ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
Книга 7. И все-таки она верится!
Глава 7. Полковник Кудрявцев
Битва плоти и духа
Полковник Александр Николаевич Кудрявцев на реакцию не жаловался. В последнее время – особенно. Но даже его тренированное тело не успевало метнуться в открытые двери цитадели, и закрыть их за собой, чтобы внутрь городской твердыни не хлынул поток соленой воды.
- Нет! – не поток, – мысль была быстрее мускулов, и отмечала мельчайшие подробности стремительно надвигавшегося катаклизма, - гигантская волна; целый океан воды, которая, быть может, совсем не соленая. А может, и вовсе не вода. А нырнуть «рыбкой» в полуоткрытую дверь я успел бы. Но как быть с Оксаной, которая радуется недавней победе, стоя спиной к волне; как быть со всеми остальными, которые не обладают ни реакцией, ни стремительностью бега?
Паники не было. Даже вполне понятное чувство отчаяния от осознания того, что спасти, подгрести под свое большое тело всех, на ком сейчас на доли мгновения останавливался взгляд, не было. Быть может, это отзовется острой болью - потом. Сейчас же организм отреагировал сам – так, как ему скомандовал могучий инстинкт главы семьи и будущего отца. Одно неуловимое движение, и Оксана замерла, прижатая его тяжелым телом меж двух ступеней лестницы, ведущей на площадку перед цитаделью. Правая рука свершила действие, которое было неподвластно никому, кроме него, полковника Кудрявцева. Сильные пальцы буквально вонзились в пластик верхней ступени, и намертво зафиксировали семейный тандем Кудрявцевых в этой нише. А сам командир, убедившийся, что Оксана, как и сам он, надежно защищена шлемом, успел оглядеться, и рвануть к себе еще одну женскую фигурку. Кто это был?
- Неважно, - подумал полковник, прижимая тяжелое тело к себе левой рукой, и готовясь принять на себя страшный удар водной стихии.
Камуфлированная защита блестяще справилась с испытанием. Оксана под ним лишь испуганно пискнула – совсем, как мышка, а «незнакомка», придавившая Кудрявцевых своим немалым весом, громко охнула, когда невероятно могучая, а по ощущениям достаточно ласковая сила воды вжала их в ступени, а потом, когда через долгие мгновения, сложившиеся в минуты, попыталась оторвать троицу от ступеней, и сбросить их к нижней площадки. Туда, где уже не было – как правильно догадался Александр – ни тела злокозненного Дену, ни погибшего в неравной схватке алабая, ни его не менее отважного отпрыска…
- Нет! – обрадовался командир, почувствовав непривычную тяжесть в правой ноге, - младшего Малыша не смыло!
Щенок, весом мало уступавший самому Кудрявцеву, намертво сжал зубы на штанине камуфляжа. А больше – огляделся Александр – никого рядом не было. Только у стены цитадели барахтался, пытаясь подняться на ноги человек. Кудрявцев узнал его: это был профессор Романов. Он молчал, но полковник даже сквозь два камуфлированных костюма (свой и профессорский) почувствовал, как тот буквально содрогается от не сдерживаемого отчаяния; как невидимые волны страдания заполняют окрестности. И связанно это было, конечно, с тем обстоятельством, что совсем недавно – до хлынувшего невесть откуда потопа – рядом с Алексеем Александровичем стояла Таня-Тамара. Теперь ее не было…
С такой особенностью собственного организма; с возможностью воспринимать эмоции другого человека он сталкивался впервые. Или это было ретрансляцией бури чувств, поднявшихся внутри двух сильнейших менталистов города – Оксаны Кудрявцевой, и Светы Левиной? Именно целительницу командир успел ухватить за камуфлированную куртку. Светлана была без шлема; по виску ее текла струйка крови, но женщина была в сознании. Больше того – она была готова ринуться в свой персональный «бой» - на помощь страждущим. «В том числе, – командир постарался скрыть эту мысль от нее, – Борьке Левину».
