Выходные дни прошли своим чередом, в привычных домашних хлопотах.
Вечерами, когда дома собирались все, дочка донимала Евгешу своими многочисленными
миропознавательными вопросами, а мама своими: покупать или не покупать для Юльки
тёплый костюмчик, предлагаемый соседкой с большой переплатой? и почему бы ей,
Евгеше, не прислушаться к совету каких-то там маминых знакомых и не познакомиться
с каким-то там их родственником, тридцатилетним, денежным, но выпивающим?
В общем, проела все печенки.
Вечером, накануне рабочих суток, Евгеша хотела лечь спать пораньше,
Но нежданно-негаданно в гости нагрянула Зинка, подруга ещё по прежней работе, когда
они ещё работали в бухгалтерии на заводе.
За то время, что они не виделись, энергичная Зинуля успела съездить с мужем на
Украину к его родителям, пожить там два года и вернуться назад, уже без мужа.
Впечатлений накопилось немало, и теперь требовалось ими с кем-то поделиться.
Пока подруги говорили "об жизни", Юлька сопела в своей кроватке, а её бабушка
возилась на кухне, время от времени не забывая, однако, заходить в комнату, чтобы
вставить в ткань разговора свои комментарии, в основном, сводившиеся к жалобам
на дочь, что та будто бы жаждет одиночества и никто будто бы ей не нужен.
Конечно же, это было неправда.
Но Евгеша, хотя и недовольно морщилась, не перечила, иначе мамины выступления
грозили затянуться. Зинка же, чинно-вежливо улыбаясь, терпеливо выслушивала всё,
и её круглое румяное, с ямочками на щечках, лицо принимало непроницаемое выражение,
за которым плохо скрывалась досада.
Наконец, непризнанный комментатор вновь гордо удалялся на кухню, и застопорившийся
было разговор возобновлялся с того самого места, на котором был прерван.
Гостья рассказывала о своей дочке, о муже и обо всей его родне.
- Свекрова - учительница, ё-моё!.. Так свёкор всё сам по дому делает. И готовит,
и стирает. Придёт с работы: она за тетрадки, а он... Потому наверно его инфаркт
за инфарктом валит! Сам худенький, маленький. Штанёнки на этих вот... - она
наморщила лоб и характерным жестом изобразила хлопанье оттянутых на груди резиновых
лямок.
- На подтяжках! - догадалась Евгеша.
- Ага. На подтяжках штанёнки держатся. Если б не они, так наверно б и свалились.
С такой-то хозяйкой! - Зинка осуждающе покачала головой. - И дочка - вся в неё.
Такая же "хозяйственная", как и маманя. С двумя мужьями развелась. От обоих -
по ребенку. Все внуки на стариков повешены. Старшему восемь. Такой балбес! И ничего
сказать ему нельзя. Чуть что - орёт: " Моя квартира! Что хочу тут, то и делаю!"
Хозяин сраный! - она неодобрительно усмехнулась. - А сам в первый класс ходил: его
ещё с ложки кормили. Ага. Вот честное тебе слово! Я ж сразу не знала. Пришёл со
школы. Налила ему супу. Скривился и есть не стал. А свекрова с работы пришла и
налетела на меня, что ребёнка не накормила. И младшую тоже кормят-кормят: три
года, а толстая такая! Как кадушка. Раскормили уже. И сядет - сидит. Неподвижная
совсем. Что за ребёнок? Я не скажу, что моя сильно шустрая, но и сиднем никогда не
сидела, как эта чурка с глазами. Ага. И уже шумы в сердце. Конечно, где ж им не
быть, шумам-то?! Ожирение такое! И без движения совсем. И вообще, они там все
такие болезненные - плевмонии всякие!
- Пневмонии, - поправила её Евгеша.
- Ну я ж говорю: пневмонии, - слегка обиженно произнесла Зинка и затарахтела дальше:
- Чуть подуло в задницу - уже лежит! А Римке, дочке свекрухиной, той всё до балды!
