А мне говорят: ну что ж опять за беспечность?
Ну сколько же можно тонуть по собственной воле?
А я ресницами могу любоваться вечность
цвета спелой пшеницы на русском поле.
Не смей, говорят, проваливаться в мальчишку.
Такие, как ты, ему вовсе не интересны!
А я, пожалуй, найду ему место в книжке:
хоть пару глав напишу, а может, и песню.
А мне говорят: в твои-то года пора бы
подумать «о вечном»: недвижимость, офис, деньги…
А я и улыбке бываю безумно рада,
от голоса вовсе подкашиваются коленки.
Но самое-то смешное, что люди судят
о том, в чем они не смыслят, увы, ни капли.
Они же за грешной тенью не видят сути,
а я наступаю совсем на другие грабли:
охочусь за вдохновением, как за ланью,
но пальцем не трону и в жизнь не войду чужую.
Границы у тех ресниц отливают сталью,
и сердце своё сумасшедшее вновь сожму я
и буду держать покрепче, чем дичь в капкане.
В моей уходящей жизни любви не место,
но где-то меж тихих строк моего романа
живёт мальчишка: глаза – голубая бездна…