Разве виноваты мы, что родились в России? И требуется нам иногда самая малость, чтобы не потерять почву под ногами, ощущение родины, мира – тихая речка, лесное маленькое озеро и немудрёная снасть.
Кинофильм «Особенности национальной рыбалки»
Чем хорош отпуск, и чем хороша рыбалка?
В России. Во второй половине прекрасного августовского дня, например? Когда всё в природе тихо, неспешно, умиротворённо, слегка мягко-серо, когда не жарко и едва накрапывает дождь.
Кого-то тянет к водоёму азарт, у кого-то чисто гастрономические интересы, кто-то одержим древним инстинктом добытчика, для кого-то это попытка составить компанию.
Таню привлекает антураж. И ничего более.
Ну, ещё возможность побыть на свежем воздухе, отрешиться от всех проблем, отвлечься, отдохнуть, полениться и ничего не делать – в отпуске в деревне. Главное – вдали от монитора, от которого она устала за год работы.
Вот нравится ей просто сидеть у реки в зарослях ивняка, пусть и под дождём, и смотреть на воду, на небо, на облака, на деревья, да хоть и на поплавок – ладно уж, только бы не на экран с буквами – и впитывать в себя мир – воздух, свет, тишину, чуть слышные звуки, запахи.
Воздух здесь особенный.
Вроде бы обычный и привычный для местных жителей. И никто никогда над его составом не задумывался.
А сосед Семён Петрович, который обычно рыбачит неподалёку – на следующем небольшом прибрежном пятачке у заросшей вётлами речушки, сказал недавно Тане и её мужу:
– Воздух у вас здесь какой! Вкусный! Пить его хочется!
И чета, подумав, согласилась с сентенцией приехавшего погостить Семёна Петровича. Препожаловал Семён Петрович, надо сказать, из Подмосковья, где он тоже регулярно ловит рыбу и дышит свежим воздухом на природе, в леcах и на разных водоёмах.
И Таня с мужем – совсем не местные жители, они тоже приехали, причём издалека. Но сосед считает их аборигенами, по крайней мере, потому что ездят они сюда, в Танину родовую вотчину, ежегодно.
«И что же такого в этом воздухе? – думает Таня, глядя на водную едва заметную рябь. – Чем он таким отличается? Смесь трав? Вода? Чернозём? Коктейль какой-то особый получается. Что-то такое неповторимое в этом есть».
– Сейчас ливанёт! – прерывает её неторопливые размышления муж.
– Ага, – откликается Таня и смотрит на небо.
С севера надвигается тёмная по краям, местами чуть синеватая, с белыми нехорошими тяжёлыми клубами, насупленная, серьёзная туча.
– Ой, какая! – говорит Таня и, задрав голову кверху, начинает разглядывать чудовище.
– А может, и пронесёт, – раздумывает она вслух, – с той стороны не наш дождь.
Все местные приметы они знают – дождь сюда приходит, как правило, с запада. Как потемнеет небо за дальними посадками, застучат по рельсам где-то за горизонтом колёса обычно неслышного поезда – дождь пойдёт неминуемо.
А сейчас дождь им не страшен.
Он и так потихоньку иногда начинает капать сквозь ветки, а иногда и прекращает.
К тому же у Тани есть зонт, который она время от времени, в зависимости от интенсивности осадков, открывает. И сидит на раскладном стуле с удочкой в одной руке и с зонтиком в другой. А рыбу муж ловит. Таня только иногда посматривает на бело-алый длинный поплавок. И, когда у неё клюёт и поплавок уходит под воду, она удочку мужу аккуратно передаёт – рыбу снять, червяка насадить, забросить. И ему, одетому в дождевик, тоже дождь не страшен.
– Может, домой пойдём? – для проформы спрашивает Таня, созерцая запрыгавшие капли на воде.
– Нет, – слышит она в ответ, – ты иди, если хочешь.
Отрываться от любимого занятия рыбаку не хочется. Караси клюют на обе удочки, и садок уверенно наполняется.
И Тане тоже хорошо, и она готова переждать дождь, который обязательно когда-нибудь закончится – не вечно же ему идти.
– Смотри, – вдруг восклицает Таня, – бабочка!
