Стюардесса, или Человек-ЧП-2

Светлана Данилина

Автору продолжают присылать вопросы на тему «А что было дальше?»

И наступил момент, когда можно продолжить сагу о человеке-ЧП.*

Как было заявлено в конце первой руны, «Со временем Коля вырос и стал командиром Ан-24».

Пришёл час, когда он выполнил наконец свой первый полёт. С тех пор Коля благополучно летал на любимом самолёте и горя не знал.

Однако же жил в том же общежитии, в гостинице у аэропорта. Семьи у него пока не было. А зачем ему семья? У него и так всё было хорошо. Небо, самолёт, штурвал управления, взлёт-посадка, облака под крыльями.

Но завелась у Коли одна страстишка. Он неожиданно для себя полюбил карточную игру.

Времена стояли доинтернетные. Поэтому на досуге группа любителей собиралась в комнате на всё том же отданном лётному составу третьем этаже и самозабвенно предавалась азартным увлечениям, которые в те годы, мягко говоря, не приветствовались. У авианачальства же они не то, чтобы были не в чести, – они категорически запрещались.

Поэтому участники корпорации бдительно соблюдали конфиденциальность и строго хранили свою тайну. На досуге они закрывались в комнате, играли в покер и никого к себе не пускали.

Правила были разработаны не на шутку пунктуально, до мелочей. Вернулся, скажем, член группы из рейса и пошёл к своим расслабиться.

Постучит в дверь условным сигналом – «семёркой» по азбуке Морзе – «дай-дай-за-ку-рить», его сразу как своего и впустят.

Даже в туалет, соблюдая режим секретности, выходили из комнаты все вместе.

И вот однажды в предзакатных сумерках четверо авиаторов предавались тайной страсти. Неожиданно в дверь морзянкой негромко и быстро постучали условной «семёрочкой».

– Ты глянь! – сразу догадался Коля. – Не иначе, как Митюхин прилетел!

«Конечно, Митюхин, – уверенно читалось в глазах соучастников, – а кто же ещё?»

Они и в окно видели, как вдалеке в положенное время заходил на посадку подсвеченный сбоку розоватыми вечерними лучами митюхинский борт, и даже гул с глиссады слышали – всё ведь рядом.

А потому легко и сразу открыли дверь, дабы впустить члена своего секретного карточного братства.

Но на пороге стоял вовсе не весёлый всегда улыбающийся Митюхин, а серьёзный и грозный нахмуренный начальник авиаотряда – сам лично, собственной заслоняющей весь дверной проём представительной и недовольной персоной.

– А-а-а-а! – театрально и разоблачительно воскликнул он.

И все сразу поняли, что за этим обвинительным «а-а-а-а» не скрывается ничего хорошего.

Последовала длинная выматывающая разборка, а вслед за ней и традиционная «раздача слонов» вместе с «материализацией духов».

Слон в очередной раз залетевшему и чрезвычайно раздражавшему руководство своими опозданиями на собрания Коле достался большой и нехороший. Неприятный, противный, гадкий и даже оскорбительный.

В самое больное место попал командир – знал, куда бить. По самолюбию, по самооценке, по репутации. Да и его надо было понять, потому что все другие методы воздействия на «человека-ЧП» уже были испробованы, а тут требовались новаторство, изобретательность и нетривиальность.

Вот и соригинальничал Владимир Иванович, как сумел: Колю на месяц отстранили от основной работы и перевели на другую. Был он командиром хорошего и красивого самолёта, а разжаловали его, ни много ни мало, в… стюардессы.

Причём даже не в стюарды, стюардами мужчины летали, но они больше багажом занимались и на всеобщее обозрение не показывались.

А Коле было предначертано стоять у трапа, встречать пассажиров, смотреть в глаза, улыбаться, говорить «здравствуйте» при встрече и «до свидания» при прощании, объяснять, как себя вести в полёте, проверять, надёжно ли пристёгнуты ремни, подносить минеральную воду и курицу с рисом, ну или рыбу – кто что закажет. И это командиру воздушного судна! Человеку, который управляет самолётом, держит штурвал в руках и которому пассажиры в салоне аплодируют после посадки. Хотя Коля всегда говорил, что не любит этих оваций, он просто выполняет свою работу.

Получив заслуженного «слона», стоявший перед начальством Коля с остервенением шевелил большим пальцем ноги в чёрном форменном ботинке и представлял себя в роли барышни с открывалкой в руках, что ввергало его в отчаяние.

Как он со своими четырьмя лычками на погонах появится перед жующими пассажирами и будет рассказывать о температуре за бортом? Как дать понять, что его место не тут, а оказался он на нём по недоразумению и по воле сатрапа-начальника с его дурацкой фантазией?

