якорь в его каюте. Миша подтвердил, что это вполне правдоподобный рассказ, учитывая смятый нос траулера, который он видел своими глазами, и затопленную каюту рулевых.
Говорили, что каюты электромеханика попросту не стало, весь удар пришелся как раз на нее. Так что способность «Белокурого Аполлона» бесследно исчезать на судне, спасла электромеханику жизнь. Он явно в своей каюте не ночевал.
 Саша Подзин ворчал на Мишу, что из-за него чуть себе руки не оборвал, удерживая бот.
 Миша шутливо обвинял всех в преступном безразличии за то, что не поймали его трубу, которую он собирался использовать вместо иерихонской. Его в ответ обвиняли в меркантильности, пиная его сумку с одеждой. «А куда это ты собирался в белых штанах?» - язвили они.
Сварщик в десятый раз с удивлением рассказывал, как Аллан рвал брезент с середины голыми руками.
Обсуждали также и необъяснимые действия  экипажа первой шлюпки. Они могли и даже были обязаны находиться неподалеку от тонущего судна, имея исправный работающий дизель. Уж им не грозила никакая опасность, а взять на борт они могли вдвое больше людей, чем они взяли. Предполагали, что этим бегством руководил помполит, а экипаж бота упустил возможность избавить флот от мерзавца.
В столовую ходили во вторую смену, и кормили на колхозном судне гораздо лучше, чем на судах Океанрыбфлота. Иногда к ним спускался их капитан. Этого человека все уважали. Как и полагается капитану, он покинул судно последним. И он был хорошим человеком и хорошим моряком.
Протаранил судно БМРТ «Находка» из Приморья. Он шел от танкера. Старпомы на обоих судах не следили за локатором, а увидеть визуально ходовые огни встречного судна мешал туман. Крен возник из-за смещения груза при столкновении, как предполагали судоводители. Миша был почти уверен, что судно можно было спасти, если бы старший помощник не поторопился дать команду покинуть судно. Можно было готовить шлюпки, но одной группе следовало произвести герметизацию судна, и нужно было попытаться выровнять крен. Времени для этих действий было достаточно, траулер тонул 40 минут. Для такой группы хватило бы десяти опытных моряков, для эвакуации которых хватило бы одного спасательного плотика. А людей, не занятых в этих работах, высадить на шлюпки. Однако эти мысли Миша держал при себе, поскольку уже ничего нельзя было исправить.
Траулер «Находка» пострадал незначительно, и мог своим ходом дойти до судоремонтного завода.
Весь экипаж собрался вместе дней через десять на большом рефрижераторном судне «Карское море», когда суда экспедиции загрузили его своей продукцией. Там каждого моряка бурно приветствовала судовая собака Маша, которая умела продемонстрировать всю полноту своего собачьего счастья по случаю возвращения всего экипажа живыми и невредимыми.
 Там же оказался и помполит. Ему был негласно объявлен бойкот. С ним не общался никто, включая и весь экипаж Владивостокских моряков, которым все рассказали. Более того, с ним категорически не желала общаться Маша. Она сумела понять своим собачьим умом, что это отверженный. А помполит пытался наладить контакт хотя бы с ней. Однако она поджимала хвост и уходила.

В порту представитель Океанрыбфлота объявил, что завтра всему экипажу утонувшего траулера нужно будет собраться в актовом зале Управления, где им нужно будет написать перечень утраченных ими личных вещей для определения суммы компенсации. Потом они собирались в этом зале ежедневно, где их информировали, куда приносили почту, которая приходила на адрес Управления из разных городов, где были родственники моряков, узнавших о катастрофе. Каждому члену экипажа выплатили по 200 рублей компенсации. Нескольких моряков вызывали на комиссию по расследованию причин катастрофы, задавали вопросы.
Однажды в актовый зал принесли почту. Матрос перелистал конверты, не нашел письмо для себя и в досаде швырнул все конверты в зал. Саша Подзин гневно отчитал матроса, собрал письма. Это был тот самый матрос, который был наказан Саашей в первый день его прихода на судно. Часом позже Миша с Сашей зашли на главпочтамт, чтобы проверить почту до востребования. Там обычно стояла небольшая очередь. Миша проверил почту и не увидел Подзина, который перед этим стоял сразу за ним. Миша вышел на улицу, и увидел финал избиения маленьким Сашей троих здоровых матросов. За избиением трудно было уследить, поскольку Саша мелькал так быстро, что его едва было видно. Трое матросов остались лежать, а Саша схватил Мишу за руку, и потащил, ворча, что нужно «делать ноги», бежать, поскольку в центре города часто бывала милиция. Потом он рассказал, как все тот же матрос вызвал его на улицу «поговорить», где их поджидали еще двое.
Впоследствии выяснилось, что был суд, старших помощников с обоих траулеров осудили,  каждый получил по пять лет тюрьмы. Капитана сняли с должности. Он стал преподавателем в Дальрыбвтузе.

Мишу направили на рыбомучной траулер «Хайрюзово». На судно Миша пришел с синяком под глазом, который Миша не смог уберечь от справедливой ярости мужа, которому с Мишей изменила жена.
Судно Мише не понравилось с самого начала. Ему не нравился запах этого судна. И экипаж был какой-то разобщенный, и вахта второго механика, которая ему досталась, не нравилась, как и сам второй механик.  Через два месяца после выхода в море Мишу списали с судна за драку с этим самым вторым механиком. Ему еще неделю пришлось ходить на «Хайрюзово» пассажиром, пока его не высадили на пассажирское судно «Приамурье». На этом же судне в порт отправился и помполит на какое-то партийное мероприятие. Помполит сообщил Стрельцову, что везет в Управление отчет о его драке на судне. Тогда Миша написал рапорт о попытке этого помполита изнасиловать уборщицу. Свидетелей этого скандала на судне было много, и Миша все подробно описал. И пришел к помполиту с предложением обменяться бумагами. Помполит оценил этот документ и согласился на сделку. Поэтому уже через неделю Миша вышел в море на БМРТ «Кречет».
По приходу в экспедицию «Кречет» пришвартовался к «Хайрюзово» по техническим причинам, и старший механик, выйдя на палубу, с удивлением спросил Стрельцова «а ты что тут делаешь?» «Наказание отбываю» - благодушно ответил Михаил. Стармех был возмущен тем, что вместо наказания Стрельцову дали направление на почти новый пароход и отправили в рейс.
 

