ИНФОРМАЦИЯ И ГЕДОНИЯ
Забудем на время, что константы реализуются в форме эмоций и вернемся ненадолго к нашей первоначальной схеме: будем рассматривать объективированные константы просто как уровни. Нам необходимо восполнить некоторые пробелы.
Обширная группа уровней отрицательной константы существует только постольку, поскольку не реализованы соответствующие уровни положительной константы, т.е. причиной существования этой группы является какая-то конкретная неудовлетворенность. В данной группе уровень "С (СТРАДАНИЕ) и уровень "Н (НАСЛАЖДЕНИЕ представляют собой по существу один уровень типа "С---Н". Генеральную тенденцию такого уровня можно записать в виде:
"См---См-I...---(Со = Но)--- Н1... --- Нм
Эта группа действительно очень обширна, включает уровни всех классов и является весомым компонентом всех форм эмоциональной активности – от простейших ощущений до особо сложных чувств. Сюда входят, например, жажда, голод, сексуальная неудовлетворенность, ощущение социальной и любой другой неполноценности и т. д. и т.п. И все же сводить всю совокупность уровней отрицательной константы только к нереализованности положительной безусловно неправомерно. Помимо того, что данная часть уровней – всего лишь часть, т.е. по величине несравнима с целым (оно, кстати, весьма заметно ощущается у некоторых психоаналитиков, в частности у Х. Фрейда) имеет, кроме всего прочего, отчетливый привкус гедонизма. В целом же, такая интерпретация страдания во многом аналогична информационной, так как в принципе любое горе, тоску, боль или печаль можно трактовать как информацию о том, что не все в порядке. Остановимся сначала на этой последней интерпретации, причем не будем ограничиваться одним страданием.
В предыдущих главах не раз подчеркивалось значение информации для успешной работы системы С----Н. В частности, отмечалось, что любую форму объективизации и реализации констант – уровень, ансамбль и все остальное можно рассматривать как информацию. В ряде случаев такая интерпретация, наряду с другими, необходима. Именно поэтому такие понятия, как степень экстренности и степень важности сигнала введены в число параметров, характеризующих работу системы.
Но этим роль информации не ограничивается. Вспомним, что внешняя среда инициирует любые реализации и объективизации констант. Отсутствие одних только экстрарецепторных импульсов («сенсорный голод») приводит в конце к гибели и систему и организм. Но ведь внешняя среда воздействует на систему не сама по себе, а в виде потока информации. Именно информация служит единственным «продуктом обмена» между психикой и внешним миром, она же является тем первичным сырьем, из которого абсолюты генерируют непосредственное «топливо» системы – эмоции. При этом значение эмоций отнюдь не исчерпывается их ролью в «энергетике» психики: они, как мы помним, обладают абсолютным приоритетом перед всеми прочими формами психической активности.
Роль информации трудно переоценить. Рецепторы организма кодируют ее, нервные пути транспортируют, в частности в систему, различные физиологические и психические механизмы дешифруют и, наконец, система "C---Н" организует поведение индивида в зависимости от ее содержания. И тем не менее инициация и созидание, стимул и информация, словом, глина и живая душа – разные вещи.
Все это в общем хорошо известно. И все-таки сплошь и рядом роль информации неявным, а нередко, и явным образом абсолютизируется. Порой ее наделяют прямо-таки магическими свойствами, заставляющим вспомнить давно, казалось бы, почивший в бозе витализм.
Причины этой информационной магии очевидны. Главную из них я лично могу назвать только одним словом – слепота. Это неспособность увидеть, что страдание и наслаждение не обобщенные обозначения какой-то суммы конкретных удовольствий и неприятностей, а константы, абсолюты; что «общее гедоническое направление нашей жизни» (Х. Дельгадо) не просто общее направление, а парадигма "С-Н", которая обусловливает каждый шаг любого живого (чувствующего) существа и пренебречь которой столь же просто, как воробью – улететь в другую галактику; и что, наконец, хотя ее (парадигму), вообще говоря, можно назвать в некотором смысле «гедонической», но лучше этого не делать, - скорее, ее надо уподобить Року древних, на рабскую покорность которому обречено вовеки все живое. Слепота, игнорирование констант и системы "С-Н" вполне закономерно порождают и информационную магию и разного рода кибернетические химеры.
