Stabat Mater или Amme

Менестрелло
Описание:
Продолжение моего фанфика "Успеть, нельзя опоздать"
Посвящение:
1. Читателям, которые оставляли отзывы к предыдущей работе.
2. Феанаро и Лэтхе.
Примечания автора:
1. Этот год был для меня эмоционально тяжелым. Мрачные мотивы в триптихе навеяны именно этим.
2. У меня весьма необычная стилистика, так что прошу прощения за это.

***


(Музыка для атмосферы: Nicholas Hooper — «Dumbledore`s Farewell»)


***


       Я предчувствовала это. Я знала, что этот грозный час когда-нибудь наступит. О возлюбленный мой, я ведала это с того мгновения, как мы привели в мир дитя. Дитя, чей Дух подобен Негасимому Пламени. Предательство свершилось. Самый светлый час стал самым тёмным. Торжественный пир стал горестной тризной. Веселье обратилось в скорбь. Драгоценность Валар и их великий дар Звёздному Народу — Древа безжалостно погублены: иссушена крона, поломаны ветви, отравлены корни. Не освещать им более высокое небо Валинора. Не радовать своей красой могучих Айнур и прекрасных Квенди. Ныне безутешная мать оплакивает своих детей, сама природа ей жалобно вторит. Тьма холодным саваном окутала Благословенный Край. Нынче она пирует. Свет уступил ей… Выбрав нужные нити, я беру в руки внезапно ставшее ненавистным полотно. И моё заледеневшее сердце разбивается на миллиарды мелких осколков. Свет уступил…

***


       Не знающий жалости клинок уже занесен. От него тебе не уклониться! Всё кончено. Ты первым отдашь свою жизнь за Судьбы Арды. Ты первым прольёшь свою кровь на эту благословенную землю. Всегда первый, тебе и в смерти быть первым.

— …Мириэль! — безмолвно приветствуешь ты ту, что предпочла забвение Мандоса жизни в Благословенном Краю. И это имя заставляет меня вспомнить… Вспомнить того, кого любила… Финвэ… Вспомнить того, кого покинула… Феанаро…

       Твое заветное желание так и не сбылось… От внезапного толчка в бок ты теряешь равновесие. Упав на холодное белое полотно снега, ты кубарем перекатываешься несколько раз, но при этом всё же успеваешь разглядеть смутно знакомый силуэт дерзновенного нолдо, что занял твоё место перед Отступником.

      Всё происходит в один удар сердца. Всё происходит в один стежок. Всего в один.

      Словно в страшном сне ты вынужден беспомощно наблюдать, с какой лёгкостью клинок пронзает плоть, как неожиданно рассыпается его мерзкий чёрный металл и липкие нити окутывают одного из Мастеров Форменоссэ. Мы не слышим, скорее чувствуем, как мелодия дерзновенного храбреца неотвратимо меняется. Невыносимый скрежет сменяет доселе прекрасный мотив…

       Так вот какой он Диссонанс, который некогда заставил меня искать отдохновения в Мандосе. О горе мне, несчастной! Наш бедный мальчик! Наш долгожданный сын!.. Нити Искажения впиваются в его стан, и блестящие брызги разлетаются пурпурным дождём на тёмную брусчатку. Коверкающий замысел Единого, смертельный яд Отступника проникает в тело нашего Огонька и начинает своё черное дело.

— A varyame nare! * Будь ты проклят, Моринготто! — громогласно взывает пошатнувшийся Дух Огня и делает резкий взмах рукой. — A varyame nare! Да поглотит тебя пламя Утумно!!!

      Ярко-алый отблеск в то же мгновение ослепляет, поток невыносимо горячего воздуха бьёт тебя по лицу. Счастливый! Ты ещё не знаешь, что твой неукротимый первенец сейчас призвал своей могучей f;a Негасимый Пламень и поверг Отступника в прах земной. Но сколь велика оказалась цена!

      Бросив беглый взгляд на жадное полымя, что пожирает распахнутые настежь, вдруг покрывшиеся мерзкой ржавчиной врата, нолдо резко поворачивается в твою сторону. Гримаса непередаваемого ужаса искажает твой прекрасный лик: Да, это твой Финвион. Да, это мой Феанаро. Да, это наш Огонёк…

— Аtari-nya… — спешно выплёвывая на дымящеюся брусчатку что-то вязкое, едва слышно произносит Куруфинвэ. — Tarо-nya…

      Протягивая к тебе руки, он делает несколько весьма нетвёрдых шагов. И я, вышивая это сцену, ловлю себя на мысли, что это так похоже на его далёкое детство, когда Огонёчек только учился ходить. О, бедный мой мальчик…

      Твой душераздирающий крик разрывает тишину, окутавшую ледяной паутиной разрушенный Форменоссэ. Мой — безмолвный, покрывает инеем развешанные в просторных чертогах красочные полотна.

