Глава 6,
В которой я не мог больше смотреть на страданья
Время шло, и оно лишь прибавляло страданий. Холод душевный добавляла погода, точно смеясь и лютуя своими морозами. Мы жили в небольшом домике, который я заприметил ещё пару лет назад и часто бегал туда, чтобы играть. Пришлось, конечно, не сладко, но птенчику этот домик понравился. Здесь было тихо, никто никогда не шумел, мама с папой нас ещё не нашли, а на еду хватало карманных денег… А когда они кончились – я пошёл на работу, ни к чему сидеть сложа руки!
Теперь у меня было мало свободного времени, но если на то пошло, хватало даже того, что осталось. Приходилось выслушивать часами Его стоны и тихую жуткую тишину.
-Плохо…
Каждое такое слово отражалось на лице бледностью, заставляло вздрогнуть и ужаснуться.
-Я всё думаю о том… За что?
Я вздыхал и почти всегда говорил, что «не знаю».
-И всё же…
-Если бы я только знал!
Он стал трусливым и выходил из «домика» теперь редко. Раньше, вспоминаю, говорил: «Не боюсь мороза! Согрею, раскрашу его в яркий цвет!» А теперь? Тот ужасный случай в корне изменил его. Да и меня, что тут спорить? Просто до меня некоторые вещи доходили лишь после Его слов, или после ночи раздумий.
Если ходили гулять – что теперь было довольно редко, обычно только на работу – избегали людей, прятались, едва не бежали от них. Он высовывал из шарфа свои глазки, но чаще сидел, скрутившись, молчал и не комментировал то, что я вижу. Изо дня в день. Первый, второй месяц. В руки почти не давался, даже начал кусаться и не раз щипал меня ночью, был нервным, не хотел говорить. Рет и раньше не был особо людим и никогда никому не давался, но теперь это было как-то фанатично, и в итоге он сидел дома… Но как же он был прав, ради мечты о жизни, я бы тоже сделал всё тоже и отгородился в свой маленький мир!
Вот только Рет не был человеком, и потому он должен был хоть изредка радоваться простым вещам, любить меня – не кусать, не летать по домику так резко и не прятаться от каждого шороха.
-Потому, что это уже не смешно!.. – как-то закричал ему, - Что ты делаешь? Это же я…
-Я боюсь.
-Здесь больше никого нет, и ты знаешь, что это – я, что я рядом…
-Не важно, что знаю или чувствую, это ведь может случиться, не так ли?
-Ты как всегда прав!.. – и он снова кусал и царапал пальцы, а глаза Его были полны страха и злости. Иногда Рет сидел вместе со мной под одеялом, а ночью ему снились кошмары.
-Всё, как тогда… Каблуки, девицы, их платья…
-Прости, но я уже не могу слышать!
-А я понимать и забыть! Как можно жить в таком мире? Почему? – он точно сошёл с ума, желая обрести доброту. – Так не должно быть, потому я и говорю это. Ты как не знаешь…
Возражать было глупо.
-Я знал…
-Тогда почему ничего не сделал?!
-С кем?! Я бы только нарвался на гибель!
И это он говорил далеко не впервые. Не ел, капризничал, как ребёнок, хохлился, часами смотрел в окно. Приходилось греть его лампой.
-Ты смотришь туда, как будто ждёшь кого! – сказал я, а после умолк.
-Я жду. Да… Когда взойдёт солнце? – и кажется, это был не вопрос, а ответ, наивная мечта о светлом.
Зёрна не были вкусными, вода казалась ледяной. Я ухаживал за ним, как за больной птичкой – последствия боли и стресса сделали его худым и бледным, каким-то пугающе маленьким, беззащитным. Перья перестали быть яркими и багровыми, кончики крыльев побелели, он начал хуже летать, а ещё постоянно просил почесать его. Как кот, особенно любил, чтобы чесали подклювье.
-Нельзя же так!
-А что надо?
-Раньше…
-Что было, того не вернуть!
Птенчик был ужасно упрямым. И когда мои разговоры постепенно стали превращаться в монолог, стало ясно, что надо вызывать помощь.