Ей дети эти столько надо! Ей лишь бы заложить получше, - она выразительно щелкнула
под подбородком, - и стерео послушать. Приходит с работы, включит свою
стереомузыку, подруг наведёт - только бутылки потом по комнате валяются! И мой
благоверный тоже такой же! Та же порода. Ему тоже семья столько надо. Всё слушает,
что мамочка ему скажет. И всё от неуверенности в себе. Только пожрать бы ему
получше. Ага. До свадьбы сорок восьмой размер носил, а теперь весь пятьдесят
шестой, если не больше. Придёт с работы, поест - и на диван. Лежит как боров,
газетки, книжечки листает. А что семья у него, что жить негде - это ему по барабану!
За разговором никто не заметил, как вечер пролетел.
И, уже собравшись уходить, стоя на пороге, Зинка как бы между прочим сообщила:
- Я тут объявление дала в газету, мы квартиру мамину решили разменять. Так я там
ваш телефон указала. Ты, Жень, имей в виду, пожалуйста, и записывай все
предложения. А я в конце недели опять как-нибудь заскочу.
Когда Пална с Евгешей пришли на работу, администратор предыдущей смены Симкина,
кассир Курочкина и портье Кукелко встретили своих сменщиц сообщениями о каком-то
психе из триста пятого номера, который должен был доплатить за проживание и
выехать ещё вчера вечером, но не доплатил и не выехал, а куда-то исчез; а также
о ЧП с горничной Климаковой, которая, убирая вчера шестьсот тридцатый номер,
нашла под подушкой бумажник с документами и деньгами. Не долго думая, документы
выбросила в мусоропровод, а деньги взяла себе.
Но гость, спохватившись, вернулся в номер, обнаружил пропажу и поднял шум.
Вызвали милицию. Допрашивали Климакову. Но та упорно твердила, что ничего не видела,
ничего не брала. Её обыскивали, нашли при ней крупную сумму денег. Но горничная
сказала, что это её личные сбережения.
Однако, на её несчастье, выяснилось, что пропавшие деньги позавчера выдавали в
банке. Позвонили в банк. Узнали номера купюр. И эти номера сошлись с номерами
денег, обнаруженных у Климаковой.
В ходе пересменки обе смены пообсуждали этот возмутительный случай с проворовавшейся горничной. Припомнили, что та была членом партии. И даже вела кружок
политинформации для горничных и дежурных по этажу. Покритиковали её склочный
характер и военный жаргон, который был у неё в ходу: "Отбиваю атаки! Держу оборону!"
и тому подобное.
А затем припомнили все аналогичные случаи, произошедшие в разное время в этой
гостинице.
Пална рассказала, что одну горничную, новенькую, бывшую учительницу, после первого
же дежурства обвинили в воровстве: у одного жильца пропали бритва и книги.
- Я сразу сказала, что, может, это сосед по номеру прихватил. Тем более, что тот
выезжал, когда этот обворованный мужик отсутствовал. Но он меня даже и слушать
не стал. "Нет, говорит, что вы?! Он не мог этого сделать! Это пожилой человек. Мы
с ним подружились. Я уверен, что горничная взяла." И к этой горничной милиция
приехала прямо домой, - Пална осуждающе покачала головой и, сочувственно вздохнув,
добавила: - Больше она на работу не вышла. Заболела даже от позора. От одной
только мысли, что на неё могли такое подумать. Тихая такая, вежливая старушка.
После этого рассказа в администраторской повисла задумчивая тишина.
Евгеша молча считала деньги, принимая кассу.
В это время к её окошку подошла какая-то девица в фиолетовом пальто и нагло
уставилась на деньги.
Два раза сбившись, раздосадованным голосом попросила девицу отойти от стойки.
Но та даже не отреагировала.
Тогда Курочкина, которой не терпелось поскорее сдать смену, очень строго сообщила
фиолетовому пальто, что сейчас идёт пересменка. Нужно пока подождать минут десять,
сидя за столиком на диване, а не стоять у них над душой.