Действительно, единственным «продуктом обмена» между психикой и внешним миром является информация. Однако отсюда вовсе не следует, что она служит spiritus movents психической активности. Те, кто придерживаются этой точки зрения, не могут фактически расчленить два совершенно разных процесса: поступление в психику информации и преобразование последней. Оба процесса предстают в виде нераздельного и потому загадочного целого.
Разумеется, все понимают, что информация в психике подвергается переработке. Но как и чем она обрабатывается, каким образом проникает в систему и во что превращается в результате обработки, - эти вопросы большинство авторов по существу обходят молчанием. Точнее, не молчанием – недостатка в интерпретациях нет. Но если вылущить из математических выкладок, поистине устрашающих своими размерами и обилием заумной терминологии, их рациональное зерно, рассмотреть его можно разве что под микроскопом. Впрочем, увидеть что-нибудь интересное все равно удается не часто. Конечно, есть и исключения, например М. Таубе, но они, скорее всего, только подтверждают правило.
Мы уже говорили, что нельзя рассматривать чувство как пакет информации. Самое простейшее ощущение не имеет с ней по сути ничего общего. Наша концепция позволяет увидеть в информации то, чем она является в действительности: первичное сырье и ничего больше. Только облагораживающая обработка константы делает из него, - но «из него», т.е. из информации, подчеркнем это, лишь с точки зрения внешнего мира, а не с нашей; сейчас мы занимаемся не сведением, и упомянутая точка зрения уже не решающая. Так вот, эта обработка делает «из него» нечто совершенно иное, придает новое качество. Подобно тому, как мастер лепит из глины бессмертный шедевр, так и константы преобразуют этот вполне индифферентный по отношению к жизни поток – информацию в наши нежность и жертвенность, страх и отчаяние, сострадание, гордость, любовь или ненависть.
Эта главная причина информационной магии порождает еще одну: трудность в определении истинных носителей и адресата информации. Как известно, мера ценности информации устанавливается только адресатом, которому она предназначена. Адресат же, решая эту задачу, исходит из собственных целей и использует собственные критерии, не имеющие ничего общего с информацией как таковой. Затруднения с адресатом и носителями по только что изложенным причинам также приводит к неоправданному завышению ценности информации. Посмотрим, как в этом смысле обстоят дела в системе "С---Н".
Говоря об информационном аспекте явления или информационном процессе, обычно выделяют по меньшей мере четыре параметра: носитель, адресат, количество и каналы информации. Мы сократим это число до двух. Количество сейчас несущественно, о канале сказано уже достаточно; поэтому исключим и то и другое. Оставим только адресат и носителя.
Носителем информации в системе "С---Н" могут выступать все без исключения процессы системы, все формы объективизации и реализации констант – уровни, ансамбли, гиганты, в том числе и находящиеся в ожидаемой форме, реализующие их эмоции, а также все параметры всех процессов, состояний и механизмов системы. Если считать адресатом информации отдельные механизмы психики, физиологии и самой системы "С---Н", то ценность информации, сообщаемой перечисленными носителями, бесспорна. Если же в качестве адресата иметь в виду сознание, личность, человеческое «я» или какие-то аналоги всего этого у животных, то там информативную ценность представляют по существу только эмоции и ощущения. Но и в том и в другом случае информационный аспект играет служебную, подчиненную роль.
Я еще раз повторяю: значение информации для системы трудно переоценить. Но точно так же невозможно переоценить роль физиологических процессов, химических реакций, состояния электронных оболочек, солнечного излучения и вообще всех законов и запретов мироздания. Однако не этими законами или запретами определяется специфика жизни. Ее отличительной чертой служит наличие системы "С---Н". Функционирование системы – это само бытиё и человека и животного. Можно, конечно, рассматривать любое страдание или наслаждение как информацию. Но это не мелочь, пустяк. Ведь константы недаром названы абсолютами, мы недаром подчеркивали, что это исходное, несводимое понятие – единственная безусловная ценность для всего живого. Это значит, что в конечном счете только константы, только их игра определяет все осознаваемое или переживаемое или то и другое поведение любого индивида. Это значит, что система "С---Н" полностью исчерпывает все свойства и функции живого существа как данного существа, к примеру, человека как человека, а не как совокупность органов, тканей, сред, клеток и всех механизмов взаимодействия этих элементов. Или, точнее, конкретная специфика системы "С---Н" и конкретная характеристика всех возможных реализаций констант определяет конкретного человека как конкретного человека, а не как человеческий организм или человекообразный информационный комплекс.
