КАМЧАТСКИЕ ИСТОРИИ
«В ночном дежурстве»
Начало июня 1971 года, для северных широт Камчатки, выдался солнечным, тёплым. Недавно, ещё в середине мая, густо лежащие снега по пологим берегам студёной реки Озёрная сошли, обнажив берег, заросший кустами ольхи, и причудливо изогнутыми, низкорослыми камчатскими берёзами. Отдельными зелёными островками выделялся кедровый стланник. В один из погожих солнечных дней. Старший лейтенант Энский получил с базы, то есть с воинского посёлка «Ключи», радиосообщение о дежурных запусках ракет стратегического значения, откуда-то со стороны Казахстана или с Урала. В задачу воинского подразделения, состоящего из 8 молодых солдат и старлея Энского (настоящую фамилию, хоть убей, не помню), входило отслеживание и падения запущенной ракеты в определённом квадрате полигона «Озёрный!» Ныне это не является особо значимым секретом, американцы со спутников всё сфотографировали, а тогда военнослужащим, в письмах родным, о характере службы и самом месте, категорически, строго на строго запрещалось писать о «особенностях» службы. Почта вскрывалось и прочитывалась. По крайней мере так нам говорил товарищ старший лейтенант.
Для слежения за летящей высоко в небе рядом с бревенчатой избой-казармой, где собственно жили и работали, сидя за приборами: сержант Н.Брюханов, рядовые Н.Франк, С.Слипченко, С.Ветров и ещё пятеро, включая меня, Были выставлены на возвышении "подзорные трубы". Точного названия их и тогда не знал. Все ребята из «озёрной» группы имели высшее образование, даже преподавали в разных Красноярских ВУЗ-ах. служили по году рядовыми, кроме сержанта Брюханова и меня, рядового Болгова. У меня за плечами было лишь 9 классов общеобразовательной школы, после демобилизации пришлось доучиваться в вечерней школе и заканчивать Красноярский промышленный техникум. А тогда я попал в эту группу по причине того, что на гражданке успел поработать слесарем по ремонту автомобилей и умел водить, хотя никаких шоферских прав не было. (Нет их у меня и теперь, спустя многие годы). Старлей Энский, добирая группу, спросил на утреннем построении всей нашей «батареи ОИР»: «Кто-нибудь из вас умеет водить автомобиль или трактор?» Все 90 с лишним солдат, с сержантским составом, промолчали, и только я подал голос: «Я умею, но прав нет. Слесарем по ремонту автомобилей до армии 4 года работал». – «Хорошо, беру к себе на полигон» – сказал, ощупав меня глазами Энский, и – через неделю, нас двоих, на вертолёте летящем в Усть-Камчатск, доставили по пути прямо к нашей сложенной из лиственничных брёвен избе-казарме.
Служба в дали от казарменной муштры, ежедневных нарядов на службу и хоз-работу, мне понравилась. Раньше, на базе, я чувствовал себя не то что обижаемым старослужащими солдатом, а зажатым в определённых рамках человеком, у которого есть своё себялюбие и характер. Там, на базе, это волей-не волей приходилось скрывать, молчать и терпеть. Здесь же, среди дикой не тронутой природы, на меня пахнуло талым весенним ветром почти свободы.
Рядом с избой-казармой, в отдельном месте, под навесом, рядом с эстакадой стояли вездеход на базе ГАЗ, но на гусеничном ходу и двумя рычагами управления вместо руля. Мы, солдаты называли это «чудо» армейской техники «болотоходом». Стояли там и аэросани, с которых наш офицер Энский, в апреле месяце, на левом берегу реки Озёрная, вёл «зимнюю» охоту за дикими оленями. Отстреляв для нашего ледника-погреба аж 12 штук! Нам автомат не доверял: "Я и сам еле остановился, а вы в азарт войдёте все рожки автоматные опустошите. Нам на группу мяса 12 оленей на год хватит» - говорил он нам, никому не выдавая единственный на всю группу автомат АКМ. И правильно делал! Дикие стада оленей шли и в начале июня по нашему правому берегу, прямо неподалеку от избы-казармы. Так мы, молодые дуралеи, выскакивали из избы и похватав кто палку, кто лопату, кто топор – бегали за ними крича, визжа и улюлюкая, как дикие индейцы где-либо в прериях Америки. Оленихи с оленятами испуганно шарахались в стороны, и только самцы- олени демонстративно выставив острые развесистые рога степенно шествовали дальше. Собаки у нас не было – вот бы она порезвилась вместе с нами!