- Которого, - еще раз огляделся командир, - тоже нет рядом. Как и всех остальных!
Горькие мысли тут же смыло; загнало вглубь души. Потому что ее заполнило ощущение опасности – быть может, еще более грозной, чем та, которую они только что пережили. Упругим прыжком Александр оказался на ногах. Женщины тоже – благодаря тому же всплеску энергии командира. Кудрявцев не стал ничего объяснять; он почувствовал, как монолитная площадка под ногами дрогнула, и зашаталось. Что это было на этот раз? Землетрясение? Извержение вулкана, проснувшегося прямо под городом? Времени искать, и находить ответы не было. Одним прыжком преодолев немногие ступени, что отделяли его, и Оксану с Левиной, от верхней площадки, командир помчался к двери. Точнее – чуть правее – туда, где уже стоял на ногах, ворочая головой из стороны в сторону, профессор Романов. Непроизвольно включилась та самая новая функция организма. Незримые волны, посредством которых женщины обрушивали на него боль и отчаяние профессора, он гнал сейчас назад, с новой командой: «Шевелите ногами, девчонки! Шевелите, если хотите остаться в живых!».
Девчонки хотели. Еще и Алексею Александровичу желали помочь. Это желание командир тоже трансформировал, направив на Романова мощный поток образов, главный из которых означал: «Не рви душу, друг! Может, Таня-Тамара жива! И мы спасем ее. А пока…».
А пока Светлана, подчиняясь негласной команде полковника, вцепилась в руку профессора. Живая цепочка мотнулась, изгибаясь, и тут же выравниваясь, наподобие стрелы, устремленной точно в двери. Ее острием был Александр; до того мгновения, когда перед ним вырос открытый проем двери. Не останавливаясь, он резко отвернул в сторону, отпуская руку Оксаны. «Стрела», лишившаяся живого острия, влетела в цитадель. А Александр, прежде чем оказаться внутри убежища, повернулся туда, откуда пришла убийственная волна. Взгляд машинально отметил разрушения, что она принесла городу. Незыблемо стояли разве что стены, выстроенные из чудо-пластмассы. Все остальное представляло собой невообразимую мешанину; и было этой «каши» очень мало! Взгляд сам устремился вперед, в даль, которую теперь вместо привычной степи и реликтового леса, где жило, и нашло свой окончательный конец племя Седой Медведицы, теперь представляло море.
- Или океан; только такое невообразимое количество пространства могло родить, вырастить, и прокормить это чудовище!
Над беспокойными волнами, испещренными бликами удивительно жаркого солнца вырастала еще одна волна. Но это темное облако – понял полковник – было живым! И оно готово было… Мир, а вместе с ним весь город содрогнулся сильнее, чем в первый раз; Александр повернулся к двери, и его буквально зашвырнул внутрь цитадели мощный, не сравнимый ни с чем, удар энергии, в котором сплелось все, что мог себе вообразить человеческий разум. Разум полковника прежде всего машинально отметил ярость хищника, боль раздираемого на части тела, и бешеное желание убить всех, до кого дотянутся руки…
- Или что там у тебя вместо рук? - Кудрявцев послал навстречу дикому визгу вопрос, и живая гора, до которой был не один километр, вдруг замерла.
А потом задергалась в темпе, каком дикий мустанг старается сбросить со спины наездника; таким «наездником» сейчас был целый город. Александр удержался лишь потому, что держался за ручку двери, которой отсек внутреннее пространство цитадели от дикого, рвущего на части уши, и всю голову, визга. Именно так чудовище ответило на вполне невинный вопрос полковника.
- Если оно, конечно, восприняло его, - криво усмехнулся Кудрявцев, бросаясь на помощь Оксане, лежащей теперь на спине.
Светлана, и профессор Романов поднялись сами. Недалеко были слышны чьи-то стоны, и командир кивнул целительнице: «Разберись!». А Оксану и Алексея Александровича потащил за собой, не оставляя времени сосредоточиться на трагедии последних минут.
