Матильда и Андрей Владимирович. ч. 4

Сергей Дроздов
Матильда и Андрей Владимирович.

(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2017/10/11/485)
 
Итак, на праздничном обеде, в честь своего бенефиса, Матильда познакомилась с в.к. Андреем Владимировичем.
Вот что она вспоминала:

«Со дня моей первой встречи с Великим Князем Андреем Владимировичем мы все чаще и чаще стали встречаться, и наши чувства друг к другу скоро перешли в сильное взаимное влечение…
В течение лета Великий Князь Андрей Владимирович стал все чаще и чаще приезжать на репетиции в Красносельский театр.
Наша прекрасная драматическая артистка Мария Александровна Потоцкая, которая была моим большим другом, дразнила меня, говоря:
«С каких это пор ты стала увлекаться мальчиками?»
Он, правда, был моложе меня на шесть лет. А потом начал все время приезжать ко мне в Стрельну, где мы так чудно и мило проводили время».

Несколько слов об этом «мальчике», который увлекся Матильдой, и его карьере до 1917 года.
Андрей Владимирович Романов был четвёртым сыном великого князя Владимира Александровича и Марии Павловны, внуком Александра II.
В 1902 году он окончил Михайловское артиллерийское училище и  был выпущен подпоручиком в 5-ю батарею гвардейской Конно-артиллерийской бригады.
В этом же, 1902 году, он  поступает  в Александровскую военно-юридическую академию, которую окончил по 1-му разряду в 1905 году и был зачислен по военно-судебному ведомству.
Особых заслуг и успехов он там не имел и в  августе 1910 года назначен командиром батареи лейб-гвардии Конно-артиллерийской бригады.
8 июля 1911 года он назначен командиром 6-й Донской казачьей артиллерийской батареи и занимал эту  должность  до 26 февраля 1914 года. С 2 марта 1911 года состоял сенатором, не присутствующим в департаментах.

Кроме того, со 2 мая 1879 года состоял шефом 130-го пехотного Херсонского полка, а с 10 января 1912 года — почётным казаком Верхне-Курмоярской станицы.
С началом Первой мировой войны состоял при Генеральном штабе.
7 мая 1915 года назначен командующим лейб-гвардии Конной артиллерией, а 15 августа того же года произведён в генерал-майоры с утверждением в должности и зачислением в Свиту.
3 апреля 1917 года он был уволен от службы «по прошению» с мундиром.

Надо сказать, что матушка в.к. Андрея, великая княгиня Мария Павловна Мекленбург-Шверинская (она же - Михен или Мария Павловна-старшая, старшая дочь великого герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха Франца II и Августы Рейсс-Шлейц-Кестрицской) была женщиной властной и амбициозной.
 
Она никогда особо не скрывала мечтаний о царском престоле для своих детей.
Генеральша А.В. Богданович  в  дневнике записала о  реакции Марии Павловны на знаменитое крушение царского поезда (на станции Борки (под Харьковом) в 1888 году):

«24 октября.
Много интересных подробностей слышишь о крушении…
Вся свита царя говорит, что его вагон был причиной крушения. Удивительно, что все, когда говорят об опасности, угрожавшей царской семье, восклицают: "Если бы они погибли, то вообразите, что тогда был бы государем Владимир с Марией Павловной и Бобриков!" И эти слова говорятся с ужасом...

26 октября.
Многие сегодня обедали. Очень все острят насчет вел. кн. Марии Павловны. Говорят, будто она вскрикнула, когда узнала о случившемся крушении царского поезда:

   "Jamais nous n'aurons une pareille chance!" (Никогда у нас больше не будет такого шанса! (франц.).).
Она будто называет это не "accident", a "incident" (Не "происшествие", а "случай" (франц.).) ...
Ее очень любят. Правда, она очень развратная немка. Вчера Колин товарищ, паж Орлов, много рассказывал ему про вел. князей и княжен. Оказывается, что все они более или менее развратны. Досталось много Марии Павловне, с которой все лето он играл в лаун-теннис».

Когда же, уже в начале ХХ века, царской «элите» стало понятно, что цесаревич Алексей серьезно (и неизлечимо) болен, а младший брат царя в.к. Михаил Александрович категорически не желал царствовать, ни при каком «раскладе», умудрившись еще и заключить морганатический брак с  дважды разведенной Натальей Вульферт, то в.к. Мария Павловна-старшая  основательно  задумалась  о том, как бы, в случае кончины Николая Второго, «продвинуть на престол» кого-нибудь из своих сыновей.

Вот что об этом, к примеру,  записал,  в 1916 году, своем дневнике В.М. Пуришкевич:
«…великий князь Кирилл, как и оба милые его братья, всегда внушали мне чувство глубочайшего отвращения, вместе с их матерью великой княгиней Марией Павловной, имени коей я не мог слышать хладнокровно на фронте в течение всего моего пребывания там с первых дней войны…

Они не оставили мысли о том, что корона России когда-нибудь может перейти к их линии, и не забыть мне рассказа Ивана Григорьевича Щегловитова о том, что в бытность его министром юстиции к нему однажды разлетелся великий князь Борис Владимирович с целью выяснения вопроса: имеют ли по законам Российской империи право на престолонаследие они, Владимировичи, а если не имеют, то почему?