Этот траулер действительно был построен недавно, и отличался от тех судов, на которых Миша работал прежде. Конструктивно он практически ничем не отличался, а расположение щитов и некоторых помещений Мише пришлось нанести на план, который он себе начертил. По жребию ему выпало стоять свою привычную вахту с третьим механиком.
На первом общесудовом собрании Миша впервые увидел буфетчицу. Она была очень хороша. Он старался видеть ее как можно чаще, чтобы полюбоваться этой красавицей. Он узнал, что живет она в носовой каюте. Поговорить с ней ему не удавалось, но участившиеся «случайные» встречи привели к тому, что она его заметила, и ее взгляды стали благосклонны. А он даже не знал ее имени, и с кем из женщин она живет в каюте, потому что такие вопросы  всегда вызывают на судне подозрения.
Однажды на ночной вахте он проходил мимо ее каюты. Дверь была на штормовке. Он осторожно открыл дверь и вошел в каюту. Она спала на единственной койке в каюте. Она жила одна. Он поставил дверь на штормовку, встал на колени и любовался ее лицом, сдерживая дыхание. Вдруг она открыла глаза, с изумлением глядя на него.
- Простите меня, я только хотел полюбоваться вашим лицом, я здесь всего минуту,  вы мне очень нравитесь, поэтому я и решился войти. Я не хотел вас будить. – зашептал он.
- Вы должны немедленно уйти, муж может спуститься в любую минуту!
- У вас здесь муж? Прошу меня простить, я этого не знал.
- Свадьбы у нас еще не было, вроде она должна состояться после рейса. Он сейчас на вахте, он старший помощник.
И она вдруг улыбнулась. Миша не спешил подниматься с колен.
- Я понимаю, что выгляжу смешно. Пожалуйста, не сердитесь на меня.
- Не над вами я смеюсь, смешна вся эта ситуация. Как вы решились, ведь я же могла поднять крик.
- Вы нисколько не похожи на женщину, которая поднимает скандал по любому поводу. Но теперь я рад, что вы открыли глаза, и моя тайна раскрыта. Но я не знаю вашего имени, скажите мне его.
- Меня зовут Надя. И вам пора уходить.
- А я Михаил. Вы любите своего мужа?
- Уходите, уходите.
Миша поднялся.
- Надя, позвольте мне, еще хотя бы раз навестить вас вот так, чтобы только полюбоваться вашим лицом.
-Уходите! – улыбнулась она.
Миша поклонился и вышел.
Непросто дался ему этот диалог. Сердце громко стучало. Он многократно прокрутил все сказанные и услышанные фразы. Этот визит не был ей неприятен. На вопросы она не ответила, и если он войдет в ее дверь, она уже не будет испугана. Но этот треугольник ничего хорошего не сулил. И вклиниваться между этими людьми ему бы не хотелось. Но она так сильно ему понравилась, что он был готов дождаться конца рейса и тогда на нейтральной территории еще раз попытаться стать ее мужчиной. Следующей ночью он прошел мимо ее двери, зная заранее, что не войдет. Дверь уже не была на штормовке. Он загадал, что если однажды она окажется на штормовке снова, это можно будет толковать, как приглашение. Приглашений не было. Несколько раз в последующие дни они встречались взглядами. Ее взгляд был дружелюбный, и не более того.
Спустя месяц из порта пришел траулер на промысел. Он пришвартовался к «Кречету». Рыбалка шла вяло, рыбы не было. Наверху явно было организовано застолье. Миша после обеда лежал с книгой в каюте. В дверь постучали. В дверях стояла Надя.
- Миша, можно тебя на минутку?
В каюте он был один. Он вскочил.
- Зайди ко мне через минуту – шепнула она.
Когда Миша к ней зашел, она закрыла дверь на ключ.
- Я не хочу с ними сидеть! Мы поругались со старпомом. Он может еще прийти, но мне все равно. Я хочу выпить с тобой коньяку.
Они просидели больше часа. Миша навел полный беспорядок в ее одежде, они сладко целовались.
Кто-то попытался открыть дверь. Потом ключ из двери выпал, снаружи вставили ключ. Миша бросился к двери и поднял ручку, чтобы Надя успела привести себя в порядок. Естественно, старпом понял, что это не Надя держит ручку. «Откройте» - сказал старпом. Надя уже успела привести себя в порядок и кивнула Мише.
- Оставьте нас, я хочу поговорить с женой.
- Только держите себя в руках – сказал Миша, выходя из каюты.
Он стоял возле своей каюты, прислушиваясь к тому, что происходит в десяти метрах за углом. Ничего подозрительного он не услышал, а потом старпом ушел по правому коридору. Миша постучал в ее каюту.
- Мы поговорили, он просил прощения. А я прошу прощения у тебя. Нам не дадут возможности встречаться, ты ведь понимаешь.
- Ты выйдешь за него замуж?
- Я не знаю. Он хороший человек, а мне нужно думать о будущем. Я бы хотела встретить тебя раньше. Кто знает, может мы еще встретимся на берегу.
Спустя год или больше Миша однажды ее увидел, но не узнал. Это было в тесном автобусе, набитом людьми. Он собрался на выход через заднюю дверь, и почувствовал взгляд. На него смотрела женщина с передней площадки через весь автобус. Нужно было выходить, сзади нажимали. Только через несколько минут он понял, кто была эта женщина в зимней одежде.      
На «Кречете» Михаил впервые узнал от коллег, что ему были обязаны выплатить «подъемные» при поступлении на работу в УОР в сумме 200 рублей.
 По приходу в порт Миша написал заявление в бухгалтерию о выплате этих денег, но старший экономист не подписал его заявление. А заместитель начальника с наигранным сожалением сказал, что время упущено и странно добиваться этих денег, спустя почти три года. Миша обиделся, и обратился в Камчатское морское пароходство. Там посмотрели его документы, и сказали, что возьмут его на работу, если он уволится из Океанрыбфлота. Когда вскоре в мае закончился его трехлетний договор, Миша уволился.


