Пути и дороги. Главы I, II

                Глава 1.          

                Что-то здесь не так, что-то здесь не так,
                Что-то здесь не так, не так.

                А.Розенбаум.

Весна не даёт обещаний. Ей и некогда. Зимняя стужа то и дело врывается в её владения, и если не кончен этот жестокий спор с зимой, который затягивается порой до мая, то о каких обещаниях можно говорить? Яркость майских дней, и клейкая листва, и безмятежно белые комочки облаков в бездонно-голубом весеннем небе – это даётся просто так. Сама весна ничего никому не обещает.
  Но зато она щедро раздаёт обещания за лето. И уже в марте ты знаешь, что это – это всё! – будет: зазвенят от соловьиных трелей рощи, солнечное золото одуванчиковых головок зальёт луга, чтобы потом смениться пушистой белой накидкой из тех же одуванчиков, и снова, в этот раз опять жёлтое, только более светлое, покрывало будет наброшено на луга и поля, превращая равнины в сияющие светом пространства. Алексей даже не знал, как называются эти цветы, которые покрывают поля к концу июня. Потом по опушкам островками таинственно засинеет дельфиниум, как-то инопланетно выглядя под берёзами, а через две недели его сменят более загадочные, бордово светящиеся за закате и восходе пятна расцветающего иван-чая. Тёплый ветер будет гнать по ржи волны, солнечные блики заискрятся на речных перекатах, и над водой заснуют васильково-синие стрекозы. И обязательно вспыхнет радуга после весёлого ливня, после сверкания молний и ворчания грома среди тёмно-лиловых косматых туч. Здесь, на Северо-Западе, бледно замерцают белые ночи, соединяя вечерние сумерки с утренними и раскрашивая небо на востоке и западе нежной палитрой красок. Обо всём этом весна щедро нашёптывает нам: «Всё это будет, будет! Вот увидишь! Только не пропусти!»
  И лето старательно исполняет обещания весны.
Вот только… Многие разучились брать то, что щёдро раздаёт людям лето. Шум берёз и стремительный полёт ласточек, тёплая тополиная метель и небесно-голубой цветок цикория в поле – мы перестаём это замечать. А они есть. Они никуда не деваются. И вдруг мельком взглянув на вспыхнувшие на пригорке малиновые свечи расцветших верхушек иван-чая, мы замечаем, что лето проходит. А бросив взгляд на синюю звёздочку дикой астры в густой траве, мы понимаем, что близится осень… А осень – это уже совсем, совсем другое. Дело идёт к осени – к очередной осени… И значит, ты опять что-то не успел.

 Старый парк доживал последние дни. Отошедший в ведение какого-то министерства, он был уже обнесён синим забором из профнастила и затих в ожидании масштабной реконструкции, которая в первую очередь должна была привести к гибели всего этого дикого лесного массива, всех этих дубов, лип, клёнов, сросшихся в густую чащу – таким стал сейчас этот старый царский парк английского стиля. Старые здания, потерявшие хозяев в 90-е, ветшали, грустно глядели окнами, в которых годами не зажигался тёплый свет, на зелёный парк вокруг, на узкие, засыпанные бурой прошлогодней листвой дорожки и наполовину заросший ряской пруд. Сегодня было пасмурно, и с затянутого рваными облаками неба то и дело сеял тёплый дождь. Некошеная трава по краям дорожки поднималась до груди и уже желтела, смешиваясь со стеблями осота, лопуха и крапивы. В парке было тихо, сонно и влажно.

Алексей медленно шёл по растрескавшейся асфальтовой дорожке. Когда-то здесь была колоннада над проложенной внизу, под склоном, дорогой. Колонны и сейчас стояли, покрытые мхом, с отбитыми кое-где капителями. Старая скамейка под густой липой была цела. Когда-то они любили бродить с Наташей по этим дорожкам, а весёлая колли Жулька, их первая собака, бодро сновала в траве, но только до тех пор, пока не поворачивали к дому. И хоть прогулки было ещё часа полтора, собака сникала и грустной тенью следовала по тропинке сзади, недовольно опустив нос. Ценность для неё представляли только такие прогулки – вперёд.
Настойчивая трель мобильника заставила Алексея поморщиться. Но повода не отвечать не было.
– Да.
– В офис приедешь сегодня? – голос зама был озабоченным. Впрочем, он всегда такой.
– Очень нужен?
– Пара договоров, нужно твоё решение. На себя брать не хочу.
– Отсрочки, что ли?
– И это, но ещё парочка скользких пунктов.
– Хорошо, я подъеду. – он убрал телефон в карман и сел на скамейку. Ветер зашелестел листвой, стряхнул ему на плечо крупные капли. Если бы курил, наверно имело бы смысл закурить.