Перейдем теперь к концепции или точке зрения, отождествляющей часть уровней «С» со всеми уровнями отрицательной константы, и назовем ее, удобства ради, «гедонистской».
Гедонистская концепция определяет страдание в целом как безусловное зло, подлежащее по возможности незамедлительному устранению. Субъективно, т.е. для человека, непосредственно испытывающего страдание, такая оценка абсолютна верна. Верна она и по отношению к целому ряду конкретных страданий – тех, которые принято называть «ненужными». Это прежде всего боль и тела и души, не имеющая диагностической ценности, это смертные муки и многое другое. И все же полное отрицание ценности страдания совершенно неправомерно. Даже тогда, когда страдание бесполезно, даже в страшном случае смертных мук, оно имеет хотя бы ту ценность, что порождает сострадание, сближает людей, будит стремление бороться со смертью и ненужными муками. Но это, разумеется, крайний случай, не им определяется ценность страдания.
Эту истинную ценность мы проиллюстрируем в конце главы, а сейчас попытаемся разобраться, возможно ли в принципе жизнь, бытие вообще без страдания. Как известно, на допущении такой возможности основаны все концепции рая: земного, небесного, потребительского, гедонистского и т.д. В этот же ряд входит, очевидно, и такая своеобразная форма «бытия», как нирвана. Насколько обоснованы эти концепции?
Если исключить их спиритуалистский аспект, анализ которого здесь неуместен, тогда элементарный здравый смысл подскажет, конечно, только один ответ: они абсолютно необоснованны. Парадигма потому и парадигма, что она неразделима. Как помнит читатель, все наши ценности представляют собой только соотношение констант. Ликвидация одной из них полностью обесценивает любую ценность, лишает это понятие всякого смысла. При этом речь идет не только о чем –то таком, что ассоциируется с этикой, моральными нормами, но и о самых заурядных ощущениях. Говорят, нет большего наслаждения, чем то, которое доставляет утоление сильной жажды. Но оно потому и велико, что, с одной стороны, избавляет от страданий, которые причиняла жажда, а, с другой, - потому, что кратковременно, мимолетно. Первое не всегда, но второе во всех случаях является обязательной предпосылкой любой реализации положительной константы. Реализации ведь дискретны, они не могут длиться вечно. А если бы могли, тогда вместо огромного многообразия наслаждений, мы вынуждены были бы всю жизнь довольствоваться только каким-то одним, - перспектива не столь уж заманчивая. Но в действительности, лишить человека или животное страдания – значит лишить его всякой надежды испытать наслаждение.
Могут возразить, однако, что все это лишь умозрительные спекуляции. Наука движется семимильными шагами (неизвестно, правда, куда), здравый смысл нынче не в моде – требуются «безумные» идеи, практика только и делает, что опрокидывает теории, и человечество, возможно, ждет впереди неугасимая, сверкающая и наконец-то воплощенная мечта всех дураков: медвяные реки в кисельных берегах.
Что ж, раз так, откажемся от умозрительных построений и посмотрим, что в этом смысле может предложить экспериментальная нейрофизиология. В качестве примера выберем упоминавшийся выше опыт по определению «центра удовольствий» у крысы. На первый взгляд он как будто подтверждает справедливость допущения о возможности жизни без страдания. Но так ли это?
Как известно, сообщалось (Олдс, Милнер) о двух вариантах поведения крысы. В первом варианте она нажимала на контакт, пока не погибала от истощения, так как не отвлекалась для удовлетворения голода и жажды. Во втором – поведение было более нормальным: крыса и ела и пила, но нажимала на контакт все меньше и реже и, в конце концов, перестала это делать вовсе. Нам кажется, что ни тот, ни другой тип поведения не свидетельствует, что крыса жила «одним наслаждением», хотя, возможно, она испытала его за сравнимый промежуток времени больше, чем любая другая крыса.
Но все же в первом варианте дело кончилось быстрой смертью, и нет никаких оснований полагать, что смерть этой крысы была менее тяжкой, чем любой другой. Во втором случае наступило типичное насыщение интенсивности. Порог насыщения все время снижался, пока совсем не исчез, а интенсивность, соответственно упала до нуля. В обоих вариантах отмечалось лишь временное улучшение состояния баланса реализаций констант. Возможно, улучшение было резким и значительным, но и это сомнительно.