      Стремительной молнией ты кидаешься к сыну, что внезапно оседает на снег. Ты едва успеваешь подхватить нашего милого Курво, которого мне по воле Злого Рока некогда пришлось оставить. Не веря в происходящее, ты дрожащими руками переворачиваешь его на спину. Потом скидываешь плащ и осторожно подкладываешь его под отяжелевшую голову Феанаро. Прижав свою ладонь к страшной ране нашего сына, ты с ужасом замечаешь, что её края странно обуглились.

— Целителя! Быстрее! Целителя! — истошно зовёшь ты. Забыв, что сам приказал Верным Первого Дома покинуть Форменоссэ в тот самый миг, как пала Тьма на Благословенный Край. И вздрагивает от твоего крика наш сын, и с явным трудом приоткрывает почерневшие от расширенных зрачков глаза. Невидящим взглядом, в котором неумолимо угасает fea, он смотрит на тебя, а ты…

— Yondonya, зачем? Зачем ты опять встал впереди своего Короля и отца… Тебе мало было изгнания? — наклонившись над первенцем, срывающимся голосом требовательно вопрошаешь ты. И твоё неровное дыхание плавит снежинки на его так страшно побледневшем лице. Они превращаются в капли. Они превращаются в слезы. — Зачем? Тот удар предназначался мне. Мне, Феанаро…

— Atto… про-сти… как… про-стил… я… себе… сам…* — через силу отвечает милый Курво, захлёбываясь своей же кровью, — Atto… я не… мог… ина-че…

— Narenya…

      Как давно ты его не звал этим сокровенным эпессе. Как счастливы мы были тогда. Корзина с нитками падает на пол. Катушки катятся: белая и чёрная нить сплетаются, рубиновая обрывается. Огонёчек, я жду. Жду…

      Нетерпеливое Небытие торжествует, тянет к Духу Огня свои ледяные костлявые руки. Готовится сомкнуть свои душные объятия и забрать к себе.

      Hroa перестает его слушаться. Оно восстает против нашего сына. Красное на белом. Поспешив, вздрагиваю — белая нить быстро превращается в алую. Жаркая пылающая кровь быстро расплывается пурпурными пятнами на таком чистом, белом полотне гобелена. Нет, конечно же снега. Пачкает твои дрожащие руки и праздничное одеяние. Белое на красном. Наш сын истекает кровью, ты тщетно пытаешься её унять.

      Небытие всё ближе. Я знаю это. Я чувствую, как в сердце Мандоса из светлых грез и тёмного морока ткётся новый чертог. Холодная обитель для нашего единственного сына, для нашей драгоценности… Неожиданно щиплет в глазах, но я не оставляю свою тяжкую работу…

      Ярая вспышка нестерпимой боли заставляет Курво забиться в судорогах. Он крепко сжимает твою руку. Неистовый Огонек отчаянно сопротивляется безжалостной Смерти, что выбрала его в свои спутники. Ты же… Ты упрямо сжимаешь губы, стараясь не показать, что хватка сына причиняет тебе боль. Наклоняешься ещё ниже над ним, жадно ловя его слабеющий голос.

— Atto… про-сти… — почерневшие глаза Феанаро начинают предательски блестеть при обжигающем свете танцующего пламени факелов, — …не… мог… ина-че…

      С плохо скрываемым ужасом ты наблюдаешь, как черты прекрасного лика нашего Огонька медленно цепенеют под белой маской Смерти. И это пугает тебя больше, чем Затмение и Отступник на пороге Форменоссэ…

— Где же Эстэ?.. — любовь моя, ты не веришь в неизбежное, настойчиво вопрошаешь, — Где же Милосердная?..

      Мир вокруг тебя прекращает существовать. На тебя направляет взор видящий камень, но ты не замечаешь Нолофинвэ. Какое дело тебе сейчас до первенца пресветлой Индис? Ни он ли своим безмолвным согласием заставил любимого моего отречься от венца? До тебя пытаются дотянуться по осанвэ, но ты как будто и не чувствуешь. Ныне чем может тебе помочь Нельяфинвэ? Ни он ли, томясь ленной праздностью, увёл своих шестерых братьев в Зелёные Холмы? Ныне существует только Дух. Дух, что подобен ярому пламени. Только он во всём Эа. Только он.

