Буржуй ищет таланты

 
Часть I. Глава 1.

Был конец нового года или конец света. В итальянском ресторане вечер напоминал поле боя – персонал сражался, сдавал территорию и нес потери.

- Нет… нет… к сожалению мест нет. И в курящем тоже… Я вас уверяю…. Ну куда же вы…?!

-Извините, все зарезервировано… Может быть через полтора часа…. Подождите! Ну, правда, мест нет!!!

У Веро прилипла к спине рубашка, от дыма слезились глаза, от тарелок немела шея. Ей срочно надо было принять заказ с десятого столика.

- Девушка! А принесите оливок!

- А чтобы с косточками…?!

-А еще пармезана….

Вверх-вниз… Она все время помнила про десятый….

Шестнадцатый ждал заказа, тридцатый готов был заказать, пятый просил  чай, ах…! черный или зеленый?!

Веро судорожно полистала блокнотик: ах, черт…!!! черный или зеленый?!

- А принесите лимона!

-А два эспрессо!

Веро безуспешно старалась пробиться к десятому.

- А посчитайте.…

Кофе-машина, единственная, из персонала молча отрабатывала вложенные на нее средства и надежды. Бармен, как тигровая кошка, хищно высматривал тех, кто отвечал за доставку: «капучино падает! эспрессо оседает! проклятые официанты!»
Веро вжала голову, и постаралась малодушно прошмыгнуть мимо.

-Я тебя вижу, Веро!!! 

Потом ее еще раз три  раза дернули, и когда она уже, задыхаясь, добралась до десятого, то старалась говорить медленно и незаметно трясла головой - чтобы кровь от затылка отхлынула.

- Что-нибудь придумали?

Веро умела быть вежливой - это был ее дар. Природа не слишком одарила ее   талантами, но вот в искусстве «держать лицо» - постаралась. Даже с лихвой отмахнула. Веро улыбалась, кивала, старалась не поддаться соблазну опереться рукой о стол, а лучше двумя, а лучше упасть на него, забыться и пролежать так два дня - только бы никто не трогал и счет не просил.

 - Да, да, я запоминаю: оливки, карбонара. Что вы сказали? Соуса побольше? (О, это непременно. Вам не повезло, вы сидите далеко, а два столика рядом с кухней и случайные прохожие на улице, слышали, как недавно на кухню явилась Принчипесса  и попросила на разговор шеф-повара.

-Робертино, - сказала она, поправляя челку и показывая, что она главный официант, и ей не требуется ни ума, ни такта, - гости попросили карбонару с двойным соусом. Уважь их…. Сделай-ка по-быстрому.

- Я тебе сделаю, - сказал Робертино, так, что даже жилки на лбу проступили, - Я тебе сделаю с таким двойным соусом, что ты сама в нем утонешь!!!

А потом зашвырнул в нее сотейником, крича, что он итальянец и кладет столько соуса, сколько нужно, и пусть она идет туда-то… раз она такая-то… не уважает итальянскую кухню! А потом вытер пот со лба и добавил, что впредь убьет каждого, кто явится с подобной просьбой. Веро сама едва успела убраться).

– Может быть, я  предложу вам пасту с грибами? Там много сливочного соуса, и тоже есть бекон. Что? Аллергия на грибы? Да бросьте, какие там грибы.… Это же шампиньоны.

-Девушка!

-Девушка, вы подойдете, черт вас дери?

…Где-то у лестницы ее догнала Алессандра, в тот момент была особенно похожа на гладкошерстную легавую – дрожала от волнения, оглядывалась, высматривала дичь. Увидела Веро с горой посуды, проявила выдержку. Остановилась.

 - Я только с кухни. Там Робертино…. Мне кажется, он сегодня кого-нибудь точно зарежет. Веро сходи, а? Ну, что? Ну, у тебя  больше всех шансов выжить.
….На кухне была своя война. Робертино кричал, ругался и обещал выбить дурь из официантов, что не успевают забирать заказы.