-К врачу не пойду, ни за что! Или ты забыл, что он делает? – Рет затрепетал крыльями и забился под потолок, сев на краюшек разгоряченной люстры. Там ему как раз было тепло, и он чувствовал себя в безопасности – ни я не мог достать, ни холодный ветер, который так и сочился изо всех щелей и норовил его заморозить.
-Слезай! Я ведь пошутил, Рет… Тебе не жарко?
-Значит, шутка? У меня инфаркт будет! И, знаешь, здесь очень тепло…
-Очень смешно…
-Это правда…
-Всё – теперь буду молчать!
И он насупился и чирикнул мне в ухо, после сел на плечо. Он, действительно, похудел, и был от того очень жалким.
-Я всё время думаю о том…
Хотелось закрыть ему клюв и заставить умолкнуть.
-Не начинай!
-А ты больше не болтай страхов!
Я вдохнул. Да, на счёт врачей Рет был как всегда прав! Они не были такими, как Вам могло всем подуматься. В обычно мире – да, но не у таких, как мы. Нас, людей с птицами взамен сердца, было мало, мы жили в одном городке, а там, на окраинах, уже обитали обычные люди. Это раньше я ошибочно думал, что весь мир одинаковый, и ошибся. И они, люди, ни один из них, не знал о том, что мы существуем! Не знали и хорошо, в этом я был давно уверен.
А врачи, да, они были точно из того мира, злые, бездушные, их метод лечения, к слову, почти от всего, звучал страшно и ужасающе. Так делали люди, но повторюсь – мы – иные. И фраза о том, что «вам надобно подобрать новое сердце», звучала не лучше, чем смертный приговор.
Вот этого Рет и боялся! Что будет разлучён со мною, одинок, а на улице он, право, не выживет. Такая птичка, как Рет, нуждалась в особой теплоте, особой заботе. «И как можно было отдать его, если он есть твоё отраженье?
Я раньше никогда не думал о врачах, но теперь понимаю, что и сам боюсь их всех пуще смерти!» - но я ничего не сказал, в воздухе и без того витала злая тревога.
***
-Пусть родители изгнали нас…
-Не забывай, я ушёл сам.
-Они подвели тебя…
-Да.
-И поэтому… Не оставляй меня! Останься со мной! Умоляю! – и так Он говорил каждый вечер. Каждый день этого холодного времени. Вплоть до самой весны. Но о ней я поведаю позже…
А зима пришла резко. Мы даже не успели опомнится. Вроде ещё недавно с дерев сыпался вихрь красных листьев, и жёлтые лодочки весело плыли по лужам, а сейчас… всякий лист гнил или, заледенелый, валялся в слизкой канаве.
Рет хохлится и дрожал, говорил всегда, что замёрзнет.
-Согрей меня… Только ты сможешь сделать это… или любовь. Но в последнюю я больше не верю!
И приходилось согревать его дыханием или держать в руках, Красный кардинал забавно чирикал и пытался ухватить за палец. Иногда он не хотел играть, и тогда я, трогая его мягкие перья, проглаживал и чесал его, а тот был совсем как мёртвый. Только изредка шевелил лапкой, чтобы развеять мой страх. Единственное, чем он занимался, пока гулял на «воле», играл с опавшей листвой. Её, как и красивые засушенные цветы, он любил приносить в дом и складывать в папки с гербарием. Далеко не первую папку и, думаю, не последнюю. Всё это он объяснял тем, что каждая вещь является своеобразным воспоминанием. А цветы он очень любил… часто летал среди них, грыз, нюхал.
Но и это всё длилось не очень долго – вскоре по городку прокатился шёпот. Полицейские нашли Красимиру. Разумеется, она была мертва, кем-то убита. Сердце почуяло страх, как о том и сказало… Жаль, я так не узнал о причине. Говорят, что это – маньяк… Я ещё слышал другое – птички детей могут жить после смерти хозяина, они будут летать, скитаясь в лесу. Возможно, мы ещё встретимся…