В Камчатском морском пароходстве Михаила направили на почти новое судно, теплоход «Снежногорск» румынской постройки. После рыболовных траулеров это судно показалось ему прогулочной яхтой. Двухместная каюта была с умывальником, с индивидуальным калорифером, чистенькая и нарядная. В машинном отделении у него была практически личная мастерская. С электромехаником Николаем сложились хорошие отношения, и вскоре Миша получил полную самостоятельность в работе, держал все электрооборудование под контролем, лишь иногда советуясь с электромехаником. Рабочий день у него начинался с восьми утра. Могли вызвать в любое время, но такое случалось редко. Мишу очень радовало, что на этом судне не было помполита.
На судне было три трюма, а ходил теплоход на побережье Камчатки с грузами для прибрежных поселков.
Иногда по разным причинам выгрузки приходилось ждать неделями. Причинами могли быть запой крановщика или экипажа буксирного катера. Другой, не менее роковой причиной, могла быть плохая погода, также непредсказуема, и так же непреодолима, как и первая причина. В таких случаях экипаж часто выезжал на берег, на пикник, или чтобы размять ноги. Собирали грибы и ягоды, сидели у костра. Миша менялся с электромехаником очередностью таких поездок, чтобы на судне всегда оставался кто-то из них.
В выгрузке трюмов участвовал весь экипаж кроме вахты. И за выгруженные тонны груза платили отдельно. Поэтому на выгрузку моряки выходили охотно. Пока однажды не пришлось выгружать из трюма строительную стекловату, а потом цемент. От проникновения стекловаты под одежду не спасало ничего, тонкая стеклянная пыль стояла в воздухе, проникала в кожу, вызывая зуд и раздражение. И оседала на мешках с цементом. После этой выгрузки рабочую одежду пришлось всем выкинуть и неделю отмываться в душах, пока не прошел зуд. Но бывали и приятные «генеральные» грузы, алкогольные или фруктовые. Сопровождающие такие грузы опытные экспедиторы добровольно выделяли морякам некий мизерный процент для поощрения, чтобы при выгрузке моряки бережно относились к этому грузу.
В одном из рейсов на судне у экипажа стали пропадать деньги из кают. Пропали они и у буфетчицы Валентины, с которой Миша был более чем дружен. Сумма была небольшая, но сам факт очень возмущал. Миша решил поймать вора на приманку в каюте Вали, очень удобной по расположению, и тем, что ее каюта часто бывала открыта настежь. Буфетчица никому больше не говорила о пропаже, и вор мог думать, что эта пропажа осталась незамеченной. Вечером, когда почти весь экипаж сидел в кают-компании, и смотрел кинофильм, сработала сигнализация в каюте буфетчицы – включился судовой колокол громкого боя, контакты которого были разомкнуты купюрой в ящике стола. Киномехаником официально считался на судне электрик, хотя фильмы мог крутить себе сам любой из экипажа. Сейчас Миша был начеку. Он слетел с трапа, и заметил уборщицу, которая метнулась из каюты буфетчицы. Подозрения падали на нее и раньше, но почти вместе с ней на судно пришли и другие моряки, вместо ушедших в отпуск. Буфетчица пригласила в каюту старпома, Миша объяснил ему принцип работы сигнализации, которая не оставляла никаких сомнений, что охотились именно за деньгами. В порту уборщицу списали с соответствующей характеристикой. 
На «Снежногорске» Миша работал год, потом поехал в отпуск на материк.
Его вторая сестра Людмила, у которой он гостил в отпуске, подарила ему на день рождения трубу. О катастрофе на траулере Миша ей рассказал, поэтому она и выбрала такой подарок. Для Миши это был очень приятный сюрприз.
После отпуска его направили на старый теплоход «Иван Тургенев», который прежде был настоящим пароходом с крепким клепаным корпусом. Его оснастили дизельным двигателем,  и он продолжал исправно служить.
Генераторы вырабатывали постоянный ток, и все электрическое оборудование Мише пришлось изучать заново. Автоматика на судне была самой примитивной, так что трудностей никаких не возникло. Судовые кабеля были в свинцовой оболочке, в кабельных трассах они лежали строго параллельно. Весь облик судна свидетельствовал о его почтенном возрасте. Даже трюма закрывались деревянными лючинами, а сверху затягивались многослойным брезентом. Пароход ходил в Находку и во Владивосток. Однажды в Находке матросы зачищали трюм после выгрузки обработанной древесины до поздней ночи. Миша также участвовал в зачистке. Все сильно проголодались, а время было позднее, камбуз был закрыт, а будить повариху не хотелось. Решили проникнуть на камбуз через кап – световой люк в подволоке. Спуститься в люк выпало Мише. Он нашел остатки ужина, передал матросам, и вдруг дверь открылась, вошла повариха Валя. Головы матросов в люке мигом исчезли. Миша также растерялся, хотя ничего криминального в своих действиях до этого не чувствовал.
- Ну что, воришка, попался! Какое же наказание тебе придумать? – Наигранно зловеще проговорила Валя.
- Поцеловать. – Нашелся Миша.
- Тогда приступим к экзекуции – и Валя подставила ему губы.
Встречаться с Валей им было негде на судне, и Миша устроил им гнездышко в своей мастерской. Под деревянный настил поверх палубы мастерской Миша однажды спрятал несколько бутылок коньяка и вина. Бутылки раскатились под настилом, и чтобы достать бутылку нужно было ее подкараулить на звук. Теперь у них с Валентиной было чем приятно заполнить ночные паузы.
В одном из рейсов, по пути из Владивостока в Петропавловск нужно было подойти к острову Шикотан, для выгрузки продуктов жителям острова. В небольшую мелкую бухту на острове «Иван Тургенев» вошел 30 апреля. Следующий день был праздничным и капитан отпустил желающих на берег на маевку. Собрались на берег человек двенадцать. Валя не могла оставить судно, но настаивала, чтобы Миша прогулялся.
 Поселок был скучным и безликим. На все деньги, которых было не густо, купили водки и в составе восьми человек отправились в сопки. Полюбовались красотами природы, пообщались с несколькими приветливыми коровами, которые паслись без присмотра на склонах.
 
