А надо?
Офис. Комната в два окна и три стола с компьютерами и прочей оргтехникой.
Пластик, пастельные тона стен.
Белые горшки с зелёными маленькими пальмами и модными цветущими фиолетово-белыми орхидеями на подоконниках.
За письменным столом, сосредоточенно глядя в монитор, сидит девушка.
Она нажимает на кнопки, кликает мышкой и время от времени ставит карандашом крестики на большом листе бумаги с длинным списком.
«Уважаемый», – быстро печатает она «вживую» в каждом послании.
Далее варьируются разнообразные сочетания имён и отчеств, а также слова «Поздравляем… Желаем… Благодарим… Надеемся на дальнейшее сотрудничество», полная уважения подпись.
Текст из послания в послание копируется, прикладывается открытка с флагом, танком, кораблём, ракетой – всем, что положено изображать в День защитника Отечества, и письмо отправляется.
Девушка усердно, словно берёт небольшие аккорды, попарно нажимает на кнопки Ctrl + C и Ctrl + V, Ctrl + C и Ctrl + V, Ctrl + C и Ctrl + V и т. д. несчётное количество раз.
Клиентура у фирмы большая.
Поэтому девушка занимается написанием поздравлений долго.
Отправить несколько десятков писем общей рассылкой она не может. Так добрые слова будут казаться казённой обязаловкой. А к людям надо относиться бережно и внимательно. Поэтому она добросовестно и методично впечатывает в каждое послание Иван Иванович, Василий Васильевич, Михаил Михайлович и далее по списку.
– Кать! Ну ты скоро? – спрашивает её заглянувшая в дверь рыжая головка. – Олеська торты привезла!
– Скоро-скоро! – отвечает Катя, поставив очередной крестик в список и отрываясь от своего важного дела.
– А хотя… ладно… сиди! В обед поздравим. Чего спешить? – передумывает рыжая головка.
– Хорошо, – соглашается Катенька и с облегчением вздыхает.
Уж до обеда-то она успеет!
И даже своих поздравить успеет.
Вот только с Вадиком что делать?
Она задумывается.
Поздравлять – не поздравлять?
Электронной почты у Вадика нет.
В компьютере он только приколы на YouTube смотрит и рыбу ловит, лёжа на диване.
Только и слышно: «Бульк! Бульк! Бульк-бульк!»
Удочка выпрыгивает из экранного синего пруда, и очередной лещ отправляется в виртуальный садок.
Можно эсэмэску написать.
Но Вадик этого не любит. И страшно раздражается, когда ему шлют электронные записочки по телефону.
– Мелко! Издевательство какое! Почему я должен глаза ломать? – всегда ворчит он. – Что, позвонить нельзя? Сказать по-людски? Это так трудно?
Катенька словно слышит эти весомо разделённые слоги и представляет себе кислую недовольную скривившуюся Вадикову физиономию.
Нет, СМС тоже не годится.
Остаётся единственный путь – позвонить.
Но она опять задумывается.
«А надо?» – первое, что приходит ей в голову.
Человек она воспитанный, обязательный и пунктуальный. И понимает, что с такими праздниками поздравлять надо.
К тому же у Вадика сегодня день рождения, чем он очень гордится, считая совпадение доказательством своей мужественности и исключительности.
Так что поздравлять надо – праздник у него двойной.
Вот только два месяца назад они рассорились и расстались.
Навеки ли, не навеки – неизвестно.
Но всё это время никто никому не звонил.
Разругались они основательно, можно сказать, глобально.
Вина Катеньки, по словам и категоричному мнению нынешнего именинника, была ужасна: она не делала того, что он от неё требовал, а главное, не «соответствовала идеалу». Вот когда он встретил её – у него дух захватило от того, как она этому идеалу соответствовала. А потом почему-то перестала. И то у неё вдруг стало не таким, и это она стала делать не так. А Вадик любил, чтобы всё было на высочайшем уровне, чтобы придраться было не к чему. А вот придираться он как раз и любил, причём к самым неожиданным и непредсказуемым вещам.
– Нет, ну вот зачем ты этой тётке место уступила? – начинал ворчать он, выйдя из автобуса.
– Но она же прихрамывала! И сумка у неё тяжёлая, – оправдывалась Катенька, не понимая, в чём провинилась.