– Зачем ты меня сюда привёл? – Лике с террасы, расположенной на третьем этаже старинного особняка, не был виден весь парк: старые липы, наверно видевшие ещё Петра, давно поднялись выше крыши здания, и косматые лиственницы не отставали от них. Но лес перед террасой расступался, и открывался вид на серый от отражённых облаков Финский залив. Косой дождь оставил на растрескавшемся каменном полу лужи. Подул ветер, листья деревьев тихо и как-то обречённо зашумели, будто вздыхая. Под каблуком ботинка хрустнуло битое стекло.
– Тебе неинтересно? – Лён встал рядом с девочкой. Теперь они смотрели на свинцовую полоску далёкого залива вместе. Низкая баржа совсем незаметно для глаза плыла куда-то влево, из города.
– Это грустный мир. – Лика поёжилась.
– Да, но сейчас в такой вот чужой мир легко попасть. Сюда легко открываются порталы из Города, здесь уже всё ничьё, даже время. И я хотел тебе показать…
– Что?
– То, что бывает, если ничего не делать! – пятнадцатилетний мальчишка упрямо вскинул подбородок, шагнул вперёд, опёрся рукой о колонну и посмотрел вниз.
Лика не ответила. Она отошла от края мезонина и, запрокинув голову, начала рассматривать потолок с тёмно-серой, кое-где пошедшей пятнами от сырости штукатуркой. В углу зала штукатурка отвалилась, обнажив решётку из светлых деревянных планок.
– Видишь? – снова сказал подросток, проследив её взгляд, – это всё уже… пустышка.
– Почему пустышка? – девочка не смотрела на него. В своём сером тетратканевом комбинезоне она и вправду выглядела совершенной девчонкой – невысокая, с заколотыми тёмно-каштановыми волосами и тоненькая, как тростинка. Лён постоянно ловил себя на мысли, что с ней чувствует себя как взрослый, хотя это было и не так – всё же и почти ровесники, и одноклассники. Да и она при любом удобном случае показывала ему, что относиться так к ней нет повода. Вот и сейчас она упрямо вытянулась, как струнка, готовясь спорить.
– Ничего не пустышка, просто старый дом. Его починят, и здесь снова будет блестеть паркет и даже будет позолота, вон там, под потолком, видишь? – она протянула руку, показывая. – Так что… – она пнула обломок штукатурки носком ботинка, и тот раскололся на несколько кусочков, с противным шорохом разлетевшихся в стороны. – Никакой трагедии, Лёнька.
Тут она посмотрела на него своими карими глазами-искорками. Она единственная из всех друзей звала его Лёнькой, а не Лёном, и мальчишке это нравилось.
– Ты не понимаешь. – он сел на подоконник. Они постоянно спорили, по самым незначительным поводам. Что ему нравилось в Лике, так это то, что она была способна, если уж оказалась неправа, соглашаться. Правда, в этот раз она рванула с места в карьер, не дав ему даже начать.
– Да? Заброшенный Сектор – тоже трагедия? Никто не знает, сколько он стоял пустой. С такими же зданиями, кстати!
– Вот и нет! – тут же схватился он за её аргумент, как в фехтовальном поединке выпад отвёл. – Там всё иначе. Там тоже… всё сложно. Но здесь другое. Как ты не чувствуешь?
– Я стараюсь понимать, а не чувствовать! – Лика крутанулась на каблуке, раскинув руки. – Хорошо, и что же я такого должна чувствовать в этих грустных стенах?
– А то, что здесь никогда нормально и не было! Ну, помнишь историю этого мира? Это всё строилось не как у нас, для людей. Для всех! Нет, оно строилось для избранных! Потом это вроде бы забрали, чтобы отдать людям. Всем. И тоже забрали, сломав чьи-то судьбы! Потом была война. А потом…
– Лёнька, ну и вот открыл Европу! Тут весь мир такой, а ты по какому-то парку расстраиваешься!
– Правильно! Раз он такой, то его надо лечить!
– Что? – Лика подошла и села рядом. – Лёнька, вокруг нас, кроме нашего города, миллионы миров. Может, бесконечное число. Но у нас и в своём мире масса дел. Кто-то хочет быть космобиологом, кто-то разведчиком, кто-то геологом… А ты, маленький, собрался лечить чужие миры?
– Ты против? – Лён повернулся, опёрся спиной о край оконного проёма и обхватил коленку.
– Я не против. Это просто глупо. А кто тебе дал право лечить чужие миры? Мы же с ними даже не пересекаемся! Например, есть же масса высокоразвитых миров. Но даже наши звёздные экспедиции не встречаются с их кораблями! Может там и звёздное небо другое…
– Подожди! Я же не о том. Помнишь, что говорил учитель? В этом мире была искорка, была! Но она погасла. Почему? Да потому, что мир сосредоточился на другом. А у нас она разгорелась. Так почему же не раздуть искорки там, где можно? Почему, объясни ты мне, нужно жить только в своём тёплом, добром, светлом мирке и наплевать на другие? Только потому, что они другие? Это же всё равно, что жить одному и не искать друзей!
– У нашего Звездограда много друзей… – дёрнула плечом Лика. – На других планетах, на других материках. Целый мир, мир Звездограда!
– Да! Да, и ни одного дружественного мира… извне. А угроза, если ты не забыла, приходит как раз извне. Так почему же никто даже не пытается…
– Что не пытается? – девочка встала, сделала два шага, резко остановилась перед ним. – Не пытается что?
– Перенести искорки из нашего мира в другие миры, вот что! – Лён отвернулся и снова стал смотреть на сонный парк. Луч солнца скользнул из-за туч и высветил какой-то совершенно осенней бледно-жёлтой краской верхушку старой лиственницы. Только на какой-то миг – луч исчез, и снова она ничем не выделялась из общего фона. Капли редкого дождя застучали снаружи по жестяной скорлупе карниза.
– Эй вы, а ну-ка слезли оттуда! – раздался громкий мужской голос снаружи, и тут же чьи-то торопливые шаги заскрипели по лестнице внутри здания. Ребята растерянно уставились друг на друга.
Они были в зале на третьем этаже. Портал открылся в крошечной комнатке у чёрной лестницы на втором. Некогда было соображать.
– Бежим! – кажется, они выкрикнули это в один голос и бросились к выходу из зала, выскочили на пыльную лестницу, ведущую на второй этаж и… нос к носу столкнулись с двумя парнями лет двадцати в чёрной форме и голубых рубашках, торопливо взбирающихся наверх. В глазах у парней горел охотничий азарт.
– Сюда подошли, быстро! – парни остановились на лестничной площадке, и один из них, коротко остриженный, невысокий, махнул ребятам рукой. – Ну, кому сказал я?!
Лён схватил Лику за руку и попятился. Надо было сделать что-то другое, но робкая надежда на то, что на второй этаж есть какой-то другой ход, заставила мальчишку рвануться назад, и он потащил девочку за собой.
– Лёнька, куда ты?!
– Да бежим же! Скорей!
– Эй, а ну стоять! – сзади раздался топот ног. Ребята прошмыгнули мимо входа на третий этаж и бросились выше. Здесь было полутемно. Они вбежали на два пролёта, и Лён ткнулся плечом в запертую, покрытую чешуйками отшелушившейся краски дверь. Заперта! Рванул на себя – дверь была закрыта на навесной замок. Глухо звякнула скоба.
– Далеко бежать собрались? – услышал он сзади насмешливый голос и обернулся, толкнув Лику за спину. Парни стояли совсем рядом. Из пыльного окошка на них лился серый свет. Чёрная форма, высокие шнурованные ботинки…
– Мы просто гуляем! – крикнула Лика из-за его плеча.
– А мы просто работаем! – усмехнулся тот самый парень, что приказывал им стоять. – Спускайтесь. Что парк закрыт, знали?
– Нет! – Лён не двинулся с места. – Двери открыты, мы просто зашли посмотреть.
– А это мы сейчас разберёмся, зачем вы зашли. – усмешка парня не обещала ничего хорошего. – Иди сюда, пацан. Быстро.
– Да глупо тут стоять… – шепнула мальчишке Лика, – да пойдём, что они сделают?
– Я с собой не взял станнер… – косясь на парней, зашептал он в ответ.
– Ну и что? А разве мы его берём когда-то? Тоже вспомнил…
– Там долго будете тормозить-то?! – и парень, преодолев в два прыжка проём, схватил Лёна за рукав и толкнул вниз, так что подросток сбежал по ступенькам, чуть не падая, едва успев уцепиться за перила. Лику парень крепко взял за руку повыше локтя и тоже толкнул вниз, но не отпустил, повёл рядом с собой.
– Приглашения ждали? Вот вам приглашение…
  Второй парень, его толком Лён не успел разглядеть, положил руку мальчишке на плечо. На мгновение мальчишка увидел испуганные глаза Лики и уже не думая ни о чём, сбросил его руку и крикнул стриженому, бросаясь вперёд:
– Отпусти её, ты!
– Лёнька, не надо!
– Да что ты говоришь? – они встретились на последних ступеньках над площадкой. Лён вцепился в руку парня, которой он сжимал локоть Лики, и тут же в глазах у него словно вспыхнула молния. Отшатнувшись, он стукнулся затылком о стену и, не удержавшись на ногах, сел на грязные ступеньки, прижав к лицу ладони. Кровь из разбитого носа ручейком сбегала на губы и подбородок.
– Что вы делаете?! Лёнька… – вскрикнула Лика, но парень не дал ей броситься к мальчишке, оттащил в сторону и поволок вниз по лестнице.
– Пацана тащи! Сейчас разберёмся… – донёсся снизу усиленный эхом пустого дома голос, и Лёна рывком подняли за шиворот и тоже потащили вниз.
Лишний раз напоминая о том, что уж что-что, а осень точно не замедлит со своим визитом, к ногам Алексея упал буровато-жёлтый липовый лист. Вспомнилось, в сказке про Бемби рассказывается о том, как грустят опадающие листья. А уж как, наверно, грустно упасть с ветки вот так, не в октябре, а среди лета? Он нагнулся, поднял невесомый лист и положил его на скамейку.
– А что мы такого делали-то? – долетел откуда-то из-за кустов возмущённый девчоночий голос. Другие голоса тоже были слышны, мужские, но как-то неясно. Алексей, не вставая, прислушался.
– Вот сейчас родителей ваших вызовем и разберёмся, что вы тут такого делали… – голос принадлежал мужчине далеко за сорок, был уверенным и спокойным.
– Да зачем родителей, мы гуляем просто! – чувствовалось, что кроме возмущения в голосе девчонки была изрядная доля испуга. – И зачем драться?!
– Ты учить меня ещё будешь, что ли?
– Да что ж ты за чёрт-то такой?… – выдохнул Алексей, поднимаясь. За деревьями виднелось розовато-рыжее здание главной усадьбы парка, огромный трёхэтажный особняк с круглой башней и большим крыльцом, прямо под которое, на возвышение, в старину подъезжали кареты, и их пассажиры сразу из кареты попадали в холл здания, на питерском дожде мокнуть им было не надо…
В себе давно уже Алексей заметил нехорошую черту. Он научился проходить мимо. Мимо пьяниц, валяющихся на газонах – наученный горьким опытом, потому что все они, к кому он в своё время подходил, оказывались именно вонючими пьяницами, и ничего им было не надо, кроме как дрыхнуть под винными парами на траве; мимо хулиганящих подростков… Это было неправильно, но это было. То ли с возрастом появился какой-то дурацкий страх, то ли осторожность, то ли, и всего вернее, равнодушие.
Она шагнул на тропинку. Шагах в двадцати, у высоких арочных дверей здания, трое охранников стояли перед прижавшимися к стене подростками. Светловолосый мальчишка лет пятнадцати, чёрненькая девочка, кажется на год его младше, тоненькая, невысокая. На ребятах были странные серые комбинезоны чуть с оттенком в голубой. Мальчишка запрокидывал голову, чтобы унять текущую из носа кровь. Девчонку один из парней держал за руку. Два молодых охранника и высокий грузный мужчина в такой же форме, видно, старший. Как там у них называется – начальник объекта…
Значит, парк уже под охраной? Значит, всё. Значит, это здесь последняя прогулка. А с ребятами – странно. Действительно, драться зачем? Впрочем, кто у нас зачастую работает-то в охране…
 Расстановку сил Алексей даже не прикидывал. Школьные занятия каратэ, армейский рукопашный бой, потом ещё… – всего этого запросто может быть недостаточно для троих взрослых тренированных мужчин. Кем-кем, а Брюсом Ли себя он не считал. Да слава Богу, это было и незачем.
– Это кто у нас тут порядок наводит, а? – подходя ближе, окликнул он охранников.
Все пятеро воззрились на него. Ребята – растерянно, мужчины – равнодушно. Старший, шевельнув плечом, строго сказал:
– А вам что за дело? Что вы, собственно, тут делаете? Территория под охраной.
– Да ну? Я спокойно заехал через ворота с шоссе. – Алексей подошёл ближе и остановился в двух шагах.
– Там ещё шлагбаум не поставили, – быстро сказал высокий и какой-то нескладный парень с торчащим надо лбом жёстким ёжиком тёмных волос.
– Поставят… – с ленцой в голосе протянул мужчина, – завтра и поставят… Как приехали, так и уезжайте. Всё, с сегодняшнего дня парк закрыт.
– Круто, – с иронией произнёс Алексей, переводя взгляд с одного охранника на другого. – А кто об этом знал? Ребята, я думаю, тоже не знали.
– Вы чего, ревизор, что ли? – вспылил мужчина. – Запишем фамилии, посидят, приедут родители, отпустим. Есть инструкции. А вы не лезьте не в своё дело.
– Не лишний ли прогиб-то? – Алексей почувствовал, что тоже начинает заводиться. – Одно дело попросить из парка выйти, другое задерживать. Есть разница, нет? Лишнюю галочку для руководства предприятия нужно получить – нарушителей задержали?
– Сейчас и вы с нами пойдёте, ясно? – хмуро пообещал старший. Повисла нехорошая тишина.
– Я сейчас пойду. И с вами и без вас. – медленно сказал Алексей. – Мужики, есть несколько вариантов. Я, конечно, могу вызвать свою службу безопасности. Я даже могу позвонить в милицию и уточнить, на каком же основании три здоровенных жлоба в форме избили мальчишку. Но я сделаю лучше. Я позвоню сейчас Круговому. Знаете такого? Виктору Сергеевичу. И попрошу разобраться. Я его знаю очень хорошо. Ну что, звоню?
  Круговой, глава муниципального образования, на территории которого находился парк, был фигурой известной. С ним Алексей был в хороших отношениях, не более того. Даже до каких-то рабочих тем дело не доходило. И не совсем был Алексей уверен, что он станет заниматься задержанными в старом парке странными ребятами. Но тут уж было дело принципа. Он перехватил взгляд девочки, но тут же отвернулся.
– Он по дому лазил и на лестнице упал… – сказал высокий парень. – Хулиганьё.
– Ничего он не упал, это ты его ударил! Да пусти ты меня! – Лика вырвала из пальцев державшего её парня рукав, повернулась к Алексею, – мы ничего не делали, просто гуляли! Просто!
– На лестнице упал, – кивнул охраннику Алексей. – Понятно, чего уж тут непонятного. Вы, наверно, молодой человек, тоже так падали? И так несколько раз. В казарме в располаге? Или армия миновала? А ты просто герой, я смотрю, – он посмотрел на крепенького стриженого почти налысо парня. – Выбрал себе серьёзного противника.
– А чё ты мне тыкаешь?! – взвился парень и шагнул к Алексею. Тот не двинулся с места. Ребята увидели, что на лице у этого высокого мужчины в серых отглаженных брюках и белой рубашке с закатанными выше локтей рукавами появилась и тут же пропала улыбка.
– Мишка, брось… – поморщившись, остановил его старший. Пытливо взглянул в лицо Алексею, – из шакалов, что ли?
– Да, из них. – кивнул ему Алексей. – Азиатских и горных. Знаешь таких?
С полминуты охранник молчал. Потом примирительно пробурчал:
– Молод для «Афганвета»…
– И позже хватало.
– Хватало… – мужчина неопределённо хмыкнул, повернулся к своим. – Ладно, пошли. И давайте отсюда и вы, и вы. Всё, закрыт парк.
– Что отпускать-то? – удивлённо спросил парень, не сводя с Алексея враждебного взгляда.
– Пошли, я сказал… – старший отвернулся и пошёл по дорожке. Парни потянулись за ним, оглядываясь. Алексей ободряюще подмигнул девчонке и улыбнулся, когда она неожиданно подмигнула в ответ.
– Солдат! – громко сказал он. Старший остановился и медленно повернулся.
– Не делом занимаешься.
  Они встретились глазами.
– А это не твоё дело… – тяжело роняя слова, произнёс охранник. – И ты ко мне в душу не лезь, понял?
– Ты меня на «понял» не бери, понял? – уже откровенно улыбаясь, весело ответил Алексей. – А в душу лезть не буду. Охранник – это ж не работа, это состояние души.
  Мужчина тоже усмехнулся и ушёл. Снова вокруг повисла влажная тишина обречённого парка. Капли с изломанной на уровне второго этажа водосточной трубы тихо и мерно шлёпали об асфальт отмостки. Алексей молчал, поглядывая на ребят, покусывал сорванную травинку. Первой собиралась нарушить молчание Лика, но он вдруг сказал:
– Мы здесь раньше гуляли. Правда, в этот дом не лазили. Лазили вон в тот, – и махнул на белеющее за деревьями здание с тяжёлой проваленной черепичной крышей.
– В детстве, да? – быстро спросила девочка.
– Нет, в молодости. Жена лазила с друзьями в детстве, а мне потом показывала. Я вырос не здесь.
– А не в Староукраинске? – вдруг спросил Лён. Голос мальчишки звучал глухо.
– Нет, я не с Украины. У нас же страна большая была, мандариновая и вишенная… С южных гор до северных морей. А почему ты спросил?
– Совпадение было бы очень подходящее… Спасибо вам. – сказал Лён. Кровь из носа уже перестала идти. Бурые пятнышки от неё темнели на комбинезоне – на груди, воротнике, ключице. – Если бы не вы…
Алексей пожал плечами.
– Между прочим, меня зовут Лика, – первой представилась девочка, выжидающе глядя на него.
– Леонид.
– Алексей, – он протянул подростку руку и потом с улыбкой пожал тут же протянутую руку Лики.
– А отчество? – спросила девочка.
– Так нужно отчество? Для солидности?
– Да необязательно. Алексей – вполне достаточно…
– Ну и прекрасно. – он окинул их внимательным взглядом. – И где же дают такую интересную форму?
– А-а… – ребята быстро переглянулись.
– Там! – неопределённо махнул рукой в воздухе Лён.
– На неведомых дорожках?
– Нет, просто для прогулок и туризма очень удобно. – включилась Лика, бросив на мальчишку выразительный взгляд.
– Я уж думаю. Жаль, для прогулок в этом парке эта форма вам больше не пригодится…
– Да мы поняли уже. Жалко.
– Всё хорошее когда-нибудь кончается. – равнодушным тоном произнёс Алексей.
– А почему обязательно нужно, чтобы хорошее всегда кончалось? – быстро спросила Лика.
– Не знаю. Но оно так… всегда бывает. – он отбросил травинку. Она как копьё спланировала на мокрый лист лопуха и, удачно попав в дырочку, осталась в нём торчать.
– А кем вы работаете? – прищурясь, спросила Лика.
– Лика, а вы не из налоговой случайно? – в глазах мужчины зажглись весёлые огоньки.
Только сейчас Лика заметила, что Алексей и Лён чем-то похожи. Причём – как позитив и негатив. Те же прямые черты лица, одинаковое телосложение, насколько оно может быть одинаковым у взрослого мужчины и мальчишки, которому три недели назад исполнилось пятнадцать – высокие и худощавые оба; одинаковая причёска, только у Алексея аккуратней и короче, и ещё Лён был светло-русым, а их новый знакомый брюнетом, у которого на висках уже серебрилась седина. Глаза – серые у Лёна и тёмно-карие у Алексея. Точно – чёрное и белое.
– Ну, если можно так сказать, инженером… – услышала она слова Алексея.
– Вот здорово, мой папа тоже инженер. Очень интересная профессия и нужная. Он строит корабли.
  Почему-то Алексею не хотелось расставаться с этой странной парочкой, и он спросил, чувствуя, что разговор не клеется:
– Корабли – это хорошо. Военные? Сейчас по ним много работы, оборонка…
Работа ухитрилась влезть и в этот разговор. В голове сразу как счётчик щёлкнул: сроки сдачи заказов, рекламации из министерства и встречный акт как отказ от претензии, виноваты они сами, все изменения в чертежах были согласованы… выезд в Москву на следующей неделе…
– Звёздные! – лукаво сверкнула глазами Лика. Перехватила удивлённый взгляд Лёна и всё равно повторила, – звёздные. Обыкновенные звёздные корабли.
– Не рано, звёздные-то? – Алексей повернулся, – вон там скамейка. А если пройти вниз по тропинке, там на берегу пруда даже стоит скамейка с целой спинкой. Пойдём?
– А нас не выгонят?
– Не выгонят.
– Пойдёмте, конечно, тогда. К пруду, да, Лёнька? Показывайте дорогу.
  Алексей неторопливо пошёл вперёд, слыша позади шаги ребят. От дождя тропинка стала скользкой, но вплотную к ней росли старые дубы и орешник, и можно было держаться за ветки и рубчатые тёмные стволы, как за перила. Он придержал ветку, нависшую над тропинкой, подождал, пока идущая следом Лика перехватила её рукой.
– Думаешь, всё правильно? – шепнул ей Лён.
– Сам говорил, что если прошёл порталом, случайных встреч не бывает! – тихо зашептала Лика. – Хотел про другие миры больше узнать? Вот и смотри…
Под заросшим малиной и диким шиповником склоном спал старый пруд. Желтели кувшинки у подножия густой стены камыша, мерно квакала невидимая лягушка. У берега чертили зигзаги по неподвижной воде неутомимые водомерки. Кружась, с липы упал в пруд пожелтевший лист и, как лодочка, замер рядом с островком ряски. Башня усадьбы, возвышающаяся над деревьями, отражалась в пруду – два мира, два парка, и оба на фоне серых облаков.
  Они сели на старинную скамью. Изогнутый козырёк из волнистого пластика закрывал скамейку от дождя. Доски были местами подпалены, местами порезаны и исписаны. На тяжёлой чугунной раме скамейки давно облупилась краска, с одной стороны литая роза была выломана, на зернистом изломе сидела улитка с тёмно-коричневой глянцевой раковинкой.
– Алексей, вот как вы думаете – в вашем мире всё правильно? – спросила Лика, внимательно глядя на него.
– Лика, ты так задаёшь вопрос, что я могу подумать, что вы не от мира сего, – улыбнулся он. Ребята ему положительно нравились, и никуда не хотелось спешить.
– Ой, ну не важно! – махнула рукой Лика, – вы ответьте. Что вы смеётесь, я же серьёзно спросила.
– В моём личном или глобально?
– Ну, личный мир никого не касается. Глобально.
Ребята смотрели на него совершенно серьёзно. Впрочем, на то они и подростки, чтобы задавать подобные вопросы. Алексей подумал, что отвечать стоит тоже серьёзно.
– Я думаю, что нет, – сказал он, проследив за полётом скользнувшей над кронами деревьев к заливу чайки, – но возможно, всё идёт так, как и должно идти.
– Всё относительно? – со снисходительной усмешкой спросил Лён. Ответ ему не понравился. Слишком он был уклончивый.
– Не в этом дело, хотя и это тоже. Знаете, на войне ни один солдат не видит сражения целиком. Вся война для него – «бои местного значения». Так и в обычной жизни. Кто-то скажет, что всё кругом замечательно. А у кого-то в этот момент тяжело болен ребёнок, и никто не может ему помочь.
– Такое бывает? – Лика подалась вперёд, широко раскрыв глаза, и Алексей удивлённо взглянул на неё.
– Бывает, и довольно часто. Но… вы вряд ли читали, но у Стругацких есть один герой…
– Какой? – спросил Лён, с опаской глядя на девочку. Лика насупилась, откинулась на спинку скамейки, скрестила руки на груди. – Я их много читал.
– Средневековый лекарь Будах. Так вот, он говорит, после того, как его спасли из камеры пыток: «Какой смысл дереву жаловаться…»
– «… хотя оно и радо бы, наверное, со всех ног бежать от топора дровосека»! – закончил фразу мальчишка.
– Браво, – без улыбки произнёс Алексей, – вот это я и имел в виду. Возможно, если смотреть на мир с какого-то… откуда-то сверху, всё очень даже неплохо.
– Если про детей так, как вы сказали, то откуда ни смотри, всё не так! – сердито фыркнула Лика. – Дальше можно даже не объяснять. Но всё же. Вы, Алексей, получается, смотрите тоже… тоже…
– Со своего шестка, – помог ей он.
В прудике тихо плеснула рыба, мелкие круги тут же погасли в стоячей воде. Дождь совсем перестал, небо светлело. Кое-где в разрывах облаков проглядывала синева.
– Да! Но вы же могли бы абстрагироваться. Представьте, что можете посмотреть сверху…
– Представьте, что можете посоветовать Богу? – он посмотрел на Лёна.
– Не нужно никому ничего советовать. Просто скажите, как вы думаете, что же нужно вашему миру, чтобы вы сказали – вот теперь всё правильно? Можете сказать? – девочка не отводила взгляда.
  Алексей потёр подбородок.
– Такой сложный вопрос? – снова спросила Лика.
– Не то чтобы очень… Думаю, как лучше сформулировать… – Алексей встал и, сунув руки в карманы, шагнул к воде, чувствуя на себе взгляды ребят. Хороший вопрос. Он-то думал, что современные ребята разучились задавать такие вопросы. Впрочем, что это я – а умели ли задавать себе и другим их мы?
– А почему тот здоровый назвал вас шакалом? – раздался за спиной голос мальчика.
– Лёнька, не сбивай человека!
– Он не сбивает, – не оборачиваясь, произнёс Алексей. Облака разошлись, и солнечные лучи золотистым потоком окатили башню усадьбы, засверкали в стёклах пустых окон, в каплях воды на листьях проросших на карнизах деревьев, в рассыпанных на подоконниках битых стекляшках. Здесь, у пруда, солнца ещё не было; через минуту и усадьба словно погасла, но облака стремительно таяли, и вот уже ярким полуденным солнцем залило склон над ними.
– Он не сбивает, – помолчав, сказал Алексей. – Даже помогает… Шакалами в нашей славной армии солдаты называют офицеров. Иногда за дело, чаще – потому, что ума нет.
– А почему?
– Почему ума нет? Или почему называют? – Алексей обернулся и чуть не рассмеялся: так сосредоточенно смотрели на него эти странные подростки. – А и то и другое, ребята, потому что все у нас играют в одну очень интересную игру. ЧЧВ. Человек человеку волк. Кто первый схватил, тот и с мясом. Я сейчас – вообще, как вы и хотели, глобально. Так вот, когда эта игра прекратится, тогда я и скажу, что всё стало правильно. И не только я. А пока… – он развёл руками.
– Но… надо же что-то делать! – решительно выпалила Лика.
– Ну, – Алексей снова сел, – на это счёт есть разные мнения. Например, классики говорят: начни с себя.
– Ну-ууу… – задумчиво протянула девочка, – и, вот вы, например, начали?
– Боюсь, что нет.
– Играете в ту самую интересную игру? – понимающе спросил Лён.
– Играю.
– Получается?
– Когда как.
  Ребята, переглянувшись, замолчали.
– Я вас разочаровал? – спросил Алексей.
– Да нет. Не очень… – задумчиво отозвалась Лика.
  Почему-то он подумал, что вот сейчас ребята встанут, скажут «До свидания!» и уйдут. И ещё подумал, что ему совсем не хочется, чтобы они уходили. Так взрослому не хочется, чтобы заканчивалась бестолковая футбольная гонялка во дворе, в которую волей случая он неожиданно для себя включился вместе с ватагой десяти-двенадцатилетних мальчишек. Откатился мяч, пнул, и вдруг закрутилось. Минута, другая, а игра не кончается, словно ты снова сам такой же, как они.
– Вы местные? – спросил он.
– А? – девочка, кажется, так сильно задумалась, что даже взглянула удивлённо. – А… нет.
– Мы совсем издалека, – сказал Лён.
– Я, наверно, мешаю? – всегда лучше прекращать всё самому.
– Нет, что вы! – покачала головой девочка. – Наоборот, мы тут с вами можем проболтать хоть да темноты, это наверно мы вас отвлекаем… Например, если бы вы показывали нам свой мир, и так, чтобы мы хорошо его поняли и… – она взглянула на Лёна, – почувствовали, что бы вы нам показали?
 Алексей на минуту задумался. Ребята ожидающе смотрели на него. Надо же – «свой мир»…
– Тогда есть предложение. Поехали?
– Куда?
– Здесь недалеко. Покажу вам кое-что. Петергоф хорошо знаете?
– Совсем не знаем. Мы к вечеру вернёмся? – ответил Алексею Лён. Лика, кажется, растерялась от того, к чему привела её решительность в знакомстве. Лён совсем не врал, он действительно не знал совсем ничего из этого мира, а у себя они с друзьями были в столице фонтанов только один раз. Ведь на Земле так много мест, где школьникам хоть разок, да нужно побывать! И ведь это было там, у себя. Здесь может быть всё по-другому.
– Поехали. Я не просто так. Может быть, попытаюсь полнее ответить на твой, Лика, вопрос… Ну, увидите…
  Они поднялись вверх по той же тропинке, обошли по дорожке усадьбу. Те самые парни-охранники шли рядом по параллельной дорожке в полусотне метров от них, но на этот раз ничего не сказали, только проводили Алексея и его новых знакомых взглядами. За усадьбой, за обсаженным разросшейся акацией сквериком, начиналась асфальтированная узкая дорога. Алексей на ходу нажал брелок сигнализации.
Тёмно-зелёный «Сааб» завелся едва слышно. Лика устроилась рядом с Алексеем, Лён сел сзади. Со странным чувством уязвленного тщеславия Алексей заметил, что на машину ребята посмотрели совершенно равнодушно. Словно прочитав его мысли, Лика вежливо сказала, проводя рукой по дорогому пластику «торпеды»:
– Красивая у вас машина…
  Они медленно въехали под густой полог старой липовой аллеи. Справа, оплетённое хмелем, среди кустов мелькнуло металлическое кружево старого кованого моста. Впереди, в конце сумрачного тоннеля аллеи, показались проносящиеся по шоссе машины.
  На перекрёстке, пропустив поток машин, Алексей повернул направо, а через несколько минут, проигнорировав призывную надпись «Фонтаны», увёл машину с трассы налево. Скоро «Сааб» тихо вздохнул амортизаторами, прокатившись через переезд у старинного вокзала с высокой украшенной белыми воздушными колоннами башней, и свернул на тихую, обсаженную высокими тополями улицу. С одной стороны тянулся пустырь, за которым начиналась вокзальная площадь, с другой были одинаковые, какие-то сумрачные старинные дома из красного кирпича. Кажется, в некоторых из них и не жили. Лён и Лика оглядывались, но ничего не спрашивали.
– Мы уже приехали, – сказал Алексей, – мы поедем и к фонтанам, только чуть позже. Я просто хотел вам кое-что показать…
 Он остановил машину на влажной обочине. Прямо перед ними посреди небольшого сквера поднимался высокий обелиск серого гранита. Некошеная трава на заросших клумбах неслышно качнулась под ветром, и тополь уронил на Алексея и ребят россыпь капель. Затерянные в траве, пламенели бутоны красного пиона. Давно увядший букет гвоздик лежал у подножия обелиска.
  По растрескавшейся асфальтовой дорожке, на которую то здесь, то там настойчиво вползали подорожник и пастушья сумка, они подошли к ступеням памятника и остановились, разглядывая надпись старинными буквами на чугунной стеле: «Каспийцы товарищам, павшимъ в войне 1904-1905гг». Когда-то верхушку памятника венчал огромный бронзовый орёл; сейчас только его мощные лапы впивались когтями в кованное навершие памятника – кто-то сломал и унёс фигуру, и кто знает когда – в революцию просто потому, что это орёл, в войну – в немецкие хранилища, в смутные 90-е – на цветмет…
– Я и не слышал про такой памятник здесь, – наконец выдохнул Лён, взглянув на Алексея.
– Да о нём и из местных мало кто знает, – тихо произнёс Алексей. Казалось, он задумался, опустив голову.
Лика почти не знала историю этого мира. Поэтому спросила:
– Это памятник защитникам страны, да?
– Это памятник погибшим в войне… не очень справедливой войне. Они защищали захваченное в завоевательных походах, захваченное за годы до них, – медленно, словно подбирая слова, сказал Алексей. – Но разве от этого их гибель менее трагична? Многое ли это меняет? Хотя… – добавил он задумчиво, – что-то и вправду меняет…
– И поэтому многие его не помнят? – снова спросила девочка.
  Алексей не ответил. Он медленно пошёл по огибающей памятник тропинке, и ребята двинулись за ним. За сквериком поднималась высокая ограда, сваренная из выкрашенных чёрной краской железных прутьев, а за ней был узкий асфальтированный двор и четырёхэтажное серое здание. Наверно, подумал Алексей, так и напрашивается назвать то, что находилось в этом старом доме безликим и скучным словом «учреждение». За пыльными стёклами с отставшими по краям полосками бумаги от зимних заклеек прямо на подоконниках громоздились стопки картонных папок, кипы пожелтевших тетрадей, рулоны чертёжной бумаги и миллиметровки. Какая-то женщина оглянулась на него и ребят и скрылась за дверью, хлопнув притянутой тугой пружиной створкой.
  На воротах был навесной замок, но калитка была открыта. Они остановились перед мраморной доской, закреплённой рядом с дверью. Эта доска не производила впечатление той старины, которой дышала надпись на обелиске, но всё же была очень старой. Слова на ней извещали о том, что в этом здании находилось училище погранвойск, совершившее подвиг в 1941-м, задержавшее врагов на подступах к Ленинграду. Рядом была доска посовременней, на которой было написано о том, что здесь сразу после войны размещалось суворовское училище. Всего десяток шагов вправо, и по выложенной каменными плитками дорожке они подошли к невысокому памятнику чёрного мрамора, установленному на низеньком постаменте, несколько несуразно облицованном белом кафелем. Одна плитка отвалилась, камень дорожки затянул густой зелёный мох. Похожие памятники ставят на могилах, да он и был похож на могилу. На надгробии цвели несколько маргариток. На узенькой площадке перед памятником трудно было поместиться троим, и Алексей шагнул в мокрую траву, пропуская ребят вперёд. Лика и Лён остановились, разглядывая памятник.
  Вырезанный в камне рельеф изображал наклонённый в глубоком вираже старинный самолёт-этажерку. Мокрый мрамор напоминал затянутое тяжёлыми тучами небо. Две увядших гвоздики лежали на памятнике прямо сверху, их головки выцвели и вымокли под дождём. Нагнувшись к камню, подростки рассмотрели надпись. Здесь в 1914-м году погиб авиатор, поручик со смешной фамилией Балабушка.
– Из разных эпох, и всё об одном… – Лика посмотрела на Алексея, и он кивнул.
– Здесь почти не бывает людей? – спросил Лён. Грустный памятник будил воображение, словно сюда, в этот странный двор, упала и, мерцая, затаилась искорка от той далёкой романтичной зари, когда люди открыли для себя возможность полёта, и вот лежит здесь забытая – для тех, кто заметит…
  Солнечный зайчик лёг на камень, заплясал, прыгая то по гвоздикам, то на крыльях вырезанного в камне аэроплана – луч пробивался через тополиную листву. Лён запрокинул голову – почему-то ему захотелось увидеть небо. Тучи разошлись, и ласковая синева светилась над верхушками деревьев и углом шиферной крыши. Слышался гул проплывающего где-то в стороне авиалайнера.
– Здесь почти не бывает людей? – переспросил он, взглянув на Алексея.
– Про этот сквер мало кто знает из приезжих, – объяснил Алексей, – это всё не так интересно, как фонтаны. А для тех, кто живёт здесь, всё это просто… часть их мира.
– А для вас? – спросила Лика. Ещё один расшалившийся солнечный зайчик отразился от окна второго этажа и сверкнул ей в глаза, и девочке пришлось на мгновение зажмуриться.
– Наверно, тоже часть моего мира. И я тоже бываю здесь редко. Поедем?
Идя к машине вслед за Алексеем, Лика быстро обернулась к Лёну:
– Ну что? Что-то понимаешь?
– Не знаю… но… Если случайных встреч не бывает, то я думаю…
Что думает Лён, Лика так и не узнала, потому что они подошли к припаркованному под высоченным тополем «Саабу». Два зелёных мокрых больших листка приклеились к лобовому стеклу. Над ними, словно отряхиваясь, зашуршал листвой клён.
  В этот раз переезд оказался закрыт, и Алексей остановил машину перед шлагбаумом. Ехать на работу расхотелось совершенно. Ребята с любопытством, словно на самом деле видели это впервые, разглядывали под равномерное треньканье мигающий светофор. Странные всё же ребята… Он вынул мобильный, набрал номер. Зам взял трубку сразу, как будто ждал его звонка.
– Через сколько будешь?
– Раздумал, не буду сегодня.
– Алексей, ну ты и… – возмутился голос в трубке, – обещал же.
– Поподробней объясни, зачем я нужен в офисе сегодня. У меня, – Алексей посмотрел на сидящую рядом Лику, – важная встреча… неожиданная. Есть минутка, объясни, что там за дела? И сбрось на мой адрес документы, я посмотрю вечером из дома.
– Да не могу я в двух словах! Договор с Полтавцевым, цена вопроса – десять лимонов. Всё серьёзно.
– Ты внимательно договор прочитал? Сам подписался бы? На моём месте?
– Алексей, я не на твоём месте.
  Вот это Алексея в заме и устраивало, и не нравилось. Устраивало – потому что лишнего не возьмёт на себя; не нравилось – потому что… слишком осторожен? Да вроде бы не порок, но…
– Договор в любом случае согласовывается минимум сутки. – примирительно сказал Алексей. Что-то долго не было поезда. Приткнувшийся за ним «Уазик» заглушил мотор, на той стороне переезда выстроилась длинная очередь машин.
– Он хочет сегодня подписанный договор!
  Алексей вздохнул.
– Тогда всё проще. Сделай ему официальное коммерческое предложение, укажи сроки, напиши внизу, что условия поставки требуют согласования. Всё.
– Он хочет сегодня!
– Сегодня? Я тебе что говорил? Если вопрос ставится так: «Сейчас или никогда!» – отвечай всегда: никогда. Лишний риск сейчас мне не нужен. – раздражённо проговорил Алексей.
  Рельсы впереди начали подрагивать. Мальчишка на заднем сидении вытянул шею, стараясь поскорее увидеть поезд.
– Ох, учу я тебя, Серёга, учу… – закончил Алексей. – Всё у тебя?
– Нет… На производстве этот, новый… въехал головкой в шпиндель.
– В какой шпиндель? На каком станке?
– На центре. На немецком.
– Вы что там, очертенели, что ли?! – не выдержал Алексей и осёкся, перехватив изумлённый взгляд девочки. Зам молчал.
– Объяснительные с оператора и с наладчика. И с мастера. До копейки хочу знать сумму на ремонт. Завтра утром. Всё это должно быть у меня на столе в полдевятого.
– Так у нас теперь заказы срываются…
– «Всё хорошо, прекрасная маркиза…» – хмыкнул Алексей, – что же ты с десяти миллионов начал, а не с ЧП на производстве? Ой блин, вот помощничек… Твои мысли по переносу сроков завтра в девять мне доложишь. Всё, не хочу больше слушать. А то ты мне сейчас скажешь, что у нас офис сгорел…
  Не слушая ответ, он прервал разговор и сунул телефон в карман.
– Мне кажется, мы вам мешаем, – сказала Лика, внимательно глядя на него. Из-за поворота наконец показался товарный состав. Тепловоз басовито загудел, вползая на переезд, с гулом и лязгом покатил мимо одинаковые цистерны. Вспугнутый грохотом голубь сорвался с заборчика у путей и, хлопая крыльями, пронёсся над самым капотом машины.
– Вы не мешаете, – Алексей, положив руки на руль, смотрел на проносящийся за шлагбаумом состав.
– Мы же видим, – снова сказала девочка.
– Да нет, всё нормально. Вы не мешаете. Наоборот. Правда. – поезд оказался странно коротким. Десятка два цистерн, несколько вагонов, две пустые платформы. Последний раз тренькнул светофор, лязгнули, опускаясь, заслонки барьеров, и рывками пошёл вверх полосатый брус шлагбаума. – Поехали! – он тронул машину с места.
 Началась извилистая улица, она весело изгибалась вдоль парка. У перекрёстка в старинной многоэтажке была школа – то, что это именно школа, ребята поняли, увидев за окнами ряды парт. Машина качнулась на «лежачем полицейском» напротив автобусной остановки. Справа, за школьной спортплощадкой и старым яблоневым садом, потянулись обшарпанные старинные здания, покрытые одинаковой рыжеватой штукатуркой. Метров через сто пятьдесят машина повернула направо и оказалась на улице, на которой по правую сторону продолжались те же здания, а слева за стальной высокой оградой был четырёхэтажный дом повыше, скрытый высокими липами и клёнами. Рядом с ним на сером постаменте за запертыми на висячий замок решётчатыми воротами стояла тёмно-зелёная бронированная машина с маленькой низкой башенкой и короткой пушкой. Сверху, прямо на пушке, была закреплена толстенькая ракета с короткими крыльями. Алексей сбавил скорость. Машина почти остановилась, катилась едва заметно. Когда она поравнялась с большими чёрными воротами, пристроенными к одноэтажному зданию КПП с полукруглыми арочными окнами, он сказал:
– А вот здесь я учился.
  Ребята осматривались. Несколько легковушек были припаркованы у тротуара. Незаметно было, чтобы сейчас здесь было какое-то учебное заведение. И эти ворота, и эта бронемашина…
– Вы сказали, что вы инженер, – сказал Лён, – здесь раньше был ваш университет?
– Нет, военное училище.
– Вы на таких ездили? – кивнул Лён застывшую на постаменте боевую машину.
– И на таких тоже.
– Так вы учились… убивать других людей, да? – повернулась к нему Лика.
Сзади раздался пронзительный гудок и на них недовольно глянул молодой парень в тёмных очках из поравнявшегося с ними чёрного «Мерседеса». Кажется, они мешали. Алексей не посмотрел на него, но чуть принял вправо и остановился.
– Я учился воевать. – сказал он. – Но можно и так сказать.
– Интересно…
– А сейчас здесь больше этому не учат? – спросил Лён.
– Нет, больше не учат. Вот в этом четырёхэтажном здании нас учили тактике. А ещё раньше тут были отдельные кафедры по самбо, фехтованию… но нас уже так сильно не учили. Вон там дальше был клуб училища, офицерский клуб ещё с царских времён. Здесь в начале прошлого века стоял гвардейский уланский полк… А это, – Алексей кивнул на трёхэтажный дом возле памятника, – был штаб. На втором этаже там хранилось знамя с двумя орденами Красного Знамени и одним – Знаком Почёта, и возле него стоял часовой с автоматом… Сейчас это уже звучит, как сказка. – усмехнулся он.
– Вас и фехтовать учили? – удивился Лён.
– Нас уже нет, уклон был больше в оружие, командование, технику. Только штыковой бой и рукопашный.
– Интересно… – повторила Лика. – А вот в том здании что было?
Девочка показала рукой на угловое здание. Оно в отличие от остальных производило впечатление недавнего ремонта.
– Кафедра огневой подготовки.
– Огневой?
– Ну, тут нас учили стрелять.
– Из чего?
– Да много из чего.
– Так. А что в нём теперь?
– Поликлиника.
– И вы считаете, что это плохо?
– Да.
– Почему? Скажите, почему? – глаза девочки смотрели упрямо. – Раньше здесь учили убивать, а теперь лечат людей. Чем это плохо?
  Алексей усмехнулся. Вот это поворот. Как объяснить этим ребятам, что в массе поликлиник сейчас почти не лечат? Что в нескольких километрах отсюда от старого госпиталя остались одни ветшающие корпуса с выбитыми стёклами? И что вместо училищ со старыми традициями, в которых молодых парней учили защищать страну, появились рестораны и заброшенные здания?
– Может быть, вы мне всё же скажете, откуда вы, ребята? – спросил он.
  Лика и Лён переглянулись.
– Алексей, можно я вас попрошу не спрашивать об этом? – после паузы спросила девочка. – Ну пожалуйста.
– И если вам сложно отвечать на наши вопросы, вы просто об этом скажите. Мы и так всё постараемся понять. – добавил Лён.
С полминуты Алексей задумчиво смотрел на них.
– Хорошо. Едем дальше. – он включил поворотник и, пропустив малиновые «Жигули», выехал на дорогу.