Щегловитов, ставший после этого разговора с великим князем Борисом предметом их самой жестокой ненависти и получивший от них кличку Ваньки Каина, разъяснил великому князю, что прав у них на престолонаследие нет вследствие того, что Великая Княгиня Мария Павловна, мать их, осталась и после брака своего лютеранкой.

Борис уехал, не солоно хлебавши, но через некоторое время представил в распоряжение Щегловитова документ, из коего явствовало, что великая княгиня Мария Павловна из лютеранки уже обратилась в православную...»

Действительно, Мария Павловна-старшая приняла православие лишь 10 апреля 1908 года, незадолго до смерти своего мужа в.к. Владимира Александровича, после 34 (!!!) лет совместной жизни с ним.
Об этом даже  был дан Высочайший манифест, повелевавший впредь «именовать Ея Императорское Высочество Благоверною Великою Княгинею».


Не правда ли, эта чудесная история отлично характеризует нравы, царившие в «великокняжеском семействе»?!
Все эти «игры в вероисповедания» (вокруг которых сегодня так много спекуляций) нередко рассматривались там  исключительно с точки зрения личной выгоды.
Поняла в.к. Мария Павловна (после 54 лет своей жизни в лютеранстве), с помощью министра юстиции Щегловитова, что принятие православия выгодно для ее семейства, и тут  же поменяла свое вероисповедание.
(Матильда Кшесинская, кстати, тоже приняла православие, уже находясь в эмиграции, в 1925 году, будучи в возрасте 53 лет).

Так вот, НИКАКИХ шансов на заключение законного брака с в.к. Андреем Владимировичем Матильда Кшесинская, разумеется, не имела. Только «через труп» в.к. Марии Павловны-старшей такое могло произойти.
Даже уже находясь в эмиграции, в.к. Андрей Владимирович так и не осмелился жениться на своей Матильде, до самой смерти в.к Марии Павловны, последовавшей в 1920 году.
Только после этого, в 1921 году, «молодые» смогли официально оформить свои «отношения».
Матильде к этому моменту было уже 49 лет, а в.к. Андрею Владимировичу стукнуло 42 года. Их сыну Владимиру исполнилось 19 лет.


Однако  тут мы сильно забежали вперед, давайте вернемся к зарождению их романа.
Матильда так вспоминала об этом:
«Памятен мне день 22 июля, день ангела Великой Княгини Марии Павловны, его матери. На ее именины всегда устраивался в Ропше пикник с музыкой и цыганами. Он не мог рано приехать ко мне в Стрельну, но обещал все же непременно приехать, если только там не засидятся чересчур поздно, возвращаясь к себе обратно в Красное Село.
С волнением я ждала его, и, когда он появился, моему счастью не было предела, тем более что у меня не было уверенности, что он сможет ко мне заехать».

Разумеется, и речи не было о том, чтобы в.к. Андрей Владимирович осмелился представить Матильду своей грозной матушке, тем более что и его папаша, в.к. Владимир Александрович тоже был совсем не против, при случае, «приударить» за Кшесинской:

«В этом сезоне (1900-1901 г.г.) Великий Князь Владимир Александрович стал оказывать мне особое внимание. Он всегда хорошо ко мне относился, но в этом сезоне как-то особенно. После первого представления «Конька-Горбунка» он пригласил меня с сестрой, мою подругу Маню Рутковскую, которая ему очень нравилась и забавляла его своим разговором с сильным польским акцентом, Великого Князя Сергея Михайловича и барона Зедделера ужинать в одном из ресторанов, который он любил.
Это ужин был очень веселый, все себя чувствовали непринужденно, так милый хозяин умел всех расположить к себе. Потом эти ужины стали довольно часто повторяться: иногда, если задумывал это Великий Князь в последнюю минуту, он присылал мне в уборную записку с приглашением, а иногда ужины устраивались заблаговременно, тогда я получала приглашение на дому. Великий Князь стал бывать и у меня в доме.
На Пасху он прислал мне огромное яйцо из ландышей с привязанным к нему драгоценным яичком от Фаберже».

Но главным для Матильды стало не эти ухаживания за ней пожилого (по тем временам и понятиям) в.к. Владимира Александровича, а роман с его молодым сыном:
«После лагеря, осенью, Андрей получил двухмесячный отпуск, и мы решили с ним встретиться в Биаррице и вместе провести несколько недель на полной свободе…
Наше пребывание в Биаррице оставило хорошее и грустное воспоминание: Андрея приглашали его друзья и знакомые, которым ему было трудно отказывать, при всех нам вместе показываться было невозможно.
 
