В Рождество все немного волхвы... - 1

Светлана Кириллова 2
С детства мы помним, кто первым пришел поклониться новорожденному Христу.
Это были пастухи.
Они спустились с заснеженных склонов, ведя с собой своих овец.
Пастухи из Вифлеема стали первыми паломниками новой христианской эры: они сделали этот шаг по заснеженному склону, оставив за собой в легендарном снегу, под звездным небом Рождества, следы, похожие на восклицательные знаки.


***
Никто не знает, что значит быть настоящим паломником. 
Более полутора тысяч лет бродит по Святой Земле и целует следы Христа это странное существо – паломник.
Он не всегда понятен даже своим духовным пастырям.
Паломник карабкается на вершину Горы Искушений, где сатана показал Христу все царства мира, и,  осмотревшись, обещает написать жалобу на то, что  сверху ничего не видно.
Паломник чистит зубной щеткой гору дряхлого Мамврийского дуба, чтобы добыть частички дерева, под которым патриарх Авраам угощал когда-то трех ангелов.
И в декабрьский день, когда зимний ветер рвет лиловые цветы бугенвилии у Башни Давида в Иерусалиме, паломник карабкается по склону к оливковой роще на Масличной горе, чтобы попросить у церковного сторожа  несколько оливковых листьев.
Он бурно возмущается и обещает жаловаться, узнав, что вход с другой стороны.
В конце концов, эти маленькие листки из Гефсиманского сада, запаянные в пластик, он покупает в магазине сувениров.
Они - шершавые и заостренные, как маленькие кинжалы из потускневшей стали.   
«А они на самом деле из Гефсиманского сада? – не унимается  паломник. – Вы говорите, «тут написано»! На заборе тоже пишут!».
Потом он ложится на землю и целует ее.
А в небе над ним плывут облака.
Плывут из Иерусалима к морю, в Тель-Авив.
Плывут с морского побережья в Иерусалим, куда многие обитатели побережья каждый день ездят на работу.
С побережья и горы и обратно – один из самых утомительных путей в мире.   
А некоторые израильтяне проделывают его каждый день.
Паломник знает, что есть государство Израиль, Палестинская автономия и западный берег реки Иордан. Не знает, что есть конфликт, который длится уже много лет. Все эти полезные политические знания лично ему никакой пользы не приносят.
Его мир освещен другим солнцем.
Паломника инструктируют, как себя вести.
Но он, в конце концов, забывает все и все делает по-своему.
Он у себя дома.
Наверно, поэтому паломнику так близок Вифлеем, где на свет – однажды декабрьской снежной ночью - появился Божественный Младенец.
Ведь паломник на Святой Земле, по природе своей, - простодушен и бесстрашен, как ребенок.

***
Надо быть смелым человеком, чтобы утром 24 декабря, в рождественский сочельник, просочиться сквозь контрольно-пропускной пункт между Иерусалимом и Палестинской автономией.
Один неверный поворот руля, попытка невовремя свернуть или остановиться - и палестинские солдаты в черных беретах будут бить кулаком или прикладом по боку автомобиля, приехавшего с израильской стороны.
Все утомлены и раздражены  потоком машин, тянущимся из Иерусалима: ведь рождественскую службу в храме Рождества Христова традиционно отправляет латинский патриарх Иерусалима.
А раньше на них всегда присутствовали лидер  Палестинской автономии Ясир Арафат и его  супруга.
«Что им делать на рождественской службе?.. Как что? Да они же католики!» - изумлялись эту вопросу паломников сотрудники вип-охраны.

***
Для христианина были и есть два святых города: Иерусалим и Вифлеем.
Иерусалим - город, в котором склоняются перед чудом преодоления смерти.
И Вифлеем - место чудесного рождения Бога на земле.
Нигде вы не увидите в рождественские праздники столько военных, как в Бет-Лехеме.
В черных беретах и темно-серых вязаных джемперах, с белой повязкой на рукаве - полиция для туристов, объясняющаяся по-английски.
В синем камуфляже  - гражданская милиция.
В зеленом - военные.
В штатском, с мобильными телефонами в руках - сотрудники спецслужб.
Военные в малиновых беретах - спецназ.
В ясном декабрьском воздухе высоко над Вифлеемом сверкает малиновый берет - как капля крови, повисшая над крышами.
Снайпер наклоняется над толпой с балкона вифлеемской мечети.
Он опирается руками о перила, изогнувшись, как химера готического собора.
Паломнику, который поднимается утром по высокой лестнице к древнему храму Рождества Христова, может показаться, что никогда он не был таким одиноким, как в вифлеемский сочельник.