  Солнце, выглянувшее из-за туч, изменило город, будто по волшебству. Словно после весёлого ливня улицы казались чисто вымытыми; ветер рябил воду в прудах, клонил ветви прибрежных ив. Звонко зазвенели малые колокола на соборе.
  Был вторник, и Алексей без труда нашёл место для парковки, остановив машину в ста метрах от ворот Нижнего парка.
  От сидящей прямо на асфальте женщины с тёмным, как обожжённый кувшин, лицом, в длинном азиатском платье, к ним уже семенил босыми ногами мальчишка лет пяти в коротких красных штанах и розовой рубашке – всё это было порядком замызгано. Для себя Алексей так и не разобрался в их национальности, да в общем не особенно и старался. По привычке многие называли их то таджиками, то киргизами, то узбеками, ему же, бывавшему в Средней Азии, они больше напоминали цыган. Откуда-то из жарких азиатских республик, но именно цыган. Когда они вышли из машины, пацанёнок был уже тут как тут и протягивал грязную ладошку. Лика посмотрела на его рожицу и улыбнулась:
– Привет? Что ты такой чумазый?
 Мальчуган улыбнулся её и ткнул в её руку раскрытой ладонью:
– Подай на хлеб! – его улыбка и весёлые глаза совершенно не вязались со словами, и улыбка Лики тут же погасла.
– Что? Что ты хочешь, маленький? – она присела перед ним на корточки. Мальчишка закрутил головой, глядя то на Лёна, то на Алексея.
  Вообще-то Алексей давно уже таким ничего не подавал. И возле церкви не подавал, и на улицах, и на вокзалах… Иногда давал только музыкантам в метро или переходах, если музыка задевала.
– Лик, мы такое проходили… – тихо сказал Лён.
  Девочка резко обернулась к Алексею.
– Игра ЧЧВ, да? Неизбежное следствие?
– Да, она самая. – он, вынув из кармана монету в десять рублей, сунул пацану в руку. – Ну пошли.
  Оглядываясь на мальчика и нищенку у ограды, ребята подошли ко входу в парк. Почему-то Алексей был совершенно уверен, что денег с собой у них нет. Сам не мог объяснить себе, откуда такая уверенность. Впрочем, не нужно быть сыщиком с Бейкер-Стрит: подростки сами ничего не дали цыганёнку. Хотя явно очень хотели… Он быстрым шагом подошёл к кассе и взял три билета. Малыш потоптался на месте и вприпрыжку бросился к появившейся на площади пожилой паре. Аккуратная старушка, явно коренная ленинградка, покачала головой и полезла в кошелёк.
  Феерия петергофских фонтанов была способна прогнать любые грустные мысли. Поднявшийся ветер разбрызгивал взлетающий вверх от Самсона водяной столб, и мелкая водяная пыль ложилась на мраморные ступени Большого Каскада. Тяжёлые струи Римских фонтанов гулко били в каменное дно бассейнов. Откуда-то снизу неслась мелодия вальса Штрауса, удивительно гармонирующая и с игрой фонтанов, и с шумом вековых деревьев, и с плывущими по небу сероватыми, просвеченными солнцем облаками. Только Большой канал казался голым – недавно непонятным решением администрации вырубили все голубые ели, высаженные во время послевоенной реставрации парка, в конце 40-х. Алексей вспомнил, как под угловой елью, раскидистой, как шатёр, они прятались с Наташей от дождя, ещё когда она была школьной медсестрой, а он – курсантом, в отглаженной парадно-выходной форме каждое воскресенье спешившим к ней на свидание. Капли дождя, пробиваясь всё же через крону у макушки, сбегали прозрачными струйками по серому, в подтёках тёмной смолы, стволу – это очень живо вспомнилось…
  Вдруг мальчишка, остановившись на площадке, сказал:
– А с голубыми елями гораздо красивее.
– Что? – Алексей обернулся к нему. – Да, было красивее. По-другому было. Ты здесь всё-таки бывал?
– Ну… – Лён замялся. – Не совсем здесь… Не на этом самом месте.
Они спустились по белой деревянной лестнице. Сейчас, когда старых елей больше не было, дорожка вдоль Большого канала была освещена солнцем. Высокий охранник в почти такой же чёрной форме, как и у парней в старом парке, приглядывался к ним, видно, заинтересовавшись одеждой ребят. Шагах в двадцати впереди гид, молодая женщина в джинсовом платье, вела группку туристов. Слева был широкий мост с высокими белыми перилами, за ним, в конце длинной-предлинной аллеи, виднелся дворец Марли. Алексей вышел на мост и остановился у перил. Они стояли спиной к пристани, а прямо перед ними открывалась панорама Большого дворца и Самсон сверкал под солнцем, словно гигантский самородок.
– Красиво… – задумчиво сказала Лика.
– В том месте, где ты сейчас стоишь, – проговорил Алексей, не глядя на неё, – больше четверти века назад стояла и совершенно так же смотрела на дворец другая девочка. Правда, когда она была в этом парке, ей было только одиннадцать. Саманта Смит. Девочка из Америки. Знаете?
– Нет, – Лика отвернулась от дворца и посмотрела на него.
– Нет?
– Нет. Мы ваш мир плохо знаем, – с предельно возможной откровенностью сказала Лика.
– То есть этого в школе уже не проходят? – с сарказмом спросил Алексей.
– Да не в этом дело! Просто расскажите. Какая разница, что проходят, что не проходят…
– Плохо, что не проходят… – Алексей положил руку на крашеное дерево перил. – А это была совершенно обыкновенная девочка. Просто она попыталась изменить мир. Даже, наверно, больше – попыталась соединить враждебные миры, попыталась понять наш мир и показать нам свой. Там, где недостаточно было наведённых друг на друга стволов и настороженных таких переговоров, оказалось достаточно простой детской улыбки. Но это было уже давно.
– А где она сейчас? – спросил Лён. Они не взглянули с Ликой друг на друга, но подумали одновременно об одном и том же: то, что сказал сейчас Алексей, было до невероятности созвучно тому, что говорил в заброшенном доме Лён.
– Она погибла, когда ей было двенадцать. Разбился самолёт, в котором она летела… А мир и вправду изменился. Хотя, быть может, не все будут согласны, что это из-за её попытки, да и сама Саманта вряд ли хотела, чтобы мир изменился именно так, но… в конце концов, она была всего лишь маленькой девочкой. И сделала всё, что могла. Остальное зависело уже от других. А вот другие и не справились… Пойдём?
– Но мир стал лучше? – спросил Лён, подавшись вперёд. – И ваши миры смогли объединиться? Ну пусть не объединиться, но подружиться, что ли?
 Алексей задумчиво посмотрел на мальчика. До чего же странные всё же ребята! Леонид смотрел на него широко раскрытыми глазами, и Алексей почувствовал, что его ответ невероятно важен для мальчишки. Проще всего сейчас было брякнуть, как сделали бы многие из его соотечественников: мол, лучше не стало, стало только хуже, жили бы мы за железным забором, вот и хорошо было бы, но… он-то понимал, что всё сложнее.
– Мир изменился, – медленно, подбирая слова, заговорил он, – между нашими странами уже не висит угроза глобальной войны, которая уничтожила бы планету. Мы лучше стали знать друг друга, а на самом деле, можем узнать друг друга ещё лучше, но не всем этого хочется – и у нас, и у них. Так бывает. Не то что между странами – в семьях бывает, между друзьями бывает… а между совершенно разными мирами и подавно. И между прочим, объединиться иногда намного проще, чем подружиться. Понял?
– Да! – и взглянув в серые глаза мальчика, Алексей подумал, что он и вправду понял. Девочка с серьёзным видом кивнула. Когда они уходили с моста, рука Лики как бы невзначай погладила перила, словно старое дерево могло сохранить тепло прикосновения руки той самой одиннадцатилетней девочки.
  Время летело незаметно. Они бродили по липовым аллеям, любовались гигантскими, в ствол дерева, водяными струями фонтанов у Марли, поднялись по украшенному статуями античных богов каскаду и снова спустились вниз, мимо памятника Петру дошли до утопавшего в цветах Монплезира и смотрели, как склоняется к закату солнце над повеселевшим заливом. Кричали чайки, на холодных волнах вскипали барашки. Полускрытый дымкой, виднелся вдали Кронштадт. Алексей рассказывал то, что помнил из истории парков. Как-то снова они вышли к Большому каналу и, свернув по дорожке направо, оказались на пристани.
  Тянул за собой пенный след очередной «Метеор», медленно поднимался из воды на своих крыльях, отправляясь к белеющему вдали мегаполису. Несколько человек стояли возле касс. Ребята вслед за Алексеем подошли к небольшому каменному памятнику, возле которого стояли венки и лежали цветы. Здесь совсем не было людей. Группку туристов, вышедшую на пирс, экскурсовод тут же увёл влево, любоваться панорамой Кронштадта. Алексей вспомнил, что когда-то спросил жену своего товарища, которая работала гидом в парке, рассказывает ли она туристам о десанте, который погиб здесь в октябре 1941-го; так она ему ответила, что конечно нет, ведь туристы едут сюда не за этим, а ради фонтанов… Они остановились перед памятником и молча прочитали надпись.
– Здесь… должен быть другой памятник… – вдруг сказал мальчишка, и в ответ на вопросительный взгляд Алексея торопливо сказал, – то есть… – словно ища поддержки, Лён посмотрел на Лику, – я хотел сказать… я бы поставил здесь другой памятник. Знаете, какой?
– Какой?
– Он… – Лён на секунду замолчал, подбирая слова, – он больше. Намного! Это гранитная скала, на которой та же надпись, а на стелах имена погибших. Огромный рельеф, в камне высечен умирающий солдат, он как бы приподнимается, глядя вдаль. А справа и слева тоже рельефы: склонившие головы матери. И к нему всегда ходят туристы!
  Конечно, он не мог рассказал полностью, как выглядит этот памятник там, в Городе. Не мог рассказать об играющей на солнце биметаллической плите за спиной солдата, на которой будто снова и снова разгорается восход. И о том, что этот памятник, кроме того давнего героического боя, говорит и о том, как ужасна война, и о том, что войн не должно больше быть; что в мире Города каждый понимает – памятник погибшим в войне всегда говорит о главном: не о том вовсе, что кто-то оказался сильнее, а кто-то слабее, – и в отдельном бою, и в целой войне, – и не только о том даже, как важно защищать Родину от врагов; каждый памятник погибшим в войне говорил там о самом главном – что мы, живущие, в ответе за мир. Мы. Каждый. А здесь этого, выходит, не помнят? Как странно, это же одна из основ, на которых строился мир Звездограда! Очень, получается, в этом мире что-то идёт не так…
  Они бродили по парку до вечера, пока к ним не подошёл охранник и довольно вежливо не попросил пройти на выход, потому что парк закрывается.
– Идём уже, идём… – откликнулся Алексей и подмигнул ребятам, – а вот в советское время парк был открыт постоянно. Ах, как тут приятно было гулять белыми ночами! Но теперь – не положено. Пойдём.
 Подумав, что ребята, наверно, ужасно хотят есть, – ещё бы, они встретились утром, а сейчас уже вечер, – Алексей пригласил их зайти в кафе. Не в летнее кафе напротив входа в парк, с бутербродами, кока-колой и шавермой, а в своё любимое – «Вену», на углу возле собора. Пока ещё кафе было полупустым, поэтому они сели за столики в той части зала, где обычно сидят курящие – здесь из окон был вид на сквер и собор. Правда, ребята долго отказывались идти, но он уговорил. Посидеть в любимом кафе Алексею и самому хотелось.