- Madonna!!! Уже целая минута! Сколько можно ждать! Idioti!!!

«Мадонна», помниться, услышала в первый раз Веро и с восторгом подумала: «Как красиво. Молится, наверное».

 Оказалось матерится.

Робертино недаром был шеф поваром - он мог один талантливо  приготовить и отдать двадцать разных паст одновременно. А еще он был как медведь - ударом открывал жестяные банки, гнул сковородки и мог убить сотейником. И хотя у него под кителем, билось благородное (Веро в это свято верила), почти рыцарское сердце, он уже обычно с утра был так не в духе, что услышав его голос, Веро срывалась с места, и, не дослушав заказ у посетителей, мчалась как бешеная лошадь на кухню. Перепрыгивая через ступеньки, здравый смысл и других официантов. К финишу, как правило, приходила первой, чем иногда заслуживала скупую похвалу шеф-повара.

- А?! Что?! Пасту отнести?! – заплеталась она в словах, держась одной рукой за бок, а другой, стараясь нащупать опору. Дыхание уже восстанавливалось, но в глазах  еще было темно, - Так кричал…. Думала, уже никому не спастись.

- Осторожнее, - с досадой бросал Томми, торопливо раскатывая тесто для пиццы – ты так себе шею сломаешь. И почему опять ты, Веро? Кроме тебя еще кто-нибудь работает?!

Веро обожала Томми. Он был для нее, самой важной птицей  ресторана. Он был настоящим пеликаном, птицей - другом, птицей - мозгом и это проявлялось во всем – в оперении, в телосложении и, что самое ценное, в нравственном отношении. Он был добр, подкармливал Веро пармезаном, отказался учить ее курить, а когда все особенно ныли, научил посылать Принчипессу таким шикарным итальянским жестом, что Веро, обрадовавшись, еще долго тренировалась, и, однажды, показывая всем как научилась, выкинула руку перед носом изумленного Удава, который открыл дверь на кухню, дабы объявить, что он теперь управляющий, и в неконтролируемом запале, послала его так красноречиво, что все вокруг  обмерли….

В умственном отношении Томми тоже превосходил своих сородичей. Когда Веро с ним  познакомилась, он, как истинный итальянец, мог произнести без акцента только слово «лазанья», и то, только во время обеда.

- Давай я тебя русскому научу, а ты меня итальянскому, - предложила как-то Веро и была снисходительна, - Я, конечно, тебе фору дам, ты не бойся.

Итальянский – что там учить. Это не наши семь падежей. С понедельника начнем, да?
- Ой, Томми, давай со следующего понедельника?

- Что-то неохота сегодня. Давай, с начала месяца начнем, а?
 
И вот уже Томми выучил русский, немецкий и начал учить арабский, а Веро все бегала туда-сюда и досадливо морщилась:

- Тьфу ты, Минестроне на trentaunо. Томми, я опять перепутала это тринадцатый или тридцать первый?

Но  тот день новогоднего побоища, даже Томми выдерживал с трудом.

- Две пиццы – сорок один! Эти три на десятый. Карбонара готова!!! Веро, готова!!!

- Томми, у меня только две руки!
  - Еще пицца! Четыре салата! А-а-а, Веро! Ты знаешь, что твоя Хорошая перепутала заказы, уронила пиццу и отнесла пасту не на тот стол?!

-Суп! Три пасты! Где эти проклятые официанты?!  Опять ты, Веро!!!

Где-то у бара ее снова догнала Алессандра.

- Этот день никогда не кончиться. Три полных зала и два с половиной официанта на всех.
- Почему два с половиной? – не поняла Веро.

- Ну как же?! Ты, я и половина Хорошей.

- Почему половина? – снова не поняла Веро.

- Потому что ее вторая половина, витает где-то в облаках, где гости сами за собой убирают.

- А Принчипесса?