Это одиночество рассеяно в зимнем воздухе: одиночество скал, на которых высится город, одиночество пустых уличных кафе, рядом с которыми ветер переворачивает легкие стулья.

И вот – вас встречает пустота и отрешенность площади перед древним храмом Рождества, непохожим на храм.
Вы видите его сквозь стеклянную витрину кафе «Святой Георгий», сквозь позолоченную виньетку надписи на толстом стекле, и в чашке с вашим кофе отражается отблеск неба, похожий на голубой клинок.
А потом – в вашу кофейную чашку вплывает край одинокого облака.   
Облака, столпившиеся над древней площадью, кажутся декабрьским утром  одной природы с этим отрешенным городом.
В любом отеле вам могут отказать в номере лишь потому, что заказ в гостиницу был отправлен в Палестинскую автономию из Тель-Авива. 
Но плотник Иосифу и его жена Мария, которые более двух тысяч лет назад пришли в город своих далеких предков и не попали в переполненную гостиницу, тоже чувствовали себя одинокими…


***
Уютный Вифлеем рождественской легенды, в котором Бог увидел свет в образе маленького ребенка, не отменяет другого, существующего по сей день Вифлеема: города, где пальмы машут листьями над изломанными кручами скал, где по праздникам военных с автоматами больше, чем  гражданского населения, где на сорок тысяч жителей десять тысяч христиан и Католический Университет, где градоначальник и члены городской администрации должен быть христианами, и где в номере гостиницы путешественника ждут Коран на арабском языке и Библия на английском, заботливо  положенные рядом на ночном столике. 

В Бейт-Лехеме, центре Палестинской автономии на западном берегу реки Иордан, насчитываются десятки церквей всех конфессий: армянская, сирийская, корейская, англиканская, греческая, римско-католическая… 
И нет, кажется, в мире головного убора, который не встретился бы вам на извилистых улицах Вифлеема: белые платки арабских женщин, черные и белые платки католических монахинь, пестрые черно-белые платки мужчин, которые в России прозвали «арафатками» (по имени лидера Палестинской автономии Ясира Арафата), разноцветные береты военных, темно-коричневые капюшоны францисканских монахов - хранителей главных христианских храмов на Святой земле.

Единственное, чего нет в Вифлееме – снега.
Впрочем, и его вы найдете, если заглянете в магазин  сувениров.
Откройте дверь в любой из них – в «Рождество» или в «Иль бамбино».
Рассмотрите пригоршни крестиков, вырезанных из оливкового дерева, возьмите в руки матово поблескивающие в бархатистом полумраке распятия из перламутра, щелкните по шуршащим конвертам с реликвиями Святой земли (на них вам заботливо предупреждают по-английски: «Не пить!»).

Пусть продавец – палестинец с пушистыми усами или арабский юноша с отрешенным взглядом, которому не хватает только нимба святого Георгия и огнедышащего дракона, прячущегося под прилавком, – подарит вам открытку, на которой город Вифлеем изображен под снегом.
Но если вы любите этот город, не желайте ему снега!

Снежный покров, тончайший, как белая вуаль,  иногда окутывает этот город, стоящий на вершине скалы.
И тогда снег превращает вифлеемские улицы, по крутизне и головоломности напоминающие горнолыжные трамплины, в тропинку, пригодную только для горных коз.

Как трудно спуститься или подняться по этому мокрому асфальту, по этим скользким камням!
Я иду, раскинув руки, как крылья.
Но это – не полет.
Я боюсь потерять равновесие и упасть.

И вдруг  - как чудо - я вдруг вижу на этом снегу мои следы.
Они тянутся по склону улицы, отходящей сбоку от храма. 
Мои следы на снегу Вифлеема!
Мои следы на снегу Рождества!
Миг - и ветер уносит снежную пыль.

***
Днем древний храм Рождества тих и пуст.
Палестинец в пестрой рубашке меланхолично полирует половой щеткой колонны времен императора Юстиниана.
Монах в черном клобуке продает свечи и туалетную воду «Магдалина».
Он предлагает поговорить по-английски, по-французски, по-португальски.
На вопрос, кто он сам, отвечает: «Грек я».
Дверь приоткрыта; во двор храма лениво заглядывает древний свет: в нем есть кошачья  грация; этот свет Вифлеема входит со спокойной учтивостью, ступая, как на мягких лапах; он как осознает, что он здесь – любимое и балованное существо, но - не хозяин.
Где-то во дворе кричит петух.
Двор накрыт, как зеленой крышей, виноградом.
Его длинные пряди потускнели и шуршат на ясном, прозрачном декабрьском ветру, как нанизанные на нить листки бумаги для школьных уроков труда.
И в этом звуке есть что-то веселое.
Облака ходят высоко вверху, над крышей храма Рождества Христова, как привязанные  барашки. Они уходят, возвращаются, кружат над листьями винограда, пытаясь нас разглядеть.
Кажется, каждое облако можно узнать.
Их ясная белизна улыбается, когда они заглядывают во двор.