– Я! Я это место для тебя занял! А ты его какой-то бабе отдала! Уж лучше бы меня пустила! Я бы тоже посидел с удовольствием! – долго трепал ей нервы джентльмен.
Главная же и ужасная Катенькина вина состояла в том, что она никак не могла определиться и решиться на то, чтобы переехать наконец к Вадиму. Что-то её удерживало. К тому же о браке речь не шла. Не звал её Вадик замуж. По его невнятно и впопыхах озвученному замыслу, потом в процессе или уже в долгом светлом и лучезарном (хоть и с лёгким оттенком неопределённости) будущем всё должно было как-то устроиться, утрястись и встать на свои места.
И эта недосказанность, размытость и неясность, абсурдные упрёки и уколы (высказанные ради упрёков и уколов) сковывали и сдерживали и без того не слишком-то смелую и абсолютно не склонную к авантюрам Катеньку. И это просто выводило из себя её придирчивого воздыхателя, который считал себя центром вселенной, пупом земли, ради которого необходимо совершать всевозможные подвиги.
А альтруистка Катенька, хоть и тяготела к самопожертвованию, но всё-таки ситуацию оценивала критически.
Бесконечные выяснения отношений вымотали обоих. И пара рассталась. Катенька очень переживала, но понимала, что Вадик – не её человек. И, в конце концов, на разрыв отважилась и смирилась с ним.
Однако сегодня в праздник и в день рождения незадачливого поклонника чувство долга, да и привязанность подзуживают бедняжку и подталкивают к тому, чтобы позвонить Вадику. Уж по такому-то поводу!
Катенька представляет себе всю беседу: поздравления, пожелания, осторожные вопросы, пояснения, объяснения, споры, детализация, его придирки, её оправдания, претензии, напряжение, переходящее в повышенные тона раздражение, раздор, ссора, прерванный разговор, отключения, «брошенные трубки», расстройство, обида, испорченное настроение, слёзы, переживания, горький осадок.
Желание звонить, поздравлять и мириться у неё улетучивается.
«Ай! Ладно! Потом!» – говорит она себе и, отодвигая проблему в сторону, продолжает заниматься делом.
«Уважаемый Виталий Витальевич!» – пишет она в очередном послании, ставит крестик в списке и окончательно забывает о личных терзаниях.
И поздравляет дальше Бориса Борисовича, Валентина Валентиновича, Павла Павловича, Геннадия Геннадьевича и всех остальных.
Но вот Катенька ставит последний крестик, со вздохом проглядывает объёмный список, смотрит на именуемые в народе «вокзальными» большие офисные часы и видит, что до торжественного мероприятия у неё остаётся ещё минут двадцать.
«Может, всё-таки эсэмэску написать?» – возвращается она к своим навязчивым мыслям и неразрешимым проблемам.
В том, что поздравить Вадика надо, она уже не сомневается.
Чувство коллективизма оказывается сильнее всех других. И ей кажется, что, выразив респект целому полку защитников, она не может оставить без внимания одного. Пусть даже склочного и скандального. Но своего. Когда-то даже любимого. И когда-то даже очень внимательного, заботливого и милого, поначалу сделавшего из неё королеву.
– Ой, какие пальчики, – нежно лепетал он и благоговейно целовал каждый, что, безусловно, было очень трогательно и в память врезалось основательно, глубоким красивым штрихом.
И шумный ворох комплиментов, и цветы – в букетах и единичными экземплярами, и подарки она на первых порах получала с лихвой. Хотя подарки, если задуматься, всегда были какими-то неуклюжими. Духи имели пронзительно-резкий и приторно-противный запах, от которого Катеньку воротило. А конфеты она не ела, поскольку сладкого не любила.
Коробки с шоколадом шли то к домашнему чаепитию, то к ланчу на работу, часть сластей с удовольствием съедала младшая сестрёнка.
Однако же духами Катенька мужественно пользовалась, встречаясь с незадачливым дарителем, чтобы ему было приятно.
– А-а-а! – говаривал он, чмокая её за ухом, словно нарочно проверял, чем она надушилась. – Мои духи! Классные, правда?
И Катенька, внутренне сжавшись от отвращения к запаху, хвалила подарок и выказывала готовность пользоваться ими поклоннику в угоду.