Но приказ есть приказ, подчиниться пришлось. И в свой первый унизительно-воспитательный рейс в новой роли Коля отправился в самом дурном расположении духа, крепко и стоически стиснув зубы.

Надо сказать, что на любом лётчике, гражданском ли, военном ли, всё написано. По всяческим лычкам, нашивкам, значкам и разным декоративным железячкам, нацепленным на китель, знающий человек всегда может определить, кто перед ним. Тут и классность, и образование, и часы налёта, и должность – всё, как на экране.

Коля стоял у трапа, отворачивался то ли от ветра, то ли от пассажиров, прятал глаза, сгорал от стыда, чувствовал себя раздавленным и сопоставлял свой внешний вид с обликом девочки в короткой юбке с рекламного плаката.

Здоровался он сдержанно, едва открывая рот, и озабоченно хмурился.

Он старался не представлять себе, что о нём думают. А мысли о непонимании пассажиров, почему перед ними стоит стюардесса-мужчина, упорно и навязчиво лезли в его беспощадно опозоренную голову.

Поймав пару недоумённых взглядов, Коля расстроился окончательно.

Хотя большинство пассажиров в целом в суть процесса не вникало, они подходили к трапу, поднимались по нему, оказывались в салоне и были заняты собой. Их не волновали гендерные вопросы и карьерные аспекты взаимоотношений в авиаколлективе. Им было всё равно, что вместо девушки их встречает мужчина. Это даже надёжнее выглядело.

Но сам мужчина готов был сквозь землю провалиться. Ведь это он должен был вести самолёт, а его поставили «швейцаром» у входа. Он горько представлял себе, как целый месяц будет подвергаться бесчестью и посрамлению.

Последними к трапу подошли двое военных лётчиков – старший лейтенант и капитан. Пасмурный Коля сухо поздоровался с ними. Они с интересом и сожалением посмотрели на «стюардессу». Эти взгляды доконали Колю, тем более, что, судя по регалиям на кителях обоих, налёта у них было даже меньше, чем у него. А он тут перед ними стоит – обслуживающий персонал, да и только. В душе у бедолаги бушевала гроза.

Дождавшись, когда все поднимутся, разжалованный командир взбежал по трапу в самолёт. К люку подошёл бортинженер Вася, чтобы, как положено по инструкции, убрать трап. Но Коля взглядом отпугнул его, убрал трап и закрыл люк сам, чтобы показать, что он тут не просто барышня-стюардесса.

Проделав операцию, он удалился за перегородку и задёрнул шторку.

Выходить в салон ему не хотелось. К тому же на первом ряду сидели две прехорошенькие девушки, одна из них заинтересованно и даже, как показалось Коле, пристально взглянула на него.

– Надь, – тотчас громко сказала она подруге и, склонившись к ней, заслонив её малиново-румяную щёку своими светлыми кудряшками, принялась шептать что-то на ухо.

После произнесения тайного текста обе взорвались от хохота, ещё долго и беззаботно звеневшего в салоне.

Коля замер, на сердце у него захолонуло, как от оскорбления. И хотя он не был уверен до конца, что речь шла о нём, принял смех крайне болезненно. В попытках успокоиться он даже вспомнил, что девушки хихикали ещё при посадке, то есть тема у них могла быть совершенно иной. Однако больше всего его напрягали военные лётчики.

Не желая больше терпеть бесславия, Коля сидел в подсобке, он включил микрофон и наговорил всё, что положено говорить стюардессе пассажирам в начале полёта.

– Здравствуйте! – без эмоций, но разборчиво и внятно изрёк он. – Мы рады приветствовать вас…

Коля рассказал о маршруте, времени полёта, высоте, температуре за бортом.

Всё шло стандартно.

Отбарабанив текст, Коля назвал имя командира воздушного судна, на котором он сам, кстати, часто летал.

Язык его не поворачивался произнести вместо собственного чужое имя. Но он преодолел себя и выговорил фамилию: «Потапов».

К тому же Коля подозревал, что именно Потапов заложил их покерную бригаду начальству.

Вот откуда Иванычу было узнать пароль? Этот тайный код хранили между собой и никому не открывали. Значит, кто-то подслушал? А ближе всех к «игровой» комнате жил как раз Потапов, Так что он вполне мог и подслушать, и «застучать».

Прочитав свою арию пассажирам, Коля почему-то уверился в имени доносчика и буквально зашёлся от гнева.

Но обязанности надо было исполнять.

Он попросил пристегнуть ремни и отправился проверить, все ли это сделали. Коля прошёлся по двум салонам, просмотрел всех и лично помог пристегнуться бабуле в тёмно-бордовой шерстяной кофте.

Но мыслями он был в кабине пилотов, представлял себе, как бортинженер Вася быстро и монотонно читает карту контрольных проверок, как фиксируется каждый пункт, как штурман общается с диспетчером, запрашивая разрешение выехать на рулёжку, но мучительнее всего было воображать себе Потапова, сидящего в кресле за штурвалом и выруливающего на взлётную полосу.