За каменной стеной по монастырскому дворику, принадлежащему православному храму Святого Георгия (его охраняет солдат с автоматом наперевес) бродят куры.
На высокой лестнице сидит молодая женщина, подперев подбородок кулаком.
- Здравствуй, - говорит она. - Я армянка. А ты?

Здесь, в одной из пристроек Храма Рождества живет армянский католикос, который каждый день служит в нижней церкви Рождества - в том самом хлеву, где родился Христос.

Через несколько минут со словами « Могу ли я помочь вам?» - выходит отец Нерсес.
И вскоре  у меня появляется сопровождающий, а еще через полчаса - комната в отеле с обычным вифлеемским названием «Рождество».

Святому Семейству повезло меньше: им пришлось распаковать вещи и расположиться на ночлег в хлеву.
Но зато как повезло месту, где этот хлев стоял!

***
В маленьком подвале под алтарем базилики Рождества Христова (ее построили по приказу византийского императора Юстиниана в VI веке), под главным алтарем, украшенном греческими иконами, золотой звездой на полу отмечено место рождения Иисуса Христа.
Звезду в 1717 году установили католические монахи: над нею поставлены православные иконы и висят лампады, повешенные представителями всех христианских конфессий.
Древние храмы Святой земли никогда не принадлежали целиком католикам или православным: можно сказать, что они поделены на зоны влияния разных церквей.
Впрочем, монахи уживаются там, делая вид, что ничего или почти ничего не знают о том, как латинский кардинал Гумберт поссорился с константинопольским патриархом Михаилом Керулларием в 1054 году, и что из этой ссоры вышло.
Место рождения Иисуса нашла в IV веке, по народным преданиям, святая Елена, мать византийского императора Константина Великого.
Здесь, в маленьком помещении в двенадцать метров с низким потолком, уже несколько раз меняли пол. Его каменные плиты стираются от миллионов поцелуев.
Должно быть, их даже никогда не метут: паломники уносят эту пыль на своей одежде, как орден Золотого Руна. 
Люди спускаются в крипту Рождества по крутым ступеням, придерживаясь за стены узкой лестницы. Они встают на колени около звезды, протягивают детей к месту рождения Божественного Ребенка, чтобы детские губы могли поцеловать четырнадцать золотых лучей.
Я слышу английскую, немецкую, русскую, румынскую речь.
Паломники из Польши хором читают десять молитв розария, и им вторит треск свечей, которые в это время тихо переставляют монахини.
Долго здесь никто не молится: кажется, не стоит подниматься высоко к небу, чтобы твои молитвы были услышаны: иногда достаточно спуститься в подвал - если он похож на крипту Рождества, где ежеминутно свивается нить между землей и небом.

***
Потом за стенами храма, на балконе минарета, начинает петь муэдзин.
Он призывает мусульман Вифлеема на молитву.
Молитва, устремленная к небу из мечети, раздается над католической процессией мальчиков-служек в белых стихарях, надетых поверх длинных черных облачений.
Они поднимают головы к мечети, щурят глаза от солнца, засовывают руки в широкие рукава, улыбаются.
24 декабря в Вифлееме - детский праздник.
Мальчиков-министрантов сопровождают их сверстники-скауты в формах всех цветов: в красных пилотках и красных галстуках, похожих на пионерские, с лиловыми эполетами, в беретах с красными помпонами, в белых гетрах.
В руках у них - волынки, барабаны и литавры.
Пока муэдзин поет, ветер, наполненный солнцем,  раскачивает на храмовой площади кипарисы, увешанные елочными игрушками.
Скауты смеются.
Они пускают с горки свои барабаны, поставив их на ребро.
Самые маленькие, в зеленых брюках, пилотках и галстуках, перебегают на четвереньках между мальчиками-служками в белых облачениях.
Эти стоят неподвижно… но только потому, что на них устремлен укоризненный взгляд регента.
Вифлеемцы, привлеченные зрелищем на храмовой площади, забрались на кровли домов.
Они рассаживаются на перилах балконов, бесстрашно свесив ноги с высоты третьего этажа. Все хотят увидеть, как к храму Рождества Христова прошествует латинский патриарх Иерусалима, сопровождаемый конной милицией, знаменами и детской процессией.
Латинский патриарх будет отправлять здесь службы Сочельника и Рождества.   