И коробкам «Рафаэлло» радовалась очень натурально и достоверно.
Правда, эпоха комплиментов, заискиваний, даров и подношений быстро закончилась и перетекла в эпоху недовольства и нотаций на тему, какой нужно быть женщине, чтобы соответствовать идеалу, созданному воображением взыскательного поклонника. А уж формула «На первом месте у тебя должен быть я, на втором – я, на третьем – тоже я» добила бедную Катеньку окончательно.
Но с днём рождения Вадик её поздравлял. Значит, и она должна его поздравить. С днём рождения. И с мужским днём. Ведь он же мужчина. Хотя вести себя стал как баба, вздорная, базарная и склочная, – капризничал, кокетничал, истерил, пилил, придирался к мелочам и ерунде, ругался по пустякам. Да ещё и делал из Катеньки виновницу всех конфликтов – провоцировала якобы она его на недовольство.
– Вот зачем ты весной ездила в Питер? – начинал искать причину для выяснения отношений Вадик.
– В командировку, – опять привычно оправдывалась Катенька, понимая, что таким образом товарищ самоутверждается.
Однако она не показывала и виду этого своего знания, потому что в подобные командировки его-то никогда не посылали. И на социальной лестнице он стоял на ступеньку ниже, а уж на культурно-образовательной – и подавно. Но Катенька упорно делала вид, что они равны, – чтобы всё было «по справедливости», чтобы Вадик не чувствовал себя неполноценным и ущербным.
– А отказаться нельзя было? – обиженно-угрожающе возвышал голос Вадик.
– Но как я откажусь! – восклицала Катенька. – Ведь это же работа, пойми!
– А я? – капризно рычал он. – А я? Тебе, что, работа дороже меня? Что ты там три дня делала?
Спор был бесконечен и неисчерпаем, как вселенная.
И любой Катенькин довод вызывал бурю негодования. И даже регулярно высылаемые фотоотчёты не имели никакого вразумляющего эффекта.
Она видела, что Вадик просто хочет быть хозяином положения и получает от этого удовольствие – унижая и оскорбляя.
Но понимая все низменные поползновения, она включалась в эту абсурдную игру и, следуя «правилам», искала свои несуществующую вину и оправдания. И также искренне пыталась спуститься на его, Вадикову, ступеньку, а заодно и стать лучше, чтобы кавалер не мог высказать ей ни укора, ни попрёка. Но эти слова каждый раз у него находились, причём всегда новые и абсолютно непрогнозируемые. И не просто слова, а большое нагромождение фраз и обвинений.
Роман измотал бедную Катеньку. И после очередного выяснения отношений из-за какого-то глупого пустяка она с чувством облегчения рассталась с Вадиком.
Но теперь спустя два месяца она сидит за столом и думает, почему всех она поздравила, а его нет. Как-то нехорошо. И некрасиво с её, Катенькиной, стороны. И как это – взять и не поздравить человека с днём рождения! И с Днём защитника Отечества. Хотя в армии Вадик не служил.
И все их общие знакомые его, конечно, поздравили с днём рождения. И Ивановы, и Петровы, и Васильевы.
А она, получается, нет?
День рождения Вадик отмечать не будет. Он никогда его не отмечает. К тому же ему сорок. А сорок лет отмечать нельзя. Он об этом всем знакомым сказал уже очень давно, ещё когда они с Катенькой встречались.
Но как не поздравить?
Ведь встречались-то они почти три года. И сначала очень даже романтично и хорошо всё было.
Но потом переменилось. А сколько было поставлено Катеньке сроков и ультиматумов!
– Ну когда ты ко мне переедешь? Сколько можно! Не ответишь до Нового года – всё! Больше ты меня не увидишь! И не услышишь обо мне! – Вадик никогда не подвергал сомнению свою королевскую позицию.
Но приходил Новый год, а сказать «да» Катенька не могла.
Что-то её удерживало. И не могла она решиться и согласиться жить под прицелом оценивающих глаз, в вечных поправках, одёргиваниях и стремлении её улучшить, усовершенствовать и построить. Но она уговаривала себя, что почти пятнадцать лет разницы в возрасте дают Вадику право чему-то учить её. По крайней мере, она старалась убедить себя в этом. Но чувство протеста вспыхивало каждый раз с новой силой и выливалось в очередную ссору.