Андрей был еще очень молод и не мог действовать, как он хотел бы. Да и я должна была соблюдать некоторую осторожность и не хотела ни его подвергать каким-либо семейным неприятностям, ни сама давать повод к разным сплетням…»
Действительно, в.к. Андрею в это время (1900 год) был всего 21 год и он еще числился юнкером Михайловского училища, но их роман разгорелся и затмил для Матильды ее связь с в.к. Сергеем Михайловичем (которого она, впрочем, тоже «не бросала», продолжая с ним «дружить»).
Летом 1901 года Матильда и в.к. Андрей порознь отправились в Италию, где «тайно» встретились и провели несколько счастливых недель (правда за ними постоянно следила полиция, но когда это мешало влюбленным?!)

Результат этого счастливого путешествия не замедлил сказаться:
«По приезде в Париж я почувствовала себя нехорошо, пригласила врача, который, осмотрев меня, заявил, что я в самом первом периоде беременности, около месяца всего, по его определению. С одной стороны, это известие было для меня большой радостью, а с другой стороны, я была в недоумении, как мне следует поступить при моем возвращении в Петербург», - рассказывает Кшесинская.

«Я продолжала танцевать в этом сезоне, как и предполагала, до февраля месяца, будучи на пятом месяце беременности. По моим танцам и даже фигуре это совершенно не было заметно...
Я не могла уже больше танцевать, шел шестой месяц. Тогда я решила передать Анне Павловой мой балет «Баядерка».
Я была с ней в самых лучших отношениях, она постоянно бывала у меня в доме, очень веселилась и увлекалась Великим Князем Борисом Владимировичем, который называл ее «ангелом».
(Ранее, о  в.к. Борисе Владимировиче и его «проказах» был подробный рассказ в этой главе:
http://www.proza.ru/2017/09/11/399).

Впрочем, подобные «увлечения» балерин и разных высокопоставленных царских сановников были обычным (и привычным) делом.
Та же Кшесинская, между делом, приводит такой пример: «У нас на сцене была переведенная после коронации из Москвы танцовщица Бакеркина. Она сразу сошлась с одним старым генералом, занимавшим довольно высокое положение, но несимпатичным и ужасным циником».

18 июня 1902 года у Матильды Кшесинской родился сын, которого она назвала Владимиром:
«Когда я несколько окрепла после родов и силы мои немного восстановились, у меня был тяжелый разговор с Великим Князем Сергеем Михайловичем.
Он отлично знал, что не он отец моего ребенка, но он настолько меня любил и так был привязан ко мне, что простил меня и решился, несмотря на все, остаться при мне и ограждать меня как добрый друг. Он боялся за мое будущее, за то, что может меня ожидать.
Я чувствовала себя виноватой перед ним, так как предыдущей зимой, когда он ухаживал за одной молоденькой и красивой Великой Княжной и пошли слухи о возможной свадьбе, я, узнав об этом, просила его прекратить ухаживание и тем положить конец неприятным для меня разговорам.
Я так обожала Андрея, что не отдавала себе отчета, как я виновата была перед Великим Князем Сергеем Михайловичем».

Постепенно отношения в этом «треугольнике» кое-как «устаканились» и они  стали своего рода прообразом будущей «шведской семьи», в которой также принимал активное участие и отец в.к. Андрея Владимировича:

«В моей домашней жизни я была очень счастлива: у меня был сын, которого я обожала, я любила Андрея, и он меня любил, в них двух была вся моя жизнь. Сергей вел себя бесконечно трогательно, к ребенку относился как к своему и продолжал меня очень баловать. Он всегда был готов меня защитить, так как у него было больше возможностей, нежели у кого бы то ни было, и через него я всегда могла обратиться к Ники.

Великий Князь Владимир Александрович стал очень часто бывать у меня в доме и любил по вечерам играть в модную в то время игру, «тетку». Он мне дарил прелестные вещи: то красивую вещицу для украшения комнат, то пару великолепных ваз из вещей князя Воронцова, а на Пасху всегда присылал огромное яйцо из ландышей с привязанным к нему драгоценным яичком от Фаберже. Раз он мне прислал браслет с привешенным к нему сапфиром.
В день своего рождения, 10 апреля, Великий Князь Владимир Александрович был у меня на ужине вместе с Великими Князьями Борисом и Андреем Владимировичами. Мне казалось, что он стал бывать у меня, чтобы предотвратить возможное недоразумение между Андреем и Сергеем Михайловичем…
Вове был тогда уже год, но он еще не ходил, и его приносили показывать Великому Князю. Ходить Вова начал очень поздно. У него было немного волос на голове, но я ухитрялась собирать пучок волос и завязывать их голубым бантиком.
Великий Князь всегда клал руку на голову Вовы и говорил: «Совсем моя голова».


Я не буду подробно рассказывать о жизни Матильды и её великокняжеских ухажерах, а остановлюсь  лишь на некоторых, наиболее важных и интересных, на мой взгляд, её моментах.
К Рождеству 1907 года Матильда переехала в свой знаменитый особняк на Каменноостровском  проспекте, который был специально построен для неё:

«План я заказала очень известному в Петербурге архитектору Александру Ивановичу фон Гогену и ему же поручила постройку…
Внутреннюю отделку комнат я наметила сама. Зал должен был быть выдержан в стиле русского ампира, маленький угловой салон - в стиле Людовика XVI, а остальные комнаты я предоставила вкусу архитектора и выбрала то, что мне более всего понравилось. Спальню и уборную я заказала в английском стиле, с белой мебелью и кретоном на стенах. Некоторые комнаты, как столовая и соседний с нею салон, были в стиле модерн.