- Рыдает в подсобке. У нее стресс. Не правда ли, самое время поплакать?!

…С Хорошей  Веро столкнулась где-то между десятым и тринадцатым столами.

- Веро, у меня тут такое случилось. Ты не поверишь….

После этого можно было спокойно готовиться к худшему.

- … понимаешь, я взяла заказ на девятнадцатый, засунула его в штаны… и забыла про него напрочь.

…В первый раз Веро встретилась с Хорошей, когда та пришла устраиваться на работу. Это было воскресение - единственный день, когда Веро завтракала. Посетители с утра не торопились, Принчипесса обычно опаздывала, никто не мешал выпросить в баре чашечку кофе, сесть подальше, и, стараясь не очень накрошить на скатерть, сгрызть печененку, припрятанную накануне. Веро в этот момент всегда замирала, стараясь продлить семь минут безмятежности. Представляя, что ей не надо будет следующие двенадцать часов носиться по ресторану с вытаращенными глазами. И вдруг к ней подходит новенькая, кладет руку на плечо, и, как будто они уже век знакомы, спрашивает:

-А что это у тебя? С молоком, да?

А потом берет ее чашку и отхлебывает ее кофе. Ее кофе! В этот момент Веро почти впала в кому от мыслей, что она сейчас с ней сделает. А пока выходила из комы, ее новая подруга откусила печенку и, по-хозяйски, смахнула крошки со стола. После этого не было смысла в долгих реверансах. Томми еще плиту не нагрел, как новенькая уже две тарелки разбила, и поднос со стаканами опрокинула.

 -Откуда она свалилась? - вопрошал Томми, с шумом хлопая дверцей холодильника, и на его лице было написано неподдельное: «ну, как так можно?! как?!!»

-А мне она нравится, - улыбнулась Веро, словно почувствовав, что в ресторане теплым ветром повеяло. Новенькая, уже порядком освоившись, дала обалдевшей Принчипессе метлу и та, пока дар речи не вернулся, стала послушно подметать осколки.

 - Я и сама удивляюсь, что это говорю, но мне почему-то кажется, что она хорошая.
Так и оказалось - Хорошая стала  ее личным золотым фондом.  Схватывала все на лету, за словом в карман не лезла, и даже Принчипесса с ней старалась не связываться. А если Веро не хотела обслуживать каких-то посетителей, она всегда просила Хорошую подойти – та была толерантной, и ей бы цены не было, если бы она еще тарелки до столов доносила. Особенно Робертино к этому был неравнодушен, два раза срывал с себя фартук, чтобы пойти убить ее. И те несколько секунд, пока Томми держал извергающего проклятия итальянца, казались счастливой отсрочкой, и Веро вздыблено мчалась запирать Хорошую в подсобку, чтобы спасти той жизнь. Правда, слушая вопли Хорошей, всегда думала, что неизвестно на кого бы поставила: через пять минут Хорошая вскрывала дверь, и чтобы всех разнять приходилось еще звать на помощь Алессандру. Хорошую, как потом узнала Веро, воспитывала бабушка, строго родительского контроля над ней не значилось, и Хорошая была как дитя улицы - знала все ночные бары, и с кем только знакомств не водила. Жизнь у нее обычно начиналась ночью, и Веро сама часто поражалась, когда Хорошая спит. Ясно было только одно - если на Хорошую выпадает утренняя смена, это катастрофа.

-  Я так и говорю, сунула в штаны и забыла….

Веро невольно посмотрела на часы при входе.

 -Давно, говоришь, он у тебя в кармане?

- Минут двадцать… нет, сорок.

-  Посчитаем…. На кухне заказы опаздывают минут на тридцать, плюс сорок минут ожидания, получается, Удав придушит тебя часа через полтора и даже гостей стесняться не будет, потому что, не будем скрывать, он давно этого хотел. Что у тебя заказали? Так… Две пасты, пицца. Попробую упросить Томми сделать твою пиццу вне очереди.