В ответ девица скорчила рожу и неприязненно сказала:
- Бе-бе-бе!
На этот её выпад в администраторской все отреагировали сдержанно-язвительным
весельем.
Девице, ясное дело, такое их поведение не понравилось. И она визгливым голосом
закричала, что является представителем отдела культуры! Сопровождает известного
сценариста, критика и режиссера Ярдова! И что она это дело так не оставит: покажет
здесь всем и кузькину мать, и где раки зимуют!
Выслушав её внимательно, Пална принялась звонить в отдел культуры и, дозвонившись,
подробно рассказала о поведении их представителя.
На что ей ответили, что от этого представителя они все там тоже чуру просят и
предложили написать о случившемся письмо.
Симкина тут же села, написала это самое письмо. И даже сама вызвалась отвезти
его в отдел культуры, несмотря на то, что сутки уже отработала.
Приняв кассу и отпустив Курочкину, Евгеша пересела за стол портье и стала принимать
дела у Кукелко. Пересчитала деньги за проданные талончики на телефонные переговоры.
И хотела было расписаться за ключ от шестьсот шестого, обкомовского, но в сейфе
его не оказалось.
Тарахтелка Кукелко принялась рассказывать историю о её служебных взаимоотношениях
с замшей директрисы Марией Никитичной, которую недавно назначили на эту
должность после двадцатилетней работы в отделе кадров; и которая, не зная
особенностей гостиничной жизнедеятельности, всего боялась и была ужасной
перестраховщицей.
Вытаращив круглые жёлто-зелёные глазищи и иронично передергивая плечами, Катька
Кукелко спешила поделиться с Евгешей наболевшим:
- Где-то смены две назад Марья прибежала ко мне и шепотом сообщила, что в
шестьсот шестой должны заехать по линии обкома. Мол, когда они придут и спросят
ключ от номера, надо будет тут же, без всякого оформления, отдать его им. Ну я
поставила этот чертов ключ в сейф. А потом сижу себе и думаю: вот придут эти хмыри
из обкома, спросят ключ дурацкий, и неудобно будет как-то лезть за ним в сейф.
Подумала я, подумала и переложила его к себе в карман. Потом сижу и опять себе
думаю: вот придут они, спросят ключ от номера, а я вдруг - раз!- и вытаскиваю его
из кармана. Тоже как-то неудобно получится. Тогда я поставила его перед собой на
стол. Потом закрутилась: тут то спортсмены за талончиками телефонными повалили,
то туристы туда-сюда за ключами забегали. И на обед же я отлучалась! В общем,
забыла я как-то совсем про этот чертов ключ. А утром рано ко мне подходит
официант и небрежно так спрашивает: "Ключ от шестьсот шестого вам отдавать или
пусть у меня останется?" У меня так всё и опустилось. Оказывается, когда эти из
обкома прибыли, я куда-то вышла. И Курочкина отдала им ключ, а мне сказать потом
забыла. А утром они выезжали, когда в номер к ним официант пришёл забрать посуду.
Ну, и чтобы не идти лишний раз сдавать это сраный ключ, они отдали его официанту.
Ладно. Проехали. А вчера утром Марья опять прибежала ко мне, мол, опять приехали
в шестьсот шестой, и ключ уже им отдали. А потом подходит ко мне какой-то
солидный дяпчик и спрашивает этот паршивый ключ! Мы тут все поискали было его,
но тут я вспомнила, что Марья что-то мне про этот ключ говорила. И этого дяпчика
мы отправили в кабинет замдиректора, мол, ключ у неё. А она потом бежит ко мне
на полусогнутых: "Кто сказал, что ключ у меня?!" - "Ну я, говорю. Он подошёл, спрашивает ключ. Мы поискали, а потом я вспомнила, что вы про ключ что-то
говорили." Она ничего не сказала. Но, может быть, хотела сказать, что надо было
самой прибежать за ключом, а не гонять туда-сюда такого важного товарища.