 Затем нашли живописное место в распадке и расположились лагерем. Продуктами запаслись с судна. Девушки занялись приготовлением еды. Разложили костер, хорошо выпили. И решили здесь и ночевать. Сложили шалаш, обустроились на ночь, не забывая прикладываться к стаканам. Кто-то предложил пойти в поселок на танцы, где предполагалось встретить много девушек, сезонных рабочих. Желающих нашлось трое. В темноте пришлось поплутать, а потом начался дождь, и один из троих решил вернуться. Миша с матросом решили не отступать от намеченного плана. До поселкового клуба они добрались, когда во всю лил дождь, а клуб давно был закрыт, поскольку было уже за полночь, как оказалось. Посмотреть время раньше парни не догадались. Пришлось брести по дождю обратно. Каким-то чудом им удалось найти лагерь, там еще горел костер, видный издалека, но они оказались отрезанными от него бурной рекой, в которую превратился маленький ручеек, через который они перешагнули час назад. С трудом, помогая друг другу, опираясь на выломанные ветки, им удалось форсировать реку. Вода была уже не страшна, поскольку на дождь они перестали давно обращать внимание. Погрелись у костра. В шалаше было одно свободное место в самом центре, где вверху сходились ветки шалаша и капало сверху. И Миша его занял. С двух сторон лежали теплые женские тела, и немого тепла ему от них доставалось. Матрос отыскал недопитую бутылку, и согревался с ее помощью, пока не свалился у костра.
Наутро продрогшие моряки с трудом развели огонь, который потребовал в жертву уже дефицитной «огненной воды»,  без которой сырые ветки гореть не желали. Еды тоже оказалось маловато.
 
Зато спускались в поселок трезвыми. И стали очень разочарованными, когда увидели бухту, совершенно пустую. Пароход ушел. Почему ушел, это было понятно, в бухте ему было тесновато, и мелко, а ветер посвежел еще ночью. Волна в бухте выплескивалась на пирс.
Изо всех карманов наскребли денег три рубля с копейками. На бутылку водки почти хватало, но уже никто не настаивал на такой покупке. Было ясно, что ночевать снова придется в обжитом шалаше, который, кстати, почти весь был разобран для костра. В группе стихийно утвердился матриархат. Две девушки оказались более подготовленными для выживания на острове. Им вручили весь бюджет, который они как-то умудрились еще и сэкономить, закупив в магазине все необходимое. Продавщица посочувствовала морякам, когда узнала в какой ситуации они оказались, и посоветовала зайти в рыбкомбинат, где прямо на поддонах стояли штабеля мороженной рыбы, которую там оттаивали. Моряки долго бродили по территории комбината, между штабелями рыбы разыскивая сторожа, или хоть кого-нибудь, чтобы этой рыбы попросить. Наконец нашли диспетчера, объяснили проблему. Тот также посочувствовал. Посетовал, что сейчас кроме минтая ничего нет. А взять - пожалуйста, сколько нужно. На вопрос, как оплачивать, и вовсе отмахнулся. Связь с судном у него бывает, обещал сообщить, что экипаж живой и трезвый.
И группа потащилась в сопки. На этот раз шалаш строили тщательно, поскольку понимали, что жить в нем придется, возможно, неделю или больше.
Не второй день снова спустились в поселок. Этот день в поселке уже был рабочим днем. Диспетчер сказал, что судно ушло в Находку и их заберут на обратном пути. У Миши возникла идея предложить директору комбината взять их бригаду временно на работу, поскольку в группе были: сварщик, токарь, электрик, матрос, боцман, моторист,  пекарь. Директор предложение отклонил, но предложил им поселиться в «красном уголке» комбината. Их отвели в просторную комнату с готовыми нарами – это был подиум. Еще разрешили взять картонной тары вместо матрасов, и электрическую печку дали напрокат. Так что ночевать в шалаше больше не пришлось. Расходы сократили, копейки тратили только на покупку хлеба.
Утром на пороге их жилища появился чайник, три пачки чая, сахар, два литра молока. Кто-то их подкармливал и в дальнейшем, но так и не обнаружил себя. Миша написал на картонке цветистую благодарность. Благодарность была принята, но добрая душа так и не открылась. А судно пришлось ждать 12 дней.
По возвращению в порт Миша узнал, что ему открыли визу. Месяц назад он заполнял бессмысленные анкеты, ему задавали глупые вопросы, требовали характеристики. Но теперь можно было надеяться попасть в заграничный рейс. Он отправился к своему инспектору по кадрам проситься на пассажирское судно, которых в пароходстве было два. Инспектор направил его на теплоход «Николаевск». Здесь электрики также стояли вахту, и Миша попал на свою привычную вахту третьего механика.
На этом судне было много красивых девушек, у Миши глаза разбегались. Однако завести себе подружку по вкусу никак не получалось, что Мишу сначала удивляло, а потом стало даже обижать, пока он не разобрался в порядках, существующих на советских пассажирских судах. Уединение с девушкой в укромном месте приравнивалось к терроризму, специальная комиссия под командованием помполита проводила ежедневные обыски всех помещений. Имелась мощная сеть тайных осведомителей. Каждый взгляд фиксировался, каждое слово записывалось. Но изощренные пары умудрялись проводить свои теракты в укромных местах. Михаила никто на судне не знал, значит он мог быть кем угодно – провокатором, стукачом, осведомителем, капитаном КГБ. А недоверие не стимулирует симпатию.
 Оказалось, что на судне есть музыкальные инструменты и музыкальный салон, где они хранились. Узнал он об этом от моториста Николая. От него же он узнал, что дневальная Галина играет на фортепиано и вроде имеет музыкальное образование, и точно имеет ключ от музыкального салона. Николай сказал, что играет на гитаре, хотя давно не играл. Он договорился с Галиной, и на встречу в музыкальном салоне третьего класса Галина привела еще и ударника. В салоне хранились усилители, микрофоны, гитары, электроорган, пианино, ударная установка. Вчетвером можно было организовать оркестр.
Они стали собираться в свободное время в музыкальном салоне, чтобы поиграть для себя. После нескольких репетиций кое-что стало получаться. Галина неплохо пела. На репетиции стали приходить и другие члены экипажа, чтобы послушать. Иногда Миша  ловил на себе многообещающие женские взгляды, но теперь уже его останавливали ревнивые взгляды Галины.
Судно возило пассажиров в прибрежные поселки Камчатки, и некоторые грузы. Однажды везли яблоки. После выгрузки яблоки в трюме можно было найти под рыбинсами, в глубоких шпациях, по всему трюму, куда они раскатились во время шторма. Недели две еще моряки спускались в трюм за урожаем яблок.
«Николавск» стал готовиться в ремонт в Японию. Счастье попасть в такой рейс приравнивалось к счастью узнать, что твой родной дядя срочно требует тебя в Лас-Вегас, чтобы сделать собственником отеля, ресторана или банка. Поэтому в такие рейсы попадали лишь самые тайные, самые удачливые осведомители, и самые преданные  стукачи. Так что Миша хоть и не был ни разу пойман при совершении террористического акта, был списан с судна под формальным предлогом. Инспектор предложил перевести его на другое пассажирское судно – «Петропавловск».
 В начале осени «Петропавловск» стал готовиться в рейс на Новую Зеландию. Время от времени крупная рыболовная организация «Океанрыбфлот» фрахтовала судно для смены экипажей больших морозильных траулеров, работающих в южном полушарии. Перед каждым рейсом за границу на судах Камчатского Морского пароходства происходило то, для чего в мореходной лексике подходящего слова нет. Никто, начиная с капитана и стармеха, и кончая уборщицей, не мог быть уверен, что перед самым рейсом его не спишут с судна. Причиной списания мог быть какой-либо эпизод пятилетней давности, в основном зафиксированный факт распития спиртных напитков на судне.
Таким образом, многочисленный аппарат руководства и береговых служб внедрял в экипажи судов нужных людей: родственников, друзей, любовниц.
Наиболее конкретно эта практика проявлялась на пассажирских судах, потому что кроме береговых служб, своих людей нужно было пристроить еще и судовой администрации. Дирижером этого омерзительного процесса всегда был помощник капитана по политической части - помполит  Эрнест Рудольфович. Россия всегда была богата людишками такого сорта, но дело в том, что Эрнест Рудольфович был немцем. Пунктуальность великой германской расы передалась и ему, но выражалась в том, что всякий, самый мелкий просчет в работе или в поведении каждого моряка он тщательно и скрупулезно фиксировал в специальном журнале, по каждому поводу требовал объяснительную, и в нужный момент эти документы пускались в дело. На каждого члена экипажа у помполита было досье. В каждой судовой службе помполит имел глаза и уши, которые он вербовал из нарушителей. Они тоже находились под присмотром. Таким образом, все, что происходило на судне и в умах, было под контролем помполита. Его в пароходстве знали все, потому что свою гнусную деятельность на «Петропавловске» он продолжал уже лет двенадцать. Поэтому и ненавидели все, включая и капитана. Но Эрнест Рудольфович был настоящим коммунистом, то есть негодяем по призванию, и в симпатиях моряков не нуждался. И кто бы мог подумать, что спустя три года после описанных событий этого монстра удалось свалить маленькой дневальной с бархатистым голосом, - Марине, любимице экипажа и оркестра. Но это уже другая история.
Две недели белоснежный снаружи лайнер, внутри был мрачен, угрюм и подозрителен. С судна удаляли неугодных, неблагонадежных, подозрительных, а также будущих нарушителей. Уходили чьи-то друзья, подруги, а главное – высококлассные специалисты. Маловероятно, чтобы кто-то из музыкантов остался на судне, если бы они не были под защитой собственной музыки; маловероятно, что помполит посчитался бы с этим обстоятельством, если бы наличие оркестра на судне не считалось в парткоме пароходства его личной заслугой. Наконец, экипаж был сформирован.
Тем не менее, за два дня до отхода, у Миши Стрельцова произошел казус, после которого он чудом остался в экипаже.
У Миши в городе была женщина. Впрочем, справедливости ради, стоит отметить, что Срельцов был любвеобильным парнем, и на судне любовница у него тоже была. Быть в любовных отношениях с кем-либо на судне считалось преступлением, и приравнивалось, по крайней мере, к терроризму. Каждый вечер комиссия в составе: старпом, пассажирский помощник, старшая номерная, во главе с помполитом совершали обход по судну. Проверялись каюты экипажа, служебные помещения, выборочно пассажирские каюты. Помполит всегда входил без стука. Входить таким образом в женские каюты, вероятно, доставляло ему особое удовольствие. Визг полураздетых женщин его нисколько не смущал. В таких условиях любовникам приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы уединиться.
Со своей судовой любовницей Миша иногда уединялся в салоне третьего класса, где хранились музыкальные инструменты, и проходили репетиции оркестра. Статус руководителя оркестра давал ему право иметь личный ключ от салона.
 