…Томми кричал, не слушал, говорил, что бараны умнее, но пиццу сделал.

- Вот повезло! – обрадовалась Веро, когда план почти не провалился. Они встретились с Хорошей у лестницы и пожали друг другу руки.

- Tu! Sempre tu! Cuarenta minutti!!!
Удав выполз из-за угла и дико довольный, что застал сразу обеих (занесем в простой, вычтем из зарплаты, выпишем себе премию), загородил дорогу.

- Tu! No pizza! No pasta! Cameriera stupida!

«Вот, черт, -  соображала Веро, - как он узнал, этот гад? Не иначе как Принчипесса доложила. А она откуда? Если только…. Подслушала! Вот дрянь!»
Но больше всего Веро досадовала на себя, что потеряла бдительность.

 Обычно Удав поджидал жертву где-нибудь в засаде, потом, вылезал, подкрадывался и…оп! набрасывался, хватая добычу за горло. Потом шел выписывать себе премию. Веро это знала и с пониманием уже старого, обтрепанного воробья, старалась держать местность в поле зрения и осторожно выбирала слова на враждебных территориях.

«Ну, что ты орешь-то?!  - с раздражением подумала вдруг она, к вечеру ей особенно трудно было держать себя в руках, - Что ты мельтешишь-то все перед глазами, тунеядец? Хочешь помочь – отнеси тарелку».

- Tu! Sempre problemi! Sempre cretina!

Хорошая вдруг вышла вперед и громко так, почти по слогам, как говорят обычно  глуховатым людям,  с  явным желанием помочь, сказала:

- Я вас не понимаю. No capisco. Я не говорить по-итальянски. Ну, что ты хочешь? Веро, что он хочет? Что?  – и участливо добавила, -  Может чая?

… Где-то в двенадцать Веро оглядела зал, машинально поправляя скатерть:

«Три стола, два посчитались, осталась большая компания. Каппучино, счет. Шесть бокалов пива, сдача. Еще пицца. Ну, что же вы, ребята, все жрете…».

Мимо, прихрамывая, прошла Алессандра. Принчипесса, притихшая, с темными кругами под глазами, несла тарелки вниз. Веро посторонилась, пропустить ее к лестнице.
«Надо же, утром мы, как серны гор – проворные и стремительные, а к ночи как три старые клячи – дохлые и изможденные. Ну, ладно, последний поход в бар…. Тут тоже трагичные лица. Не плачьте, скоро спать. Осталось пара перевалов. Поднос. Оп…  Взяла…  А вот это зря они мне шесть бокалов поставили. Мадонна…. Тяжело-то как!!! Несем…. Несем…. Вершина близка. Пришли. Думай о равновесии, думай… и улыбайся, как дура, словно это самая большая радость в твоей жизни. Так сначала девицам: берем, ставим, равновесие. Хорошо…. Берем, ставим…эй!  справа! Не надо помогать! Не надо! Убери руки! Ах! Можешь не убирать. И ведь не на тебя, дрянь, на подругу твою. Всё… Куртка, платье.  Всё…. Вскочила, кричит, мокро. Понимаю, шесть бокалов – три литра, мы сейчас все утонем. Господи, а смотрят-то как…. Вот он мой конец. Как там еще про серн: мясо ценят за питательную ценность, а из кожи выделываю перчатки?».

Глава 2.

Рестораном, где работала Веро, заправляла одна вдова – особа уже немолодая, но порывистая и импульсивная. Всегда взбудораженная, словно лошадь, учуявшая опасность, никому не доверяла, заставляла и других поминутно оглядываться. При виде ее даже чашки с буфета падали, переволновавшись, что их поставили, ручкой не туда повернув. За неровность и отрывистость, персонал прозвал ее Росомахой и всегда помнил, что Росомаха сначала нападает,  потом зарывает, потом ест в три приема.