Ультиматумы и перспектива провести всю жизнь в обществе манипулятора заставили Катеньку наконец одуматься и порвать с Вадиком.
Но всё-таки какой букетище он подарил ей на день рождения! И духи тоже, хоть и противные, но дорогие. А как красиво они были упакованы!
Катенька, не отрываясь от клавиатуры, усмехается своим мыслям и продолжает терзаться разбуженными сомнениями.
Получается, что она его не поздравит? А это как-то нехорошо.
Да, но ведь позвонишь – обязательно помиришься. И всё опять закрутится.
Задумавшись, Катенька ловит себя на мысли, что начала вспоминать хорошие и красивые моменты и ей вроде даже захотелось возобновить отношения. К тому же и в ушах у неё подаренные Вадиком серёжки. Серёжки красивые, золотые, с камешками под цвет голубых глаз. Ну и под цвет блузочки, с которой она их иногда надевает. И сегодня тоже надела, словно в честь памятного события.
Катенька проверяет, закрыты ли замочки, не расстегнулись ли, зацепившись за воротничок. И удостоверившись, что всё нормально, опять начинает вспоминать.
Однако от романтики, связанной с единственным понравившимся подарком, её мысли опять сбиваются к неприятному.
Она вспоминает Иришку.
О-о-о, Иришка!
Вот, где эталон-то! Вот, на кого было приказано ей равняться – тянуть вверх подбородок и носочек, с кого брать пример.
Правда, Иришка, сама сделала от Вадика ноги – с тем же вытянутым носочком – после десятка лет гражданского брака. А ведь никогда, по его рассказам, слова ему поперёк не говорила – всё принимала молча, потупив глаза, опустив голову вниз и скрестив руки на груди.
Большей нелепицы вообразить себе трудно, но и ушла Иришка от Вадика якобы потому, что хотела, чтобы он стал счастливым – без неё – нашёл бы свой идеал. Благородная была девушка, собой, можно сказать, ради любимого пожертвовала.
«Вот какой надо быть!» – читалось за его полным апломба и гордости рассказом о бескорыстном подвиге Иришки.
Вот Вадик его, этот идеал, и нашёл в лице Катеньки.
Этими поучительными с лёгким привкусом абсурда историями из своего прошлого, произносимыми назидательно-душеполезным тоном, Вадик регулярно потчевал Катеньку. Конечно, он же был старше и считал себя вправе диктовать и воспитывать!
Катенька на молекулярном уровне чувствовала и понимала, что Иришку он тоже «достал» и та просто сбежала.
И Маришка, ещё один рекомендованный образец для подражания из его прошлого, сбежала. Но якобы очень сожалела и пыталась всё вернуть, засыпая неумолимого принципиального Вадика призывными письмами и звонками. Но это было совсем давно – чуть ли не в эпоху динозавров. Так вот, Маришка тоже всегда была очень правильной. И на неё тоже Катеньке рекомендовалось время от времени оглядываться.
Но вот, измучившись и выбившись из сил на пути к эталону, Катенька тоже сбежала – по протоптанной Иришкой и Маришкой тропинке.
Хотя сейчас она его просто поздравит. И уйдёт окончательно. Обязательно. Да она и не вернётся. И не собирается.
Катенька смотрит на часы.
До торжественного момента остаётся пятнадцать минут. В это время она и уложится – позвонит и поздравит.
Она нерешительно берёт в руки мобильный телефон.
– Алло, – осторожно говорит Катенька в трубку, – ну привет.
– Привет, – вяло и насторожённо отвечает именинник.
– Вадим! Поздравляю тебя! С днём рождения. И с двадцать третьим февраля, – всё ещё с опаской произносит Катенька, радуясь знакомым интонациям и всколыхнувшему хорошие воспоминания голосу.
– Ага, – самодовольно и по-барски откликается Вадик, – позвонила всё-таки!
– С праздником! – торжественным тоном продолжает она.
– Ну, спасибо. Я думал – не поздравишь, – обиженно и с претензией отвечает он.
– Счастья тебе! Здоровья! Радости! – сердечно желает «бывшему» Катенька.
– Постараюсь! – голос Вадика звучит уже совсем самоуверенно и излучает прекраснодушие.
Разговор продолжается недолго и прерывается почти сразу после произнесения всех формальностей.
