глава 20. Пробуждение

Алевтина Цукор
Глава 20
Пробуждение

При начале новой жизни, которую начинает Пробужденный, в нем открывается духовная мощь и смирение одновременно. Это не значит,  что он чувствует себя Голиафом, скорее Давидом, когда тот пошел на Голиафа с пращей: «Если меня избрал Бог, о чем мне заботиться? Я убью  его!» Так думал Давид.

Вот если бы человеку сказали: ты умрешь в 97 лет! Думал бы он о болезнях, страхах в сорок, пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лет? Он знал, что какая бы зараза к нему не прицепилась, это пройдет, не смертельно. Сколько энергии высвободилось бы у него, лишись он страха смерти! И в ночь-полночь пойдет куда угодно, и на Эверест, и в глубину без акваланга. А сколько творческой энергии было бы сохранено для безумно интересных проектов, которые сковываются неуверенностью и  страхом. Он думал бы о том, что пришел его час сказать миру что-то новое, необыкновенно прекрасное. Неудачи переносились бы легче, потому что впереди столько времени, можно начать заново.

Но есть одно существенное «но». Этот человек должен быть творцом. Чтобы творческая энергия клубилась в нем неиссякаемым источником. Другого человека подобное знание о долголетии развратит. Сделает ленивым и прожигающим жизнь.

Пошла четвертая неделя жизни на даче. Все успели передружиться, создать свои «великие кучки», шли дискуссии, но было все как-то мелковато. Я начинала скучать, потому что готовых «нырять» в себя не находилось, а никчемные, бытовые вопросы меня мало интересовали. Я много гуляла, уходила далеко к реке и сидела на берегу, созерцая ее, как созерцаю реку жизни.
Неожиданно на прогулку со мной напросилась Маргарет. Самсон с семьей уехал, Певец тоже – у них началась своя творческая жизнь, а Маргарет в последние дни играть отказывалась. Я наблюдала за ней и ждала, когда в ней появится желание прийти на интервью. Видимо, время пришло.

Мы вышли с ней  сразу после завтрака, взяли зонты, потому что солнце припекало, а обгорать не хотелось. Шли молча, до самой реки, и в этом молчании не было особого напряжения. Я понимала: она готовится к разговору и не мешала.
На реке у меня было любимое место: маленький песчаный пляжик. Какой-то добрый турист соорудил резную скамейку со спинкой  под  разросшимися деревьями высокой кавказской  акации. Очень удобную для сидения на ней. Мы расположились, сняв халатики, чтобы позагорать в тени.

- Скажите, Алис, когда вы говорили о ЧЕЛОВЕКЕ, что вы имели в виду? О человеке, понятно, это о других мерках при подходе в любом вопросе. И в этом заложена важная мораль – воспитание готового к жизни творца. А вот что такое ЧЕЛОВЕК с больших букв?
- А почему у вас возник этот вопрос? Вас что-то тревожит?
- Да. Дочь выросла, живет своей жизнью. Я ее плохо воспитала. Она как чужая, не может простить, что в детстве часто оставляла ее на бабушку. Когда мама была жива, была мостиком между нами, а теперь мы на разных берегах.  Она кичится, говорит, что любит детей, делает для них все возможное и в старости будет жить с ними рядом.

- Не знаю, Марго, насколько вы готовы услышать то, что я скажу.
-Говорите, как есть. У меня все равно душа не на месте.
- Хорошо. Вы слышали когда-нибудь о перевоплощении? О том, что мы приходим сюда не однажды? Что наша жизнь – это результат прошлого воплощения, а встречи – это долги или вознаграждения? И следом встаете вопрос: кто мы?
- Конечно, я слышала об этом, но к себе так подробно никогда не применяла. Привыкла, что я – это я, Маргарита, и так далее…
- То есть я – это нечто физическое?
-Не совсем, я думаю, что  есть тело, дух и душа…