Не будучи от природы злой, но все больше чувствуя власть, граница у Росомахи между желанием, чтобы человек работал в ресторане и тем, чтобы он там жил, со временем размылась. Стандартная ошибка всех рабовладельцев – ты просто уже не знаешь, где остановиться.

-Знаешь,  - сказала однажды Веро Алессандре, -  Не могу ходить в рестораны – ненавижу официантов.

-А за что их любить? – хмуро отозвалась та.

Они стояли у барной стойки, как два не вымирающих динозавра, и смотрели, как Принчипесса проводит очередное собеседование на место официанта.

-Как ты думаешь, сколько протянет? – с надеждой спрашивала Веро, думая о выходных,  - Месяца четыре? Она с виду крепкая.

- Да нет, месяца два, – вздыхала Алессандра и тоже думала о выходных -  Ты посмотри какая улыбчивая. А при нашей работе нужен или стержень или полная апатия к жизни…. Но улыбаться перестанет быстро.  Это точно.

И когда стало совсем плохо, в ресторане появился Удав.

После этого все с ностальгией стали вспоминать те хорошие времена, когда было плохо.

Откуда он свалился, еще долго никто не понимал. Ходили слухи, что у него был ресторан в Италии, он там случайно отравил главаря местной мафии, и пришлось ему удирать, пока боссу в госпитале промывали желудок. Но Удав не растерялся, побродил по свету и, со своим талантом приспосабливаться нашел себе страну и работодателя. Сменил климат, сменил гражданство, но не поменял  любимое занятие – жить за счет других и ничего не делать.

 Росомаха его как-то быстро признала, даже доверилась, полагая,  что он итальянец и толк в еде понимает. И не прогадала, в еде он понимал - и пожрать и выпить был не дурак. К тому же умел создать видимость работы, рвался в нетерпении, когда Росомаха была рядом, а в остальное время сидел за барной стойкой и мотал ногой.
-Я так устал, так устал, - жаловался он порою, - я уже два года без отпуска.
За это время откормился, располнел и почти посадил печень. Дело в том, что Удав был итальянец сильно выпивающий, но ему приходилось это скрывать, потому что Росомаха пьянства на дух не переносила. Наверное, это была самая большая неудача Удава – отсутствие правильного собутыльника и необходимость вечно прятать бутылку.

К персоналу он был пренебрежителен, жизнь научила его не принимать людей близко к сердцу. Он даже язык не стал учить, обходясь жестами, хотя сам был не дурак, а напротив был очень даже умен, все подмечал - недостатки, слабости и умело ими пользовался. И, наверное, мог в правительстве занимать не последнюю должность, не зря же так интриги любил, но незаметно разменялся, и день и ночь, думая о своем кармане….

А еще Удав бы не сохранил бы такое лошадиное здоровье, выпивая по две бутылки за вечер и, умудряясь, каждый раз добираться до выхода своими ногами, если бы не прислушивался к своей интуиции, которая всегда ему подсказывала, где дверь.
 Вот и однажды поздним похмельным утром, опрокинув с утра две чашки эспрессо, помятый, но бдительный, Удав почувствовал что-то неладное в воздухе, окинул мрачным взглядом ресторан, слез со стула. Подкрался в кухню, споткнулся о что-то мохнатое у холодильника и, взвыв от ужаса, вскочил на табуретку.  Быстро перекрестился….

Потом орал на всех с таким сердцем, такие доводы приводил, что даже Робертино смолчал, отступил к персоналу, закрывая его своей широкой итальянской спиной. Удав на это еще раз чертыхнулся, слез с табуретки и торжественно пообещал, что всем головы оторвет. Потом направился к Росомахе смертные приговоры подписывать.
 После этого Робертино медленно обвел притихший персонал взглядом. Чуть задержался на Веро и Принчипессе. Принчипесса тогда гордо голову подняла, готовая пойти в бой за свои убеждения. А Веро свою голову в плечи втянула, она в бой никогда не ходила. Она обычно за кустами сидела. А три месяца назад вообще бы на работу не пошла, если бы знала, что такая каша завариться….