"Катерина, говорит, когда он вернёт ключ, поставь его в сейф". - "Ладно, говорю.-
А сама чуть сдержалась, чтобы не спросить: кого в сейф - ключ или гостя?" - Только вы предупредите его, чтобы он не забыл нам сдать этот вшивый ключ, а то опять сунет какому-нибудь официанту! А мы тут инфаркты получай". А она, Марья, так плечиками передернула:"Ну не могу же я обкому указывать!" Правильно, она, значит, не может указывать, а я могу! - Катька выразительно повращала возмущенными глазами. - В общем, мы целый день не видели ни ключа этого паршивого, ни того кто жил в шестьсот шестом.
После пересменки время до обеда пролетело незаметно.
Заехало несколько групп туристов. И проживающие активно шли доплачивать за номера да
за талончиками на телефонные разговоры.
Пална, как всегда, пошла обедать первой.
И как только Евгеша осталась в администраторской одна, на горизонте снова замаячил
тот самый Будулай. Он просто стоял и смотрел издалека.
Тем временем из ресторана прибежала Инка, маленькая, шустрая и чересчур бойкая
официанточка. Попросила у Евгеши телефон, чтобы заказать такси.
Заполучив в свои руки аппарат, она принялась лихорадочно накручивать диск.
Пока Инка пыталась дозвониться до диспетчерской таксопарка, в вестибюль гостиницы
из ресторана важно выплыл красавчик Олег и принялся вальяжно прохаживаться мимо
администраторской стойки.
Заказав такси, Инка присела в одно из кресел и замерла. А тот продолжал себе
прохаживаться мимо. Оба упорно делали вид, что не имеют друг к другу никакого
отношения. Но ни для кого из ресторанно-гостиничных работников не было секретом,
что у Олега с Инкой закручен довольно бурный роман. И это несмотря на то, что она
была старше его лет на десять, да к тому же благополучно замужем и при тройке детей. Но любовь, как говорится, зла. К тому же Инка была дамочкой напористой,
инициативной, из той породы людей, которые не привыкли себе в чем-то отказывать
и ни свое, ни чужое не упустят.
Олег же парень хоть и молодой, но довольно пассивный, флегматичный и привыкший
себя дарить, как самый большой жизненный подарок.
И вот пока он прохаживался мимо администраторской стойки, бросая в сторону Евгеши
заинтересованные взгляды, а Инка, сидя в кресле ревниво пялилась на них обоих, чуть поодаль, с лифтовой площадки, всю картину наблюдал этот нелепый Будулай, в своей
нелепой шляпе и нелепом костюме из чёрного бархата.
Кажется, никогда Евгеша так не радовалась телефонному звонку, как в этот раз.
Позвонила мама. Евгеша разговаривала с ней так любезно и, так мило при этом
улыбаясь, что со стороны должно было показаться, будто звонил не кто-нибудь, а
горячо любимый, долгожданный избранник её сердца.
А мама тем временем безмятежно сообщила, что сегодня она на выходном и что только
что Евгеше звонил какой-то парень с очень приятным голосом. Мама сначала думала,
что это один из звонков по поводу Зинкиного объявления, но звонивший не
интересовался обменом квартиры, а, спросив Женю и узнав, что её нет дома, положил
трубку. Кто бы это мог быть?
Пока длился этот телефонный разговор с мамой, Инка с Олегом уехали на такси.
Будулай тоже куда-то испарился.
И Пална, сытая, весёлая, довольная, вернулась с обеда.
После обеда работы в администраторской было поменьше и время тянулось медленнее.
Несколько раз из кафе прибегал Борька-официант поболтать и пожаловаться на туристов.
Его длинное лошадиноподобное лицо выглядывало из косматых бакенбардов с выражением
презрительной брезгливости, когда он рассказывал о тех, кого обслуживал:
- Идиоты какие-то! - он возвёл к небу свои крупные зеленовато-карие глаза, словно
искал сочувствия не столько у Евгеши, сколько у Всевышнего. - "Почему масла нет?" -
въедливым голосом передразнил он какую_то туристку и тут же своим собственным,
рассудительно-добропорядочным голосом продолжил: - "Вот, на ваши семьдесят
копеек..." И перечисляю ей всё меню до копеечки. А она опять своё: "Нет, и всё
же почему нет масла?" Откуда они приехали? Сегодня кукловод один приходил...