- Все наверх, - объяснил он, - в штаб. Там разберемся, что это произошло с нами. А прежде всего, разберемся с тем, кто трясет нас, как детскую погремушку.
Последнее сравнение было явно не к месту – это полковник понял по тому, как еще сумрачнее стало лицо Романова. Рука Александра машинально, незаметно для Алексея Александровича, огладило живот Кудрявцевой, и даже, кажется, ощутило ответный удар пяточкой одного из не родившихся еще близнецов. Вот так же сейчас мог продемонстрировать свою нежность профессор Романов. Но увы…
Полковник так же решительно, хоть и с значительно меньшей затратой энергии, затолкал в штабную комнату спутников, и так же основательно прикрыл за собой дверь. Хотя здесь, внутри цитадели, никакая волна ее обитателям не грозила. Только теперь командир, осматриваясь в ярко освещенном помещении, похвалил про себя коменданта, Валеру Ильина, за его поистине героические усилия по строительству подвалов. Они – подвалы – простирались под всем городом, а это составляло, ни много ни мало, целый квадратный километр пространства. Тот поток, что гигантская волна смогла втиснуть в крохотные, по сравнению с размерами города, двери цитадели, конечно же, растворился сейчас в коридорах подземелья, оставив, скорее всего, неглубокие лужи.
Комендант, кстати, был здесь, в штабе. Еще рядом вглядывались в окна Ирина Ильина с Марио, которые составляли снайперско-силовую пару дежурных. Вторая пара – Никитины – была неполной. Бэйла дисциплинированно обозревала окрестности; сейчас не сквозь крестик прицела снайперской винтовки, а в бинокль, который, кстати, был когда-то обнаружен именно в израильском анклаве. Спина израильтянки была судорожно напряжена – это командир отметил даже сквозь камуфляж свободного покроя. Было в ее фигуре что-то общее с поникшим головой профессором; тот остановился совсем недалеко от Никитиной. А с другой стороны к подруге шагнула Оксана. Она, конечно же, тоже отметила, что рядом нет Анатолия. В груди Александра, ощутившей сегодня непривычно много уколов, кольнуло особенно остро. Бесшабашный тракторист, покинувший свой пост в эйфории победы (как и Оксана, кстати, и многие другие), был одной из тех ниточек, что связывала полковника с прошлым. Крепкой, и очень надежной ниточкой.
Двух израильтянок в кольцо рук заключили две малышки; Маша с Дашей, увидев которых Александр окончательно успокоился. Теперь это был прежний полковник Кудрявцев, нацеленный на выполнение конкретной задачи. А именно – на устранение противника, равного которому по размерам он еще не встречал.
- Хотя, - мелькнула мысль, - как говорится, не боги горшки обжигают. А с одним богом я уже справился. А этот…
«Этот» был невообразимо громадным. Туша неведомого животного заполняла уже половину неба, и росла, как на дрожжах. На самом деле – уже понял Кудрявцев – она, или оно, просто стремительно приближалась к городу, само себя нанизывая на своеобразный гарпун. Двадцать километров недостроенной дороги до побережья знаменитого пролива Баб-эль-Мандеб теперь вели в никуда. Полоса шириной в шесть метров с высоты птичьего полета, наверное, смотрелась ниткой; очень длинной нитью, по которой двигалось нечто живое и невообразимое. Непрекращающийся ни на мгновение пронзительный визг был вызван скорее яростью существа, и отсрочкой от расправы, которой заслуживали «букашки», посмевшие бросить вызов ему, Повелителю морей и океанов. Никаких жизненно важных органов острое и длинное полотно дороги, пронзившее плоть монстра, очевидно, не задевало. Если у него вообще были такие органы. Даже на расстоянии было заметно, что гигантское тело колышется, словно комок студня; чуть жестче и ломаней были движения длиннющих щупалец. В руки полковника ткнулась теплая пластмасса бинокля.
- Там человек, - глухо произнесла Бэйла, не поворачиваясь к командиру.