Каюсь, - и меня захватил дикий первобытный азарт, я даже кинул в сторону неспешно убегающей группы, северных, менее диких чем мы дураки, оленей топор, точно индеец свой томагавк. Слава Богу не попал!
А до этого, где-то в середине мая, меня и ещё троих ребят, временно освободив от несения «службы слежения», Энский послал на левый берег вскрывшейся студёной реки «Озёрная» свежевать недавно застреленных им Энским олений – пока медведи не похозяйствовали. Камчатские медведи считаются самыми большими в мире и их там больше где-либо еще – благо разнообразной еды хватает. И олени в тундре, и красная рыба в реках и ягода…
Забрались мы в резиновую лодочку – погребли по тёмной, глубокой, широко разлившейся реке Озёрная среди ледяного крошева, недавно сошедшего основного ледохода. Течение у северной реки быстрое, с мелкими заворотами воды, с плывущими мимо корягами... как бы резиновый бок лодчонки не пропороть. Страшно – но виду не подаём.
У всех нас остро наточенные ножи. Оленей по заснеженной тундре лежит много – и всех их надо, пока морозец стоит, освежевать. Потеплеет – начнут портиться. Да и медведи от спячки очухаются на свет вылезут голодные. Тут им лучше на пути не попадайся!
В общем- освежевали все 12 штук. Брали и переплавляли на правый берег только вырезку «лучших мест», а также; сердца, печень… Всё за несколько ходок перевезли и сами вернулись. Олениной ледник-погреб забили под мясом глыбастых кусков льда не видно. А потом, через небольшое время, медведи проснулись и стали собираться целыми группами у ещё не успевших разложиться ребристых туш мёртвых оленей. Сколько там на левом берегу ветвистых рогов осталось лежать, шкур и тд!.. Ну, да что теперь об этом. Понаблюдали мы за медведями в свои «подзорные трубы» на треногах пока не надоело и занялись обычными делами: одни сидят за приборами, составляют какие-то таблицы, графики, другие несут дежурство на отдалённых наблюдательных точках, один согласно очереди – «поварит» на кухне. Готовит завтрак, обед и ужин на всю группу. Благо мясо в леднике полно, крупа, сухая картошка, хлеб, соль, сахар и даже сухофрукты имеются – на вертолёте доставили. Все удовольствия,-служи – не хочу!
И вот, за неделю до моей очереди поварить, (о том как я 10 дней был поваром, я расскажу в другом рассказе-воспоминании),-Пришла радиотелеграмма о ночном запуске ракеты, что особо ответственно – как бы не проследить! Кого-то двоих надо было отрядить на дальний наблюдательный пост. До того поста, оборудованного полевым телефоном -«крутушкой» в берёзовой рощице, на одной из берёз. Послали на «ночную вахту» двух сибиряков, бывшего преподавателя сельхоз института Степана Ветрова и меня в его подчинении рядового Болгова.
На этот раз, впервые, старший лейтенант Энский, зная о активизации медведей, выдал нам на ночное дежурство автомат с одним рожком, предупредив – «без причины не стрелять». Поскольку автомат был всего один, то был доверен старшему и более серьёзному, а стало быть более ответственному, в нашей группке из двух рядовых, Степану Ветрову.
Идти двум молодым, крепким парням, до места нашего ночного дежурство по зелёной лесотундре одно удовольствие. Жаль, что всего 6 километров – хоть бы и все 60, прошли бы и не запыхались! Хотя у Степана на плече увесистый автомат, а у меня и того тяжелее – тренога с подзорной трубой. Что бы мы ночью, в полной темноте, разглядели в эту трубу? – не знаю. Но раз положено нести – доставил на место и закрепил между двух кочек поросших ягелем.