- Кто приходил? - не поняла Евгеша.
- Кукловод. Это мы групповодов так называем. Приходит сегодня один: "С
праздником, дорогие товарищи!" Какой сегодня праздник? Ты не знаешь, случайно?
- Не знаю. День космонавтики? Прошёл уже. Пасха? Вроде, рано ещё.
- А я и не спросил его даже, какой праздник он имел ввиду. Всё ясно, думаю, вместо
двух часов хочет в двенадцать группу накормить. Пришёл без пяти двенадцать. "Нам,
говорит, на кухне разрешили!" А мы ещё не все столы после завтрака убрали. И ходит,
и ходит за мной по диагонали следом. Пока я его не послал. Сразу вышел и стоит,
из-за двери заглядывает. Тогда я взял, дверь на ключ закрыл. Убрал всё, вышел и
говорю: "Ну, где твоя группа? Заводи!" Обрадовался: "Ой, спасибо! Ой, спасибо!" -
"Смотри ж, говорю, чтоб со столов за собой всё убрали!" - "Ясно, ясно! Это
обязательно, всё уберут!" Поели, убрали. Смотрю, он всё ещё что-то носится. "А
сметать, говорит, надо со столов?" - "Ну уж это, дорогой, не обязательно!" - Боря
подбоченился и приосанился, рассказывая это. И, незаметно для себя придя в
благоприятное расположение духа, продолжил повествование о своей работе в кафе,
с ироническим смешком рисуя картину, как едят туристы-москвичи: - Им иногда такую
дрянь подают! А убираешь за ними - все тарелки чистые, подлизанные. Честное слово!
А то ещё мода у них была: сядут за каждый стол по два человека. "А где остальные?"
- "А эти, говорят, придут сейчас." Сами же вдвоём все четыре порции съедят... А
когда остальные приходят, на столах уже ничего нет! Так мы теперь только когда все
до единого придут, тогда и отдаём. Возмущаются: "Что вы мне не верите?!" - "Я,
говорю, вижу тебя первый раз и, может быть, последний!" Или ещё мода какая у
них... Несешь же обычно, на подносе поставишь порций двадцать сразу. А они,
балбесы, норовят обязательно из-под низу выхватить. И все порции с подноса тогда -
грох! - рассыпались.
- Синдром нижнего горшка, - понимающе кивнула Евгеша.
- Что? - Боря вытаращил недоуменные глаза.
- Ну, это как в кино "Операция Ы и другие приключения Шурика". Вицин, помнишь,
из стопки ночных горшков вытаскивает самый нижний... Это для многих людей
характерно. Для твоих туристов в том числе.
- Во-во! - удовлетворённо согласился он. - А Федотка, ещё когда работал у нас,
тот, вообще, сразу все тридцать порций на подносе выставит - идёт, аж ноги
подгибаются. И только какая-нибудь б... снизу тарелку выхватить руку протянет! Они ж,
знаешь, выбирают, чтоб пайка получше досталась! А он как загнёт трехэтажным! Она
и рот раскроет: никогда такого мата не слышала... И сразу все берут как надо. -
Боря, вспомнив Федоткин метод работы с туристами, удовлетворённо вздохнул и
расплылся в ласковой улыбке, обращенной внутрь себя. - Федотка теперь, знаешь,
где работает? На Покровке бутылки принимает. Устроился.
- Что ж это он так?