Всю стильную мебель и ту, которая предназначалась для моих личных комнат и комнат моего сына, я заказала Мельцеру, самому крупному и известному в Петербурге фабриканту, а всю остальную обстановку, для комнат прислуги, хозяйственных и других, я поручила крупной фирме Платонова.
Все бронзовые предметы для зала ампир и салона Людовика XVI, как то: люстры, бра, канделябры, дверные и оконные ручки, запоры и шпингалеты, а также все ковры и материал для обивки мебели я заказала в Париже. Стены салона были обтянуты желтым шелком…
При доме, во втором дворе, были прачечная, сараи для экипажа и автомобилей, был коровник для коровы, которую приводили с дачи в город, чтобы сын имел всегда хорошее и свежее молоко, а при ней служила у меня коровница, Катя. Кроме того, была толстая свинья, любимица Вовы. В самом доме у меня жила козочка, которая выступала со мною в «Эсмеральде»….
 
Она стала такой ручной, что даже снята со мною в моей гостиной, на коленях. У меня еще был мой любимый фоксик Джиби, неразлучный друг.
Проходя мимо моего сада, можно было видеть в нем гуляющих вместе: козочку, свинью и фоксика».


Серьезным ударом для Матильды и в.к. Андрея стала внезапная кончина в.к. Владимира Александровича в 1909 году:

«4 (17) февраля внезапно скончался Великий Князь Владимир Александрович, еще сравнительно молодым, ему не было шестидесяти двух лет…
Я лично потеряла в нем близкого друга, которого я прямо обожала. Он столько раз мне оказывал сердечное внимание в тяжелые дни моей жизни и нравственно поддерживал, когда мне бывало особенно тяжело…
Много слез я пролила в эти горестные для меня и для моего бедного Андрея дни.
При разборке бумаг покойного Великого Князя в письменном столе были найдены мои письма к нему, которые Великая Княгиня Мария Павловна любезно мне вернула - на память».

В 1911 году Матильда  справляла свой двадцатилетний юбилей службы на Императорской сцене, и ей, по этому случаю, снова  дали бенефис и она получила множество драгоценностей в виде подарков.
Наиболее  ценным (и дорогим) был, разумеется, подарок от Ники:

«Государь, обе Императрицы и вся Царская семья были в театре в этот большой для меня день…
В первом антракте Директор Императорских театров Теляковский передал мне Царский подарок по случаю моего юбилея.
Это был бриллиантовый орел продолговатой формы Николаевских времен в платиновой оправе и на такой же цепочке для ношения на шее. На обратной стороне не было видно гнезда от камней, как это обыкновенно делается, а все было сплошь заделано платиновой пластинкой по форме орла и на ней выгравировано очертание орла и его перьев замечательно тонкой и оригинальной работы. Под орлом висел розовый сапфир, оправленный в бриллианты. Великий Князь Сергей Михайлович пришел также в первом антракте и сказал мне, что Государь говорил ему, что его интересует, надену ли я или нет его подарок на сцену.
Я, конечно, после этого его немедленно надела и в нем танцевала па-де-де в «Пахите…
Кроме Царского подарка я получила:

От Андрея - дивный бриллиантовый обруч на голову с шестью крупными сапфирами по рисунку головного убора, сделанного князем Шервашидзе для моего костюма в балете «Дочь фараона».
Великий Князь Сергей Михайлович подарил мне очень ценную вещь, а именно - коробку из красного дерева работы Фаберже в золотой оправе, в которой были уложены завернутые в бумажки - целая коллекция желтых бриллиантов, начиная от самых маленьких до очень крупных. Это было сделано с целью, чтобы я могла заказать себе вещь по моему вкусу - я заказала у Фаберже «плакку», чтобы носить на голове, что вышло замечательно красиво».

В 1912 году Матильда через Ники «урегулировала» вопрос со своим сыном Владимиром:
«Покуда Вова был маленьким, он был прописан в моем паспорте, но ему становилось почти что десять лет, и я обратилась к Государю с просьбой о даровании моему сыну моей родовой фамилии Красинских. Государь сразу же исполнил мою просьбу и даровал также Вове и потомственное дворянство.
Градоначальство выдало Вове его личный паспорт, и привез его мне мой старый верный друг, полицмейстер нашей части полковник, впоследствии генерал, Галле».
Не правда ли, очень характерный штрих?!
Паспорт для малолетнего сына Матильды ей домой привозит ЛИЧНО полицмейстер,  в чине полковника!

В 1913 году в.к. Андрей Владимирович покупает для своей Матильды «семейное гнездышко за границей, на Лазурном берегу Франции, совсем рядом с княжеством Монако, в местечке Кап-д'Ай.
 