  В кафе и произошло самое странное за весь день.
  Ещё на входе в кафе ребята о чём-то шептались. И вот теперь, когда подали чай и перед каждым оказалась тарелка с фирменным яблочным пирогом, Леонид, задумчиво поворачивая чашку в руках, вдруг сказал:
– Нам всё же нужно вам рассказать. А то получается нечестно.
– Давай ты, – кивнула Лика.
– Я? Хорошо…
  Алексей вопросительно посмотрел на ребят.
– Хотите мне рассказать какую-то страшную тайну? – с улыбкой спросил он.
– Нет. Не страшную. – посмотрела на него девочка, но не улыбнулась. – Лёнька, давай, объясняй.
 Лён немного помолчал, собираясь с мыслями. Но ничего лучше не нашёл, как говорить напрямую.
– Алексей, вы сможете нам поверить, что мы… – он всё же сделал паузу, – что мы не из вашего мира? Совсем не из вашего. Не из другой страны, нельзя даже сказать прямо, что из другого времени, хотя и это тоже. Можете?
  Алексей задумчиво посмотрел на него, перевёл взгляд на посерьёзневшую Лику.
– Наш мир мы называем Город. Просто Город. Мы не сможем вам ничего доказать, вы можете нам просто поверить. Это правда.
– Правда. – кивнула девочка. – Верите?
  Алексей отпил глоток жасминового зелёного чая, отставил чашку. Молчание затягивалось.
– Знаете, – произнёс он, откинувшись на стуле. Стулья здесь были удобными, настоящие кресла. И что ему очень нравилось, тихая, хорошо подобранная музыка не раздражала и не мешала разговаривать даже вполголоса. Он любил выбираться сюда с женой и дочкой, пару раз приводил деловых партнёров, – это странно, но я разучился удивляться. Давно за собой заметил. Сейчас за окном динозавр пробежит или Карлсон сюда влетит – не удивлюсь. Был на Памире, несколько часов ходил, раскрыв рот: ледники, снежные вершины, ущелья… А потом – как отрезало. Хожу, смотрю: ну горы, ну ущелья, ну скалы – и что? Так что я не удивился. А вот насчёт поверить… Это обязательно?
– Мы вас не обманываем. Правда. – снова сказала Лика. – Конечно, вы можете и не верить…
Эх, если бы ты, девочка, знала, как я хочу тебе поверить, подумал он. У каждого из нас, бывших советских мальчишек, в душе живёт сказка, надежда на приключение. Остались в далёком детстве мечты о космосе, необитаемых островах, великих открытиях… Может быть, это и правильно, может быть, и вправду пора забыть? И спросил по-деловому, переведя взгляд на мальчишку:
– Параллельные миры? Нечто вроде?
 Лён кивнул.
– Мы попали в тот старый парк, из Города открылся туда портал. Просто хотели посмотреть. А тут… так вышло… Но как доказать вам, я не знаю.
– Доказывать как раз ничего не надо, – покачал головой Алексей, – если даже это игра – пусть. Считайте, что сегодня я хочу играть. Расскажите мне о вашем Городе.
И ребята начали рассказывать…


  В августе в Петербурге вечера ещё светлые. Уже не белые ночи, уже темнота успевает окутать город на несколько часов, но всё же за полночь ещё царят светлые прозрачные сумерки, и свет звёзд не пробивается через розовато-белый небосвод. Они и гуляли почти до ночи, когда…
– Нам пора. – сказал Лён.
  Они сидели на стволе упавшей у воды, но упрямо не собирающейся умирать огромной ивы. Вконец обнаглевшая водяная курочка, которой Лика только что скормила булку, смешно наклоняя голову, смотрела на них из-за качающейся на воде травяной кочки. На купола и шпили отражающегося в глади пруда собора ложились последние отсветы заката.
– Мне нужно вас куда-то подвезти? – спросил Алексей, вставая. То, что он услышал, и впрямь было похоже на сказку. На добрую, светлую, чистую сказку. Которую хочется слушать снова и снова. Но ведь заканчиваются даже самые интересные сказки…
– Нам нужно в тот самый парк, в тот самый дом, возле которого мы встретились, – ответил Лён.
– Задачка… – протянул Алексей, уже было повернувшийся, чтобы идти к машине, – ну ты, барин, и задачи ставишь… Нас туда сейчас на пушечный выстрел не подпустят.
– У нас портал там, он на втором этаже открылся. Нам туда нужно обязательно! – в голосе мальчика зазвучала тревога. – Иначе мы не сможем вернуться!
– Вы нас подвезите как-нибудь к забору, а мы проберёмся… – неуверенно сказала Лика.
– Пробрались уже разок одни такие… – хмыкнул Алексей, но в душе уже шевелился до смешного непривычный, забытый скорее, азарт. То ли от тоже уже довольно давнего времени, когда ещё сержантом командовал группой разведчиков на учениях, то ли совсем из детства, когда играли в лесных стрелков в смешанном лесу у совхозного яблоневого сада. – Ладно, поехали на рекогносцировку.
  Первый раз он проехал мимо ворот парка, оставшегося по левую руку, на другой стороне дороги, почти не сбавляя скорости. Вместо старых узорчатых ворот появились две створки в два с половиной метра из волнистого синего листа железа, рядом стояла выкрашенная в чёрные полосы бытовка, у которой курил незнакомый парень в форме, не из утренних знакомцев. А напротив въезда в старую аллею прямо на асфальте лежали два бетонных фундаментных блока. Просто и надёжно, не объедешь. Наверно, потом их собирались оттащить, и по этой аллее тоже будут ездить самосвалы, а пока за ними лежал ещё не собранный шлагбаум, а на табуретке сидел тот самый парень, что ударил Лёна на лестнице.
– Ага, часовой на посту, – Алексей проехал дальше, перестроился в левую полосу, включил поворотник у разрыва сплошной линии, – первый заход мимо. Разворачиваемся.
  «Сааб» заехал на заправку метрах в двухстах от парка и остановился. Алексей выключил мотор.
– Лика, Леонид, – сказал он, оборачиваясь к ребятам. – Только без дураков. Если просто играете и что-то в доме потеряли, давайте подъедем к проходной, я договорюсь, сходим в этот дом. Потом отвезу вас, куда попросите. А вот если… – он выразительно замолчал.
– Алексей, нет. Мы вас не обманываем. – замотал головой Лён. – И хорошенький вид будет у вас, когда мы зайдём в дом, а обратно не выйдем!
– Ясно. Ну пошли, красные дьяволята.
  Из багажника он вытащил спальный мешок, который валялся там постоянно – иногда удавалось вырваться на природу, хотя ни рыбаком, ни тем более охотником он не был, и штормовку. Не в белой же рубашке по тёмному парку лазить. Они обошли заправку, по тропинке среди густых кустов ольшаника и молодых берёзок пошли к белеющим за деревьями коттеджам – тут была крошечная улочка, которую лет десять назад облюбовали имеющие возможность здесь поселиться. До коттеджей они не дошли, Алексей свернул с тропинки и через пять минут, продравшись через заросли и высокий бурьян, они вышли к профнастильному забору.
– Спасибо, дальше всё понятно! – Лён уверенно шагнул вперёд, собираясь подпрыгнуть и уцепиться за верхний край забора.
– Да куда ты, руки порежешь, это ж стальной лист… – схватил его за плечо Алексей, – вот тоже мне, пионеры юные, головы чугунные… Постой.
Плохо то, что в заборе не было ни щёлочки. Собак, можно надеяться, в парке пока нет, хотя с этих дозорных орлов станется и пару кавказцев на прогулку выпустить. И не посмотришь, вдруг кто рядом. Правда, это была самая глухая часть парка… Он с минуту прислушивался, но без толку это – только слышно было, как ветер шумит в листве нависших над забором дубов. Ну хоть явно никто не ломится… Он пошатал забор. Крепкий.
– Стукну два раза, перелезайте за мной. Лика первая, ты ей поможешь, – Алексей набросил спальный мешок на ограду, немного подождал и легко подпрыгнув, перемахнул через забор, на мгновение навалившись на него грудью.
Всё вышло бесшумно, трава заглушила прыжок. Алексей усмехнулся – а ведь давно не лазил по заборам! Наверно, с тех пор, как учил Баську прыгать двухметровые барьеры на собачьем стадионе. Юной немецкой овчарке никак не давался высокий барьер, и тогда он взял и показал. Потом они прыгали этот барьер вместе, синхронно, весело переглядываясь с овчаркой вверху и ловко спрыгивая вниз под смех Наташи.
Он быстро осмотрелся. Всё было тихо, и он легонько дважды стукнул по металлу.
Лика перелезла немного неуклюже, зачем-то попыталась сесть на забор, и Алексей счёт самым лучшим поймать её, когда она всё же спрыгнула вниз.
– Да не нужно было… – сердито тряхнула головой девочка и тут же поправилась, – извините, спасибо… Не очень умею лазить по заборам.
Лёнька перепрыгнул ловко – резко, перегнувшись, бросил тело вниз, опёрся рукой о поперечину и через мгновение уже стоял рядом с ними. Прямо картинка из наставления по преодолению препятствий. Чувствовалось, что мальчишка привычный к таким приключениям.
– Парк хорошо знаете? – тихо спросил Алексей.
– Не очень, – неуверенно ответил подросток, – я тут второй раз, Лика в первый…
– Понятно, что ж тут непонятного… Ну пошли.
  Между деревьями уже сгущалась полутьма. Алексей шёл впереди, раздвигая кусты, придерживая ветки рукой, чтобы не задели идущего сзади мальчишку. Он часто гулял в этом парке раньше. Сейчас слева будет высокий холм, кажется, созданный в то время, когда рыли котлованы для фундаментов и прудов; справа – три раскидистых сосны на поляне… С этого холма с дочкой они любили кататься на санках зимой… Ещё несколько минут – и он остановился среди подлеска у самой дорожки. Перед ними неясно белело здание усадьбы. Окна уснувшего дома, казалось, заполнила глубокая чернота. Тревожно зашумел лес. А ведь с детства темноты боюсь, подумал Алексей. Вот чушь какая, но по спине волной пробежали мурашки.
– Не страшно? – шёпотом спросил он у остановившегося рядом подростка.
– А чего бояться-то? – так же шёпотом ответил мальчишка.
– Да в принципе и нечего… Ну вперёд.
Втроём они быстро перебежали ко входу, и Лён первым потянул дверь. Она открылась без скрипа.
– Здесь лестница сразу направо! – шепнул Лён, – пустите меня вперёд, дальше я всё знаю…
Алексей хотел было включить фонарик на мобильном телефоне, но заметил, что это совсем не нужно: ступени лестницы ещё можно было различить, из оконных проёмов лился неясный серый свет. Обломок шифера хрустнул под подошвой.
– Мы пришли. – Лён остановился перед дверью той комнаты, в которой оказывался, проходя порталом из Города. – Алексей, простите, но вам нельзя дальше…
– Нельзя так нельзя… – понимая, что это невероятно глупо, Алексей вдруг почувствовал нечто вроде детской обиды. Они стояли в узком коридоре перед дверью. Сводчатый потолок над головой скрыла темнота, и лиц друг друга было уже не различить. Алексей сунул руки в карманы и прислонился к стене.
– Алексей, нам нужно идти, – тихо и серьёзно сказала Лика.
– В эту дверь и… выше и дальше? – улыбнулся он в темноте.
Ребята не ответили. Но после минутного молчания, в котором слышалось только их дыхание – даже шум ветра в ночном парке не долетал сюда, девочка снова сказала:
– А ведь мы скорее всего больше не увидимся.