Она махнула рукой вверх – туда, где одно из щупалец торчало вертикально, и заканчивалось… действительно девичьей фигуркой в каком-то серебристом одеянии; полковник это разглядел невооруженным глазом. А в бинокль стало понятно – девушка явно была в бессознательном состоянии, и несло ее чудовище как символ своей власти над человеческим родом, и над всеми существами, рискнувшими связать свою жизнь с морской пучиной.
- Ну, мы свою жизнь с морем связывать не собирались, - проворчал про себя Александр, обращаясь к монстру, - шел бы; точнее, плыл бы себе мимо; глядишь, остался бы в живых.
Морское чудовище словно уловило этот упрек; остановилось, на миг прекратив и собственное движение, и судорожную тряску города, и мелькание перед глазами девичьей фигурки. Только теперь командир разглядел человеческое лицо; он едва не выпустил из рук бинокль, заставив себя проглотить крик изумления. Своим щупальцем гигантское животное неизвестного вида сжимало Бэйлу! Смертельно бледную, с закаменевшими от избытка чувств скулами, которые не смогло расслабить даже забытье, но вполне узнаваемую израильтянку. Этому персонажу трагедии Александр невольно послал волну дружеских чувств; пожелание поскорее вырваться из страшных объятий, и оказаться в кругу друзей, чтобы насладиться покоем, обычным человеческим участием, и объяснить, черт побери! – кто же она такая. Монстр, к сожалению, воспринял и этот позыв. Он продолжил движение, заставив содрогнуться город, а вместе с ним цитадель, особенно сильно. А свою пленницу он своим щупальцем, как гигантской пращой, запустил вперед, и вверх, точно последовав правилу олимпийских метателей: наибольшая дальность полета достигается при броске в сорок пять градусов относительно поверхности земли.
- В данном случае поверхности моря, - прокомментировал этот «полет» полковник, скрипнув зубами от такого пренебрежения к главной ценности мироздания, которой для самого Александра была человеческая жизнь.
Девичья фигура скрылась над крышей цитадели; провожать ее полет взглядом в другое окно – противоположное тому, которое заполнялось колоссальной тушей морского гада, полковник не стал. Всю холодную ярость, которая начала копиться еще на лестнице, сейчас появляющейся из волн, и снова взмывавшей кверху по мере того, как чудовище рывками передвигалось к намеченной цели, он разместил в острие болта, уже торчавшего из взведенного к бою арбалета. Чем была для морского монстра эта пластмассовая палочка, пусть бритвенно-острая, по сравнению с двадцатикилометровой «стрелой» широкой дороги, на которую чудовище не обращало никакого внимания? Ничем! Если не принимать во внимание ту самую ярость, в которую последней каплей убийственного яда стала команда полковника Кудрявцева: «Умри!».
Александр выдерживать те самые сорок пять градусов не стал; потому что была еще одна команда, или пожелание – пусть этот болт, куда бы он не попал в тело монстра, по которому промахнуться было совершенно невозможно, пронзит одновременно и сердце чудовища, и его мозг, и все остальные жизненно важные органы.
- Если они, - повторился Кудрявцев, - у тебя есть. А если нет – просто умри!
Какие-то органы все-же у «гостя» из моря были. По крайней мере, тот, что отвечал за извержение наружу звуков. Пронзительный визг мгновенно перешел в вой, а потом в стон смертельно раненого животного. Вой, полный тоски, и – полковник не поверил в первое мгновение собственной догадке – благодарности за избавление от чудовищно долгой жизни.
Последний рывок монстра сдвинул с места громадину города; все вокруг закачалось, как на качелях, один конец которых был северным постом города, а второй – южным, на котором расплылось бесформенное мертвое тело.
Только теперь Александр повернулся к Бэйле с Оксаной, и к дочкам. Прежде он сам посмеивался над своим пророческим даром. Теперь же полковник, постаравшись заполнить свои слова максимумом уверенности, воскликнул, обращаясь прежде всего в снайперу:
- А я не верю, что такой человек, как Анатолий Никитин, мог погибнуть. Вот увидите, он вернется, и еще не раз удивит нас.