Глава 23
Ника
Три дня я отдыхала. У каждого должны быть выходные. Все как-то притихло, пространство не взрывалось вспышками озарений или веселья. Казалось, что вместе со мной отдыхает вся природа и люди.
К вечеру третьего дня подошла Ника и попросила встречи:
- Я утром уезжаю, и мне очень важно закончить наш разговор. Если вы согласитесь…
-Хорошо. Прогуляемся вдоль аллеи.
- Прямо сейчас?
- Если вам удобно.
- Да.
- Тогда идемте.
Как ни готовилась она к встрече, неожиданность сбила ее с толку. И это хорошо, снова с «чистого листа».
- Я думала над вашими словами. Вначале они показались мне обидными и несправедливыми. Но потом, когда утихли эмоции, я поняла, что вы были правы: ничего особенного в том разговоре не было. Это привычный треп. Игра, одним словом. Вы раскусили меня, вскрыли уловки, которыми я пользовалась десятилетиями. Никому нет дела до другого человека, а потому в этом трепе нет смыслов. Риторика. Бла-бла. Ваша лекция – это волшебное зеркало. Мы любим не опыт – творение! Картины! Признания! А опыт – тю-тю. Мастерство, тоже тю-тю. И от творца остается пустая оболочка. Оболочка есть, а творца – нет. Мертвечина. А потому цацки, побрякушки, там – пыль в глаза, здесь… И ведь другие это понимают, знают, что кончился творец… Вы говорили, что можно начать с начала. Но как, когда сердце пустое? Какая Агапэ! Там привязанностей не осталось… – она махнула рукой.
Мы подошли к скамейке. Сели. Ника казалась уставшей, ни в глазах, ни в фигуре, ни в позе не было прежнего огня… Не было и рисовки – она была реальной, искренней.
- Скажите, Ника, кого вы любили сильнее всех?
- Бабушку. Мама была эгоистичной и истеричной. Любила и отвергала, все – под настроением. Отчим был талантливым художником, вы его творчество знаете – это портретист Ф. Светские рауты, слава и прочая чепуха его не касались. Он жил в мастерской, а мама отрывалась по полной программе. Я не люблю мать, потому что повторяю ее.
- А бабушка?
- Бабушка – это ангел. «Голубушка моя», так она меня звала. Самые светлые воспоминания – о ней. Детей я испортила, пожалуй, не исправить. Так что жизнь – не удалась…
- А бабушка?
- Ее давно нет… Нет отчима, нет мамы. Я – капитан своего корабля, который дал основательную течь.
- А у вас есть портрет бабушки? Вы рисовали ее?
- Ну что вы, она умерла, когда я заканчивала школу.
- И?..
- Что – и?
- Вы помните ее зрительно?
- Смутно, но если захотеть, то можно вспомнить все до последней морщинки…
- Закажите ее портрет себе.
- В смысле?
- Сделайте сами себе заказ, если вы привыкли так работать…
- Да вы что?! Вы в своем уме?
- А что?
- Я вам про самое святое…
- Так и я про то же…
- В прямом смысле написать портрет?
- А почему нет? Всколыхнете чувства, искренние, чистые, ничем не запятнанные. Это могло бы стать неплохим началом…
Она встрепенулась, будто ее ударило током.
- ВОТ ВЫ О ЧЕМ! Почему я сама-то не додумалась раньше? Боже мой!
Из глаз Ники ручьем потекли слезы и рыданья, вначале сдерживаемые, а потом чисто бабьи, с утиранием глаз подолом широкого платья. Вся шелуха с Вероники слетела, волшебное зеркало работало вовсю.
Наутро мы простились. Лицо ее преобразилось. Прежний лоск оставался, но под ним жила другая – живая и одухотворенная плоть.
- Спасибо, Алис.
- Да-да. Если будет нужда, разыщите меня, обязательно.
- Спасибо.
- Хороших успехов. Пусть все задуманное сбудется. И еще, возьмите мой браслетик, когда накатит прежняя волна, покрутите его и вспомните наш разговор.
- Еще раз спасибо, Алис.
Она села в автомобиль, он мягко покатил по липовой аллее. Я провожала ее и думала: хватит ли полученного заряда для переворота всей жизни. Для подготовки прыжка в пустоту с пустыми руками нужно больше времени. Это моя вина, упустила целую неделю…