Войну отец провёл в уральской тайге на лесоповале. Российских немцев, живших в Сибири и в Казахстане не выселяли, ужасы депортации его семью обошли стороной. Отца не взяли на фронт, а призвали в Трудармию. Это не оскорбило его мужского достоинства. Воспитанный в советской школе, он в душе всё же оставался меннонитом и рад был тому, что ему вручили в руки не ружьё, а двуручную пилу. Трудовая армия подчинялась НКВД, но не входила в систему Главного управления лагерей и мест заключения. Формально трудармейцы не считались зэками, но условия их жизни от зэковских ни чем не отличались. Статистика смертности в трудармии оперирует сотнями тысяч жизней. Сюда не входят доходяги, которых умирать отправляли домой и они в статистику не вошли.
Тяжелее голода отец переживал рабовладельческие отношения, царившие на лесоповале. Ряды трудармейцев редели с каждым днём. Идёт война, всё для фронта, всё для победы – это объяснимо, но почему трудармейцы от истощения мрут как мухи, а у охранника ряха круглая? Почему на фронте гибнут люди, а начальники выглядят так, будто только что с курорта вернулись?
Отец мало рассказывал о том времени. После пенсии ему предложили основать сельский музей и потом работать в нём. Отец днями пропадал в районных и краевых архивах, собирал фотографии из семейных альбомов, копировал их, записывал рассказы престарелых очевидцев и в конце концов всего лишь за год успел собрать огромный материал для исторического музея совхоза „Айский“. Для села Аи он собрал кучу материалов, а своим родным детям и внукам об истории своей семьи не успел ничего рассказать. Отец садится за рукопись и по памяти восстанавливает свой дневник. Сделал он это на закате своей жизни и дневник дописать не успел. После отца руководители музея очень часто менялись. Они уходили не оставив заметного следа в своей деятельности. Во время развала страны, селу стало не до музея и много материалов, собранных отцом погибло. Благодаря усилиям моего коллеги Владимира Михайловича Афанасьева, музей восстановлен и постоянно улучшается.