Салон состоял из двух помещений, в дальнем из которых было несколько коек. Чтобы обезопасить себя от внезапного вторжения, Стрельцов просверлил в язычке замка тонкое отверстие, в которое можно было вставить изнутри гвоздик, который блокировал замок.
Миша попал в состав пожарной вахты, и уйти с судна не мог. С Ниной Миша встречался уже восемь месяцев, и был ею горячо любим. Эта любовь несколько тяготила его, хотя Нина ему нравилась и была славной и симпатичной женщиной, но он бы предпочел полный паритет в отношениях.
Миша позвонил ей, чтобы сообщить, что встреча не состоится. И тогда Нина заявила, что придет к нему на судно сама. Миша сопротивлялся слабо: перспектива провести бурную ночь, была очень заманчива. Он встретил Нину на трапе, и провел ее прямиком в салон. Подробности встречи автору неизвестны, но в начале двенадцатого ночи снаружи в замочную скважину кто-то вставил ключ. Миша велел Нине тихо и быстро одеваться. Ключ оказался очень настойчивым, однако гвоздик был весьма упрям. Наконец ключ вынужден был ретироваться. Нина была уже готова, а Миша успел дозвониться по внутреннему телефону до Игоря Маркевича. Наступил самый острый момент: нужно было выпустить Нину, но обладатель ключа мог стоять за дверью. Миша беззвучно открыл дверь и выглянул. В коридоре не было никого. Трап на главную палубу был в двух шагах, а наверху должен был стоять Игорь, который проводит Нину на берег.
Миша вернулся в салон, чтобы замести следы. Он едва успел навести порядок, прежде чем назойливый ключ снова появился в замочной скважине. Стрельцов прыгнул на койку. Дверь открылась, зажегся свет. Сквозь неплотно закрытые веки Миша увидел старшую номерную в сопровождении вахтенного штурмана и боцмана. Его окликнули. Щурясь от яркого света, Миша открыл глаза, старательно сохраняя на лице сонное выражение.
-Почему ты спишь здесь? – спросил штурман.
-Да в каюте спать не дали, расшумелись, а мне с утра на вахту.
-А почему дверь не открывалась ключом? – недоверчиво спросила номерная.
-А как же вы вошли? – резонно спросил Миша.
-А вот первый раз я открыть не смогла.
Глядя на Мишу хитрыми смешливыми глазами, боцман сказал:
-Наверно заело замок, с ними это случается. Завтра я его смажу, и все будет окей.
Казалось, инцидент был исчерпан, однако правая рука помполита – номерная доложила о нем, и, несмотря на позднее время, помполит вызвал Стрельцова.
За что отчитывать руководителя оркестра, помполит и сам не знал, вопиющих фактов не было, но были подозрения, поэтому нашлись и суровые слова.
-Отдайте мне ключ от салона,– в заключение сказал помполит.
-Ключ вот он, но я бы хотел забрать свою трубу.
-Зачем забрать?
-Я так вас понял, что в оркестре я больше не играю, а труба моя личная.
Помполит задумчиво повертел ключ в руках.
-Возьмите ключ, и не устраивайте впредь спальню в салоне. Свободны!