Так и звучало у Коли в ушах: «…3-й, разрешите запуск! …3-й, запуск разрешили!»

К последнему ряду кресел, где сидели военные лётчики, Коля не пошёл, решив, что те сами разберутся.

Потом он вернулся в подсобку, закрылся от обоих салонов шторками и больше к пассажирам носа не казал. Мысли его по-прежнему были в кабине пилотов. Воображение никак не унималось, и он словно слышал, как фиксируется точка принятия решения, чувствовал, как шасси отрываются от земли, как самолёт набирает высоту. «Занимайте пять семьсот», – навязчиво представлялась ему команда диспетчера.

Он попытался отвлечься, взял журнал и принялся разгадывать кроссворды. Лететь надо было два часа, и Коля приготовился провести их за этим отвлекающим и успокоительным занятием. К счастью, обед со злополучной курицей в таком недолгом рейсе не был предусмотрен. Но предложить пассажирам минеральную воду правила предписывали. Коля, однако, решил, что не царское это дело, и сидел себе за своей занавесочкой, стараясь отогнать мрачные мысли.

Примерно через час полёта шторка слегка приоткрылась.

Перед Колей стояла бабуля в расстёгнутой тёмно-бордовой кофте.

– Милок, – робко сказала она, – а водички нет у тебя? А то так пить хочется – спасу нет!

– Да вон, бабуль! – указал ей Коля на ящик с минералкой. – Возьми.

– А чем бы её открыть-то? – поинтересовалась пожилая пассажирка.

Коля осмотрел полки:

– Да вот и открывалка, – указал глазами он.

И на горку пластиковых стаканчиков кивнул подбородком – не прикасался – подчёркивал, что он не официантка.

Бабуля с удовольствием утолила жажду.

Пока она делала большие глотки, добрый Коля подумал, что принципы принципами, а люди хотят пить. Но переступить через себя и опозориться ему не хотелось, и он быстро сориентировался «на местности».

– Бабуль! – побудительно сказал Коля. – Ты бы спросила там у пассажиров: может быть, кто-то тоже воды хочет?

Бабуля оказалась шустрой, сообразительной и проворной. Она быстро вышла в салон и вскоре вернулась, сообщив, что желающие есть.

– Ну так возьми и отнеси им! – командирским голосом приказал ей Коля.

Сухонькая подвижная женщина, прихватив три бутылки минералки, стаканы и открывалку, удалилась за шторку.

Через некоторое время она вернулась с пустыми бутылками.

Коля предложил ей поинтересоваться жаждущими и в другом салоне. Вскоре бабушка благополучно обслужила и второй салон.

Довольный Коля появился перед пассажирами уже перед посадкой. Он приказал пристегнуть ремни и прошёл вдоль рядов, осматривая всех, кроме коллег-лётчиков, которых старался даже не замечать. И на улыбающихся девушек взглянул быстро и подчёркнуто строго.

Потом он уселся в своей подсобке и опять начал мучительно представлять себе и даже мысленно слышать голоса в эфире. Вот начали отсчитывать: «100 метров, 60, 50, 40… три, два, один».

Самолёт приземлился, пассажиры дружно и благодарно захлопали.

Но Коле предстояло ещё одно испытание: стоять у трапа и говорить всем выходящим «до свидания».

Он собрал в кулак всю свою волю и прощался с каждым – так было положено по инструкции. И с молоденькими розовощёкими хохотушками с первого ряда, которые при виде его опять принялись шептаться и улыбаться, и с бескорыстно поддержавшей его энергичной бабулей.

– Спасибо тебе, милок! Здоровья тебе, счастья и жену хорошую! Чай не женат ещё? – ласково сказала она Коле.

И звучали в её голосе понимание и добрая снисходительность к мужчине, не умеющему ничего делать на кухне.

– Благодарю, – официально ответил Коля, – всего хорошего!

Он ничего против пожеланий не имел, но фраза была произнесена громко, а последними за бабулей с трапа спускались военные лётчики-пассажиры и, конечно, слышали её.

Старший лейтенант весело и внимательно посмотрел на Колю. Тот зарделся от досады и унижения. Однако шедший вслед за ним капитан улыбнулся и понимающе спросил:

– Ну что, залетел, парень?

– Угу, – буркнул Коля и отвёл глаза в сторону.

– Ничего, – подмигнул капитан, – нормально, с кем не бывает. Всё образуется.

Всё и образовалось через месяц.

И Коля вернулся за свой штурвал.


* Рассказ «Человек-ЧП» – см. С. Данилина, «Конференция», М., Издательство РСП, 2016.

http://www.proza.ru/2016/01/01/1054



(«Гуманитарная миссия». Рига. 2017)