- Не будем с этим разбираться, потому что тут все ясно… Вы поняли из нашей прежней беседы, насколько иллюзорны наши социальные маски и роли? Будто бы вы  актер в театре – сегодня одна роль, завтра другая. И актер вживается в роль лишь на период спектакля. А ваш спектакль затянулся на целую жизнь и превратился в драму. Не так ли? А что за стенами вашего театра, вы знаете?
-Дом…

- Марго, дом  - это тоже спектакль…
- Да-да… Я кажется, начинаю что-то понимать…
- Вот мы сидим на реке и смотрим на ее движение.  Теперь представьте, что  это река жизни… Вы вышли из жизни и смотрите, как свидетель, как зритель… Вы – вне реки, вне жизни…

- Нет, Алис, пока все путается. Давайте с начала, подробнее  и помедленнее…
- Хорошо, как музыкант вы отделяете себя от зрителя? Или на спектакле от актеров и самого спектакля? Или вы сливаетесь настолько, что верите в действительность спектакля, как жизнь?
- Бывает, что долго хожу под впечатлением. Но никогда спектакль не становится моей жизнью. Я – зритель, совершенно определенно.
- Хорошо. А теперь предположим, что жизнь в целом – это один большой спектакль. Вы можете вычленить себя из нее и стать зрителем? Ведь вы наблюдаете чужую жизнь со стороны? Не правда ли? Оглянитесь – природа, небо, песок… это декорации жизни.  Река – символ ее беспрерывного течения. Вы сможете стать просто зрителем  не сливаясь с декорацией?

- Кажется, могу… Но тогда, кто я, которая смотрит? Кто – этот зритель? Если он вне жизни? Это очень странное состояние. Будто бы я – не я.
- В том весь и вопрос: кто смотрит? Смотрит ваше Реальное Я. Оно – зритель. Вы когда-нибудь играли в компьютерные игры? Не в карты конечно…
- Нет, но наши коллеги в свободное время играют…
-Представим: там есть персонажи, которым авторы игры расписали все роли, и они действуют по стандартным правилам. И вдруг один из персонажей стал действовать самостоятельно, вышел из-под контроля… Вирус… Он, как бы, ведет свою игру и сбивает всю программу…

Она внимательно следила за ходом моей мысли,
- Так и Реальное Я, – продолжила я, – наш внутренний человек, которого называют Высшим Я и так далее, выходит из игры, из спектакля. И начинает изучать жизнь, находясь вне ее.
-Вы шутите? Хотя, какие могут быть шутки? Получается, что своими ролями мы закутываем свое Высшее, реальное Я в кокон ролей?
- Получается, что так…
- И вы об это давно знаете? Голова идет кругом. Давайте вернемся на дачу, а то мне что-то нехорошо…
- Не пугайтесь, со мною и не такое было. Это называется прыжок в пустоту с пустыми руками. И не факт, что вы его сделаете. Я несколько раз убегала в привычный мир.

Мы возвращались, так же молча.  Аура Марго была грозовой, еще более напряженной, чем когда мы шли к реке. Мне казалось, что она возненавидела меня  за то, что я попыталась разрушить ее привычный  мир. Но я-то знала, что это эго страшно перепугалось. Если, конечно, проснется Наблюдатель.  Интересно, зашевелится ли «бабочка»?

Завтраки, обеды, послеобеденные чаи, ужины. Это прекрасное времяпровождение. Это напряженная коллективная аура, каждый выплескивает массу позитивной энергии в этом теплом океане приятно плавать. Вы бывали в кругу единомышленников? В походе, на рыбалке? И не обязательно быть «супердуховным», чтобы попадать в такие «общины» – их нужно создавать самим  с главным условием построения – бескорыстием. Как в пансионатах, но с обязательным легким трудом, причем любимым.  Где можно представить себе ресторатора, успешного и богатого человека, главным садовником? У себя на усадьбе? Нет, есть категория людей альтруистического склада – отдавать. У себя сколько не наводи красоту, но когда ею не пользуются многие, нет того удовольствия. Это как приготовлять изысканно-вкусные блюда и поедать их самому.