– Нам всем, как хлеб, нужна привычка
Друзей без плача провожать,
И весело самим прощаться,
И с лёгким сердцем уезжать, – произнёс Алексей. Любимые стихи его мамы оказались очень к месту.
– Нам очень понравилось, спасибо. – сказал Лён. – И вы нам так помогли.
– Ну, я рад, – Алексей протянул ему руку.
– Мы бы очень хотели показать вам наш Город, но… просто не получится.
– Да понятно, – он пожал протянутую тонкую ладонь Лики и добавил, – хотя было бы интересно увидеться снова. Ну нельзя так нельзя. Законы мироздания – они такие, – добавил он с иронией.
– Вы, по-моему, нам до сих пор до конца не верите, – укоризненно сказала Лика.
– Хочу верить и верю – вещи, к сожалению, разные.
– Нам нечего даже оставить вам на память… И понимаете, это нельзя. Когда идёшь через портал, ничего нельзя оставлять.
– Бывают исключения, – проговорил Лён.
– Бывают, но сейчас-то нет… ты же сам говорил.
– Ну да, сейчас нет…
– Ладно, ребята, – сказал Алексей. – В одном хорошем фильме была очень хорошая фраза: «Прощаться нужно так, как будто завтра встретимся, а встречаться так, как будто не виделись сто лет». Так что – пока!
– Пока…
– Пока…
Ребята подошли к двери. Лён открыл створку, вторая была закреплена. Петли скрипнули едва слышно. Забелел узкий проём. На пороге комнаты Лика обернулась и махнула ему рукой. Створки двери сомкнулись с тихим стуком.
Алексею показалось, что он слышал там, в комнате, шаги ребят, которые тут же стихли. Он подождал. Глухая тишина воцарилась в заброшенном доме. Становилось жутковато. Мысленно отсчитав до ста, он шагнул к двери и взялся за гладкую стальную ручку.
– Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать… – пробормотал он, медленно открывая дверь.
Из небольшого окна на вздувшийся паркет лился призрачный свет. Комната была совсем маленькой, наверно, не больше пятнадцати квадратных метров. Глаза уже привыкли к темноте, и он рассмотрел под окном ржавую батарею, окрученную от труб и просто стоявшую на полу. Голые стены, теряющейся в темноте высокий потолок. Он сделал шаг, потом второй. Только отошёл от двери, как паркет противно застонал под ногой. Ребят в комнате не было. Почему-то он и думал, что их тут не окажется. Алексей обошёл комнатку по периметру, касаясь рукой стены с отставшими обоями. Окно оказалось закрыто изнутри. Зачем-то он попытался открыть раму, но тугой шпингалет не поддался пальцам.
– И кто мне объяснит, что это за чертовщина? – вполголоса спросил Алексей у дома. Дом загадочно молчал, словно улыбаясь про себя. С минуту он стоял у окна, прислушиваясь, потом вышел в коридор.
Занятый своими мыслями, Алексей не заметил, как добрался до забора. Саднила обожжённая об крапиву рука. Он легко нашёл место, где они перелезали через забор, поднял спрятанный у ствола дерева спальный мешок. И, выпрямляясь, заметил, как что-то искрится в траве.
  По странному совпадению лучик света от фонарей заправочной станции как-то ухитрился проскользнуть через переплетения ветвей и юркнул в единственную дырочку в заборе, – видно, кто-то пробил гвоздём лист, когда собирали забор, – и упал на какую-то медяшку, лежащую в траве, а она сверкала в темноте золотистой искоркой, словно упавшая звезда. Ожидая нащупать рукой жестяную крышку от бутылки, Алексей нагнулся и поднял с земли монету.


  Город встретил подростков задумчивым светом вечерних фонарей. Лён и Лика вышли на узкую аллею, над которой смыкались ветви старых клёнов. Аллея была короткой – скоро утрамбованная тропинка под ногами сменилась гранитной крошкой, которой были посыпаны дорожки в этой части парка, а деревья над головой разошлись, открыв темнеющее вечернее небо. Розовый в закатных лучах, проплыл в вышине сверхзвуковой лайнер.
– Ты домой? – спросил Лён.
– Да. Проводишь?
– Спрашиваешь…
Часы над Городом показывали начало десятого. Ребята вышли из парка к стоянке флипов. Тренькая звонком, пронёсся на велосипеде мимо мальчишка лет девяти.
– Ну, понял? – Лика остановилась у крайнего флипа и положила руку на кабину.
– Понял.
– И что ты понял?
Лён, не отвечая, забрался в кабину, и когда девочка села рядом с ним, сказал:
– То, что я тебе и говорил. В этом мире всё очень и очень не так. Это посложнее Заброшенного Сектора.
  Флип с тихим шипением поднялся над площадкой. Через минуту, сияя огнями, под ними раскинулся Город. Флюгера на башнях были повёрнуты на запад, где полыхал начищенной медью закат, заливая тёплым розовым светом крыши и стены домов, кроны деревьев, превращая в горящие свечи шпили антенн.
– Да не в этом дело даже, Лёнька, – задумчиво произнесла Лика, глядя вниз, – а в том, что этот чужой мир может запросто не поддасться никаким воздействиям извне. Или хуже того, отреагирует в своей манере. И станет только хуже. Сам же слышал.
– Не знаю, – помолчав, откликнулся Лён, – мне нужно подумать. Ты всё правильно говоришь, но ты же видела – в нём много и доброго. И потом, из этого мира приходил к нам Андрей…
  Прощаясь у подъезда Ликиного дома, Лён сказал:
– Знаешь что, созвонимся с утра, но предварительно приходи завтра на наше место. В одиннадцать. Ты помнишь, в роще в Старом квартале, я тебя туда водил.
– Там, где такие замечательные песни пел Димка? – улыбнулась Лика, – будет сходка пиратской команды?
– Увидишь. Ну пока! – он хлопнул по подставленной Ликой ладони и быстро зашагал в сторону окружённого старой дубравой квартала. Котёнок жил там.
  Сашку он застал дома.
– Лёня, а что ты так поздно? – удивилась Сашина мама, открыв ему дверь.
– Здравствуйте, Марина Андреевна! Я только на десять минут. И время ещё детское! – ответил Лён, разуваясь в прихожей. – И вообще, такой вечер красивый, наоборот нужно гулять, а не на диване валяться!
– Лён, привет! – услышав его голос, Котёнок выбежал навстречу. Несмотря на все старания, Лёну не удалось отказаться от чая с печеньем, и мальчишки юркнули в Сашкину комнату.
 Котёнок до прихода Лёна действительно валялся на диване. Как всегда с исторической книгой – Лён узнал в потрёпанном томике «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Читать бумажные книги, а не с экрана, было для Котёнка отдельным удовольствием.
– Ну, что нового? – спросил Котёнок, когда его мама поставила перед Лёном большую кружку чая и вазочку с печеньем и наконец оставила мальчишек вдвоём.
– Я был в мире Андрея. – сказал Лён. – В том мире, откуда к нам приходил Андрей, понимаешь? Приходил, и не приходит в Город вот уже полгода.
– И ты видел Андрея? – подался вперёд, расцветая в улыбке, Котёнок, и тут же засыпал Лёна вопросами. – Как у него дела? Куда он так надолго пропал? Ты сказал ему, что мы его очень ждём и уже начинаем обижаться, сказал?

                Глава 2

                Никогда не поздно спасти мир!

                С. Лукьяненко “Спектр”

За окном совсем стемнело. Фонари заливали рыжим светом уснувшие берёзы на другой стороне улицы. В светлом ещё небе застыли вдали над городом тёмно-лиловые облака, над самыми крышами домов поблёскивала, мигая, первая звёздочка.
 Алексею не хотелось зажигать свет, и он, щурясь на монитор ноутбука, сидел в полутёмной комнате. Он вычитал договор, огромный, на восемь страниц, и в самом деле ему не понравилась там пара мест, впрочем, договор – это часто дело десятое; взялся было за составление протокола разногласий и бросил – что-что, а этот протокол точно мог оказаться ненужной бумажкой. В таких делах важны договоренности, решать тут надо с Полтавцевым принципиально, и тут уж его, Алексея, вотчина – никому не доверишь… Ибо: под лежачий камень вода не течёт, волка ноги кормят, не так живи, как хочется, а так, как можется и всё в том же духе.
  Настенные часы над головой щёлкнули, будто в них молодцевато стукнул каблучками оловянный солдатик – второй час ночи.
  Не спалось. Вот не спалось, и всё тут. Последние недели, влезши в сложные проекты, Алексей думал только о работе, и сам с себя удивляясь, спал по три-четыре часа в сутки, и этого хватало. Помогали держаться в этом темпе постоянная нервотрёпка, крепкий кофе и чай, и азарт, который появился, когда Алексей почувствовал, что дело пошло. А может быть, тут сыграла роль мысль, вычитанная у Приставкина: «Пора нам, ребята, свои главные стойки начинать, свои главные самолёты испытывать, свои главные фильмы снимать, потому что иначе за нас всё это сделают другие». Вероятно, так и проявляется кризис среднего возраста, будь он неладен…
  Самое плохое было то, что, несмотря на азарт, на то, что дело двигалось, и что, как любил он говорить, со своим бизнесом вырвался на оперативный простор, и из маленькой мастерской родилось и быстро развивалось современное производство, не нужно стало бегать на поклон к банкам – сами предлагали кредитоваться; несмотря на то, что решил он вроде бы все свои и массу чужих проблем; несмотря на то, наконец, что у него теплело на сердце, когда получалось помочь очередному ребёнку из детского дома или больницы (он не просто так говорил про такое Лике) – он давно заметил, что разучился радоваться. Словно не мог поймать какую-то важную волну, словно утратил способность чувствовать что-то важное, без которого можно, но – плохо? Да нет, не плохо. Просто не то. Что-то не то, а вот что – понять бы. «Был душою молод, а теперь старик»… Или это так и должно быть?
 Наверно, что-то большое и светлое уходит из души постепенно. Происходит что-то в жизни: ты теряешь друзей и родных, ты ошибаешься, ты берёшься за что-то важное и не справляешься; берёшься снова и добиваешься или снова не добиваешься своего; исправляешь старые ошибки и совершаешь новые – и всё это делает тебя чуть твёрже, циничнее, грубее, равнодушнее… А потом вдруг ты понимаешься, что ты таким вот – твёрдым, циничным, равнодушным – уже стал. Что ты не можешь удивлённо застыть, глядя на юный восход, что ты равнодушно пробегаешь глазами строчки любимой книги, которые раньше заставляли сердце громко колотиться в груди. Да полно, не настолько уж всё же!
– «Но мне хочется верить, что это не так, что сжигать корабли скоро выйдет из моды…» – пробормотал Алексей, вставая из-за стола. Он открыл дверь лоджии и встал у окна.
  Бледная россыпь звёзд на светлом небе. Чуть слышный шелест берёз. Вдали, над Пулковом, заходил на посадку самолёт – будто звезда среди бирюзовой лазури разгоралась. С протяжным криком пронеслась в вышине чайка, ей отчего-то тоже не спалось в эту ночь.
  В то, что его новые знакомые были действительно из другого мира, нужно было поверить. Это было фактом, а фактам Алексей привык доверять. Он достал из кармана найденную в траве монету. Света в бледном, подсвеченном сиянием далёкого города, небе оказалось достаточно, чтобы она тускло засветилась в его ладони. Наконечник вычеканенной на монете стрелы сверкнул.
  Странное совпадение. В двенадцать лет они с друзьями, начитавшись Вальтера Скотта и Гершензона, насмотревшись английских и наших фильмов, затеяли игру в шервудских стрелков. Для главного заводилы – Алёшки – эта игра чуть не кончилась плохо: стрела с самолично им же выточенным в школьной мастерской на токарном станке наконечником, пущенная наугад в кусты его закадычным приятелем Сенькой, вонзилась в ствол старой липы в паре сантиметров от Алёшкиной головы. Тупой и одновременно чёткий звук удара стрелы о дерево сейчас вспомнился ярко. Раз – и только тонкое оперённое белыми гусиными перьями древко чуть подрагивает перед лицом. Вот бы поиграли.
  Ребята странные. Совпадение странное… А ведь потом много лет, переписываясь с друзьями, он ставил в конце письма свой знак – оперённую стрелу. Если настроение хорошее и дела идут прекрасно, то смотрела она почти вертикально вверх, если похуже, то угол менялся, а пару раз рисовал он и падающую стрелу. Очень похожа была стрела на монете на ту падающую стрелу, которую рисовал он, когда погиб Сенька…
  Вернувшись в комнату, он зажёг настольную лампу и взял с полки старый фотоальбом. Странно, как много было уже тех, кого никогда больше нельзя будет увидеть, кому нельзя позвонить и кому радуешься, когда они приходят во сне. Ушедшая уже почти десять лет назад мама улыбалась со старой глянцевой фотокарточки, стоя под похожим на экзотическую пальму раскидистым манчжурским орехом. Он перевернул тяжёлую картонную страницу. В камуфляжной форме, заложив руки за ремень с круто выгнутой бляшкой, смотрел в объектив Сенька Красин. Погибший в горах Кавказа в девяностых. Но на этом фото он был ещё солдатом-срочником, далеко ещё было ему и до курсантских, и до офицерских погон. Офицерские погоны он проносил всего два года…
 За окном протяжно прогудел ночной товарный, и долетел глухой перестук колёс. Алексей листал страницы альбома, вглядывался в лица, читал уже потускневшие надписи, а в комнате сгущалась грустная задумчивая темнота.


– Я не видел Андрея, – Лён оглядел смотревших на него друзей. – Мы с Ликой попали совсем не туда, не в его город. Это был точно его мир, но очень далеко от дома Андрея. И мы встретили…
И он, не оборачиваясь к сидевшей рядом Лике, подробно пересказал для Димки и Алисы всё, что уже знал Котёнок. Его младшие друзья сидели напротив на циновке, как всегда похожие, как братья. Алиса примостилась в стороне, обхватив руками колени и слушала, не перебивая, а вот Димка то и дело влезал с глупыми вопросами. Или они такими казались Лёну?
– А почему он не заставил их просить у вас прощения? Там правда совсем никого и только засохшие цветы? А почему ты не спросил, где он живёт?
  Почему-почему… Потому…
– Мне кажется, что в мире Андрея что-то случилось. Что-то очень плохое, – закончил Лён. – Поэтому он давно не приходит с нами играть, поэтому там всё так мрачно. Ведь Андрей нам ни разу ни о чём подобном не рассказывал.
 Лика пожала плечами.
– Ты думаешь иначе? – заметив это, спросила её Алиса.
– Да. – Лика выдержала её взгляд. – Это просто другой, очень сложный мир, со своими другими, очень сложными проблемами. Вот и всё. А вот то, Лёнька, что Андрей ни о чём таком не рассказывал… да просто не хотел. Знаешь, я некоторые вещи, что увидела там и услышала, и рада бы забыть, да не могу. Ты, я думаю, тоже… Это же как день ясно.
– Нет, не ясно! – вскинулся Димка, подавшись вперёд и, осёкшись, повернулся к Котёнку, – а ведь и правда, ребята, Андрей очень мало рассказывал нам о своём мире… почти не рассказывал.
– Не в этом дело, – задумчиво произнесла Алиса. Ей уже было почти пятнадцать, день рождения через три недели – она очень вытянулась, по-прежнему предпочитала недлинную стрижку, стремительно превращаясь из симпатичной девчонки в юную девушку. Они с Лёном, повзрослевшие, как бы отдалялись от почти не изменившихся Димки и Саши. Но сейчас она переглянулась не с Лёном, а с Димкой. – Дим, ты понял?
  Димка кивнул.
– Чувствую себя невероятно непонятливой! – съязвила Лика. Она упёрлась за спиной руками в пол и вытянула ноги. – Тогда уж объясните, а то что-то я сама никак не догадаюсь…
– Тебе сложно понять, ты только не вздумай обижаться, – серьёзно и тихо сказал Димка, – но это правда так. Ты не Хранитель. А мир, из которого приходил к нам Андрей…
– … это давнее прошлое мира нашего Города, – включился в разговор Котёнок, – вариантное прошлое, но тем не менее. Я вчера весь вечер про это думал, как ты, Лён, ушёл, так и думал только об этом. И если там всё так, как ты говоришь, и к нам всё не приходит Андрей, а ведь раньше мы виделись почти каждую неделю, ведь дорога в Город всегда открыта для него, то… – он замолчал.
– То что? – спросила Лика.
– То Городу грозит опасность. Или что-то случилось с Андреем, и тогда всё равно Городу грозит опасность, потому что Андрей – один из Хранителей. Именно он смог спасти Город в прошлый раз. А если тот мир искажён, то это неминуемо отразится и на Городе.
– Как в прошлый раз, когда остановились Часы? – Лика посмотрела на Лёна.
– Я не знаю. – он отвёл глаза.
– Ты мне об этом не рассказывал! Как и о том, что вы тут все хранители… – Лика возмущённо посмотрела на него и тут же сменила тон, – Лёнь, извини. Простите, ребята. Я понимаю. Раз нельзя – то нельзя.
– Да нет, почему нельзя, просто незачем было, – великодушно кивнул ей Котёнок, – хочешь, я потом сам тебе расскажу? А то Лён стесняется! – под общий смех закончил он, лукаво глядя на покрасневшего друга.
– Хочу, расскажи, – Лика показала Лёну язык и посерьёзнела. – Ну хорошо. Я верю. Но если всё так опасно, как вы думаете, почему не рассказать всё взрослым? Например, учёным из Института времени и пространства? Ты же, если ничего не путаю, говорил, что у Алисы там масса знакомых, да, Лёнька? Ну так и за чем же дело стало?
  Ей никто не ответил, и в пещерке повисла тишина. Снаружи всё ярче светило полуденное солнце, и его лучи ложились на циновки у входа, обещая очередной жаркий летний день.
– Алиса? – Лика, оглядев всех, посмотрела на неё. – Ты-то что молчишь? Если это и вправду серьёзно…
Котёнок громко хмыкнул. Алиса улыбнулась.
– Ты и вправду так думаешь? – спросила она. – Что надо взять и всё рассказать взрослым?
– А как я должна думать?
– Лик, а как ты думаешь, где были все эти взрослые, и из Института в том числе, когда погибал Город? Когда остановились Часы, когда отовсюду наползала тьма и улицы засыпал снег? Когда исчезал наш мир. Где они все были? – напористо засыпал вопросами девочку Котёнок.
– Пытались наладить эвакуацию, кто-то просто пытался спасать свои семьи. Я помню, как было страшно, какой это был ужас… – Лика даже передёрнула плечами, словно здесь повеяло холодом. – Папа не смог придти, они открыли убежища под заводом и размещали там детей, и я была с мамой и братьями. Так что насчёт взрослых ты, Сашенька, зря…
– Он не про то, – с досадой сказал Лён, тронув Лику за руку, – Котёнок говорит о том, что взрослые тут всё равно не смогли бы ничего сделать. Они не могли справиться с Князем Тьмы так, как это сделал Андрей. Они, я думаю, могли бы попытаться, но именно этого от них и ждали. Нет, Лик, ничего бы у них не получилось.
– И ещё. – сказал Димка. – Ребята, неужели нам не интересно узнать всё самим? Ведь это… это же очередное настоящее Приключение!
– Правильно! – поддержал его Котёнок. А Алиса, взглянув на мальчишек, с задумчивой улыбкой сказала:
– И почему-то мне кажется, что только так, сами, мы и сможем всё понять и исправить. И по-другому никак.
  «Это будет Приключение!» – всегда, в все времена (ну или во всяком случае очень часто) именно это заставляло ребят, да не только ребят, но и сохранивших мечту в сердце взрослых идти вперёд и находить те ответы, которые не могли найти здравомыслящие люди; открывать материки и таинственные острова наперекор маловерам; доказывать смелые теории и покорять заоблачные вершины, достигать далёких планет и создавать великие творения искусства.
– Мы Хранители нашего мира. Взрослые этого даже не поймут, но это так… – Алиса протянула руку вперёд ладонью вверх. Сейчас у неё на ладони серебром отливала монетка. Протянул руку Димка – и на его ладони тусклой медью блеснула его монета. Лица ребят были серьёзны и загадочны. Котёнок сунул руку в карман комбинезона (все друзья, кроме пришедшей в джинсовых шортах и ковбойке Лики, были в привычных тетратканевых комбинезонах, словно готовясь отправиться в дальнее путешествие) и тоже вынул свою, с золотистым блеском, монету. Руки Алисы и мальчиков соединились.
– Мы думаем, что это знаки Хранителей, – тихо сказал Лике Лён, расстёгивая клапан нагрудного кармана, – своя монета была и у Андрея…
– Мы не думаем, мы знаем… – откликнулся Котёнок. Лика заинтересованно тянула шею, пытаясь разглядеть узоры на монетах.
– Так… – вдруг встревоженно пробормотал Лён. – так, а где же она?
Мальчишка пошарил в нагрудных карманах, потом в остальных. Растерянно посмотрел на друзей.
– Лён, ты что? – спросила Алиса.
– Я не знаю. Я всегда свою носил в этом кармане… но её там нет. Быть такого не может!
– Выпала, когда ты переодевался вчера, – предположила Лика.
– Да нет же, ну не могла она выпасть… – Лён, пригибаясь, встал, – низкий потолок пещерки не давал ему уже разогнуться во весь рост, – запустил руки в карманы брюк, – нет её нигде…
– Мама вытащила, – снова сказала Лика. – Заинтересовалась, откуда у тебя кровь на воротнике, и случайно нашла, и…
– Лик, ну что ты… говоришь, ерунду же! – вспылил Лёнька, опускаясь на пол. – Неужели я её потерял?! – его голос зазвучал расстроено. Алиса и мальчишка опустили руки – монетки, скатившись с ладоней, улеглись рядом – медь, серебро, золото… Неведомо откуда проникший в пещеру солнечный зайчик прыгнул на них, и они весело заискрились. Лён раздражённо стукнул кулаком по земле.
– Это так важно? – спросила Лика в повисшей неловкой тишине.
– Боюсь, что да… – хором сказали Алиса и Котёнок.
День и вправду был жарким, но здесь, в парке, под сенью густых деревьев, было очень хорошо. Лёгкий ветерок шелестел листвой, пятна солнечного света ложились на густой ковёр папоротника по краям дорожки. Трясогузка с деловым видом, покачивая хвостиком, бежала перед ними по тропинке, потом, коротко чирикнув, взлетела и исчезла.
– Портал открывался в конце этой аллеи, по вечерам, когда лучи заката начинают касаться верхушек деревьев, – сказал Лён.
Ребята шли за ним. Тропинка становилась всё уже, и им пришлось разбиться на пары. Рядом с ним шёл Котёнок, за ними Алиса и Лика; задумчивый Димка, что-то напевая себе под нос, замыкал шествие.
– А как это выглядело? – спросил вдруг он громко. Лён обернулся, и все остановились. – Ну, сам Переход?
– Я просто вдруг замечал, что в конце аллеи вовсе не тупик, а есть маленькая тропинка. Даже не тропинка, а ну как объяснить… – после короткого молчания заговорил Лён, – как будто между деревьями узкий проход, на нём даже трава не примята, но чувствуешь, что можно там пройти… А потом на какое-то мгновение темнота, но я всё равно делал шаг, и оказывалось, что под ногой уже не трава, а паркет…