…Дождь в тот день лил так, словно старался усилить обострившуюся осеннюю хандру.  Веро выскочила из дома без зонта, возвращаться - времени не было, пошла так. Очень опаздывала, понимала, что надо бы ускориться, а лучше пробежаться, но ноги без того волочились с трудом. По дороге заглянула в аптеку, посмотреть, сколько антидепрессанты стоят.
«Надо же…. – подумала она, выходя в удивлении, - Те, кто могут позволить себе купить курс из расчета по две капсулы на четырнадцать дней, напрасно думают, что у них все так плохо».
Дойдя до ресторана, оказалось, что утро может быть еще хуже.

У ступенек сидел печальный, похожий на мокрого лисенка пес. Он был уже не щенок, а скорее подросток, и хотя с родословностью история была темная, но Веро сразу разобралась, что даже через год, пес выше ее колена не вымахает. На груди у собаки светлым окрасом выделялось белое, словно у аристократа жабо, но сейчас оно уныло свесилось, так же как печальные мокрые уши, как несчастный рыжий хвост. Ручейки дождя, не останавливаясь, бежали по мостовой, и голодный озябший пес застыл с выражением какой-то беззащитности на морде.
 На его носу повисла огромная, похожая на слезу, душераздирающая капля. Заметив, что на него смотрят, пес исподлобья, посмотрел в ответ…. Капля, сорвавшись с носа, упала на мостовую.
Веро продолжала стоять, дождь стал сильнее, на ее носу тоже повисла капля. Веро подумала, что это полный привет, и лучше бы ее с утра пристрелил кто-нибудь.
 Ей вдруг припомнилось, что у Робертино в холодильнике были припрятаны котлеты для персонала. Конечно, сначала они были приготовлены для гостей, но срок годности не бесконечен и ходили упорные слухи, что кормить сегодня будут ими.
Веро, конечно, любила Робертино, но иногда ее так и подмывало спросить:

- Серьезно? Это наш обед? А ты сам-то это есть будешь?
«И все же, все же, – размышляла  Веро, заходя в ресторан и, затылком чувствуя взгляд собаки, - как бы достать ту котлетку».
В подсобке натолкнулась на Принчипессу. Та оправляла черную футболку. Веро подумала, что сегодня она особенно похожа на одичалую ворону - ту, что и рада к стае примкнуть, но гордость не позволяет.
-Опаздываешь, – бросила Принчипесса хмуро.

-А ты не опаздываешь? – огрызнулась Веро, - Сама меня на минуту опередила, я твою спину видела.
Принчипесса, не ответив, зашвырнула туфли, и, пнув чью-то сумку, хлопнула дверью. Веро, вышла следом, по-шпионски огляделась и, крадучись, направилась в кухню – от хандры не осталось и следа, мысль о котлете, удивительным образом, придала ее жизни смысл.

На кухне утро уже было в самом разгаре – звон тарелок, хлопанье крышек, окрики Робертино. Тут вовсю жарили, варили, запекали. Робертино отдавал указания.

-Чеснока мало – больше чистите! Свежую зелень привезли? Почему до сих пор сыр не натерт?! Мяту не трогай! Кто взял, мой нож?! Кому руки оторвать?!

Веро неуверенно потопталась на месте – храбрости у нее заметно поубавилось. До холодильника был один прыжок, но Робертино тоже одним ударом наотмашь бил.

«Не пойму, в каком он настроении? – щурилась она, - Попросить? Не попросить? О, Принчипесса! А она что здесь делает? И тоже к холодильнику. Оп! Уступаю….  Робертино как раз свой нож нашел».