— Narenya…

      Огонёчек… Мой мир сужается до тебя, Нолэмэ, и нашего искусного мальчика, что испил сполна чашу горя. О, мой бедный Феанаро! В муках ты родился, в муках ты умираешь. В крови ты явился в Арду, в крови ты погибаешь… Как же легко мне было покинуть своё hroa, как же тебе тяжело! Мне стоило лишь вздохнуть, тебе же… Не могу… Не могу представить… Моё ледяное сердце разбивается на миллиарды мелких осколков. Проходят мгновения, но я не слышу хрустального звона, что должен нарушить покой Сумрачных Чертогов…

      В оглушающей и в такой вязкой тишине ты, Финвэ, пытаешься уловить тихий голос нашего сына. Его долгое безмолвие тебя страшит. О, любовь моя, разве ведом тебе страх? Ты отважно встал перед Отступником, а теперь…

— Куруфинвэ, не молчи! Ради Эру не молчи!

      При одном лишь отсвете жадного пламени ты пытаешься узреть, как слабо шевелятся его посеревшие окровавленные губы. Его ледяное оцепенение тебя ужасает. О, любовь моя, разве подвластен над тобою трепет? Ты мужественно смотрел прямо в лицо смерти, а теперь…

— Atto…

— Narenya…

      Время ускользает, как песок сквозь пальцы. Его у Феанаро почти не осталось. Сколько бы не был силён его могучий Дух, он не сможет вечно сопротивляться манящему Зову Нуруфантура. Сколько бы не был силён его могучий Дух, он не сможет вечно противиться разрушающей гармонию Мироздания мелодии Моринготто.

      Небытие ликует, в крепких душных объятиях сжимает нашего сына. Вот, вот отнимет оно у тебя нашего Огонька и на своих беспросветных крыльях унесёт в призрачную даль. И осуществится твой самый жуткий страх.

— Nam;… — из приоткрытых уст вырывается тихий хрип, пурпурная пена щедро покрывает его посеревшие губы, — … ri;…

      Прощай… Значит, надежды на чудо не осталась. При всей премудрости нам до конца не познать истинного смысла этого странного слова. Феанаро отринул пресветлый Эстель, как я когда-то блаженство Валинора. Что для квенди безликое «навсегда»? Пустой звук. Пустой звук? Нет. Не для меня и моего дитя.

— Огонёчек, потерпи ещё немного… — шепчешь ты, склонившись как можно ближе к его мертвенно-бледному лицу. — Сейчас…

      Сейчас моя работа спорится как никогда быстро. О Эру! Неужели мы наконец-то воссоединимся? Феанаро уже не только знает, что наступил его смертный час, но и безумно ожидает исполнения своей сокровенной мечты…

— Сейчас… сейчас явится Эстэ… — ты скорей убеждаешь себя, чем сына, — Она тебя спасёт…

      Скоро мы воссоединимся! Мы встретимся, и впереди у нас будет целая вечность… Меня одновременно переполняет безудержная радость и удушающий страх. Что мне сказать? Как оправдаться? Вина моя велика, но я не могла иначе… не могла иначе, как и он ныне.

— Обязательно спасёт… В одно мгновенье подарит тебе исцеление, — Как страшно! Ты не веришь в то, что говоришь. — И всё будет хорошо, вот увидишь…

      Захлебываясь бурлящей кровью, наш мальчик больше не слышит тебя. Он судорожно ловит губами студёный воздух. Блестящие ручейки текут по впавшим щекам. В остекленевших, покрытых чёрной дымкой глазах виднеется лишь одна пустота. Свет уступил…

       Повреждённая плоть теперь для Духа, что подобен Негасимому Пламени, та же невыносимая темница, что для Эльдар — Валинор. Диссонирующая тема Отступника, глубоко пустив корни, поглощает импульсивную мелодию Феанаро. И если огненное f;a ещё почти не тронута и полна сил сопротивляться Искажению, то исковерканная hrоa уже стремительно сдаётся. Всё реже и реже бьётся его сердце, устав бороться с гибельным ядом, что разносится по всему телу отравленной кровью. Всё труднее и труднее дышать разрывающимся лёгким. Угасающее сознание всё глубже проваливается в холодное забвение.

      Ощутив леденящее дыхание смерти, я поправляю съехавший палантин. Вот он, смертный час. Час, когда частичка Негасимого Пламени покинуло свою бренную оболочку.

      Гибель ли Древ или пролитая кровь моего неистового Феанаро призвало в Благословенный Край снежную бурю. Как небытие ледяным саваном сковывает окровавленного Куруфинвэ, так и неистовые белые вихри бурана накрывают затихший во Тьме Араман.

