Трудница

Эдуард Ластовецкий
Утро началось с очистки памяти. Анафема удалила первый слой информации в младших структурах и на шипе сразу же началось движение, планета закрутилась в попытках найти выход из гравитационной ловушки. Дьявол побрился, напомнил Гефесту, куда тот забросил свой молоток и поднялся в купол, там скромно висела чья-то молитва, не успевшая к апостолу. Сегодня на ликах пыли не было и церковной братии пришлось прибираться за воротами храма, иерей строго приглядывал за работой бесов, улыбаясь в рукав, такого доброго дня следовало отчитать.
Анафема нашла разговор. Распутанная вязь ереси распустилась веником вербным и уж было вяз вздохнул, как сова в дупле столкнула погадку в кусты, мышам на потеху. В разговоре не было зла, сила стихии текла спокойно своим чередом и Анафема отложила прощение на правую чашу весов, с поправкой на время. Следовало поторопиться, хлеба согрелись и под сосцами лжицы проснулась песнь.
Анафема поднялась во второй слой. Здесь застряла бледная в бесплодных попытках внести мессу в качестве подарка Творцу. Анафема посмотрела в жилу – в дороге истины мессы не было. Матерь Божья шепнула бесу зеркало и на кресте сразу же нашёлся гвоздь. Ржавая шляпка хранила на себе следы ударов молотом, кроме того, в кедровый массив попала кровь. Ласточки разволновались и во дворце кесаря появился сотник. Первый раз в жизни его глаза видели ясно и прямо, меч был оставлен при входе и в свете жаровен  доспехи Кая отливали золотом.
Низко поклонившись кесарю и выбросив руку в приветствие, он произнёс клятву верности Риму и остановился на пороге.
Кесарь молчал. В главе Тиберия ворочалось подозрение – слишком уж прямо Лонхин смотрел ему в глаза.
- Что в дне твоём насущном?, наконец произнёс кесарь.
- Кровь и верность, мой император.
- Ты знаешь, почему ты призван?
- Нет, мой император, я лишь исполнял свой долг.
- Что случилось в Иудее?
- Я казнил преступника.
- Я не вижу радости в тебе.
- Я запутался, мой император. Прошу простить мне мою дерзость, но я хочу оставить Рим.
- Тебе пора на покой.
- Я верен воле императора и готов умереть во право Рима.
- Хорошо, я отпускаю тебя.
Анафема подняла бледную в верхний переклад креста и в турецком седле занялась теплота.
В детстве появилась надежда и Анафема прошла в третий слой. Венера оказалась самой сложной, мало того, что она вращалась в прошлое, так ещё и слой снов был просто непробиваемым. Анафема вытащила ось, на времени оказалась игла. Анафема вдела нить лжи в ушко и прошила спящую змею до самого яйца. Око истины моргнуло и Анафема вернула ось на место. Влага в коконе остыла и теперь уж ничего не мешало пройти по следу Судьбы.
Анафема поднялась в четвёртый слой. Здесь, кроме запаха Жизни уже ничего не было и ей осталось лишь сложить информацию в тугое заклятие. Конверт попискивал и шевелился, Анафема коснулась истины и в чистоте тот час же возник червь сомнения. Марс остался позади.
В кесаре появилось беспокойство. Его источник был неясен, слуги принесли вин и яств, но Тиберий не ощутил аппетита при виде блюд. Он не мог забыть глаза сотника, лицо Лонхина стояло пред его внутренним взором и Тиберий никак не мог отделаться от от чувства причастности. Его одиночество протестовало, император раздавил оливу и впервые в жизни не ощутил запаха.
Это следовало отметить.
Анафема легко прошла оставшиеся слои и поднялась под темя. Паутина жизни была на своём месте и цепко удерживала душу в своих объятиях. Асклепий спал, и  Анафема возложила круг прямо на венец, не касаясь звезды Водолея, Жизнь улыбнулась своей верной соратнице и положила косу на право.
В церкви началась служба.