- А что ж, здесь теперь того и гляди... Прижимать стали. В Москве вон, здорово
всех поприжимали. И до нас потихоньку добираются. Хотя там тоже у него работа:
голову всегда иметь надо на плечах и крутиться, как следует. А так там контингент,
в основном, какой? Большей частью ханыги... - Боря погрустнел, вздохнул печально,
подумал и решил вернуться к оставленной было теме. - А то ещё из Витебска
приезжает один кукловод! Не знаю, кто его взял в кукловоды?! Страшный такой,
маленький, морда вытянутая, говорит: "Фы-фы-фы"! И вечно в соплях. Слюни изо
рта текут, сопли текут. Приходит в час и ходит за всеми: корми его группу! А потом
взял, завёл своих и посадил на чужие места. А московская группа приходит: шум
подняла! А что я сделаю? Не будешь же из-под людей стулья выдергивать?! А этот
сопливый идиот сидит и говорит: "Я ничего не знаю. Это вы мне сами здесь сесть
сказали."
В это время к Евгеше подошла группа людей, желающих доплатить за номер.
И Боря не без сожаления вынужден был, прервав своё повествование, удалиться в кафе.
Позвонил Лёня Чепиков:
- Женечка, это ты? Ну, как дела? Как здоровье? Дай там в ухо Серафиме Ивановне! -
Это он так обычно просил передать трубку.
- Я бы с удовольствием, да только её здесь нет. Она уволилась, - торжественно
сообщила ему Евгеша.
На другом конце провода на момент повисло недоуменное молчание, с которым, однако,
Лёня очень быстро справился и осторожно поинтересовался:
- А кто вместо неё? Ты?
- Ну что ты! - успокоила его Евгеша. - Вместо неё теперь Пална. Ты её знаешь.
Она в одной смене с Бородой работала.
- Ах, Пална! - уже весело воскликнул Чепиков. - Ну тогда дай там в ухо Палне.
Кассирша передала трубку администратору, и та стала препираться с Лёней из-за мест,
забронированных для спортсменов ещё на утро, но до сих пор пока не занятых.
Чепиков настаивал, чтобы эти места держали до окончания суток, а Ирка ворчала,
что у неё и без того свободных мест не хватает.
До вечера селили потихоньку по заявкам. Потом привалили одна за другой три
туристские группы. Потом потянулась вереница жильцов на доплату и за ключами.
Только часам к девяти вечера Евгеша смогла вздохнуть более-менее спокойно.
Если не считать, что сегодня больше чем обычно ей пришлось заниматься выписыванием
пропусков: бесчисленное количество гостей шли и шли в номер, где поселилась
старуха-цыганка. И на лицах всех её посетителей отпечаталось одно общее выражение -
таинственной непроницаемости.
Оставалось только теряться в догадках, каким образом эти люди прознали о
появлении в гостинице старой цыганки. Но в том, зачем они все шли к ней, не было
никаких сомнений - гадать - зачем же ещё?
Все гостиничные горничные, дежурные по этажам и официантки из ресторана уже
успели побывать на приёме у старухи и теперь обменивались впечатлениями. В общем,
пока остальная цыганская братия трудилась на танцевально-песенной ниве, эта бабка
тоже время даром не теряла: за каждый гадальный сеанс она брала по-божески - трояк.
К стойке подплыл Филбор, уже основательно "захорошевший".
- Как всё же хорошо, что у нас в смене доносчиков нет, - высказался он
глубокомысленно и добрыми-предобрыми глазами посмотрел на Евгешу и Палну. И тут
же, спохватившись, загадочно добавил: - Но они могут скоро появиться!
- Что вы имеете в виду? - заинтересовалась Евгеша.
Пална тоже уставилась на него непонимающе-вопрошающим взглядом.
- Так, ничего! - швейцар махнул неопределённо рукой и резко сменил тему, заговорив
о форме, которую шьют швейцарам: - Ходил вчера на примерку. Не материал, а тряпка.
Тряпка самая настоящая! Брюки мешком. Мешком брюки! Нет, вы скажите, Евгения
Николаевна, зачем с нас за эту форму высчитывают? Её выбросить надо. Мой костюм
в сто раз лучше. В сто раз! Деньги высчитывают... Пусть тогда платят за амортизацию:
я два года в своём костюме отработал. За амортизацию пусть платят. Здесь вообще
швейцарам меховой комбинезон шить надо, а не такую тряпку, как они нам придумали.