    Приехал Скептик. Он радостно встретил меня на веранде до завтрака с букетиком луговых цветов. Видимо, ранним утром выходил за аллею на луг, чтобы нарвать цветов и доставить мне удовольствие.
- Спасибо. Как вы выразились прошлый раз, Скептик, это «чтобы я плясала под вашу дудку?»
Он весело рассмеялся:
- Именно, Алис, именно.
- Боюсь, ваши усилия будут напрасными. Но цветы не верну!  Как ваш проект, он оказался интересным?
- Вполне. Но забудем о нем, у меня есть для вас новости…
- Все после завтрака…  Не портите мне пищеварение…
- Так уж и испорчу?

- Конечно. Мой мозг в настоящий момент настраивается на еду, а вы эту настройку собьете!
-  Чепуха!
- Уверяю вас!  В наше время была пословица: «Когда я ем, я глух и нем!» Почему?
- Чтобы… - он задумался.
- Чтобы мозг понимал, что ему делать: дать команду, сколько чего и куда выделить. Ему важно сосредоточиться на еде, а вы про что-то другое. Как если бы вам надо думать над проектом, а рядом кто-то сказочки рассказывал…
- Ваша мудрость – это результат чего?
- Не хотите ли сказать: возраста? Нет, Скептик, уверяю вас, возраст здесь не причем. Кстати, вы привезли записи А.? Верите их мне.
- Алис, прошу, оставьте мне их еще на некоторое время. Они работают, как катализатор. Не знаю почему, но я вчитываюсь в них и ни за что их пока не отдам. Хоть казните!
- Хорошо, пока запятую поставлю после слова «нельзя». Идемте на завтрак и – молчок.

Утром мне сообщили, что вечером у Маргарет была истерика. Помощь врачей она отвергла, никого не хотела видеть, но рыдала так, что было слышно на этаже. Я понимала, что происходило с Марго, и ждала развязки. Если она сменит столик, значит вечером уедет домой.  Но если останется, значит «гусеница начнет умирать».

Марго не сменила столик. Она сидела с заплывшими от слез глазами, почти ничего не ела и с нетерпением ждала окончания завтрака. После чая она впервые подняла на меня глаза:
- Алис, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.
- Хорошо, Марго…
Она облегченно вздохнула и заметно успокоилась.

Мы пошли с ней по аллее, но она все еще не могла собраться с мыслями. В середине аллеи стояла старая скамейка, и для утомленной Маргарет она была островом спасения. К реке ей явно не хотелось, на веранде людно, а тут тихо и спокойно.
- Присядем, Алис.
- Конечно.
- Не знаю, с чего начать. Во мне что-то надломилось. И это так страшно. Что произошло?

- Вы перешли мост, по другому, «нырнули» слишком глубоко. Такое бывает. Но признаюсь, что без духовного опыта, без разрыхления эго, без предварительной и длительной подготовки, как это бывает у духовно продвинутых людей, это очень болезненно. Даже духовно продвинутые не всегда переходят, остаются «духовно жирными гусеницами».
- Вы опять загадками говорите. Я не понимаю вас.
- Как вы думаете, кто смотрел на мир, как зритель, через вас?
- Не знаю. Я ничего не знаю. Я будто потерялась в пространстве, я потеряла себя. И теперь я не знаю, где я, кто я…

- Вы когда-нибудь слышали о том, что внутри нас живет внутренний человек, Высший? Как мудрый Отец?
- Высшее Я?
- Да, что-то в этом роде...
- Слышала, но это ведь сказки…
- Да?

Она задумалась. Потом подняла наполненные слезами глаза:
- Допустим… Но как это связано со мной? Я обычный человек, даже слабо религиозный. Я верю в высшую силу, которую называют Богом, но это – внешняя сила. Она вне меня. Она – там…
Маргарет указала рукой на небо.

- Да, эту силу называют еще и Вселенной: разумной, слышащей,  приходящей на помощь.
- И она – не Бог?
- И Бог, и Божья Матерь…
- А Высшее Я – кто?
- А как вы думаете?
- Оно – дитя Божье?... - сказала и испугалась своих слов.