***
Иерусалимский патриархат, первая и главная христианская кафедра в мире, давно потеряла свое   значение.
Уже в византийские времена эта должность была формальной: патриархи Иерусалима не жили в Святом городе.
Паствы у них здесь тоже почти не было.
Зато сегодня почти каждая конфессия имеет в Иерусалиме своего патриарха: их именуют патриарх армянский, патриарх латинский (католический), греко-ортодоксальный (православный).
И все патриархи служат в вифлеемском храме на Рождество.
А жители Бейт-Лехема выбирают того, кто им  нравится больше.

***
Каждая из служб рождественского сочельника - короткая и веселая.
 По традиции, на латинских епископах в этот день меховая пелерина - в память  о вифлеемских пастухах, пришедший поклониться новорожденному Богу.
На дневной службе 24 декабря в католическом храме святой Екатерины (части базилики Рождества, соединенной с ним переходами), царит оживление. 
Монахи-францисканцы раздают прихожанам и паломникам книжечки с текстом службы на латинском и четырех европейских языках: принято, чтобы все присутствующие пели вместе с церковным хором.
Каждому тексту по-латыни предшествует арабский перевод.
Каждая книжечка начинается обращением   францисканского кустода Святой Земли: «Дорогой паломник!»,
Первое обращение написано по-арабски.
В 1219 году святой Франциск Ассизкий побывал на Святой земле, а сто лет спустя образовалась Стража Святой земли, состоящая из братьев его ордена: францисканцы содержали в порядке храмы и принимали паломников.
Веселые и неприхотливые, носящие грубую рясу, подпоясанную веревкой, и сандалии на босую ногу, они нашли общий язык со всеми: с православными монахами и с мусульманами, которые называли францисканцев «христианскими дервишами».
Сегодня в Вифлееме живут францисканские братья с разных континентов.
Неизвестно, кто среди них выделяется больше среди кипарисов арабского города: светлокожие скандинавы с белыми волосами или же чернокожие африканцы.
Все братья-францисканцы говорят на втором официальном языке Вифлеема - по-английски.
Маленькое, сложенное вдвое, расписание служб церкви св. Екатерины напечатано на английском языке.
Оно действительно на всю рождественскую неделю.
Номера новозаветных и ветхозаветных чтений  красиво вписаны в каждое расписание от руки синими чернилами.
Братья-францисканцы очень аккуратны.

***
Историки  считают, что духовность святого Франциска Ассзкого, проповедовавшего бедность, стремление к радости и любовь к природе, больше других соответствует духу российской религиозности.
В отличие от суровых греческих монахов, которые проходят по базилике Рождества, орлиным взором высматривая, нет ли где неподобающе одетых или неподобающе сидящих (нога на ногу) посетителей, монахи- францисканцы оживленны и веселы: всем видом они умеют показать: давайте праздновать вместе!
В прохладе вифлеемского декабря францисканская традиция облачаться в шерстяную рясу и надевать на босую ногу сандалии с двумя поперечными ремешками, подвергается усовершенствованию.
Сандалии надеваются на шерстяной носок, на рясы набрасываются кожаные куртки, а в отворотах капюшонов видны горловины вязаных свитеров.
После дневной службы, снимая облачения в ризнице, украшенной новогодними гирляндами и игрушками, францисканцы приветствуют латинского патриарха   аплодисментами.
Их плеск разносится по храму святой Екатерины и долетает до подземной крипты Рождества.

***
Вечером, задолго до начала ночной рождественской службы, площадь перед храмом Рождества становится все более оживленной.
На горных высотах Вифлеема (868 метров над уровнем моря) погода непредсказуема: великая рождественская ночь приходит в сопровождении шквального ветра.
Ливанские кедры, обвитые электрическими гирляндами и увенчанные пятиконечной звездой, начинают качаться из стороны в сторону, как некогда, по время землетрясения 1927 года, качался шпиль русского храма на Масличной горе в Иерусалиме - знаменитой «Русской свечи».
Сначала над площадью парят газеты и пластиковые бутылки из-под воды, потом вверх ножками взлетает легкий стул из летнего кафе.
Паломников, собравшихся под открытым небом праздновать Рождество, взлет стула  приводит в неописуемый восторг.
Впрочем, все остальные стулья на площади твердо стоят на земле: они заняты.
Фейерверки запускаются с крыши палестинского Министерства туризма и древностей; они рассыпаются над головами паломников, заставляя их пригибаться и закрываться газетами.
Хор из Гватемалы, распевавший рождественские ноэли, начинает взвизгивать и прятаться друг за дружку.   
Когда же последняя ракета рассыпается в воздухе, палестинцы вскакивают и начинают аплодисментами приветствовать авторов фейерверка.
Тем остается только раскланяться с крыши у нас над головой.