На следующий день на судне были размещены рыбаки трех экипажей – около трехсот человек. К вечеру посадка и погрузка завершилась, и «Петропавловск» вышел на рейд. Начался детальный, нудный и бесконечный таможенный досмотр, затем пограничный контроль. Процедура растянулась на всю ночь. Наконец катера, загруженные ниже ватерлинии конфискованной водкой, отошли от судна, а с ними усталые, но очень довольные обильной добычей таможенники. Измученный экипаж приступил к своим обязанностям, и «Петропавловск» вышел в море.
Последующая неделя прошла под знаком Водолея, хотя обильно лилась отнюдь не вода. Рыбаки отмечали отход. Такое «Петропавловску» приходилось видеть не часто. Это было похоже на стихию, совладать с которой не могла ни администрация траулеров, ни местная. Эрнест Рудольфович утратил свой властный, высокомерный и важный вид вершителя судеб. Его гнусную должность рыбаки угадали безошибочно, и едкие реплики преследовали помполита, где бы он ни появился. Главной его заботой теперь стало незаметно проскользнуть в кают-компанию и обратно. Он был вынужден даже отказаться от своей главной, как он считал, обязанности – проводить ежевечерний досмотр кают. Побежденной администрации пришлось ждать, когда закончится водка.

Судовую любовницу Стрельцова звали Елизавета. Она работала директором ресторана, и у нее была отдельная каюта, поэтому укрываться в салоне третьего класса им приходилось, когда страсть настигала их посреди рабочего дня. Лиза обладала изящной, очень женственной походкой, изменить которую было не под силу даже восьми бальному шторму, воркующим голосом, который сводил мужчин с ума, и копной великолепных темных волос, поиграть которыми мечтал каждый моряк. Эта привилегия досталась Стрельцову. Свои отношения они старались скрывать, хотя весь оркестр, а возможно и весь экипаж, отлично знал о них. Во время подготовки к рейсу, от греха подальше, Лиза каждый день уходила домой, поэтому они сильно соскучились по общению, и Миша, презрев предостережение помполита, вовсю пользовался возвращенным ему ключом.
Однако долгожданное для администрации событие произошло: водка закончилась. Мрачные отрезвевшие рыбаки слонялись по судну, как тени «Летучего голландца», и нагоняли тоску. Среди рыбаков прошел слух, что на судне есть эстрадный оркестр. Рыбаки отправили делегацию к капитану, и капитан разрешил провести в ближайшую субботу вечер отдыха.
К музыкальным инструментам никто не прикасался три недели, они даже пылью покрылись, а руки музыкантов огрубели, поэтому кроме раздражения первая репетиция ничего не дала. К тому же повелительница колбас не проявила чуткости.
-Это Рекунов виноват, - сказал по этому поводу Лебедев, - Витя, в следующий раз я попутаю все струны на твоей гитаре, если не будет коньяка.
-Ты лучше на своей гитаре струны не путай, когда играешь, - огрызнулся Рекунов.
До субботнего вечера можно было провести еще две репетиции, а в субботу Марина пришла в новом вечернем платье с открытой спиной, и заслужила от восторженных музыкантов аплодисменты. Она мило смущалась, благосклонно выслушивая комплименты. Неотразимая певица и предстоящий вечер настроили оркестр на музыкальный лад, и репетиция прошла на высоком уровне.
-Миша, ты не думаешь, что Марине пора повысить статус? – обратился Игорь к Стрельцову.
-Юра, открой-ка пианино, - отозвался тот.
На клавишах лежала коробка конфет.
-Это тебе, Маринка, маленький приз, а что касается статуса, то ответ напрашивается: с удовольствием объявляю, что отныне Марина – наша официальная Муза.
-Эх, поднять бы тост за самую красивую музу! – задел больное место музыкантов Ботов.
-Как сказал бы О.Генри, от Анадыря и до созвездия Южный Крест нет девушки краше, - не отреагировал на прозрачный намек Ботова Маркевич.
-Коля, твой намек впервые очень кстати: я как раз собирался пригласить всех после ужина к себе, - сказал Стрельцов, пряча трубу в футляр. – Репетиция окончена, всем спасибо.
В экипажах рыбаков у Стрельцова обнаружилось много знакомых, с которыми он работал раньше в рыболовном флоте. Иногда они приглашали Мишу к себе, иногда он  принимал их у себя, без водки эти встречи почти никогда не обходились, тем не менее, у него еще оставалось две бутылки бренди от запасов, которые он взял в рейс.
После ужина музыканты собрались в его каюте. К его досаде, каждый принес с собой спиртное, – у каждого была бутылка бренди «Плиска», которое отдаленно напоминало по вкусу армянский коньяк, так полюбившийся музыкантам. И только у Рекунова оказался этот замечательный напиток, достать который в магазине было невозможно. Маркевич не преминул пошутить по этому поводу:
-Витя, я тебе сочувствую, когда болит мозоль, вспоминают о старом башмаке.
-Достали вы меня уже, - в сердцах отозвался Рекунов.
-А никто ничего и не сказал, - примирительно заметил Лебедев,- позволь мне только снять перышко от перины с твоего камзола.
-Если мы все это вылакаем, помполит развесит нас на рее для просушки, - задумчиво сказал Юра, - но выхода нет.
-Размечтался! на сегодня достаточно будет и двух, – благоразумно ответил Ботов, - а остальные бутылки прячь у себя, целее будут.
Миша облегченно вздохнул и наполнил рюмки. В дверь тихонько постучали, затем поскреблись, это значило, что пришел кто-то из своих.
За дверью стояли трое рыбаков с оттопыренными карманами.
-О, как мы кстати!
Все засмеялись.
-А мы как раз решали проблему, как себя не обидеть и до салона своим ходом дойти.
-Проблем нет. Мы не собирались вас спаивать, а эти запасы и позже пригодятся, убери их, Миша, подальше.
В дверь снова поскреблись. Пришла Марина.
-Марина, это мои друзья, Дима, Саша, Толик. А это Муза нашего оркестра, и по совместительству певица. Да вы садитесь, джентльмены. Пробирайся к Сашке, Марина, он тебе там место держит.
-И твою рюмку от Ботова охраняю.
-Я на минутку, только вот работу закончила. Мне уже пора приводить себя в порядок.
-Ты у нас всегда в порядке. Кто-то нам тост обещал.
-Да. Тут недавно Игорь вспомнил О.Генри. Так вот, О.Генри сказал, что «красота, - это природа, достигшая совершенства». Я предлагаю выпить за Маринку, в которой это совершенство проявилось наиболее полно.
-А я выпью за всех вас, я люблю вас, как родных братьев, - сказала Марина.