  Когда это впервые получилось, Лён только быстро оглядел странную комнату, в которой оказался, подошёл к окну, взглянул на шумевший под ветром парк и на блестящую водную гладь вдали, отступил назад, не оглядываясь, зажмурился… под ногой хрустнула ветка и он снова вдохнул смолистый воздух вечернего летнего бора. Перед этим несколько ночей подряд ему снилось что-то похожее: лес, пустой старинный дом, вереницы пустых комнат; сначала сны забывались, потом всё больше стали походить на явь, до мельчайших подробностей ему виделась дорога к заросшей старой аллее… И в один из дней, никому ни слова не сказав, мальчишка решил пойти туда, куда настойчиво звали его странные сны. После того, как он оказался в другом мире и вернулся, придти ещё раз он решился не сразу. И снова портал открылся для него. Тогда он облазил весь дом, долго стоял перед дверью, собираясь с духом, и наконец вышел из особняка и прошёлся по парку. По заросшей подорожником тропке дошёл до сонного залива, но к воде никак нельзя было подойти, весь берег заболотился и зарос тростником. Портал послушно открывался раз за разом, и в четвёртое своё путешествие в новый мир Лён пригласил Лику.

– Здорово… – протянул Котёнок, – не так уж много людей умеют открывать порталы в другие миры, а у тебя получилось…
– Ну, кто бы говорил… Ты другое умеешь, – утешил его Лён. – Ну вот, теперь я вам всё рассказал. Но вообще-то я сомневаюсь, что я прямо так уж это умею. Наверно, просто кто-то должен был попасть туда, а я подвернулся.
– А почему ты решил, что это мир, из которого приходил к нам Андрей? – спросила Алиса.
– Ну, теперь-то мы точно знаем, что это тот самый мир. А тогда… просто почувствовал. Сделал фотографии, ввёл данные в информаторий, почти совпало. Помнишь, Дим, ты спросил у Андрея, какой у него там год? Он сказал – 2009-й. Информаторий выдал мне – 2011-й.
– Значит, там тоже прошло два года… – задумчиво проговорил Котёнок.
– Ну, а почему бы и нет?
– А почему ты нам сразу не рассказал? – обидчиво спросил Димка.
– Не знаю, – честно сказал Лён. – Наверно, хотел сначала разобраться сам… Ходил там, смотрел, думал… Там в одной комнате были свалены старые журналы и газеты, я их читал. И ещё я хотел найти Андрея.
  Димка, переведя взгляд на Лику, явно хотел было спросить ещё что-то, но Алиса опередила его и дёрнула за руку:
– Пойдём, что здесь стоять… По-моему, мы всё выяснили. Далеко ещё?
  Ребята снова пошли вперёд. На этот раз Лика как бы случайно оказалась позади всех. Она, как и Алиса, тоже интуитивно поняла, что хотел спросить Димка. А хотел он спросить, почему же Лёня рассказал всё ей, а не им, своим лучшим друзьям… Лика поймала взгляд обернувшейся Алисы. Понимающий взгляд…
– Вот здесь. – Лён остановился через пять минут. Впрочем, идти дальше было и некуда, тропинка совсем заросла травой и упиралась в густую стену кустарника – такую, что стараться будешь, не пролезешь. Бывают иногда такие непроходимые места в обычных лесах: вроде и не джунгли никакие и не бамбуковые заросли, обычный кустарник смешенного леса, но настолько там веток путано-перепутано, что разве что топор доставай и прорубайся. Здесь было именно так. Вперемешку высокие старые сосны, липы и тихо шепчущие что-то осины поднимались вокруг.
– Давайте искать…
  Через несколько минут стало ясно, что монетки Лёна здесь нет. Ребята осмотрели каждый сантиметр дорожки у кустов. Котёнок даже сделал откровенную детскую глупость: со словами «Иди ищи сестрёнку! А вы все смотрите!» отошёл в сторону и бросил свою монету через плечо. Монетка, сверкнув на солнце, упала в траву, но рядом с ней, конечно, монеты Лёна не оказалось. Её подняла с земли Лика: на ней была вычеканена величественная пантера.
– Это поэтому ты Котёнок? – спросила Лика, протягивая монетку мальчику.
– Нет, – он сунул её в карман, – наоборот.
– Наоборот – что?
– Наоборот то, что потому там пантера, что я Котёнок…
– Понятно… – Лика дёрнула плечом.
– Я, кажется, знаю, где я её потерял, – вдруг сказал Лён.
– И где же? Только не говори, что вчера выложил её в ящик стола, а сейчас вспомнил, хорошо?
– Не буду. Она могла выпасть, когда я перелезал через забор. Понимаете, Алексей так ловко перелез, как на полосе препятствий, помнишь, Лика, нам показывали на физкультуре? Ну и я решил сделать так же.
– Ну, ты очень неплохо справился. – Лика хлопнула в ладоши. – Точно! Я теперь тоже думаю, что только там ты мог её потерять. Запросто могла выпасть, если клапан кармана расстегнулся.
– Если только это не была плата за портал… – тихо произнёс Димка.
– Не может быть. Ведь у Андрея не пропадала его монета!
– Да, не пропадала… но он и попадал к нам по-другому…
– Ребята, – вдруг спросила Алиса, – а кто последний видел Андрея?
Друзья переглянулись.
– Последний раз мы все вместе на парусной лодке плавали на Скалистый остров и ночевали там, помните? – сказал Лён.

  Это был тихий апрельский вечер. Самое начало месяца, совсем недавно исчезли сугробы, и вдруг нагрянуло шальное тепло – моментально опушки леса и парков покрылись бело-розовым ковром ветреницы, засинели под деревьями подснежники, на кочках закачались под тёплым ветром солнечные кустики первоцвета, и ласковая синева над головой стала манящей и бездонной. Над морем гулял весёлый ветер, он надувал парус так, что канаты гудели, как струны, а по волнам рассыпались барашки. До темноты они сидели тогда у костра, слушали Димкины песни или пели вместе, глядя, как зажигаются на небе огромные весенние звёзды и проплывают на низких орбитах причальные станции межпланетных лайнеров – невооружённым глазом с Земли они смотрелись как крошечные сияющие колечки.
– Под парусами ходят, а не плавают, – буркнул Котёнок и вдохнул, – я помню, это было здорово… Только мы видели Андрея потом ещё раз.
– Видели, – подтвердил Димка. – Мы вдвоём. Алис, ты была в океане со своими дельфинами, а тебя, Лён, тоже не было… не помню, почему.
  Лён помнил почему, но промолчал. В тот день они ходили с Ликой в кино.
– Так вот, – продолжил Димка, – мы сидели вдвоём на старом пляже, ну, там, где сосны подходят прямо к морю. И подошёл Андрей. Такой беззаботный, весёлый. Ещё спрашивал, куда вы с Алисой делись. Мы до заката досидели, болтали о разных пустяках. Он нам ещё стихи читал, да я не запомнил. Хотя старался, песня могла получиться. Но Андрей сказал, что слова мне перепишет.
– На стереофон слабо было записать? – спросил Лён.
– Да как-то не хотелось на стереофон… Запомнил только первые строчки. Вот… – мальчишка поднял глаза к нему, вспоминая, потом тихо продекламировал:

Она не сказала, что будет легко,
Она не сказала, что будет спокойно.
Сейчас, на туманной границе веков,
На нашей планете опять гремят войны…