Между тем дети за спинами взрослых пробираются ползком по выставленным в ряд стульям, натыкаются на чужие шляпы, шапки и сумки, произносят дежурное «Скьюз ми» - и ползут дальше.

Один золотоволосый малыш, еще нетвердо стоящий 
на ногах, топает между рядами стульев, позабытый родителями в радостях Рождества.
Паломники не спрашивают: «Чей ребенок?» - они  поднимают его на руки, покрывают поцелуями  замерзшие ручки и щеки и передают соседям по ряду. 

Когда-то вифлеемские пастухи, бросившие свои стада близ города (там, где теперь стоит маленькая церковь, построенная в 1936 году итальянским архитектором Антонио Барлуцции) были так же непосредственны в своем желании бежать в хлев и целовать родившегося там малыша.

Уверовали ли они в слова ангела, что этот ребенок когда-нибудь станет Царем Мира?
Пастухам было радостно от того, что родился еще один ребенок, который сам - обещание новой жизни.

***

Ночная служба в честь Рождества в Вифлееме коротка, Она не походит на длинные православные рождественские и пасхальные службы.
Пожалуй, здесь, в Вифлееме, она даже не кажется  радостной: слишком велико ее волнение.
Один из чтецов, еще утром смеявшийся во дворике храма Рождества, прижимает к груди сжатые пальцы, и видно, как они дрожат.

Тревожный город Бейт-Лехем, с его кручами, под которыми разверзаются обрывы, не предназначен для уюта и нежности.

Недаром здесь, в Вифлееме, Христос явился миру в  образе  ребенка, - существа, которое любой взрослый стремится убаюкать, согреть и  уберечь от страдания.

***
После службы монахи приглашают гостей к трапезе.  Во дворе церкви Святой Екатерины «черные береты» едят свой ужин из пластиковых коробок, похожих на фаст-фуды из самолета.

Нам достаются чай, кофе с пирожными и – чуть-чуть  тепла от электрообогревателя, поставленного в одной из комнат, рядом с маленькой искусственной елочкой, увешанной новогодними игрушками.

В рождественской ночи  из «Ориент - паласа» напротив базилики Рождества доносились звуки «Собачьего вальса».
Чья-то бессонница упорно выводит его двумя пальцами.

А высоко над Вифлеемом, во мраке зимнего неба, скрещиваются гигантские лучи прожекторов.
Они освещают древние укрепления времен царя Ирода и автомобили, несущиеся по трассе в грозовую ночь.   

***
На следующий день паломники покидают Бейт-Лехем на маршрутных такси.
Пусть обратно начинается от отеля «Рождество» и должен привести их в Иерусалим.
Оплачивать проезд, сев в маршрутку, здесь не принято; никто не вынимает деньги вплоть до израильского контрольно-пропускного пункта.
На границах Палестинской автономии любого могут высадить для допроса.
Усталый израильский солдат распахивает дверь маршрутного такси.
Он рассматривает пассажиров.
За его спиной качаются под ветром солнечные, такие  нерождественские, пальмы.
Солнце наполняет мир, словно драгоценную шкатулку.
Солнце празднует Рождество.
Дверца такси захлопывается.
Можно ехать.
И через несколько минут паломников обтекает гул Иерусалима.

***
Такой же гул стоит в день Рождества на берегу Средиземного моря.
Это – шторм. 
Море бледно-серое, почти белое.
Небо над ним – тоже белое.
Пена, вскипающая на волнах, долетает до белых туч: она кажется снежной пылью, взлетевшей под копытами русской тройки.
По пустынной террасе ходят чайки.
Две женщины смотрят на море:
- Рождество здесь праздновать не умеют. В России мы привыкли к другому: елочка, игрушки, снежок…
Обе одновременно прибавляют:
- Подарки...
И обе вздыхают.
Спаниель, лежащий между ними, вздыхает тоже.
Он родился в Риге.
Его привезли в Землю Обетованную  щенком.
С тех пор глаза у него печальные; лежа, он всегда прячет морду между лапами.
Но при словах о подарках спаниель поводит ушами  и смотрит в сторону Средиземного моря.
Кричат чайки.
Море белое, как борода Деда-Мороза.


Иллюстрация:
Вид на Храм Рождества в Вифлееме. Гравюра J. J. Crew по рис. Harry Fenn из кн.: Picturesque Palestine, ок. 1875 г.