— Вот увидишь, Narenya…

      Любовь моя, как белы стали твои волосы! Летящие снежинки танцуют в стылом воздухе, узорчатым венцом обрамляют твоё высокое чело, но не ведаешь ты об этом. На сыне теперь всё внимание твоё, как и моё. О дитя моё! О Феанаро… Любовь моя, ты не чувствуешь, не хочешь замечать своих многочисленных ран, что успел нанести тебе Отступник во время вашего краткого поединка. Лишь сражённый Курво важен сейчас для нас, один лишь он. Лишь он…

      Как же ныне стало холодно! Никогда раньше в Форменоссэ не было такой стужи! Твои стылые пальцы покрываются инеем, но всё продолжают зажимать глубокую рану сына. Однако всё тщетно. И пурпурный ореол кровавым росчерком растекается по белоснежному полотну.

      Черты неподвижной маски Куруфинвэ вдруг начинают заостряться, холодное величие Смерти заставляет тебя вздрогнуть. Безразличный пустой взгляд Феанаро стремительно тускнеет. Его голова резко запрокидывается назад. Искалеченное тело Огонька, всё это время безвольно лежащее на пурпурном снегу, вновь напрягается и выгибается дугой. Он так крепко сжимает твою руку, что твоё бледное лицо искажается от боли, брови сводятся к переносице, лоб хмурится, а пронзительные серые глаза начинают блестеть от выступивших слёз. Тебя начинает трясти, тебе на мгновенье кажется, что это лишь страшный кошмар, насланный мстительным Отступником. Кошмар, после которого просыпаются с безумным криком в холодном поту. Кошмар, после которого ты сразу же кинешься к своему Огоньку. Но ты с трудом заставляешь себя осознать, что всё это происходит наяву. И сейчас ты единственный из живых, кто рядом с Феанаро в его смертный час. И под влиянием невыносимых чувств ты идёшь на святотатство.

— Где же Валар, когда они так нужны?! Где они?! — отчаянно взываешь ты, беспомощно наблюдая, как наш сын мучается в страшной агонии. — Разве не обещали они нам блаженство в Благословенном Краю? И что теперь?

      Время застывает подобно горным рекам в заснеженном Арамане. Минуты тянутся как часы, часы проходят как года. Из последних сил я продолжаю плести замысловатый узор и ткать чёрно-алое полотно. О, в каких жутких мучениях уходит наш сын в небытие! Чем он заслужил такую гибель? Не тем ли, что был подобен Несгораемому Пламени? Не тем ли, что привел в наш мир Сильмариллы? Не тем ли, что любил тебя, любовь моя, больше жизни? Сколько страданий! Сколько боли! Бедное моё дитя…

— Мальчик мой, держись! Не оставляй меня! — твой голос с каждым словом всё громче и громче. — Держись! Не смей уходить! Не смей отвечать на зов! Куруфинвэ, я повелеваю тебе! Курво!..

      В отчаянии ты хватаешься за соломинку. Лелеешь последнюю надежду… Прежде Огонёк никогда не нарушал твоей воли. И даже в минуты его неистового гнева, ты имел власть над ним. Но не в этот раз, Нолэмэ… Тщетно, Финвэ. Ныне Стихии глухи к нашим мольбам. Сейчас ты, конечно, не хочешь ведать, что Валар медлительны. Пройдут многие года и даже не одно столетие, прежде чем они начнут, нет, решат, что надо действовать. Ты не хочешь знать, а тем более помнить, каким смертоносным оружием был сражён наш сын. Ведь всю свою пагубную силу Искажения вложил Брат Манвэ в этот зачарованный клинок, что был чёрен, как и его помыслы.

      Резкий свет факелов начинает освещать заснеженный двор все же устоявшего Форменоссэ. Верные нашего сына возвращаются в свой оскверненный Дом. Едва спрыгнув с взмокших от бешеной скачки лошадей, наши внуки буквально летят к вам, но ты не замечаешь этого. Какое дело тебе до них, если наш долгожданный сыночек, наш пылкий Огонёчек больше не может сопротивляться беспощадной длани самой смерти?..

— Держись! Ты слышишь? — Ты срываешься на крик. — Не уходи!

       Феанарионы, обступив вас полукругом, замирают недвижимыми статуями. Быстрыми стежками я вышиваю их скорбные фигуры. Испуганно они смотрят на твой сгорбленный силуэт. Мне надо спешить. Стиснув зубы, зажимают до бела кулаки Сыны Нерданель. Я же, прикусив до крови губу, продолжаю эту тяжкую работу. Беспомощно наблюдают сыны Феанаро за тем, как в жутких мучениях испускает последний вздох их отец. Времени уже не осталось.