Расположились уютно. Сделали из плащ-палатки нечто вроде навеса. Развели костёр. Долго к нему таскали охапки сухого ягеля и обломанные с берёз сухие отжившие ветки. На удивление легко и быстро я зажёг костёр с одной спички – раньше мне это не удавалось. Сидели со Степаном, о чём-то говорили. Почти неотрывно смотря в ночное часто усыпанное звёздами небо, вспоминали Красноярск, даже песни пели часов так до трёх ночи – чтобы не уснуть и не прозевать летящую в ночном небе звёздочку ракеты, и не проворонить сам взрыв от её падения. А потом нам позвонили. Трубку взял Степан и радостно улыбнулся при свете разгоревшегося, искристого и потрескивающего костра: «Есть отбой, товарищ старший лейтенант». После чего, устало выдохнул: «Уф, Болгов, отбой, ночной запуск отменили, что-то- наверно не пошло, давай спать, а часов в шесть утра двинемся назад.». – «Давай!..» – радостно откликнулся я, и поправив под головой воротник армейской СП (спецтелогрейки), поудобней устроился на куче ягеля - «Всё, спать!..». Уснул почти мгновенно. Где-то приблизительно в пятом часу утра меня разбудил громкий крик Степана:
- «Болгов, просыпайся, медведи!..»
- «Как медведи, откуда?!» – вскочил я в ужасе и ничего не видя,
продирая спросонья глаза, не понимая и не видя – «Какие медведи? Сколько их? Откуда ждать нападения? Да, это было что-то!
Смотрю Степан на берёзе сидит с округлёнными в ужасе глазами и в руках у него единственный автомат. А у меня лишь штык нож на поясе. –«Ёлы палы!» - Я тут же полез на другую берёзу и уже залез, когда Степан закричал:
- «Виктор, слазь, лезь на мою берёзу!».
– «Зачем?» – с недоумением отвечаю я.
– «Если к тебе полезет медведь, стрелять придётся, могу в тебя попасть!..»
- «Тьфу ты!» - чертыхнулся я, так и не увидев пока ни одного медведя рядом с собой – а это в сто раз хуже, если бы они уже были. Неизвестность страшит более всего! Я тут же мешком свалился с одной берёзы и побежал к другой, на которой умастился Степан. Мне показалось что я бежал очень долго, и особенно долго карабкался на дерево, но Степан потом рассказывал, что я буквально взлетел на крепкий сук рядом с ним.
- «Где медведи?» – тотчас спросил я, уверенный в том, что их, медведей вокруг нас, несметное количество и они уже близко, но я почему-то ещё жив, не съеден ими заживо и до сих пор их не вижу, ни одного, даже малюсенького.
– «Вон бежит!» – сказал дрожащим голосом Степан и показал рукой в сторону отдалённых от нас метров на 200, стоящих плотными квадратами-куртинами, зарослей низкорослой ольхи.
И я увидел не сто и даже не два, а одного единственного молодого медведя, пестуна, что бежал в нашу сторону смешным способом. Поскольку вся тундра между отдалёнными кустами ольховника и нашей берёзой была усеяна поросшими ягелем и шикшей кочками, молодой пестун не бежал, а будто забавно и сосредоточенно плыл в стиле брасс или баттерфляй, потешно выбрасывая вперёд передние лапы. И я тихо рассмеялся!
- "Тс- ты что?!" – прошипел Степан. - "Нас выдать хочешь!.."
Молодой медведь, не добежав до нашего места пребывания метров 30 – резко остановился и, встав на задние лапы, стал пронюхивать воздух в сторону нашего почти совсем догоревшего и едва дымившего костерка.
– «Стрелять не стрелять, стрелять не стрелять?» -вопросительно, как заклинание, шептал рядом со мной Степан Ветров. Я мельком взглянул на автомат и его руки. Руки у Степана дрожали и дуло «калаша» нервно подёргивалось. –
- «Стреляй» – равнодушно буркнул я.