Напротив, над камышом у противоположного берега, быстро перебирая крыльями – желтоватыми с тёмным ободком, с несколькими нежно-голубыми и одним красным пятнышками, летит большая красивая бабочка.
– Махаон, – говорит муж.
И пара провожает её полёт взглядами.
– Нет, не будет дождя, – понимает и говорит Таня. – Бабочка лучше знает. У неё природное чутьё. Что она, дурочка, что ли, – под дождём летать?
– Ну как, много наловили? – неожиданно раздаётся голос сзади – с тропинки из-за кустов.
Пара оборачивается на зычные ноты.
К ним на очищенный от камышей пятачок в зарослях ивняка заглядывает дядя Миша, обычно рыбачащий по соседству.
– Нормально, – отвечает Танин муж.
– А где этот? – дядя Миша по-свойски кивает головой направо.
Там на собственноручно сооружённых из старых досок мостках обычно рыбачит упоминавшийся ранее Семён Петрович.
– Не знаем, – отвечает Таня – соседа они сегодня не видели, да и не слышали.
В своём сложившемся за месяц речном сообществе о присутствии друг друга они могут только догадываться – преимущественно по звукам. Места здесь негласно распределены, и у каждого свой «кармашек» на берегу.
– Эй! Петрович! – громко окликает окрестности дядя Миша.
Ответа нет.
– Дома сидит, – догадывается дядя Миша и продолжает, – а то вчера был утоп!
– Как? – пугается Таня.
– Уто-о-о-оп, – повторяет дядя Миша и резко взмахивает рукой.
От его категоричного жеста и интонации, хлёстко и чётко передающей свершившееся действие, Таня с мужем пугаются ещё больше.
– Да я его вытащил, – как ни в чём не бывало продолжает рассказчик.
Слушатели выдыхают – жив Семён Петрович. Ничего страшного не случилось. Это просто стиль такой у дяди Миши.
А тот начинает повествование:
– Сижу. Слышу – кричит: «Мишка! Помоги!» Я – к нему! Смотрю – только очки из тины торчат! Ах ты! Я – туда-сюда… Вытащил!
– Как же он так? – ахает Таня.
– Крючок зацепился – а он – вытаскивать! Улез да завяз! – поясняет дядя Миша. – В тине. Хорошо – я рядом. А то был совсем затянуло.
– Так тут же мелко, – говорит Танин муж.
– Пьяный, – объясняет дядя Миша и замолкает.
– И что? – спрашивает Таня.
– Ну что? – дядя Миша немногословен. – Собрал манатки и домой пошёл.
Он делает паузу и смотрит, как Танин муж вытаскивает удочку, снимает с крючка пойманного карася и опускает его в садок.
– А у меня сеть украли. Поставил – прихожу – нету! – делится он новой бедой.
– А ты в рыбнадзор пожалуйся! – советует Танин муж.
– Ага, – тянет дядя Миша и, не найдя должного сочувствия, уходит – то ли искать сеть, то ли новое место.
Тут начинается сильный дождь из подтянувшейся с северной стороны тучи – приметы не срабатывают. Крупные тяжёлые капли так и частят по воде.
– Какая-то неправильная бабочка была, – говорит Таня, – ничего в погоде не понимает.
– И что её туда понесло? – откликается муж.
– Там и укрыться негде, – волнуется Таня. – Может, до деревьев хоть успела долететь?
А рыбакам дождь не страшен. На них не капает – у них есть зонт, плащ и кроны вётел над головой. К тому же клёв продолжается.
– Да чтоб тебя! – раздаётся откуда-то слева – издалека.
Это рыбачащий чуть дальше ещё один сосед Виталик.
– Ты чаво? – трубно кричит ему из соседней рыболовной ячейки любопытный дядя Миша.
Но голос на вопрос не отвечает и продолжает непотребно ругаться:
– Сорвался, гад! Леску порвал!
И долго ещё берега оглашаются громкой бранью и непечатными угрозами незадачливого рыболова. Самым невинным звучит посул сбегать домой, принести ведро солярки и вылить в реку – назло ушедшему, как выясняется, карпу.
Караси, между тем, исправно клюют, дождь то стихает, то усиливается, мир прекрасен, и воздух упоителен. На какой-то момент даже проглядывает солнце, небо становится совершенно чистым, безоблачно-прозрачным и ласково-голубым. Воспоминания о дожде рассеиваются. День кажется светлым и приветливым.