– Не помню дальше… – он виновато улыбнулся. – Оно вообще такое, красивое было. И не короткое, точно можно было бы песню сделать.
  Ребята помолчали.
– Это точно про то время, – нарушил молчание Лён. – И наверно это он не просто так.
  Лика неопределённо пожала плечами, но ничего не сказала.
– Андрея надо найти, – твёрдо сказала Алиса.
– Сегодня вечером соберёмся все здесь, – начал Котёнок, – и когда откроется портал…
– Он может не открыться для всех нас… – тихо сказал Димка, – это же не калитка, которую открываешь, когда захочешь, это совсем другое. Тем более такой вот спонтанный портал. Он запросто мог настроиться на одного Лёна.
– Вот вечером и увидим, – кивнула Алиса, – во сколько, ребята?
– Давайте в девять.
– Андрея может помочь найти Алексей, – сказала Лика.
– Так он там нас ждать и будет… – хмыкнул Котёнок, – да вечером ещё…
– Вечер тут не при чём, – Лён взглянул на Лику, – там получалось странно, мы попали в утро, хотя здесь-то был вечер…
– Так это как раз нормально, – перебил Димка, – тем более для СП, спонтанных или, как их ещё называют, стихийных порталов. Но ваш знакомый к порталу не прилагается!
– Правда, Лик, говоришь ты что-то… – Лён отвернулся, – ну пошли.
– «Мне, правда, дорогой Уотсон, – равнодушно проговорила Лика, глядя в сторону, – нечем похвастать на этот раз, но неужели вы думаете, что я не заметил номера? Пожалуйста – две тысячи семьсот четыре…» А? – вызывающе посмотрела на Лёна. – А точнее, 936-12-12. Запоминающийся номер, правда?
– Он тебе сам сказал? – удивился Лён.
– Нет, но в машине лежала визитная карточка. Так что его номер телефона мы знаем, а это уже кое-что!
– Здорово! Молодец, Лика! – Котёнок даже подпрыгнул, стараясь дотянуться до нависающей над дорожкой веткой орешника, но не достал, – тогда всё совсем просто.
– Да нет, не просто. – без улыбки сказала Лика. – Очень может быть, что всё как раз сложнее. Я же тоже поинтересовалась насчёт порталов… – она запрокинула голову и, замолчав, начала разглядывать синеву неба, просвечивающуюся сквозь полог густой листвы.
  Алиса вопросительно посмотрела на Лёна. Нетерпеливый Котёнок не стал ждать.
– И что ты там на деревьях такого увидела? – спросил он, – прямо такого важного, чтоб не сказать что ты узнала?
  Лика посмотрела на Сашку и продолжила, обращаясь к нему:
– Я интересовалась и через информаторий, и есть хорошая книжка Редковского «Коридоры и тупики». Там много о стихийных порталах. Так вот, такой портал может для всех нас запросто не открыться. Ты, Дима, правильно говоришь. Как раз скорее всего он и не откроется…
– Для тебя-то он открылся?
– Для меня он открылся…
  Лён незаметно вздохнул. Уколола обида. Лика упрямо не хотела входить в их спаянную, с давних пор сложившуюся компанию. Всегда постарается подчеркнуть, что она – отдельно. И главное, непонятно, почему. И ещё непонятно то, что постоянно приходится выбирать между ней и друзьями, и странное дело, хочется выбрать именно её. Димка, Котёнок, Алиса, Андрей – по ним не приходилось скучать. То есть нет, не так: он всегда знал, что они есть, даже когда не виделись неделями, а с Алисой это случалось всё чаще: то в экспедицию с отцом улетит, то она в кружке юных биологов, то, что уж там говорить, школа, практика. А с Ликой по-другому. Стоило Лёну не увидеть её пару дней, и становилось как-то неуютно, он сам не понимал, что с ним и почему. Становилось даже не грустно, становилось тоскливо – наверно, так вернее всего. Хорошо, что в школе они виделись почти каждый день, всё же одноклассники. Интересно, а она скучает тоже, когда они расстаются, или нет? Ведь и не спросишь…
– Ну, тогда всё ясно и не будем гадать, – Алиса повернулась к выходу из парка, – проверить нужно всё равно, а там уж будем думать… Пошли?
– Надо будет взять с собой кое-что! – загорелся Котёнок, даже раскрасневшийся от возбуждения, – мы же не знаем, сколько там пробудем. Фонарик, ножик. Нужно собираться, как в небольшой поход. Лён, а ты и правда, возьми с собой станнер, у твоего папы же есть.
  Отец Лёна работал астрогеологом, мама – гидрологом. Станнер старой модели, тяжёлый, серебристый, с широким прямоугольным стволом, лежал в ящике папиного стола.
– Хорошо, возьму.
– А что не блик сразу? – невинно поинтересовалась Лика. Она шла рядом с ним, сунув пальцы в карманы джинсов. – Алиса, у твоего папы же есть?
– Блик, я думаю, это уже слишком, – обернулась Алиса.
– Я только предложила.
  У входа в парк они остановились. Тёплый ветер клонил пышные георгины на клумбах, рябил воду прудика, покачивая бело-жёлтые водяные лилии. По широким дорожкам носились ребята на роликах; две девчонки лет по четырнадцать, верхом на тонконогих лошадях, гнедой и серой в яблоках, медленно ехали краем сквера.
– Погуляем? – предложил Котёнок.
– Давай, – откликнулся Лён, не глядя на Лику, – куда пойдём?
– А куда глаза глядят. Вон, до школы. Просто пройдёмся. Идём, ребята?
  Школа, в которой все учились, старинное пятиэтажное здание в виде буквы П, окружённое огромным парком и фруктовым садом, за которыми с увлечением ухаживали школьники, была в получасе ходьбы. Конечно, можно было встать на услужливо скользящие вдоль газона ленточные тротуары, но зачем? – и ребята гурьбой зашагали по широкому тротуару, болтая о разной чепухе. Над парком пролетали с лёгким шипением городские флипы, по скоростной трассе в стороне стрелой пролетали сверкающие лаком обтекаемых корпусов машины. Разговор, как всегда бывает у подростков, перекидывался то на одну тему, то на другую: Алиса начала рассказывать о последней экспедиции своего папы, но как только дошла до истории посадки «Пегаса» на почти целиком покрытую мангровыми лесами планету, её перебил Котёнок, которому не терпелось рассказать о вычитанной у Плутарха истории Спарты – вроде как и логично так перебил, Алиса только упомянула про мужественных аборигенов, у которых ещё совсем недавно главной доблестью считалось ремесло воина и охотника, а он тут же ввернул про своих древних греков. Лён попытался вернуться к рассказу об инопланетных мангровых лесах, и, перебив Котёнка, спросил у Алисы, а чем же отличаются эти леса от таких же на Земле, и она начала перечислять отличия: если у нас там тропические деревья, то на Тавазенте – хвощи и папоротники, и огромные плавающие мхи, а среди них почему-то – низкие и приземистые хвойные с ветвями, невероятно похожими на наши обычные ёлки, как вдруг Сашка снова перебил её и заявил, что у него идея. Но тут они пришли.
  Тополиная аллея вела прямо к ступеням высокого школьного крыльца. Две бронзовые статуи мальчишек в матросках и развевающихся на ветру пионерских галстуках стояли по сторонам крыльца, окружённые разросшимися кустами акации – барабанщик и горнист. Рассказывали, что статуи были скопированы с фигур, стоящих у входа в школу в одном провинциальном городке в прошлом, их сфотографировали хроноразведчики, и эти фотографии попали к группе строивших школу архитекторов. Они даже обросли школьными легендами – по ребячьим поверьям, если хлопнуть ладонью по бронзовому барабану (для этого приходилось высоко подпрыгивать старшеклассникам и просить, чтобы их подсадили, остальным) – точно сдашь любой экзамен на отлично, а если не готов, то тебя ни за что не вызовут к доске на обычном уроке. От хлопанья детских ладошек верхний край барабана горел белым золотом.
  Пройти к школе можно было, либо срезав путь по тропинке через школьный сад, либо по тополиной аллее. Обычно большинство предпочитало идти по аллее, тем более, что неподалёку там была остановка мгновенных автобусов. В высоких кронах старых деревьев плескался ветер, и шум листвы напоминал об уже пролетевших и ещё предстоящих школьных беззаботных годах. Эти тополя встречали первоклашек и провожали полных надежд выпускников, бросали охапки жёлтых, с горьким запахом листьев к ногам школьников золотой осенью и рассыпали по дорожке бордовые серёжки каждый весёлый май. Эти тополя умели дружить.
  Ребята обошли школу по дорожке. Солнце сверкало в больших окнах и казалось, что школа с весёлой улыбкой смотрит на своих учеников. С другой стороны здания, внутри буквы «П», была большая площадка, где проходили школьные линейки, разные праздники, иногда – уроки физкультуры, иногда – танцы или представления; сейчас стайка мальчишек и девчонок лет по восемь-девять носилась по ней, играя в догонялки. Твердое и одновременно упругое покрытие площадки – такими теперь делали все дороги, только в старых районах Заброшенного Сектора остался асфальт, да были ещё булыжные мостовые в Старом городе – не гасило весёлый топот детских ног; зато об такую площадку, если и упадёшь, то не разобьёшь коленку.
– Топочут, как слоны! – высказался Котёнок, поглядывая на малышей, – вот так сидишь на контрольной, а за окнами топ-топ-топ, топ-топ-топ… никак не сосредоточишься!
  Они дошли до скамеек возле спортивной площадки. Димка тут же запрыгнул на перекладину и, ловко раскачавшись, сделал «склёпку» и взлетел наверх. Зацепился ногами, откинулся назад и, извернувшись, посмотрел на друзей:
– Что смотрите? Помогите кто-нибудь, а то спрыгивать с сальто я ещё не умею!
– Это ещё далеко не сальто, – Лён подошёл, встал рядом и протянул ему руку, Сашка вцепился ему в предплечье. Лён повёл рукой сначала вперёд, потом назад, потом снова вперёд и снова назад.
– Ну?
– Подожди, я сосредотачиваюсь… Что ты меня торопишь?
  Наконец он сбросил ноги с перекладины и, опираясь на руку друга, лихо спрыгнул, но чуть не ткнулся носом в землю – еле-еле на ногах удержался, но тут же оглядел всех с победным видом:
– Вот так вот! – заявил он с победным видом, и тут же поправился, – а сам вот никак не могу, боюсь. Хотя вроде чего тут бояться? Ну, упадёшь… – и засмеялся, – я прошлый раз тут так грохнулся! Алис, помнишь?
– Это да! – Алиса заулыбалась, на щеках её заиграли ямочки.
– Сашенька, ты, кажется, про какую-то идею что-то говорил? – без интереса спросила Лика. Она сидела на скамейке, закинув руки на спинку, и смотрела в сторону – туда, где на площадке парень и девушка лет по шестнадцать увлечённо играли в бадминтон. Получалось у них плохо, волан то и дело падал то на покрытие, то в густую траву газона, но это их ничуть не смущало: парень бегал за ним, и волан снова взлетал в воздух, чтобы после пары ударов о ракетки упасть в очередной раз.
– Да, идея! – тут же вскинулся Котёнок. Но ответил он не сразу, зачем-то вскарабкался на низкую лесенку-рукоход, что была рядом, и уселся наверху, свесив ноги. Никогда не отстающий от него Димка тут же оказался рядом и они, так похожие друг на друга, заболтали ногами, глядя на остальных сверху вниз.
– Ладно, Саш, хватит дурачиться, – Лён смотрел на них с улыбкой. Эта лесенка была объектом игры в догонялки и у старших классов. Ни с того ни с сего появлялось вдруг желание на перемене поиграть так же, как и малышам, и тогда вроде бы уже серьёзные школьники вихрем носились по площадке, взлетая от водящего на лестницы, перепрыгивая через заборчики полосы препятствий, даже залезая на раскидистый канадский клён. На этом клёне, кстати, на порядочной высоте была удобная развилка, на которую любили забираться и сидеть там они с вдвоём с Ликой. Но об этом, Лён надеялся, никто из друзей не знал.
– Весь мир – театр, а люди в нём актёры! – провозгласил с лесенки Котёнок, – слышали такое?
  Лика фыркнула.
– Нет, Саша, никто и никогда из нас такой мудрости не слышал. И что там дальше? Хайама нам поцитируешь?
  Лён ужа давно обратил внимание, что стоило Котёнку и Лике сойтись в одной компании, они сразу составляли гремучую смесь, вечно цепляясь друг к другу по малейшим поводам. Не ссорились, совсем нет. Но взаимным подколкам не было конца.
– Это Шекспир сказал, – зачем-то пояснил Котёнок и посмотрел на Лику, – теперь, Лик, ты тоже это будешь знать… Так вот. Если мы с великим трагиком согласны, то каждый мир играет в свою собственную игру, в которой свои правила, которых запросто может не быть в других мирах. С этим все согласны? Лика, для тебя доходчиво?
– Ну… с натяжкой, – Лика скорчила гримаску, всем видом показывая, что спорить с мальчишкой ей не хочется, – но продолжай.
– Ваш Алексей как раз и говорил, что все там играют в одну такую игру. Каждый против других! Говорил?
– Говорил.
– И игра эта очень многим не нравится. Правильно?
– Ну, наверно, там и нечему нравиться, – Лён и Алиса переглянулись.
– Вот и не факт, Сашенька, не факт, – Лика потянулась, как кошка, – Лёнька, вспомни: что-то мы с тобой не видели там сильно недовольных. Наоборот, красивые такие машины, дворцы, дома… Мы гуляли по парку с фонтанами, гуляли по городу, в кафе сидели, и что-то я там особенно несчастных не видела!
– Лён, правда? – Котёнок повернулся к другу.
– Саш, не знаю… – Лён ответил не сразу. – Мне показалось, что они все по этим правилам играют, то есть живут, но… да не нравится им всё это! Но они не знают других правил! Не знают, что можно жить по-другому.
– Точно! – Котёнок даже в ладоши хлопнул. – Это же как в древности. Устроят, например, восстание. Всё получится. А потом опять, как по шаблончику: эти в рабы, эти в господа, и всё снова-здорово!
– Ну и дальше что? – спросила Лика.
– Надо объяснить им, что существуют другие правила. И играть по ним интереснее, – задумчиво произнёс Димка.
– Конечно! – Котёнок даже хлопнул Димку по плечу, – молодец! Гениально и просто!
– И как же ты это себе представляешь? – вкрадчиво поинтересовалась Лика, поглядывая на Лёна и Алису. – Объяснить – это как? Надо на колокольню залезть, или подойдёт пожарная лестница? Или на главную площадь выйти, или в телеэфир напроситься? И закричать: «Ребята! Вы неправильно живёте! Я знаю, как нужно! Давайте изменим правила!» И они все сразу скажут: да! Как это мы, такие глупые, раньше-то не догадались! Не знали, что больных детей лечить нужно бесплатно! Не знали, что воевать это плохо! Не знали, что нищих быть не должно! А ты, мальчик, ах какой молодец, нас всех надоумил! Бред это, Саша. Сущий бред.
Повисла неловкая тишина.
– А ты-то что предложишь? – обиженно выкрикнул Котёнок.
– Не делать поспешных выводов. – Лика спокойно встретила возмущённый взгляд мальчика, – У нас информации не хватает. Вот что у нас есть? Наши с Лёнькой впечатления? Из экскурсии по этому миру? Лёнькины впечатления, когда он был один, но этим и пренебречь можно – гулял по старому парку, подумаешь, смотрел в окна… Стихи Андрея, которые никто даже не запомнил? Хорошо, ещё что?
– Ещё есть книги и журналы, которые я листал там, – сказал Лён. Лика была слишком логична, чтобы возражать. – Алиса! – он посмотрел на неё, – ты ведь была тоже в том мире, только раньше. Ты-то что скажешь?
– Не знаю, что сказать, – большие глаза Алисы встретились с его глазами, – во-первых, ты правильно сказал, я была там раньше. Задолго до того времени, в которое попали вы. Во-вторых, можно же разное предположить. Например то, что мир, в котором были вы с Ликой, это просто другая ветвь реальности. Боковая. И что тогда?
– Не может быть! – быстро возразил Лён. – Там среди книжек я нашёл маленький томик в красной обложке, атлас. На карте в нём был Староукраинск!
– Это может ни о чём не говорить, – подал голос Дима, – теория параллельных миров… её в школе не проходят.
– И тогда что?
– А тогда всё просто, – Лика встала и с учительским видом прошлась вдоль скамейки, – или то, что предлагала я – посоветоваться со взрослыми. Или – подождать новых фактов. До вечера не так уж много времени осталось.
– Не строй из себя взрослую, – теперь уже фыркнул Котёнок.
– Да? – с вызовом подняла на него глаза Лика.
– Да!
  Лика покраснела, но кинула взгляд в сторону смущённого Лёна и иронично улыбнулась.
– Хватит вам ссориться, а? – хмуро сказал Лён. – Это у вас уже традиция!
– А чего она вечно… как будто мы маленькие, а она всё знающая учительница! Мне лично это тоже надоело! – вспылил Сашка, и вправду ставший похожим сейчас готового к драке пушистого котёнка. – А дело слишком серьёзное, чтобы вести себя так, как она!
– Вот как? – Лика всё ещё улыбалась, – а кому это ещё надоело? Может, всем?
Лён и Алиса не успели вмешаться. Котёнок подался вперёд, чуть не падая, и выпалил, буравя Лику глазами:
– А остальные, ты думаешь, слепые и ничего не видят, да?!
– Сашка! – Лён вскочил.
Лика закусила губу. На Лёна она не смотрела. А потом вдруг звонко рассмеялась и насмешливо оглядела всех.
– Ну вот что, дорогие мои ангелы-хранители. Я вам уже сказала, что думаю, а дальше вам решать. Алиса, во сколько вечером, ты сказала? В девять? Хорошо, я буду… раз уж надо Хранителям помочь спасти наш мир – пожалуйста, я всегда готова. Лёнька, не волнуйся… я приду. А сейчас у меня дела. Чао! – и, резко повернувшись, девочка быстро пошла к полускрытой разросшимися рябинами огибающей школу дорожке.
– Лика, ну зачем?! – крикнул Лён. Все видели, что девочка, услышав его, замедлила шаг, будто споткнулась, но не остановилась и не обернулась, а только зашагала ещё быстрее. Наконец она повернула за угол школы и исчезла.
– За ней побежишь, да? – спросил Котёнок, поглядывая сверху на друга. Лён молчал, пока Лика не исчезла из вида, до последнего ожидая, что вот она остановится и вернётся, и одновременно понимая, что она этого не сделает. Он сделал шаг в сторону школы и остановился. Стукнул кулаком о выкрашенную синей краской стойку турника.
– А тебя-то кто вечно за язык тянет?! – обернулся он к Котёнку. – Ты же сам, сам постоянно к ней цепляешься, а то я не вижу! Зачем, объясни?
Котёнок надулся и обижено завозился наверху.
– Низачем, но и не просто так, – пробурчал он, пряча глаза, – ты вот говоришь: «Я же вижу!» А я, может быть, тоже кое-что вижу!
– И что же ты такого видишь?! – Лёньку захлестнула злость – настоящая! И ещё он никак не мог решить, что же делать: на самом деле бежать за Ликой или ждать. Но ждать-то чего?!
– А то… – Котёнок отвернулся и произнёс совсем тихо, так что Лён едва расслышал, – то, что раньше мы никогда не ссорились и всегда были вместе…
И злость Лёна растаяла, как по волшебству. Всё ведь было на месте: и их школьный двор, и тёплый летний ветер, и белые облака в вышине, и друзья, с которыми так много всего пережито. Ласковый, хоть временами и царапучий Котёнок… так похожий на него, а всё же не такой – Димка… Алиса… А – Лика? Что же Лика?
– Эх ты, котяра, гроза мышей… – Лён подошёл к лестнице и протянул руки. Мгновение ребята смотрели друг на друга. Потом Сашка, просияв, оттолкнулся и спрыгнул Лёньке в объятия – точно как котёнок, очень уж лёгким он был для своих тринадцати лет, но Лён всё равно попятился.
– Лён, если бы ты только знал! – выкрикнул Сашка.
– Я знаю… знаю я всё, Саш… – Лён поставил мальчишку на землю.
– И всё равно, ребята, это глупо, – сказала Алиса, и все посмотрели на неё. Девочка сорвала тонкий султанчик подорожника и задумчиво покусывала его. – Знаете, я тоже знаю… и всех понимаю. И Лику, между прочим, тоже.
– Да понимаю я, что глупо! – Сашка отклеился от Лёна, – что я, совсем не соображаю, что ли? Свинья я ещё та. Лён, хочешь, я за ней сбегаю?
– Только попробуй! – Лён показал ему кулак. – Значит, в девять, решили. До вечера, ну или созвонимся. А я всё же побежал…
– Беги, – кивнула Алиса, – это как раз, по-моему, правильно. Только… – в глазах девочки блеснули лукавые искорки.
– Только что? – уже сделавший шаг в сторону школы Лён остановился.
– Пашка предлагал в футбол сыграть, – досказала Алиса, – команда юных биологов против объединённых наших, дворовых. В два на стадионе, на малой площадке. Ты придёшь, или отклоним вызов?
– Неизвестно ведь, что случится вечером! – добавил Димка. – А так – у нас ещё целый день. Наш день! Понимаешь?
– Понимаю! – тут уже Лён не смог сдержать улыбки, – никаких отклонений вызовов. В два я буду.
– Возьми тогда свой мяч, у тебя он счастливый! – крикнул ему вслед Котёнок, но Лён услышал его уже на бегу. Он обогнул школу, свернул, чтобы срезать дорогу, на тропинку через сад, выскочил на аллею и увидел медленно идущую Лику. Девочка была уже в самом конце аллеи.
– Лика! Подожди меня! – он бежал по аллее, над головой понимающе шумели тополя, а Лика всё не останавливалась, всё так же медленно шла, по привычке сунув руки в карманы джинсов.
– Лик, ну ты что? – Лён догнал её почти на выходе из аллеи и растерянно остановился рядом. На глазах у Лики, всегда такой серьёзной и ироничной, блестели слёзы. Она отвернулась.
– Ничего. Всё прекрасно. Разве не видишь. – сказала она глухо, в нос, и под конец фразы совершенно ясно всхлипнула. – А ты что прибежал? Остался бы с верными друзьями. По лестницам лазить, мир спасать обязательно втайне от взрослых… Что ж ты не остался?
– Лика! – он схватил её за плечи и развернул к себе.
– Лика, Лика… Я уже пятнадцать лет Лика… – она прятала глаза, потом подняла голову, и две слезинки проложили по её щекам прозрачные дорожки. – Я веду себя глупо, да, Лёнька? Как в глупых книжках, из-за ерунды… И почему я так, совсем не понимаю… и главное, из-за чего бы было…
 Ветер наполнил листву высоко у них над головами весёлым шумом, как будто каждый тополь торопился рассказать известную ему историю про каких-то других мальчишку и девчонку: как они дружили, как ссорились и мирились, как мечтали, как просто шли по аллее, держась за руки. Но история Лики и Лёньки только начиналась, и тополя ещё не знали её до конца, и пока летний ветер сушил слезинки на Ликиных щеках, и играющий среди шумящих листьев солнечный зайчик подмигивал стоящим у входа в старую школьную аллею мальчишке и девчонке.


  Всю неделю Алексей крутился, как белка в колесе. Заказы, переговоры, рекламации (к его поставщикам, не к нему, к счастью – металлобазы систематически пытались обмануть с металлом, субподрядчики подводили с качеством), налоговая проверка со всеми вытекающими и уже привычными последствиями, командировка в Москву. Тендер, за составлением документации к которому просидели до первых петухов. Сутки были заполнены под завязку, и казалось, что дни летят мгновенно, а, если обернуться назад, неделя была просто безразмерной. Но вот, наконец, пришла пятница, и вечером Алексей, сделав последние записи, запер кабинет и вышел в цех.
  Завод давно уже работал в две смены, и они с замом уже подумывали, не ввести ли третью. В углу на весь цех оглушающее гремел «грохот», в котором готовились к гальванике детали. Алексей постоял за спиной молодого, недавно сдавшего на разряд токаря – это тоже было его нововведение: в то время как конкуренты выискивали стариков с высокими разрядами или привозили из-за границы рабочих – с уже закрытых старых советских оборонных или авиационных заводов в Средней Азии, но не уставали сокрушаться, что высококвалифицированных рабочих днём с огнём не сыщешь, он готовил молодых рабочих сам, на своём производстве. Оказалось, что найти парней, желающих научиться работать за станками, не так уж и сложно, и вовсе не вся молодёжь тянется быть менеджерами и программистами. Другое дело, тут же подумал он, что и толковых менеджеров найти довольно сложно.