(Как известно тогдашняя «элита» царской России вкладывала огромные деньги в приобретение недвижимости во Франции (Ницца, Канны и прочие курортные места Лазурного берега.
Нынешнее «россиянское» поголовье «богатеньких буратин» также старается в этом вопросе брать с них пример, буквально обсиживая курортное побережье Франции, Испании и Италии,  ежегодно вывозя  туда миллиарды евро и долларов из своей нищей родины…)

Давайте посмотрим, что там в.к. Андрей Владимирович купил  своей Матильде и во что это милое приобретение обошлось российской казне.

«Идея купить виллу мне очень понравилась. Мы осмотрели несколько и, между прочим, ту, которую в прошлом году нам уже показывали, но она тогда мне не понравилась. За нее просили, как я отлично помню, 200 000 франков, но на вилле не было центрального отопления, и некоторые комнаты требовали ремонта. Архитектор, которого мы пригласили для осмотра виллы, определил весь ремонт с установкой центрального отопления в 20 000 франков…
Примерно среди лета мы получили от нашего агента в Кап-д'Ай известие, что хозяин согласен уступить мне виллу за указанную мною сумму в 180 000 франков. Андрей немедленно купил эту виллу на мое имя, и агенту послали инструкции тотчас начать ее ремонт…
Нетрудно понять мою радость иметь свою собственную виллу, которая была и удобна, и уютна. Расположена вилла была замечательно хорошо, на склоне горы, с великолепным видом на море. Обставлена она была отлично, в особенности столовая, салон и моя спальня».

Стало быть, за эту прекрасную виллу на берегу Средиземного моря в.к. Андрей первоначально «отвалил» (вместе с расходами на ее ремонт) 200 000 франков.
Давайте попробуем понять: много это, или мало.
В конце XIX века, примерно в том же месте, около Марселя, во Франции жил будущий академик-кораблестроитель А.Н. Крылов (со своими родителями, он был еще мальчиком).
Вот, что он вспоминает о ценах на аренду недвижимости тогда во Франции:

 «Приблизительно через два месяца по приезде в Марсель отец нанял в предместье Марселя, именуемом Timone (полчаса ходьбы от центра), домик — две комнаты и кухня внизу и три комнаты наверху. При домике был фруктовый сад: пять грушевых деревьев, зимних «бюре» и «дюшес», два дерева ранних груш, два дерева персиков, два дерева инжира, с десяток кустов винограда, примерно, 70 кв.м овощной огород и около 100 кв.м поле под люцерну.
В саду близ дома был бассейн емкостью 12 куб.м с проведенной в него водой, весь сад был дренирован, и из этого бассейна можно было производить поливку любого места. Водой бассейн заполнялся, примерно, в течение 10 часов из городского водопровода. Мы вскоре завели козу и кроликов, корма для них хватало, фрукты и большая часть овощей были свои.
За все плата в год составляла 500 франков, т.е. по тогдашнему курсу около 170 руб., т.е. меньше 15 руб. в месяц, — такова была тогда дешевизна простой жизни на юге Франции».

Как видим, вполне приличный дом из 5 комнат,  с бассейном (!!!) и участком земли, на котором росли фруктовые деревья и имелся огород, можно было снять  всего за 500 франков В ГОД!

Надо понимать, что Франция тогда была крупнейшей (после Великобритании) колониальной державой мира и эксплуатация колониальных богатств позволяла, перед Первой мировой войной, поддерживать очень высокий уровень жизни во Франции (да и вообще в Европе) и сохранять низкие цены, для жителей метрополии, на продовольствие и услуги.
Вот другой пример из воспоминаний  А.Н. Крылова об этом:

«Часам к шести вечера поезд подошел к станции Орлеанвилль, где он стоял один час, чтобы пассажиры могли отобедать. Хотя мы ехали в третьем классе (других классов отец не признавал), мы пошли обедать в зал 1 и 2-го классов, где был накрыт громадный стол.
Дали нам закуску, суп, рыбу, мясо, торт, фрукты, кофе, по поллитра вина и, к удивлению отца, взяли за двоих всего пять франков.
Из Орана не возвращаясь в Алжир, мы прямо проехали в Марсель».

А теперь – посмотрим, что представляла из себя сумма в 200 000 франков.
В те времена «бумажные» деньги в банке легко можно было обменять на золото, или серебро, по курсу.
 
Но, чтобы не путаться в тогдашних текущих курсах обмена, возьмем для примера наиболее ходовую французскую серебряную монету в 5 франков. Она чеканилась во Франции с 1799 по 1877 годы, массовым тиражом (всего их было выпущено более 600 миллионов штук). 
За это столетие дизайн данной 5-ти франковой монеты менялся (на ней чеканили то Бонапарта, то Людовика XVIII, то Луи Филиппа, то Наполеона III), но ВСЕГДА она чеканилась из серебра 900-й пробы, диаметром 36 миллиметров и весом в 25 грамм превосходного серебра.

Так вот, если произвести нехитрые арифметические подсчеты, выяснится, что  40 000 таких вот 5-ти франковых монет и составляли сумму в 200 000 франков, уплаченных в.к. Андреем Владимировичем, за их с Матильдой семейное «гнездышко» на Лазурном берегу Франции. А умножив это количество монет на вес каждой из них (25 грамм) мы получим ровно 1 ТОННУ серебра 900-й пробы.
 