– «А если не попаду?!»
– «Тогда давай я стрельну» – спокойно, отойдя от страха – устало ответил я и даже зевнул.
– «А если ты не попадёшь?! Раненые медведи мстительные, потом подкараулят и убьют» - перешёл он к описанию плачевного будущего уже не от одного всё ещё нюхающего воздух песту, а по меньшей мере – дюжины медведей. И тут я толи чихнул, толи ветка хрустнула, толи свистнул со словами: - «Поступай, как хочешь!» Но после этого, наш совершенно переставший быть страшным пестун, упал на все четыре лапы и как даст от нас стрекача. Если в нашу строну он бежал, как настоящий косолапый мишка в смешную для меня перевалку, то назад пронёсся как выпушенная из лука стрела, точно выбрав среди разбросанных там-сям между кочек ровную беговую дорожку.
Постояв ещё минут 10 на берёзе, мы спустились и пошли в сторону нашей базы. Степан с «калашом» шёл первым, поскольку читал в какой-то книжке, что дикие звери обычно нападают на последнего. Да ладно иди первым – согласился я, махнув на неопределённое будущее рукой, но при этом крепко сжимая в руке штык-нож. Так мы и пришли живые и здоровые точнёхонько к обеду.
После этого случая и я пригодился как водитель болотохода. И на дальний наблюдательный пункт возил смены и так с ребятами по тундре гоняли весело! Пока у трака гусеницы палец не потерялся, и гусеница расползлась на пол пути к избе-казарме. Старлей ещё предупреждал: смотри Болгов за пальцем, он разносился и по ходу может выскочить, не прозевай подбивай молотком. Я подбивал, периодически свешиваясь с молотком из кабины в сторону проблемного узла моего «авантюриста болотохода», но однажды не успел и – гусеница расползлась. Точнее, не усмотрели те кому я доверив молоток, поручил смотреть за пальцем и подбивать его. Они подбили разок и на этом успокоились. А палец, возьми, да и выскочи на полном ходу.
Хорошо, что я заранее положил в ящик с инструментами запасное звено. Точно предчувствовал и за ранее знал, что сделать в этом случае – не растерялся! Говорят - это называется «солдатской смекалкой». Возможно. А ещё говорят: «Голь на выдумки хитра» - то же подходит. Парни вылезли из кузова болотохода в растерянности уставившись на расползшуюся, как кишка, гусеницу. – «Попадёт теперь тебе от старлея!.. Он говорил, что если гусеница расползётся – её уже не натянуть где-то далеко в тундре. А другой техники притащить болотоход на буксире нет. В полевых условиях натянуть гусеницу не удалось, но дополнительный трак помог, пусть и шлёпая, на медленном ходу добраться до эстакады. Когда старший лейтенант Энский увидел с каким шлёпаньем мы приехали, он даже не понял:
- «Болгов, что случилось?» Я доложил, что проворонил как палец выскочил, но вот добрались.
-"Как вам это удалось?" – откровенно удивился Энский.
- "Звено дополнительное с собой вожу – поставил и доехали".
- "Ну что ж, хвалю за находчивость, но впредь будь внимательней" - ухмыльнулся старлей и ушёл в избу.
Подошёл. Сержант В. Брюханов, ещё кто-то стоял у эстакады, уж и не помню кто. На ней, на эстакаде, и натянули гусеницу. Однако через месяц Энский расслышал какое-то постукивание внутри не то мотора, не то коробки. Странно, сколько не прислушивался – ничего такого подозрительного не расслышал. И меня это сильно обескуражило. Надо было ремонтировать, устранять стук, искать неполадку в не лучших для серьёзного ремонта условиях. Я обещал разобраться, даже не понимая «в чём?»
А тут как раз наступила моя очередь целых десять дней готовить еду на всю ораву бойцов с офицером во главе. Я справлялся и готовил хорошо. Никто за варево не ругал, а за борщ даже похвалили, пока не случился один не приятный касательно моей службы инцидент. Но это в другом рассказе.