У первой крысы, у которой улучшение казалось бы наверняка должно быть резким, истощение могло уже на ранней стадии эксперимента вызывать разнообразные компенсаторные страдания. Не исключено, что она погибла оттого, что установился определенный порочный график ухудшения баланса: в каждый момент «кажущегося настоящего» сохраняется идеальное равновесие баланса, которое обусловливает невозможность принятия решения, т.е. исключает изменения ритма и шаблонов поведения. В то же время объективно нарастало прогрессирующее ухудшение баланса, сопровождавшееся, возможно, кумуляцией. Так что смерть могла наступить столько же в результате обезвоживания организма, сколько в силу катастрофического состояния баланса реализации констант.
Сходная ситуация имеет место у людей при тяжелых формах наркомании, когда состояние баланса ухудшается буквально с каждым часом, а больной, даже понимая, в чем причина, не в состоянии ни отказаться от наркотика, ни принудить себя хотя бы к нормальному приему пищи. Думаю, никто не станет утверждать, будто такая жизнь – сплошное удовольствие.
Возможно, механика гибели крысы была иной, но во всех случаях улучшение ее баланса, я уверен, было крайне непродолжительным, а быстрая смерть подвела красноречивую черту.
Вторая крыса испытала, скорее всего, ограниченный набор приятных ощущений, в целом аналогичный испытываемому в некоторых естественных состояниях, например в период размножения.
Возможно, правда, и другая интерпретация. Крысы и все прочие живые существа потенциально обладают гораздо большей способностью к наслаждению, чем это принято считать. Однако в обычных условиях реализовать эту способность не удается – такую возможность дарит только хирургическое вмешательство. Но и эта интерпретация, как и предыдущая, ничего не отвечает на наш вопрос: возможно ли жизнь без страдания.
Описаны также множество сходных опытов на кошках, собаках, приматах и др., но мы не будем на них задерживаться. Результаты этих опытов еще более многозначны, и чуть ли не каждый исследователь трактует их по-своему. Единственное, что о них можно сказать с полной уверенностью: они не дали буквально ничего, что могло бы свидетельствовать о принципиальной возможности жизни без страдания. (Разумеется, никто из исследователей не ставил перед собой задачу доказать или опровергнуть нечто подобное. Просто нам больше не на что опереться).
Итак, мы вернулись к тому, с чего начали: рай невозможен, это совершенно очевидно. ни наслаждение без страдания, ни страдание без наслаждения не могут существовать в потустороннем мире. (Я, впрочем, убежден, что и в потустороннем – тоже). Не только рай, но и ад абсурден, хотя его-то нам представить гораздо легче. Впрочем, смотря что понимать под словом «ад». Если буквально – страдание без наслаждения, его вообразить, пожалуй, еще труднее, чем рай. Любое страдание содержит потенциальную возможность прекращения, конца. А в условиях, когда только страдание и испытывается, сама эта возможность или даже одно сознание такой возможности переживается как наслаждение. Ощутить себя в шкуре грешника, осужденного только на муки, которые никогда, даже в Вечности не меняются, никогда ни в чем ни варьируют и существуют во веки веков, - этого, по моему, не в силах представить ничье воображение.
Возвращаясь к проблеме ценности страдания, следует подчеркнуть, что я меньше всего склонен декларировать эту ценность только потому, что страдание существует как данность, изменить которую мы не в силах. Иными словами, я вовсе не собираюсь оправдывать его задним числом или как-то утешать страждущих. Я также не собираюсь изрекать, быть может, и справедливые, но слегка тошнотворные истины типа «страдания закаляют душу». Просто, задам несколько наивных вопросов.
Каким был бы наш мир без милосердия и любви? Чем была бы любовь без самопожертвования и благородства? Как выглядело бы благородство без жертвенности и сознания долга? Как исполнялся бы долг без чести и совести? Чем была бы совесть без сострадания, искупления и доброты? И, наконец, кто эти люди, лишенные и чести, и совести, и доброты, и благородства, и любви? Приятны ли они, хотелось бы нам, чтобы вся планета была заселена только ими?
Думаю, нет смысла отвечать на все эти вопросы. Ответ очевиден. Все без исключения величайшие ценности человечества – этические, религиозные, культурные – неотделимы от категории страдание. Не будь страдания, род человеческий превратился бы не в обезьян, не в крыс, даже не в насекомых, а в гнусную протоплазму, ради спасения которой сам Господь пожалел бы плевка.
Продолжение следует
anastace@mail.ru