Именно такое количество серебра и получила Франция от нашего великого князя за домик для его Матильды!
А сколько было таких «превосходительств», сиятельств», «высокоблагородий» и просто оборотистых жуликов, десятилетиями вывозивших тогда русские деньги, золото и серебро за границу – Бог весть…


Ну да ладно, вернемся ненадолго ко второму «сердечному другу» Матильды, великому князю Сергею Михайловичу.
Несмотря на то, что он узнал, что ребенок у Кшесинской родился точно не от него, в.к. Сергей Михайлович продолжал оставаться ее «близким другом», заваливая свою «подружку» деньгами и драгоценностями.
На какие «шиши» это делалось, Матильда, разумеется, в своих мемуарах не уточняет.

Но опубликованные недавно документы, позволяют нам сделать кое-какие предположения об  «источниках невиданной щедрости» в.к. Сергея Михайловича.
Он, как известно, был генералом от артиллерии, и, впоследствии, генерал-инспектором артиллерии, единолично руководя всеми вопросами снабжения и организации артиллерии царской армии.
Посмотрите, какое письмо написал 20 августа  1910 года   морской  министр,  вице-адмирал С. А. Воеводский председателю Совета министров П. А. Столыпину об изменении системы распределения артиллерийских заказов.
Приведу его с небольшими сокращениями и комментариями.

«Секретно
№ 4351
Милостивый государь, Петр Аркадьевич,
Вследствие представления Военного министерства в Совет министров о передаче заказов на 122 42 лин. пушки французскому заводу Шнейдера и выяснившихся при обсуждении этого представления подробностей о распределении дальнейших заказов между отечественными заводами, я обратился к военному министру с письмом, в коем, выяснив затруднения, возникающие для Обуховского завода ввиду принятой в военном ведомстве системы передачи заказов заводам, я просил генерала от кавалерии Сухомлинова из числа будущих заказов, намечаемых для отечественных заводов, возможно большее количество передать Обуховскому заводу.

Обращаясь ныне к вашему высокопревосходительству с покорнейшей просьбой оказать к этому возможное с вашей стороны содействие, я вместе с тем считаю необходимым для освещения положения дела привести и те соображения, которые были мною сообщены по данному вопросу военному министру.
Обуховский сталелитейный завод — единственный орудийный завод в России, который в состоянии изготовлять орудия и лафеты всех калибров, включая 12 дм орудия в 52 калибра, причем последние только и могут изготовляться им одним.
Согласно высочайше утвержденного Положения об управлении заводами, Обуховский завод существует для надобностей морского и сухопутного ведомств и должен служить регулятором цен частных заводов при изготовлении предметов вооружения».

Итак, мы видим, что морской министр С.А. Воеводский жалуется премьер-министру Столыпину на недостатки СИСТЕМЫ передачи заказов заводам на изготовление артиллерийских орудий, в результате которой ЕДИНСТВЕННЫЙ в России государственный Обуховский завод, который был способен «изготовлять орудия и лафеты всех калибров», лишился огромного заказа на сто двадцать две(!) 42 лин. Пушки, который был передан … французскому заводу Шнайдера.
Теперь давайте попробуем понять, почему это произошло:

«Будучи прекрасным исполнителем, Обуховский завод не может конкурировать с мировыми артиллерийскими заводами по изготовлению систем новых образцов. Он неоднократно разрабатывал различные системы вооружения, и многие из них приняты как морским, так и сухопутным ведомствами, как наилучшие; на всемирном же конкурсе побить конструктивный рекорд Обуховский завод не в силах, так как мировые заводы: Круппа, Виккерса, Шнейдера, Эргардта имеют широкий рынок в виде массы крупных и мелких государств, которые, ставя разнообразные требования, заставляют эти заводы специально заниматься конструктивной работой.
При посещении мировых артиллерийских заводов поражает огромное количество образцов, сделанных ими. В условиях, равных мировым заводам, в этом отношении Обуховский завод стоять не может».

Можно сказать: ну что же, конкуренция – есть конкуренция, а «невидимая рука рынка» (как учили нас незабвенный Егор Гайдар и скопище его приближенных монетаристов-экономистов), «сама все отрегулирует и обустроит!».
Благо, Российская империя в этом самом благословенном «свободном рынке» и пребывала столетиями. На что же тут жаловаться-то?!

Тем более что кроме государственных (заведомо «неэффективных», по мнению поклонников гайдаровского учения), заводов в царской России существовали и частные заводы (тот же громадный Путиловский завод, к примеру), которые уже тогда управлялись «эффективными собственниками» и управленцами и которые должны были давать «100 очков вперед» неповоротливым «государственным бюрократам». (Так ведь должно быть-то «в теории», верно?!)