Я молчала. Нужно было дать улечься и впечатлению, и испугу.
- Я сегодня же уеду! Пойду в церковь и покаюсь! Не может быть в человеке дитя Божия.
- А как же слова Иисуса: «Вы – дети божии»? Как в главной книге тех, к кому вы пойдете каяться, написано: «вы созданы по образу и подобию божию»? Или вы – червь земной? Из праха вышли и в прах превратитесь. Или вы – бессмертная Душа, которая покидает плоть с последним дыханием? Кто вы – Маргарет?
- Значит, все, чем я раньше жила – это прах? Роли? Спектакль? А что настоящее? Его же нет: это все спектакль…
- Могу вас утешить: это спектакль Вселенной, БОГА. Это они раздают роли, пока не пробудится Зритель.

- И как в этом мире жить?
- А как живу я? Вполне комфортно…
- Алис, спасите меня!

- Есть «спасение», Марго. Это снова уснуть, пойти в церковь, покаяться. И никогда больше не познать большего. Не позволить Высшему Я родиться. Никогда не посмотреть на мир его глазами, не познать, что все, что вас окружает – иллюзорно, кроме Него. Пожалуйста, Марго. Я могу сказать вам, что я над вами жестоко пошутила, и вы поверите и возненавидите меня. Но всю жизнь вы будете помнить этот опыт и в самой глубокой точке своей человеческой души сожалеть о содеянном. Страх, Марго, – это естественный процесс рождения и умирания. Если поддаться страху, чтобы не видеть ужасов мира как предлагаете вы, значит надо выколоть глаза и стать слепым?

- Алис, но я простая женщины, с миллионом житейских проблем, греховная, с которой даже собственная дочь не хочет знаться! Неужели Вселенная выбрала меня, чтобы я прозрела?..
- Иисус тоже пришел не к праведникам, он выбрал простых рыбаков и мытарей…
- Господи, да за что же мне эти страдания?.. Я не хочу! Я боюсь!
- Будьте осторожны в словах, Марго. Их Вселенная слышит и может отступиться. И вас никто силой никуда не ведет. И выбор остается за вами. Подумайте, время есть.
- А как мне жить дальше?
- Как жили.  Только надо привыкать к тому, что вы – зритель. И не относитесь к этому так драматично.  Кто-то делает из этого трагедию, кто-то драму, а кто-то начинает писать собственный сценарий. Становиться Творцом своей жизни.

- А вы, Алис? Что делаете вы?
- Вы же знаете, пробуждаю творцов…
Она смотрела на меня глазами полными мистического недоверия, страха  и восхищения одновременно…

Время приближалось к обеду. Скептик ждал, и была видна крайняя степень его нетерпения.
- Так нечестно, Алис! Вы пренебрегаете мною каждый раз! Вы недружественны ко мне!
- Скептик, вы же Гений, неужели вам нужно что-то объяснять? Эгоизм – не самое лучшее свойство в человеке, он, знаете ли, перерастает в самолюбие. А я бдительно наблюдаю, чтобы такого с вами не случилось.
- Вы,  Алис,  сумеете обезоружить даже до зубов вооруженного пирата, – он расхохотался своим неподражаемым раскатистым смехом. – Прав Певец, самый разъяренный бык упадет к вашим ногам!
- Льстец! Но обещаю послеобеденный покой сменить на общение с вами.
- Я чертовски рад, милостивая госпожа… –  он скорчил преуморительную рожу, в точности напоминающую предводителя пиратов.
За обедом я наблюдала за Маргарет, несколько минут, которые мы были в разлуке, преобразили ее. Что-то неуловимо тонкое появилось в ее манерах и до того предельно интеллигентских. Эта утонченность чувствовалась лишь мною, я хорошо с ней знакома, как с признаком духовной аристократии: из глубины идущей изысканности.