 -Робертино, я котлеты возьму? Что? Что ты смотришь как бешеный, я тебе чек принесла. Я за них заплатила, говорю. Понимаешь, заплатила.  Ну, и взгляд у тебя. Тебе плохо?  Веро, а ты почему не в зале? Мы открываемся.

  Еще пару секунд Робертино приходил в себя.

-Что?!!! – взревел он, - Да как ты смеешь?!  Веро, ты видела?! Да как она смеет?!!! Своими ручищами в мой холодильник! Без разрешения! Такая наглая… такая…. Такая….

-Да, да, да, - закивала Веро, но в душе смутно шевельнулась надежда, – такая дрянь….  Но она уже убежала. Робертино!  Я тебя прошу, не махай ножом!

И, кивнув, помчалась за Принчипессой. Сама себе не верила, перескакивала через ступеньки, боялась все пропустить. Очень запыхалась, прибежала к самым титрам, но тоже понравилось. Пес стоял за окном и с блаженством на морде уплетал котлеты. Принчипесса, потрепав его по загривку, вернулась в ресторан.

-Уже пять минут, как открыться должны, - рыкнула она, - ты чего встала у прохода?!  И пятно на скатерти. Почему не поменяли?!

-Да пошла ты, орать с утра, –   бросила в ответ Веро. Но с уважением....

…С тех пор пес повадился ходить каждый день. Принчипесса отвела его к черному входу на кухню, показала, где ждать. Назвала Буржуем.

-Имя какое-то дурацкое, - неодобрительно морщилась Веро, глядя как у собаки от хорошей жизни белое жабо на груди на глазах расправляется.

 Как только Принчипесса взяла опеку над Буржуем, Веро вмиг перестала терзаться о его судьбе.

Поначалу, как и бывает в незнакомом обществе, Буржуй немного стеснялся, присматривался, всем спасибо говорил. Но потом пообвык, обнюхался, выбрал себе вожака.  Стал каждый вечер Робертино до помойки провожать.

-Что опять со мной пойдешь? – усмехался Робертино, вынося вечером тяжелые мешки трудового дня, - Ну пойдем, пойдем. Только под ногами не путайся.

И Буржуй, очень довольный, семенил рядом, украдкой поглядывая на усталого великана, что, наступив случайно одной ногой, мог запросто его прикончить.

После этого Робертино выносил ему что-нибудь вкусное, какую-нибудь особенно сахарную косточку. Буржуй повизгивал от удовольствия, осторожно брал ее из рук и, довольный, убегал куда-то спать. А утром уже поджидал у порога  заспанного Томми – тот выходил с чашкой эспрессо,  неторопливо закуривал, и угощал его ломтиком ветчины.
Буржуй быстро стал общим любимцем. Алессандра, Хорошая и Принчипесса, охотно делились с ним обедом, кидали мячик и чесали за ушком.

-Что это за клуб, любителей Буржуя? - недоумевала  Веро. Сама-то она с ним едой  не делилась. Правда, Буржуй подошел к ней однажды, когда она в обед уныло накручивала макароны на вилку. Сел перед ней на задние ноги, нетерпеливо шевельнул хвостом и по-хозяйски посмотрел в ее тарелку. Веро даже жевать перестала.
-Совсем обалдел?! Это единственный раз в день, когда я ем! Давай, давай, чеши отсюда – после меня Принчипесса придет, у нее попросишь.

Буржуй с первого раза понял и больше не подходил. Веро тоже однажды,  беспокоясь, что  отстала от коллектива, попыталась быть милой - взяла мячик, неловко его покрутила и пробормотав: «Ну, раз все….» бросила Буржую. Тот даже интерес не стал изображать - смерил Веро таким взглядом, что ей самой неудобно стало.

Но, невольно, они держали друг друга в поле зрения.

«Да я тебя насквозь вижу, - щурилась Веро, протирая стол у окна, - что ты пялишься? Я знаю, кто вчера сожрал лазанью, которую Томми себе на обед разогрел».
«А я вижу, что ты видишь, -  спокойно отвечала собака, - и я тоже знаю, кто умял в обед три куска пиццы, хотя всем по два полагалось».