На сквозняке стоишь сутки. А ночью и вообще холод собачий в этих стенах каменных.
Собачий холод! Меховой комбинезон надо!
- Я в Ленинграде в гостинице "Прибалтийская" останавливалась, когда к брату ездила,
он там служил. Так там два швейцара у входа стоят: один в синей форме, старший
смены, а другой младший - в малиновой! - высказалась администраторша.
- Ну, в малиновой! Скажете тоже... - обиделся Филбор.
- Очень даже красиво, - автритетно заявила Пална.
- Ну ладно, швейцары. А нам зачем? - решительно возмутилась Евгеша. - Это же
не армия! Мы же не солдаты, а женщины. Я считаю, что женщина должна быть одета
так, как ей идёт. А то вырядят всех одинаково уродливо, обтянут зады какой-то
дешевой тряпкой, да ещё так безвкусно пошитой! И ещё за этот кошмар деньги из
зарплаты высчитывать придумали. Нет, если будут настаивать, чтобы я эту форму
надела, сразу уволюсь!
Этот животрепещущий разговор был прерван звонком дежурной с третьего этажа. Она
сообщила, что заявился тот самый ненормальный, о котором предупреждала утром
предыдущая смена.
Филбор с милиционером поднялись на этаж и привели ненормального вниз.
Это был растрепанный человечек с круглыми, расстроенными глазами. Он нёс
какую-то околесицу, что у него нет денег, мол, его ограбили, и утром он снимет
деньги со своей сберкнижки. Трагически заламывая руки и предлагая каждому из
присутствующих свою сберкнижку, просил взаймы десять рублей. Потом садился за
столик в вестибюле и писал какую-то несуразицу на мятом клочке бумаги.
- Кто на кого ведет протокол, непонятно? - пожимал плечами Филбор.
Пописав немного, тип из триста пятого бросал свои каракули и начинал всех уверять,
что он не может оставить номер, у него очень много вещей. Куда ему деваться с этими
вещами?
Дежурная по этажу и милиционер, поднимавшийся в номер, сказали, что никаких там
вещей у него нет. Гостиничные полотенца лежали на кровати, сложенные треугольниками,
подушка была обложена вешалками из шкафа, и тут же на кровати покоился резиновый
мяч, рядом с которым возлежали картонная коробка с каким-то мусором и палки. Всё
это он называл своими вещами.
В общем, все собравщиеся довольно долго судили-рядили, что делать с этим человеком,
и милиционеры, в конце концов, вызвали шестую бригаду. Триста пятый им что-то
долго и путанно объяснял. После чего милиционер сообщил гостиничным работникам,
что санитары не признали этого друга психом, а признали, будто он очень разволновался.
Милиция и шестая бригала между собой немного попрепирались, и один конопатенький
рыженький санитар подошёл к Палне и попросил этого странного гостя поселить до завтра.
- Если вы заплатите за него, то пожалуйста, - великодушно согласилась администратор.
- Нет, но он утром... - начал было снова конопатенький.
- Так что вы предлагаете, чтобы я за него заплатила? - тоненькие брови Палны
удивлённо поползли вверх. - У нас в гостинице в кредит никто не живёт.
- Но послушайте...
- А если вы хотите быть таким добреньким, то платите за него сами или возьмите его
к себе домой. Мы же разбираться с ним утром не сможем. У нас утром смена
заканчивается. Мало того, что за весь вечер и вы, и милиция с ним разбирались, да
так и не разобрались... А завтра утром что изменится? Что завтра с ним делать
прикажете?
В общем, пришлось-таки санитарам забрать этого друга с собой.
- И так населили уже всяких-разных больше, чем надо, - ворчала Пална. - Под бронь
обкома комсомола осталось на утро всего двадцать два места, а заявлено пятьдесят!
Одна надежда, что по брони Чепикова его спортсмены так и не заедут.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/10/20/1762
.