Над вётлами появляется прилетевшая с дальнего пруда сизовато-голубоватая цапля, в какой-то момент она перестаёт махать большими крыльями, широко раскидывает их и плавно парит высоко над рекой и деревьями. Затем она снижается, заходит на посадку и устраивается на верхушке одной из дальних вётел. Вскоре оттуда раздаётся её протяжное и резкое противное «ка-га».
По реке проплывает стая бело-серых гусей. Одни, старшие, озабоченно гогочут, отдавая приказы, другие, подросший выводок, молча выстраиваются в ряд, выполняя команды. Так и чувствуется, что родители предупреждают детей об опасности и советуют быть осторожными с сидящими на берегу рыбаками, которые, однако, ничего плохого делать не собираются и праздно провожают гусиное семейство взглядами.
«Интересно, – глядя им вслед, размышляет Таня, вспоминая дяди-Мишину речь, – а что такое „был утоп”? И „был затянуло” тоже? Что это за форма такая?»
Она смотрит на замерший неподвижный поплавок, и мысли на заданную тему сами крутятся в её голове.
«Глагол. В прошедшем времени. Сложный – со связкой. Что-то сохранилось из древнерусского языка. Плюсквамперфект, что ли? Предпрошедшее время? Незавершённое. Он же не „утоп”! Не успел. Дядя Миша его спас. То есть „чуть не утоп”, но мог, начинал это делать. Тонул. Но не на момент рассказа. А вчера. И действие было продолжительным. И незаконченным. Тонул, но не утонул. Не дали! Хотя здесь так говорят… Нет, ну точно плюсквамперфект!»
Таня вспоминает слышанные раньше в деревне «был пошёл», «был подумал», «был поехал».
Затем в подсознании у неё всплывает крыловская ворона.
«„На ель ворона взгромоздясь, позавтракать совсем уж было собралась”, – цитирует про себя Таня. – А в конце вообще – „с ним была плутовка такова”. „Была такова” – гениально!»
Таня замирает от лингвистического открытия – вот они, следы древнерусского языка, – живы и здоровы, существуют, бытуют и употребляются наяву, здесь и сейчас.
Она с тоской думает о всезнающем Гугле, и ей впервые за месяц отдыха хочется к экрану компьютера, от которого сейчас с таким упоением отдыхает, глядя на воду. С каким удовольствием она бы сейчас порылась и покопалась в электронных мозгах в поисках подтверждения или опровержения версии.
«Это что же получается? – радуется Таня. – В диалекте старые плюсквамперфектные формы сохранились!»
– Да я ж тебя! – никак не может успокоиться и продолжает неистовствовать незадачливый рыболов справа.
– Ты там потише! – окорачивает его с другой стороны дядя Миша.
– А чё он! Всю рыбалку испортил! – откликается на замечание бедолага.
Вскоре на тропинке раздаются его шаги, свистящие касания одежды о ветки и громкое тяжёлое дыхание через рот. За вётлами быстро мелькают и исчезают в высокой некошеной траве контуры фигуры.
– Домой побёг, – комментирует со своего места дядя Миша. – За леской.
Деревня находится неподалёку.
Рыбалка, однако же, продолжается. Караси клюют, иногда светит солнце, иногда накрапывает дождь, мысли текут, разговоры неспешно ведутся.
К вечеру рыбаки, собрав снасти, возвращаются домой.
Заглянув в сад, Таня призывно кричит в пространство:
– Обамушка! Иди рыбку есть!
Из-под вишни неспешно появляется разбуженный заспанный чёрный кот и идёт по тропинке к рыболовам.
– Ну что, дождался? – спрашивает любимца догадывавшаяся о его присутствии Таня.
А кот, в загоревшихся азартом светло-зелёных глазах которого читается «наконец-то!», радостно-заинтересованно смотрит на садок и принимает карася из рук Таниного мужа, кладёт на сочно-изумрудную травку и наблюдает, как подпрыгивает и изгибается сверкающая серебристая рыбка.
А Таня отворачивается – карасика ей очень жалко.
(«Гуманитарная миссия». Рига. 2017)