Выхожу из дома, обуваясь уже в прихожей, а не в сенях. В сенях летняя обувь зябко шнурками поводит, жмётся друг ко дружке, накрахмаленная первыми заморозками.
Да что там обувь? Пуховик перелез из шкафа на вешалку, хотя осень ещё немножко золотая. Шапка, шарф, перчатки (взять — не взять?) Задумываюсь и вдруг вижу, на веранде свет горит. Не иначе, дети не выключили, а может, муж искал что-нибудь в инструментах. Начинаю сердиться на их невнимательность, в голове вредный гном словечки пожёстче подкидывает: "Безалаберность! Безответственность! Неэкономность!" Я уже почти готова произнести эти слова вслух, протягиваю руку к двери веранды, чтобы щёлкнуть внутренним выключателем… И тут понимаю: да это же солнце! Оно совершенно безалаберное, неэкономное, светит добрым и злым, заглядывает в окна особняков и тонированных донельзя машин, а потом бежит в избушки и заколоченные на зиму дачи, чтобы сыпануть горсть золотого света на пыльные полы, забытые сапоги или корзинки, на игрушку, из которой кто-то вырос…
Что ты делаешь на моей веранде, солнце? Тебя так не хватает в моей жизни, а ты переползаешь лучами по пустым картонным ящикам, по рассыпанным бочонкам лото, в которое мы не доиграли летом. Ты исследуешь кружок сухой серой земли на месте, где стоял мешок с картошкой, ты радуешься найденным роликам и велосипедам.
Пора идти, только что-то держит меня в этом тёплом, почти витражном свете. Он как будто прощается. Только на излёте осени, когда впервые пахнет зимой, солнце способно так отчаянно, от души, прощально светить. Словно уже на память. В довесок.
Протягиваю свои ладони и сквозь лучи вижу их младенчески-розовыми, ангельскими. Становлюсь под солнечный душ целиком, волосы загораются начищенной медью. Несерьёзное ты светило, на кого тратишь свои лучи?
Солнце в ответ смеётся совершенно по-детски, щекотит ресницы и, словно никуда не спеша, уползает за деревья. Вот как его не любить, скажите? Скучать ведь будем, ноябрь впереди.
— Ты это… заходи, если что. Слышишь, солнце? И свет можешь включать, где заблагорассудится. Не экономь, ладно?