Вечером оказалось, что далеко не вся водка выпита. Рыбаки были навеселе, хотя держались в рамках. В середине вечера в коридоре возникла драка. За порядком следили судовые тяжеловесы: плотник Гриша Стрелец, штангист богатырского телосложения, ему под стать матрос Лось и механик Шкирев. Драка была подавлена в зародыше, а драчуны разведены по каютам.
Под конец вечера один настойчивый рыбак все норовил заказать песню, пока Мишины друзья не отвели потерявшего ориентацию собрата в каюту.
Этот приятный день закончился для Миши в горячих объятиях Елизаветы.

Вскоре «Петропавловск» должен был пересечь экватор. К празднику Нептуна стали готовиться все четыре экипажа. Сооружение двух бассейнов на корме взяли на себя рыбаки. Гриша Стрелец руководил строительством.
Боцман выдавал всем желающим куски сизальского троса, который в умелых руках превращался в набедренные повязки и папуасские украшения.
«Петропавловск» быстро и уверенно догонял ушедшее лето. Все экипажи были заняты подготовкой к празднику. Бассейны заполнили водой, из душных кают моряки выбрались на палубу, все открытые места были заполнены загорающими телами. Иногда в женский бассейн проникал мужской лазутчик, там поднимался визг, и нахала изгоняли или же выкидывали со смехом и ядовитыми напутствиями.
Штурмана рассчитали скорость судна таким образом, чтобы пересечение экватора пришлось на двенадцать часов по судовому времени.
Ровно в 12.00 машину застопорили, и «Петропавловск» лег в дрейф. На шлюпочную палубу под адскую какофонию своей многочисленной свиты поднялся Морской Бог, роль которого исполнял пожилой рыбак с зычным голосом и кошмарной бородой. Он занял свой трон, украшенный кораллами и морскими раковинами, и, поправ ногами панцирь большой черепахи, у которой были веселые глаза и визгливый голос. Оркестр, перекрыв всеобщий шум, грянул марш. Капитан в полной тропической форме четко промаршировал к трону, оркестр резко оборвал марш посреди такта.
 
-Повелитель великий всех хлябей океанских, владыка смерчей, течений, водоворотов, гадов, чудищ и пучин морских, суровый и могучий Нептун! Позволь ладье моей белокрылой по имени «Петропавловск» пересечь из широт северных в широты южные рубеж сокровенный, экватором именуемый.
-А откуда идешь ты, мореход, на ладье своей ладной и богатой? Из каких земель путь твой пролегает по владениям моим?
-А иду я из северных земель, с прекрасного полуострова, богатого лесным и морским всяким зверем и рыбами, Камчаткой названным. Прими, владыка, дары мои, которыми земля камчатская богата.
-Дары твои принимаю я, и соизволение даю на проход рубежа сокровенного – экватора, и повелеваю всем стихиям, мне подвластным, препятствий мореходу сему не чинить, содействия всякого являть, и жаловать всегда плавания счастливого и удачи великой в делах его праведных.
А теперь желаю я тебя и спутников твоих морскою купелью обласкати, и влагой живительной и ободряющей попотчевати.
 
Началась лихая пляска чертей морских, обильно перемазанных сажей из самой Преисподней. В пляске черти теснили всех присутствующих к чистилищу. Проползших сквозь чистилище встречали тоже черти, и швыряли в купель. Прошедших эту процедуру можно было отличить от самих чертей лишь по печати, которую те сноровисто шлепали каждому, независимо от пола, на мягком месте, оттянув трусы.
Затем полагалось приблизиться к трону, встать на колени, и принять объемистый кубок с вином из рук Нептуна. Секретарь тут же вручал диплом морехода.
Визг, смех, гвалт стояли неимоверные. На корме стояли бочка с вином и бочка с пивом. Нептун отпустил своих русалок, и те заняли места у бочек, обильно обслуживая жаждущих влаги живительной.

