Глава 19
Каринэ
На следующее утро, после завтрака Самсон подвел Каринэ и усадил в кресло. Мы остались с женщиной с глазу на глаз. Она чувствовала себя неловко, все время то одергивала, то поправляла платье. Я давала ей время освоиться. Наконец, она успокоилась и внимательно осмотрелась. Потом коротким взглядом окинула меня, положила руки на подлокотники кресла и стала ждать, когда я заговорю.
- Здравствуйте, Каринэ.
- Здравствуйте, Алис.
- Вы знаете, почему вы здесь?
- Да, муж мой рассказал, но…
Она снова затеребила руками платье. В ней вспыхнул тлевший огонь, который она пыталась скрыть.
- Вам не нравится то, что он задумал?
- Он решил все разрушить! У нас и так не все складывается в семье, как у других, а он последнее решил разрушить…
- Объясните мне подробнее, Каринэ, выговоритесь начистоту. Я – ваш друг.
- Мы концы с концами сводим, сыновья подрастают: и то им надо, и это! И деньги, и телефоны, и одежду, обувь, велосипеды, теперь мотороллеры… Все это у других есть, что наши хуже?
- Подождите, Каринэ. У всех есть мотороллеры?
- У многих…
- Значит, не у всех?
- И что? Мы хуже других? Мы должны питаться объедками?
- Какими объедками?
- Носить одежду с чужого плеча, пользоваться старыми велосипедами, а теперь мотороллерами…
- Кто вам все это внушил, Каринэ?
- Что внушил?
- Что вы - богатые люди? Что у вас должно быть все новое и лучшее? И что ваш муж должен вам все это обеспечить?
- Другие же имеют все это! Мне людям стыдно в глаза смотреть!
Ее глаза пылали гневом и обидой одновременно. Да, дело зашло слишком далеко…
- Ваши соседи – богатые люди?
- Да уж, побогаче нас. Они мандаринами торгуют, три точки на базаре держат, деньги в руки сами текут…
- И вы сожалеете о том, что вышли замуж не за торговца мандаринами? Да? Скажите откровенно!
- Вы что, с ума сошли? Мой муж музыкант – не чета этим торговцам! Он мог бы больше давать концертов! Чтобы …
- Чтобы умереть на сцене от сердечной недостаточности?
- Вы что?!
- Когда вы были молоды, вы ездили с ним на гастроли. Легкий ли это труд, быть оркестрантом?
- Конечно, нет…
- Легче, наверное, быть домохозяйкой, чем костюмершей, а?
- Нет, это тоже нелегко… Двоих детей поднять, практически одной - это нелегко.
- Вы уверены в завтрашнем дне? В том, что ваши сыновья станут достойными людьми, оставаясь в трудном возрасте без отца?
- Совсем не уверена…
- Так чего же вы хотите? Больше концертов? Больше денег? Жить жизнью «богатых» людей, не будучи таковыми? Растить детей-транжир за счет каторжного труда отца? Пускать пыль в глаза соседям? Чего вы хотите на самом деле?
- Я не знаю, чего я хочу! Только одно знаю, чтобы весь этот кошмар скорее закончился!
- А почему вы противитесь планам мужа?
- Чтобы он оставил оркестр и … Он же ничего, кроме как дудеть в свою дудку не умеет!
- Не дудку, а флейту и дудук! Он – настоящий музыкант. А вы разучились ценить его искусство. Когда в последний раз вы были на его концерте? Когда у вас не «болела голова»? Вы, буду говорить прямо, ему не пара, а его противоположность! Для человека-творца иметь подобную спутницу смерти подобно. Удивляюсь, как вы его талант не угробили! Но вы на грани, имейте это в виду. Если бы не сыновья, не долг, не видать бы вам вашего мужа. Это я вам говорю, та, которая пробуждает Творцов. Сегодня будет сольный концерт Самсона, придите с сыновьями и увидите за много пропущенных лет, истинное лицо вашего мужа.
Мои слова действовали на Каринэ двояко, и это было видно. С одной стороны она отстаивала себя, как мать, с другой в ней пробуждалась жена творца. С этим раздраем в душе она и покинула меня. Только вечером станет ясно, кто победит: обывательница или спутница жизни.
Вечером на открытой концертной площадке собралась публика. Все ждали начала концерта. В первых рядах среди других музыкантов сидели Каринэ и сыновья Самсона.
Вышел Самсон в армянской одежде, прижал мундштук к губами и полились первые звуки. Вся боль его сердца звучала в этой мелодии. Дудук пел и плакал. Заплакали слушатели, потому что нельзя без содрогания души встретить эту сердечную скорбь. Каринэ рыдала, завернувшись в платок: ведь это была скорбь и ее сердца! У мальчиков глаза, казалось, ввалились в глазницы. Я понимала, что творится в их сердцах.
Прошло какое-то время, и мелодия стала светлее, мажорнее, спокойнее. Как высокие горы Кавказа, как горные реки, как быстрая речь, как крик новорожденного, как пение колыбельной, как первые шаги малышей, как бессонные ночи матери, как любящие губы жены. Все было в этой мелодии сказано, ничего не забыто из лучшего. Ни упрека, ни укора, только скорбь.
Дудук сменила флейта, сказочные небесные звуки провозглашали что-то необыкновенно светлое и прекрасное. Словно жизнь изменила курс: от страшной пропасти повела узкой тропинкой в гору, к самой ее вершине. И все за музыкой устремились в горнее, лица просветлели, сжатые губы заулыбались, глаза распахнулись: жизнь! Звучала жизнь в самых прекрасных образах! Каринэ сидела с широко раскрытыми глазами, и ее было не узнать. Это была другая, молодая, готовая следовать за своим мужем туда, куда поведет его судьба Творца.