  Свиваясь в короткие цилиндрики, раскалённая стальная стружка красивого сине-фиолетового цвета стекала с резца; один за другим эти завитки срывались и падали в поддон. Тёзка Алексея, молодой токарь заметил директора за спиной, но не показал вида. Лихо отщёлкнул привод подачи, отогнал каретку назад, выдвинул резец вперёд для нового прохода. Выстроенные в ряд на столе у станка готовые детали ярко светились под лампой. Алексей пошёл дальше, мимо рассыпающих мелкие блёстки фрезерных станков, лязгающей гильотины, неторопливо и методично врезающейся в толстую болванку старой советской пилы – всё никак не выкроить было денег на новое оборудование, да она и прекрасно справлялась. На недавно открытом участке металлоконструкций слепяще искрила электросварка.
Завод дышал, как огромный сложный организм. Ну, не такой уж огромный – превратить это опытное производство в большой производственный холдинг Алексею ещё предстояло, и это первый завод был только началом. Пахло раскалённым металлом, маслом, сваркой – привычным запахом завода, который не с чем не спутаешь.
– Сергей, я прихвачу два дня, приеду во вторник, – сказал он подошедшему заму, – на телефоне, если понадоблюсь, я буду. Все смены расписаны, график согласован и прочее, и прочее. Будут срочные заказы за живые деньги, обязательно бери, ставь в первую очередь…
Сегодня он провёл последнее совещание, расписал дела от и до на ближайшие несколько дней и почувствовал, что наконец-то в делах образовался вакуум. Не совсем – настоящего вакуума не было никогда, всегда оставалась масса несрочных дел, и запусти их – они тут же превратятся в срочные и неотложные, но сейчас и вправду можно было подождать несколько дней.
Он вышел на крыльцо. Вечный балтийский ветер гнул тонкие ветки молодой берёзы и гнал на восток лёгкие облака. Ласточки закладывали виражи высоко над крышами домов. Заводской шум был здесь почти не слышен.
Как-то так сложилось, что вот уже два года подряд они ездили в маленькое путешествие почти на границу с Эстонией, в Изборск – на выходные, и ещё захватывали пятницу и понедельник. Они выезжали из деревеньки, в которой был старенький домик родителей Наташи с большим участком и садом, рано утром, по пути гуляли по Пушкинским горам и, если позволяла погода, а она пока что оба раза позволяла, купались в вырытом по приказу мудрого Ганнибала пруде в Петровском, а потом ехали, останавливаясь в красивых местах – то на берегу речки или озера, то в сосновом бору – до Изборска, где в первые выходные августа проходил уже много лет подряд фестиваль Средневековья. Он набрал номер.
– Привет! – он улыбнулся, услышав в трубке радостный дочкин голос. Не дав ему и слова сказать, девятилетняя Маша засыпала его тысячами рассказов из деревенской жизни: как она взяла на воспитание цыплят, как у соседей забрался в курятник хорёк, а на цыплят пытался напасть ястреб, но его прогнала Бася, как она каталась на тракторе, как из леса вышли кабаны и подрыли у соседей несколько кустов картошки…
– Ласточка, приеду и всё расскажешь, – наконец решился он прервать дочку, – а где там мама?
– А ты приедешь уже завтра, да?
– Уже ночью приеду. Ты проснёшься, а я уже дома.
– Нет, я когда ты приедешь, проснусь!
– Ну да, а потом ты мне, как всегда, не дашь утром поспать.
– Почему? Я дам, я очень буду тихо… вот тебе мама. Приезжай скорее!


Жёлтенький чиж, смешно наклоняя головку и поблёскивая бусинкой глаза, разглядывал группкой стоявших среди давно превратившегося в смешанный лес парка. Бронзовые лучи склонившегося к закату солнца красили верхушки тесно растущих сосен, лип и осин. Пахло хвоей. Мошкара танцевала облачком у ствола огромной, в три обхвата, замшелой сосны.
– Ну и долго нам ждать? – спросил наконец Котёнок. Тяжёлый рюкзак, оттягивающий ему плечи, он снял и плюхнул на траву. В рюкзаке что-то забренчало.
Они стояли здесь уже больше пяти минут, напряжённо оглядываясь в надежде увидеть открытый портал – обыкновенную лесную дорожку, способную перенести их в другой мир. Все пришли в удобных тетратканевых комбинезонах, кроме вечно выделяющейся Лики – девочка была в джинсах, такой же курточке и в своей любимой «ковбойской» шляпе под замшу, которую часто надевала, когда они с Лёном выбирались за город. Вещей с собой у неё совсем не было, словно она заранее знала, что ничего у них не выйдет. У Лёна с собой была спортивная сумка, в который лежал, кроме всего прочего, папин станнер, Димка и Алиса тоже взяли с собой рюкзаки, но самый большой был у Котёнка.
– Не получается… – разочарованно сказал Лён, – вот же не везёт…
– А обычно сколько приходилось ждать? – спросила Алиса.
– Да пару минут, не больше.
– А если просто?.. – Котёнок присел, раздвинул ветки и, пригнувшись, шмыгнул в заросли. С минуту там слышался хруст валежника, и кусты качались всё дальше, а потом раздался недовольный Сашкин голос:
– Тут настоящий бурелом, и крапива выше головы… ай! Кусается!
– Не должно быть там, в портале, никакого бурелома, всегда была совершенно чистая тропинка, – сердито сказал Лён, – Сашка, вылезай!
– Тогда пойдём, что здесь стоять? – предложила Алиса.
К выходу из парка они шли молча, только приотставшие Котёнок и Димка о чём-то шептались.
– Значит, мир Андрея для нас закрыт, и мы можем только ждать. – подытожила Алиса, когда все сели на скамейку у парковой ограды. – Я, вот честно, совершенно не представляю, что делать.
– Помните, – начал Димка, – когда на Город надвигалась беда, разное случалось… то одно, то другое. Аварии, несчастные случаи… Сейчас ничего такого нет.
– Так нам что, ждать, когда они начнутся? – усмехнулся Лён.
– Нам, наверно, мог бы подсказать Владислав Всеволодович… – задумчиво произнёс Котёнок. – Но тогда мы встретили его случайно.
– Да и Заброшенный Сектор с тех пор изменился, где же его искать теперь?
– А кто такой Владислав Всеволодович? – спросила Лика.
– Именно он нас назвал Хранителями… долго рассказывать. Мы заблудились в Заброшенном Секторе после того, как Алису, Лёна и Димку похитили слуги Князя Ночи, а Наблюдатель нас от них спас… только для того, чтобы столкнуть нас с Князем. Тогда нам подсказал путь именно Владислав Всеволодович, – объяснил Котёнок, – он как волшебник из сказки, понимаешь…
– Как романтично… – пожала плечами Лика, но не стала продолжать. Замолчал и Котёнок.
– Хорошо, хоть нет Наблюдателей, – сказал Димка.
– Вот только нам их до полного счастья и не хватало.
– С Туманными Всадниками в придачу!
– Бойцы вспоминают минувшие дни! – вдруг язвительно сказала Лика и тут же добавила, – Мы можем пройти вдвоём с Лёнькой. Проверить стоит – вдруг получится.
– Настолько серьёзное дело лучше делать всем вместе, – покачал головой Лён.
– Конечно, вместе! – Котёнок обернулся за поддержкой к остальным, – правда, Дим? Ничего бы мы не сделали тогда поодиночке, нас бы одни Туманные Всадники растоптали! Мы просто придём сюда завтра вечером и попробуем ещё разок…
Алиса молчала, задумчиво глядя куда-то в сторону.
– Лёнька, вот скажи мне, – вспыхнула вдруг Лика, – и вы все, Хранители, тоже! Для вас что важнее – разобраться с тем, что случилось с Андреем, с его миром, найти твою пропавшую монету, раз уж она так важна, или – просто делать всё вместе? А не получается вместе! Вот – не получается! И что? Будете сидеть и ждать? И даже не пытаться сделать по-другому? Смотрите! – она показала рукой на залитые закатным огнём вершины тополей, – мы ещё успеваем!
Мальчишки молчали, переглядываясь. Ей никто не ответил.
– Когда два года назад беда случилась с нашим миром, – раздался голос Алисы, – вспомните, ребята – мы и не дошли до цели все. Сначала ты, Димка, потом Лён… До сих пор помню, как было холодно и страшно, когда это случилось со мной. Ведь дошёл-то только один Андрей. А он не остановился, он всё равно шёл вперёд…
Лён молча встал и протянул Лике руку. Маленькая тучка заслонила свет, и тень скользнула по верхушкам деревьев. Ребята подняли головы. Вал тёмно-фиолетовых облаков – нет, совсем не страшных, в другое время им бы порадовались, ожидая весёлую грозу – медленно накатывался на Город. Сейчас солнце закрыла лишь одна передовая тучка, и её край уже горел огнём, готовый выпустить на свободу яркие лучи; но надвигающиеся тучи были сплошными и плотными, обещая пасмурный вечер. Конечно, ничего такого в пасмурных летних вечерах нет, у таких вечеров есть даже своя поэзия, но сейчас все почувствовали – стоит облакам закрыть солнце, и тогда уж сегодня портал не откроется точно. И только ли сегодня… Может быть, это всё ребята просто нафантазировали, но в тот миг почувствовали – да, всё это так и будет.
– Мы быстро добежим и посмотрим, – сказал Лён.
– Если у вас что-то получится, то может пригодиться! – Котёнок торопливо вскочил, протянул ему свой рюкзак, – там увидишь…
Лучи брызнули из-за тучки, игриво рассыпались веером, и день вокруг засиял.
– Мы будем здесь. – быстро сказала Алиса. – Попытайтесь. Лика, Лён, мы вас ждём!
И они бегом бросились по дорожке. Наброшенный на одно плечо рюкзак Котёнка больно бил под лопатку каким-то тупым выступом – и когда же он научится нормально рюкзак укладывать? Интересно, что же он туда насовал? Залитое розовым вечерним светом небо искрилось сквозь полог ветвей над головой. Ребята выскочили на развилку, откуда от широкой парковой дорожки под прямым углом отходила тропинка к старой аллее, через минуту отчаянного бега оказались в знакомом тупичке и остановились, задыхаясь и переглядываясь.
– Успели! – выдохнула Лика.
– Да! – Лён повернулся кругом, надеясь увидеть заветную тропинку среди сплошной стены кустарника. Ему даже показалось, что за густым плетением ежевики, увешенной тёмно-лиловыми крупными ягодами, виднеется узенькая стёжка, но шагнув вперёд, он понял, что ошибся – почти сразу там тоже начинались непролазные заросли.
– Наверно, надо закрыть глаза… досчитать до десяти… – начала Лика.
– Ага, сказать: «Сим-Сим, откройся!», – буркнул Лён.
– Как хочешь…
– Они помолчали. Вокруг шумел вечерний лес с лежащим на вершинах деревьев глубоким темнеющим небом. Что-то звонко прошелестели осины, в стороне спешил выстукать свою морзянку дятел. Пятна солнечного света, лежащие на дорожке, на замшелых стволах, вдруг исчезли, и ребята поняли, что тучи закрыли солнце.
– На сегодня всё кончилось, – проговорила девочка с сожалением, – кажется, и правда ничего не вышло.
– Вообще-то я не думаю, что открытие портала на самом деле связано с солнцем… хотя… – задумчиво произнёс Лён, – с порталами всё может быть связано…
Лика не ответила. Она подошла к кусту ежевики и начала рвать ягоды. Набрав полную пригоршню, протянула ладонь Лёну:
– Будешь? Представляешь, сладкая, как тутовник. Странно, вроде и место не солнечное… – и, поймав вопросительный взгляд друга, пояснила, – мне бабушка объясняла, что если ежевика растёт на солнечном бугре, то она сладкая, а если в тени, то…
– Горькая?
– С чего горькая-то? Ты что, ежевики ни разу не пробовал? Кислая! Но варенье из неё всё равно моё любимое…
– Ну, земляничное-то варенье лучше, – Лён взял с её ладошки глянцевую крупную ягоду.
– Ну, земляничное – да! Ты бери ещё, чего ты одну…
Лён ещё раз оглянулся. Нет, ничего похожего на проход не было. Он запрокинул голову. Небо над головой почему-то было тёмно-серым, ватным. Как по команде, оборвал своё перестук дятел. Очень быстро темнело.
– Правда сладкая, – Лён вздохнул, – пойдём?
– Не расстраивайся, – Лика тронула его за плечо, – увидишь, всё получится. Не сегодня, так завтра.
Погружённые в свои мысли они пошли по дорожке.
– Наверно, я что-то сделал не так, – через минуту произнёс Лён, не глядя на Лику.
– Да всё ты делал так, – отозвалась девочка, – и что монетку свою потерял – с кем не бывает? А точно так уж она важна, эта монетка?
– Не знаю. Тогда, два года назад, когда мы справились, Андрей в поединке победил Князя Ночи и разрушил все планы Наблюдателей, и мы снова были вместе, мы хотели оставить все монетки ему. На память. А он не согласился. И знаешь… – Лён вдруг остановился. – Мы что, заблудились?
Аллейка так и не вышла на привычную парковую дорожку. Вместо неё перед ними тянулась петляющая между стволами деревьев узкая, кое-где заросшая повиликой тропка. Лес вокруг настороженно притих. Корявая ветка бересклета зацепила девочку за плечо.
– Мы здесь не бежали! – Лика остановилась, – но я не заметила, чтобы мы с тобой перешли дорожку, которая к выходу ведёт…
– Мы и не переходили. Совершенно точно.
Они посмотрели назад. Такая же узкая полузаросшая тропинка терялась среди деревьев. Не сговариваясь, они быстро зашагали обратно, но странное дело: ведь по старой аллейке они обычно и ста метров не проходили, а сейчас пробежали гораздо больше, а знакомого тупичка всё не было. Темнеющий лес стоял кругом. Ребята остановились и прислушались. Где-то в вершинах зашумел ветер и снова всё стихло. Всё то же серое небо виднелось в разрывах листвы.
– Мы заблудись, что ли? Вот глупость-то какая… – протянула Лика. Лён снял с плеча рюкзак.
– На самом деле не нужно усложнять! – Лика уверенно набрала номер на наручном стереофоне и растерянно подняла на мальчишку глаза, – тут связи нет, представь… Как такое может быть? Мы же среди города? Или…
– Или. – кивнул Лён. – Портал открылся. Но только вот куда он открылся… И я думаю, что нам нужно идти вперёд.
– Пошли. – кивнула Лика.
Тропинка становилась всё уже. Рядом идти стало невозможно, и Лён пошёл вперёд. Ему то и дело приходилось придерживать рукой нависающие над дорожкой ветки, пару раз они перелезали через упавшие деревья, а лес кругом по-прежнему оставался густым, и ни малейшего просвета не было в сплошном частоколе окружающих их деревьев. Странно было то, что лес был почти безмолвным. Ветра не было, не пели птицы, не было звона мошкары. Только тоскливый скрип стволов друг о друга где-то в стороне да звук их шагов нарушали тишину.
– Это совсем не похоже на тот парк, – нарушила молчание Лика.
– Я, правда, не весь его видел, но тоже думаю, что не похоже, – отозвался Лён. – На дерево залезть, что ли? Чтобы осмотреться?
Но огромные толстые стволы деревьев вокруг были совершенно лишены низовых веток, до которых можно было допрыгнуть, и приходилось идти и идти вперёд. Темнело всё быстрее.
– Нам что, ночевать тут придётся? – спросила Лика. И тут оба они услышали, как впереди будто пронеслась скоростная машина. Не так уж далеко. Это даже не был звук мотора, скорее шелест шин по скоростной трассе. Они ускорили шаг и лес будто стал реже. А потом тропинка резко повернула вправо, и ребята поняли, что за густой лесополосой по левую руку от них дорога. Ещё одна машина, обтекаемая и приземистая, сверкнув на мгновение далеко выброшенным на трассу пучком света от фар, молнией промчалась мимо.
  Но к их разочарованию оказалось, что выйти на дорогу совершенно невозможно.  Деревья и кусты переплелись в густую упругую стену, через которую без топора не проберёшься, да и с топором проблематично. Лён попытался пролезть в одном месте, в другом – всё было бесполезно, только исцарапался, нарвавшись в темноте на куст дикого шиповника.
– Ты глаз себе выбьешь, Лёнька! – Лика вынула из кармана фонарик, посветила ему в лицо, разглядывая длинную глубокую царапину на скуле, – пошли-ка лучше по тропинке. Не просто же так её протоптали.
  Но не успели ребята сделать и десяти шагов, как странный звук заставил их остановиться. Он возник на грани слышимости, быстро превратившись в странный, сверлящий свист, совершенно не напоминающий ни гул самолётов из мира Андрея, ни на шелест городских флипов, ни на рокот вертолётов. Звук быстро приближался, но шёл не с темнеющего за деревьями странного шоссе, а из глубины леса.
– Это… что такое? – Лика замерла на месте. Что-то заставило её погасить фонарик. Лён, сам не зная зачем это делает, вынул станнер из сумки и снял с предохранителя. Тяжёлая рукоятка оружия в руке странным образом успокоила. Звук стал звенящим.
  В тот же миг над головой у них, почти касаясь вершин деревьев, пронёсся маленький и плоский, похожий на вытянутую каплю аппарат, мелькнув красными сигнальными огнями. Его свист стремительно стихал. Через полминуты полная тишина снова воцарилась кругом.
– Это не флаер и не флип, – прошептала Лика. Фонарик она так и не решилась включить.
  Не отвечая, Лён быстро пошёл вперёд, сжимая в руке станнер. Девочка оказалась права: густая лесополоса становилась всё уже, и скоро они оказались на опушке леса.
  Перед ними распахнулась широкая равнина. Небо было окутано густыми облаками, и то ли закат, то ли рассвет мутным серым просветом лежал на горизонте. Далеко-далеко в степи пролегала гряда высоких холмов – почему-то их склоны были словно залиты красноватым заревом, и из-за этого холмы напоминали какие-то зловещие декорации. Чёрный силуэт высокой башни, чуть сужающейся кверху, выделялся на их фоне. Но всё это было очень далеко, а вот дорога была рядом. Ветра не было, и макушки высокой травы неподвижно застыли. Цепочка редких фонарей тянулась вдоль дороги где-то в километре леса, потом снова обрывалась. Широкая полоса шоссе, прямая, как стрела, лежала среди сонной степи совершенно чёрной лентой.