— Курво! Не смей!

      Наш сын отвечает до боли знакомым тебе судорожным хрипом. Тотчас на высоком челе нашего сына выступает обильный липкий пот. Ты знаешь — это вестник близкой кончины. Ты не раз видел ледяную хватку Небытия в далеком Эндоре. И единожды в Валиноре. И теперь этот кошмар повторяется.

      Словно заклинание ты скороговоркой остервенело повторяешь: «Держись!», «Не уходи!», «Курво!», «Не смей!»…

      Но он едва ли слышит тебя. Манящий Зов заглушает всё, и измученное f;a отвечает ему. Как такое допустили могучие Стихии?! О Эру, за что ты так караешь Финвэ? Почему Ноломэ вновь оплакивает того, кого так сильно любит?

      Чёрные нити проступают на алебастровой коже подобно трещинам на тонком льду. Мелкой сетью вначале обрамляют окровавленную шею, не давая Феанаро свободно вздохнуть. Отнимают у него последние силы. Капли пота сплетаются между собой и подобно паутине ужасным коконом покрывают его измученный лик. И наш сын уже не может противиться этим путам Искажения. Слишком ослаблено его hroa. Слишком свободолюбива его f;a.

      В почерневших, начинающих стремительно стекленеть глазах нашего Огонька неожиданно для всех нас вспыхивает ярый пламень. Его лик внезапно освещается пульсирующим изнутри огнём. От hrоa идёт нестерпимый жар, превращая в пар тающие снежинки, успевшие белоснежным саваном укрыть его.

— Аtarinya! — Искусник, пошатнувшись, падает на колени и с осторожностью прикасается к отцу. — Atto…

      Остальные Феанарионы подхватывают его зов: кто по осанвэ, кто шепотом. Сил на крик не остаётся.

— Narenya! — взываешь ты, не помня себя.

      Ты чувствуешь, как наш сын, крепко сжимающий твою длань, обжигает твою руку своим огнём, но тебе это безразлично. Эта боль — ничто по сравнению с той, что заставляет сейчас твоё сердце разрываться, а душу изнывать.

— Феанаро!

      Твой мир стремительно рушится, и ты вынужден лишь беспомощно наблюдать за этим. Ты будешь убит горем. Мой же, наоборот, скоро возродится из праха земного. Я буду в не себя от радости.

— Amm;… — беззвучно одними губами произносит Дух Огня прежде, чем покинуть тленную темницу hroa. Если злым Роком суждено ему умереть, то пусть последним в его несчастливой жизни будет это сокровенное слово.

…Ало-чёрное пламя свободолюбивой f;a прорывается сквозь ослабевшее hrоa. И лишь на мгновенье задержавшись, взлетает неистовым гудящим вихрем к небу.

***

       Я предчувствовала это. Я знала, что этот грозный час когда-нибудь наступит. О возлюбленный мой, я ведала это с того мгновения, как мой Дух отлетел во владения мрачного Нуруфантура. Злой Рок свершится, и сын, не познавший материнской ласки, последует за ней. И жизнь отдаст за того, кого любил больше всего на свете. Из неистового пламени он явился в этот мир, в него и вернётся.

      Злой Рок свершился. И самый тёмный час для безутешного отца стал теперь самым светлым для матери. И пока Нолдор льют слезы скорби, я проливаю слезы радости. Моя жгучая тоска по сыну обращается в отраду. Мой звонкий смех разбивает гнетущую тишину чертогов Ожидания. Спешно обрезаю тлеющую нить, завершив свою работу. С трепетом оборачиваюсь, в надежде увидеть, как огненный ореол моего Феанаро прогоняет сумрак Мандоса…

… И моё заледеневшее сердце разбивается на миллиарды осколков. Свет уступил…

***


Примечание:

A varyame nare (кв) — Огонь для нашего спасения! («Naur an edraith amen!» (син) Заклятие Гэндальфа)

Аtarinya — Отец Мой

Tarоnya — Король Мой

Yondonya — Сын Мой

«-Atto…про-сти…как…про-стил…я…себе…сам…»* — Перефраза из песни Тол Мириам «Рыцарь Мордред»

Atto — Папа

Narenya — Огонь (Огонёк) Мой. Малоизвестное эпессе Куруфинвэ Феанаро, данное ему Мириэль Тэриндэ

Hroa — Тело

Нуруфантур — одно из имен Намо Мандоса, известного также как Баннот и Нефри

Nam;ri; — Прощай

F;a — Душа (Дух)

Amm; — Мама