Через два часа «Петропавловск» тихо тронулся с места, описал широкую циркуляцию, и взял курс на юг.
По многочисленным просьбам капитан разрешил провести в этот день вечер отдыха на открытой палубе. Моряки отмывались после праздника в душевых, судовая палубная команда скатила палубу, и судно снова засверкало чистотой.  Музыканты решили не уносить аппаратуру и инструменты в салон третьего класса, и сложили все это на верхней площадке трапа, который вел к каюте «люкс».
Эрнест Рудольфович, который по-прежнему старался не попадаться на глаза бесцеремонным рыбакам, крался из кают-компании в свою каюту после вечернего чая. Сердитый на сегодняшний день, который в основном провел в каюте, и на то, что приходится вот так пробираться по своему судну, он подошел к двери, ведущей к трапу. Дверь оказалась запертой. У него был универсальный ключ, который подходил почти ко всем замкам на судне. Он открыл дверь. Вся верхняя площадка трапа была заставлена музыкальными инструментами. Это переполнило его чашу терпения. Добравшись до каюты, он позвонил вахтенному механику, чтобы тот немедленно прислал к нему Стрельцова.
-Почему вы не отнесли инструменты в салон третьего класса? – сварливо обратился он к запыхавшемуся Стрельцову.
-Капитан разрешил провести сегодня вечер отдыха на палубе.
-Это мне известно. Я спрашиваю, почему дорогостоящая аппаратура валяется на трапе?
-Она не валяется, боцман по моей просьбе запер обе двери. Именно потому, что аппаратура дорогостоящая, я и решил не таскать ее через три палубы и четыре трапа.   
-Сейчас же соберите своих музыкантов и перенесите все в салон.
-Все они сейчас на вахте.
-Я распоряжусь, чтобы их отпустили.
-Не нужно распоряжаться, их и без вас отпустят. Мы перенесем инструменты в салон, но в этом случае играть на сегодняшнем вечере мы отказываемся.
-Вот и прекрасно, значит и вечера отдыха сегодня не будет. Все, выполняйте.
Красный от негодования, Миша выскочил от помполита. Музыканты были возмущены не меньше Стрельцова, и ворчали, что больше в руки не возьмут свои инструменты. Ключ от салона Миша отнес помполиту.
-Музыканты потребовали, чтобы я отдал вам ключ. Не дожидаясь ответа, Миша вышел из каюты помполита.
Слух об отмене вечера отдыха быстро распространился по судну. После праздничного ужина к Мише в каюту пришла делегация рыбаков. Миша рассказал им, что произошло, а они заявили, что пойдут к капитану.
-Он у вас настоящий моряк, и мужик что надо. Ты только уговори своих парней, а за нами не заржавеет, ты же знаешь. И инструменты ваши отнесем.
Спустя десять минут Стрельцова вызвали по трансляции в каюту капитана. У капитана сидел багровый помполит, который с ненавистью взглянул на вошедшего Стрельцова.
-Расскажите мне, что у вас произошло с Эрнестом Рудольфовичем, - обратился к Мише капитан.
-Эрнест Рудольфович, - сказал капитан, выслушав объяснения Миши, - мне не понравилось ваше решение, еще меньше мне нравятся его последствия. Я хочу, чтобы вы принесли свои извинения руководителю оркестра.
Помполит заерзал на стуле, а Миша демонстративно повернулся к нему.
-Если мой тон показался вам оскорбительным, я приношу свои извинения, - выдавил из себя помполит.
Миша молча смотрел на него с презрительной ледяной улыбкой.
-Будет нехорошо, если мы отменим обещанный вечер из-за этого инцидента, - сказал капитан.
-Мы будем играть сегодня.
-Спасибо. Сегодня я разрешаю закончить вечер на час позже.
Спускаясь по трапу, Стрельцов подумал, что вероятнее всего, это его последний рейс на «Петропавловске». Своего унижения помполит ему не простит, и уж найдет причину для списания.

Конечной точкой маршрута был порт Веллингтон. На Новой Зеландии была ранняя весна, было сыро и холодно. Помполит в своем усердии затмил легендарного Сизифа, формируя группы для увольняемых на берег, и готовя для них прочувствованную суровую речь. В ней он предупреждал увольняемых о происках империалистических вербовщиков, которые поджидают советских моряков за каждым углом, пытаясь сделать их своими агентами. Группы состояли из шести-восьми человек, во главе каждой группы должен был стоять благонадежный человек из комсостава.         
Островитяне отличались странным разнообразием в одежде: некоторые были одеты в добротные куртки на меху, другие предпочитали легкие плащи, третьи щеголяли в костюмах и легких платьях, а некоторые в более чем легкомысленных полупрозрачных кофточках из марлевки. Впрочем, судя по синеватому оттенку кожи, «кофточки» чувствовали себя гораздо менее комфортно, чем «меховые куртки».
Цены в столице были высоки даже для аборигенов, уж не говоря о вечно нищих российских моряках. Каждый берег свои сорок новозеландских долларов, поскольку предполагался заход на острова Фиджи, где цены были существенно ниже.
Рыбаков высадили на траулеры на рейде, чтобы не иметь с ними неприятностей на чужом берегу. Пока новые экипажи на них принимали суда, все члены экипажа пассажирского судна побывали в городе. Затем, опять же на рейде, рыбаки старых экипажей были размещены на «Петропавловске», и судно снялось в рейс. В городе, рядом с которым пять месяцев работали экипажи, рыбакам побывать так и не удалось: власти не любили развращать своих людей чуждыми капиталистическими ценностями.
Неделю спустя судно подошло к островам Фиджи. В небольшом стольном городе Сува было очень тепло, ласково светило солнце, благоухали цветущие тропические растения, в которых утопал город. Улицы города заполнились группами российских моряков. На этот раз их было в четыре раза больше. Рыбаки за пять месяцев каторжного труда получили неимоверные суммы: каждый имел по 320-350 фиджийских доллара, что составляло почти 200 американских! За эти деньги можно было купить не только платье для жены и ползунки для сына, но и еще несколько грампластинок, да еще и на пиво оставалось.
Впрочем, приобретение записей англоязычных песен сурово пресекалось, а ввоз грамзаписей в Россию было злостной контрабандой.
Вот эту контрабанду и попросили Мишу Стрельцова надежно спрятать знакомые рыбаки. В пассажирской каюте что-либо спрятать от всевидящего наметанного ока таможни было нереально.
Автор мог бы назвать укромное местечко, куда Стрельцов определил более сотни грампластинок, однако из уважения к работникам таможни, которых каждый нормальный человек любит всей душой, умолчит: жизнь в России еще по всякому может повернуться, но работникам российской таможни ничего не грозит: только в России этой организации предоставлены неограниченные полномочия. Она зверствовала при монархии, о чем можно прочитать у Куприна, совсем озверела при коммунистах, зверствует и поныне. Ни в одном иностранном порту моряков не подвергают подобным унижениям. Но такова Россия.
           По возвращению в родной порт, Стрельцов ускользнул из-под власти помполита, списавшись с судна по собственной инициативе.
В Пароходстве Михаил работал еще на четырех судах, затем перешел в спасательный флот, где также работал на четырех судах. Потом начались те самые девяностые годы, которые несправедливо называют «лихие». Несправедливо, потому что эти короткие годы наверно были последним шансом для России сохранить свою целостность и стать свободной страной с нормальными законами, с правами и свободами, гарантированными Конституцией. Россияне не воспользовались этим шансом.

2015 г.