Но вот на деле картина получалась ОЧЕНЬ далекой от благостных «рыночных теорий».
Морской министр С.А. Воеводский сообщает премьер-министру Столыпину:

«Путиловский завод, также сознавая невозможность конкурировать в конструктивном отношении с мировыми артиллерийскими заводами, как частный завод, имел возможность войти с ними в соглашение и в настоящее время является представителем Круппа и Шнейдера.
При существующей в военном ведомстве системе конкурсов, первый валовой заказ без торгов получает тот завод, который представил на конкурс лучшую систему.
Путиловским заводом представляются системы Круппа и Шнейдера.
А так как системы Круппа и Шнейдера всегда оказываются лучшими по конкурсу, то Путиловский завод и получает первые валовые заказы, на которых оплачивает премии Круппу и Шнейдеру, а также все оборудование, необходимое для каждой системы (так как размеры премии военному ведомству совершенно неизвестны и, следовательно, сколько-нибудь ориентироваться в цене на первый валовой заказ не представляется возможным, то военное ведомство вынуждено платить столько, сколько пожелает Путиловский завод), а на второй валовой заказ Путиловский завод, имея готовое, уже оплаченное оборудование, может заявить более дешевую цену и более короткий срок изготовления.
Таким образом, и все последующие заказы, сдаваемые формально по конкурсу, по существу дела, будут сдаваться без оного, и все эти заказы минуют Обуховский завод».

Что же мы видим?!
Частный Путиловский завод, вместо того, чтобы исхитриться и как-то обойти заграничных конкурентов в технологии и эффективности своего производства, каким-то загадочным способом «получил возможность» «войти с ними в соглашение»  и в настоящее время стал просто  «представителем Круппа и Шнейдера» в России.
Это позволяло ему  «получать первые валовые заказы, на которых оплачивать премии Круппу и Шнейдеру, а также все оборудование, необходимое для каждой системы».
 
И дальше - самое главное: «так как размеры премии военному ведомству совершенно неизвестны… то военное ведомство вынуждено платить столько, сколько пожелает Путиловский завод (читай Крупп и Шнайдер, интересы которых он официально представлял в России)!!!

Если уж, при столь «гениально» организованной «системе управления денежными потоками», военное ведомство не имело никакого представления о размерах официальных (!) премий выплачиваемых им же  Круппу и Шнайдеру, то оно и тем более не знало о размерах того, что нынче принято называть «откатами и распилами» для бенефициаров и организаторов этой чудесной системы.
Никакой «регуляции цен» частных заводов, при такой организации артиллерийского производства в России, государственный Обуховский завод, разумеется,  был производить не в состоянии.

(Кстати говоря, в годы ПМВ частный Путиловский завод «завалил» все оборонные задания и был не в состоянии  своевременно выплачивать рабочим жалование. В результате, царское правительство вынуждено было его секвестировать и ввести  на нем внешнее управление. (Вот тебе и «эффективные частные собственники»…))

Воеводский продолжает свое обращение и указывает Столыпину на пути решения этой ситуации:

«Несомненно, что создавшееся синдикатом (Путиловский завод, завод Шнейдера, завод Круппа) такое положение дел, т. е. полная зависимость обороны государства от Путиловского завода как в отношении стоимости, так и в отношении сроков, с государственной точки зрения недопустимо;
кроме того, такая зависимость от частного завода недопустима еще и потому, что государство не может быть поставлено в зависимость от разного рода случайностей, с которыми связано всякое акционерное предприятие.
Тем не менее это положение является не безвыходным и разрушить подобного рода замкнутый синдикат возможно, а именно: изменить условия конкурса таким образом, чтобы премирование наилучшего образца не связывалось с дачей первого валового заказа, т. е. чтобы государство, выбрав на конкурсе наилучший образец, само приобрело единовременной оплатой премией как самый образец и детальные чертежи, так и право изготовления его в России на любом из русских заводов.
При принятии указанной меры государство не будет в зависимости от одного какого-либо завода ни в смысле стоимости, ни в смысле скорости вооружения, так как оно будет иметь возможность дать исполнение заказа на несколько заводов одновременно».
 
Но, может быть, частный Путиловский завод, хоть и исполнявший волю иностранного синдиката, но прекрасно справлялся с этими  заказами и «утирал сопли» казенному Обуховскому заводу?!
Ничуть не бывало:

«В настоящее время Путиловский завод, ввиду заполнения работой благодаря вышеуказанному синдикату, оказался не в состоянии выполнить в поставленный военным ведомством срок заказ на 122-х  42 лин. пушки, что и вызвало передачу заказа для исполнения на заграничный завод Шнейдера.
(Обуховский завод в те же 15 месяцев, как и завод Шнейдера, мог бы выполнить с успехом этот заказ), а Обуховский завод, имея полное оборудование и все необходимые средства к выполнению больших и срочных заказов на орудия, находится совершенно без работы и в ближайшем будущем принужден будет рассчитывать мастеровых даже в таких отделениях пушечных мастерских, как например: отделение для сверления орудий, т. е. мастеровых узко специальных, которых пушечный завод должен воспитывать с малолетства и без которых работать не может».
 