Когда я подходила к креслу, Скептик уже сидел в ожидании.  Его нетерпение не улеглось, и нужно было сбить накал страстей:
- Сколько вам лет, Скептик? Иногда вы мне кажетесь совсем мальчишкой, а иногда мужем зрелым. Как вы думаете, почему?

Вопрос сделал свое дело, и мысль Скептика потекла в другом направлении. Он по обыкновению глубоко задумался в поисках «правильного» ответа. Нетерпение отступило и возникнет ли вновь? Потом он серьезно посмотрел мне в глаза, словно исследовал: не риторический ли это вопрос? Нет.  Это один из главных вопросов восхождения, и я готова была выслушать его версию ответа.
- Мне кажется, Алис, этот вопрос из той же серии, что и мои извинения. Я прав?
- Дальше.
- Это вопрос о моей эмоциональной неустойчивости. Вы хотите сказать мне, что необходимо удерживать равновесие, выбрать позицию «зрелого мужа»?  Это так?
- Продолжайте.
- Здесь возникает противоречие: возраст, который требует сдержанности и «озарения», которые требуют выхода. Тут я теряюсь…
- Вам ничего не говорят записи А.?
- Скажете, тоже! Даже в азбуке от «А» до «Я» какой разрыв. Между вашей ученицей и мной он еще больший.
- Как вы думаете, это ее первые записи?
- Думаю, нет. Она писала о дневниках, которые надо бы сжечь.
- Зачем?
-  В них много наивных и чужих мыслей.
- И? Вы считаете свои мысли, которые озаряют вас гениальными? Они требуют немедленной «озвучки» или осмысления?

- В том-то и дело. Я не могу разобраться с ними, а когда начинаю записывать, полная чушь получается. Мне нужна ваша помощь. Вы же обещали!
- Но вы не мой ученик, вы – слушатель. Мои лекции открытые, приходите, слушайте, записывайте, осмысливайте.
- Алис! Вы сводите меня с ума?
- Да что вы? И в мыслях нет. Вас могут свести с ума особы гораздо юнее вас.
- Опять шутите. Я сдаюсь, Алис! Я – не ваш  рыцарь, я склоняю голову и прошу принять меня в ученики.

- С вашим темпераментом это будет трудно.
- Кому трудно, Алис?
- И мне, и вам…
- Вы отказываете мне? – голос его упал.
- Понимаете, Скептик, ученичество – это не дело сиюминутности, в вас сейчас может быть проснулся дух познания. И я не исключаю того, что он укрепится и приведет к ученичеству. Вам известен закон: готов ученик, готов и Учитель. Это работает только так. Вы же, со своей неуравновешенностью и взрывами вымотаете себя, меня и загубите то, что могло бы состояться.

- Вы отказываете мне, – повторил он тем же упавшим голосом.
Это был серьезный удар по его самолюбию, по гордости, по скептицизму. Такого удара ему еще никто не наносил. Какая борьба шла в его душе я чувствовала по исходившим от него вибрациям. От полного отрицания всех его надежд и построений, до растерянности что от него уплывает что-то очень важное…
- Вы отказываете мне? – спросил он, слегка задыхаясь, как спрашивают своих возлюбленных, не веря и тая надежду на то, что произойдет чудо, и она согласится стать его спутницей.

- Я принимаю вас в ученики с условным сроком на год.
- На год? Что это значит, Алис?
- Это значит, выбросить всякие глупости из головы и из Скептика стать Гением. По имени, конечно…
- Вы шутите? Вы будете так меня называть?
- А куда мне деваться? Все вас так называют, не могу же я вносить путаницу в умы людей?
- Алис, я не знаю, что сказать…
- Вы же хотели со мной поговорить?
- Это – такая мелочь… Одним словом – глупости!
- Да? Из-за глупостей вы лишили меня послеобеденного покоя?
Он светился, все слова моих кажущихся упреков ничего не значили. И одно только жаждало ответа:
- С чего мне начать,  Алис?
- Вы разобрались с Душой?
Он снова глубоко задумался. И я видела, что задумался Гений. Так тому и быть…