Через полчаса, когда в офисе вовсю идёт фуршет с поздравительными речами и угощениями, Катенька получает эсэмэску: «Как тебе без меня?»
Среди общего коллективного веселья она грустно усмехается напыщенному тексту и понимает, что рассталась с Вадиком не зря.
Через час мобильник выдаёт уже сидящей на рабочем месте Катеньке ещё одно послание: «Любил, люблю, буду любить».
Катенька опять отвлекается от дел и начинает вспоминать романтические моменты общения с ничего не забывшим кавалером. Плохие эпизоды её память, как будто по заказу, отбрасывает, и Катенька даже иногда улыбается своим мыслям. К тому же и зрением своим Вадик пожертвовал ради неё – вопреки всем принципам, написал целых две эсэмэски.
После работы Катенька выходит на заснеженную тёмную улицу и видит Вадика. На шапке и плечах у него небольшие горки снега, а в руках достаточно объёмный букет цветов в целлофане, что очень трогает барышню. Она отряхивает снег с куртки заждавшегося поклонника и принимает букет. Парочка целуется и идёт в кафе отмечать все праздники.
Поначалу они ведут себя очень осторожно и деликатно. Оба по-своему соскучились, оба вовсю миндальничают и стараются предстать в самом лучшем виде. И окончательно мирятся.
Очередное свидание назначается на следующий день. А потом они опять начинают встречаться, выбирая для встреч то гостиницы, то загородные отели. Вадик живёт с родителями и общения у себя дома не любит. «Вот если бы ты ко мне переехала, тогда другое дело!» – нелогично объясняет он ситуацию.
Так проходит практически медовый месяц, однако с каждым днём старые скрываемые и сдерживаемые привычки потихоньку выползают из своих тёмных нор.
– Почему ты так поздно? – опять третирует её Вадик, встречая вечером возле офиса.
– Клиент задержал, – защищается Катенька.
– А сказать нельзя было, что всё – рабочий день закончился? – не унимается Вадик.
– Но это работа! – оправдываясь, тихо пищит Катенька.
– А я тут стой и жди весь вечер? Ты эгоистка, ты никогда не думала обо мне, тебе важно, чтобы самой было хорошо! – обиженно констатирует Вадик и долго дует губы, всем видом показывая, какая Катенька плохая.
Темы придирок могут быть самыми разными и непредсказуемыми: о чём разговаривала с подругой по телефону, зачем надела короткую юбку или джинсы, почему накрасила губы так ярко, для чего так странно взглянула на официанта, почему тот так долго на неё смотрел.
Катенька понимает, что у Вадика за всем этим, наверное, скрывается чувство неполноценности, вызванное и разницей в возрасте, и тем, что он не слишком-то привлекателен внешне, и тем, что занимает другую нишу в социальной иерархии. И это осознание, понимание и сострадание к ближнему заставляют её терпеть, прощать и переживать.
За ссорами следуют примирения, за примирениями ссоры.
Иногда Катенька пытается объяснить Вадику, что так нельзя себя вести.
– Давай снимем квартиру, мне будет, куда уйти. И мы станем жить вместе, – резонно предлагает она ему.
Но в ответ слышит оскорблённое:
– Это удар ниже пояса!
Говорить о том, что Вадик не в состоянии обеспечить им жильё, строжайше запрещено.
– Тогда давай расстанемся! – устало предлагает теряющая терпение Катенька.
– Опомнись! – патетически восклицает Вадик.
И во время одного свидания Катенька и Вадик разговаривают, вспоминают, рассказывают, делятся новостями и впечатлениями, уточняют мелочи, нюансы и подробности, раздражаются, сдерживаются, выясняют отношения и в итоге опять ссорятся.
Катенька в сердцах говорит «всё» и, оставив на столе недопитый кофе, хлопает ресторанной дверью и уходит.
Ближе к полуночи она едет домой одна на такси.
В сердце у неё печаль, разочарование, обида и горький осадок.
В руках – букет цветов.
Телефон противно пищит в сумочке. Катенька смотрит на экран.
«Извинись!» – требует Вадик.
«Надо было эсэмэской поздравить!» – ругает она себя, вспоминая, с чего началась вторая серия, и кладёт телефон обратно в сумочку.
("Гуманитарная миссия". Рига, 2017)