Как видим, благодаря такой системе, заказ на пушки (и русские деньги) в результате утекли на французский завод Шнайдера, а русские рабочие остались без работы, и без денег.
Когда «отечественная» буржуазия НА ДЕЛЕ играет такую компрадорскую роль в стране и создаются «революционные ситуации»!
И вот, что морской министр просит от П.А. Столыпина:

«Имея в виду значительные ассигнования по военному ведомству (715 млн. руб.) на оборону государства, все вышеизложенное относительно необходимости заполнения Обуховского завода заказами и будучи уверен, что ваше высокопревосходительство вполне разделяете мое мнение о государственном значении Обуховского завода как в смысле производителя средств обороны, так и в смысле регулятора цен частных заводов, я покорнейше прошу ваше высокопревосходительство возбудить вопрос об изменении конкурсных условий при выборе военным ведомством новых образцов вооружения, дабы дать возможность всем русским заводам, в том числе и Обуховскому, работать в равных условиях с Путиловским и дабы избавиться от необходимости передавать заказы за границу».
С. Воеводский
(РГИА. Ф. 1276. Оп. 6. Д. 469. Л. 1 3 об.)

Надо ли говорить, что не названный в этом обращении в.к. Сергей Михайлович  был одним из главных ответственных за столь безобразное положение дел?!
В своих воспоминаниях, Матильда, естественно, расписывает его как величайшего специалиста артиллерийского дела, но результатам его «работы», Первая мировая война дала объективную и нелицеприятную оценку.

Страх перед германскими «чемоданами» (на деле – обстрелами 6 дм снарядами из  многочисленных германских гаубиц, на стрельбу которых нам нечего и нечем было  отвечать) в начале войны сыграл свою роковую роль в деморализации многих частей кадровой русской армии…
Да и сам в.к. Сергей Михайлович накануне  мировой войны неожиданно (и надолго) заболел:

«Во время инспекторской поездки по Сибири Великий Князь Сергей Михайлович заболел суставным ревматизмом и по возвращении, дней за десять до войны, должен был слечь.
Сначала он находился на своей даче в Михайловке, а с наступлением осени его перевезли в Петроград. Его болезнь, осложнившаяся плевритом, приняла очень тяжкие формы, и одно время доктора очень опасались за его жизнь.
Проболел он почти что полгода, и я почти каждый день его навещала, поддерживая и подбадривая его как могла. В то время он был генерал-инспектором артиллерии, которую он знал как никто. Он посвятил ей свою жизнь, не покладая рук работал над ее усовершенствованием, и вынужденное бездействие во время войны бесконечно мучило его и угнетало. Во время болезни его дважды навещал Государь», - отмечает Кшесинская.

Конечно, удивительно, для чего накануне Первой мировой войны в.к. Сергея Михайловича «понесло» инспектировать Сибирь, где он, в разгар жаркого сибирского лета,  (молодой и здоровый мужик) умудрился еще и заболеть суставным ревматизмом?!
Куда важнее тогда, для генерал-инспектора  русской артиллерии, было бы проинспектировать не далекое сибирское захолустье, а проверить готовность к войне артиллерии будущих Северо-Западного и Западных фронтов, готовившихся к вторжению в Восточную Пруссию.
Ну да у него, видимо, были какие-то свои соображения…

Академик А.Н. Крылов вспоминает интересный эпизод,  касавшийся земель великих князей Владимировичей, произошедший накануне Февральской революции 1917 года:

«Н.И. Дмитриев был директором-распорядителем Николаевских заводов, был членом правления многих других предприятий и пр.
Приехал он в январе 1917 г в Питер на несколько дней, пригласил к себе своих приятелей, в том числе и меня, обедать, а мне предстояло к 8 ч вечера быть на заседании Комиссии естественных производительных сил при Академии наук.
Преседательствовал А.Е. Ферсман, ученый секретарь комиссии, пока профессор. Член Горного совета тайный советник Богданович делал доклад «О месторождениях вольфрама», который есть в Туркестане и на Алтае. Для изучения туркестанских руд надо снарядить туда экспедицию, испросив на нее 500 руб. Про вольфрам же на Алтае он промолчал.
— Кому угодно высказаться по поводу доклада Карла Ивановича? — опросил Ферсман.
— Я попросил слова:
— Насчет туркестанских рудников дело обстоит весьма просто — вот 500 руб — и, вынув бумажку с портретом Петра, передаю ее Ферсману.
 — С Алтаем дело сложнее. К.И. не указал, что рудники находятся на землях великих князей Владимировичей. Вольфрам — это быстрорежущая сталь, т.е. более чем удвоение выделки шрапнелей.
Если где уместна реквизиция или экспроприация, то именно здесь: не будет шрапнелей — это, значит, проигрыш войны, а тогда не только Владимировичи, но и вся династия «к чертовой матери полетит».

Именно так и было мною сказано. Карл Иванович не знал куда деться, Ферсман перешел к следующему вопросу, не углубляя предыдущего.
Я оказался пророком — месяца не прошло, как династия Готорп-Романовых полетела».

О жизни Матильды  Кшесинской в годы ПМВ и Революций 1917 года мы и поговорим в следующей главе.

Иллюстрация: карикатура на Матильду

Продолжение:http://www.proza.ru/2017/10/27/1361