Одна надежда оставалась на Росомаху – на то, что узнав про Буржуя, она положит этому конец. Но план по укрывательству собаки был хорошо продуман – все в едином порыве объединились, временно отложив взаимную неприязнь. Как только на кухню собирался Удав или Росомаха, кто-то из официантов, мчался предупредить Буржуя,  суматошно махал руками и сообразительный пес бежал прятаться за помойку. Действовали сообща, и даже Принчипесса бегала активно.

 Веро не бегала.
-А кто тогда будет тарелки носить? – огрызалась она, - Все теперь вместо того чтобы работать на кухню носятся.

А потом гениальный план по спасению Буржуя рухнул, и оставалось только дожидаться решения Росомахи.

И никто не ожидал, что Росомаха окажется истинной женщиной и, как истинная женщина, что иногда может размокнуть и побыть тряпкой, Росомаха сломалась перед обаянием пса. А потом и вовсе пустила его жить в  ресторан.

 Но этому предшествовала почти драматическая история….

 У Росомахи была кошка - толстое, ленивое создание по кличке Туша. Росомаха в ней души не чаяла – баловала, как умела, все больше по гастрономическим Всю свою жизнь кошка только и делала, что шла на обед и возвращалась с обеда. Веро ее, порой, неделями не видела. Туша в коллектив не тянулась, не любила, чтобы ее гладили, ласкали и единственным человеком, к кому она охотно шла на руки, был Удав. Он и сам поначалу не понимал такого внимания, морщился, шерсть стряхивал. Но потом привык. Заметил, что Росомаха его больше ценить стала, и незаметно для себя втянулся – скучал, искал взглядом, если кошка долго к нему не приходила. Удав,  полагал, что дело в его исключительности - он свято верил в свой успех у всех женщин. Но Веро подозревала, что это больше алкоголь. Вечерами от Удава так сильно разило, что Туша, надышавшись, впадала в транс, расслаблялась, и ей море было по колено.

Под морем разумелся декоративный бассейн, который был выложен в одном из залов ресторана. В бассейне плавали золотые рыбки – Удав в них души не чаял. Причем если Тушу он любил, потому что начальница обязала, то рыбки ему были дороги по сердцу. То ли потому, что они были золотыми, то ли по другой причине, но только Удав, как никогда, был участлив – кормил их, заставлял воду менять. Купил за счет ресторана прибор для подачи кислорода, чтобы рыбкам хорошо дышалось.
-Вот, гад, - материлась  Веро, когда воду в туалет выливала, - я так понимаю, любишь животных, сам воду в бассейне и меняй, а то, как ухаживать, так сразу другим поручаем.

Сначала Удав переживал, что Туша, которая жрала все без разбору, сожрет и его рыбок, но кошка равнодушно отнеслась к идее лезть в воду за тем, что ей и так дают без ограничений. Зато ей полюбилось после завтрака дремать под фикусом, что стоял у бассейна.  Она лениво приоткрывала глаз, сыто вздыхала и прислушивалась, как где-то там плещутся рыбки.

А фикус был роскошным. Был милым, был зеленым. Стоял у бортика, впитывал влагу, имел безупречную репутацию. Росомаха сама этот фикус взрастила, взрыхлила, - всю себя отдала. Цветы она обожала. Горшки с растениями стояли повсюду. Росомаха за ними ухаживала, поливала, делала это со страстью. Разрешала кошке полежать под каждым. Но кошка, была непреклонна – только фикус.

И вот однажды Веро доверили закрывать ресторан - Принчипесса куда-то убегала, у Удава было похмелье. Веро очень переживала, все проверила, десять раз обошла ресторан. В раздумье остановилась перед бассейном. В полной тишине прибор для подачи воздуха тревожно бурлил. Веро постояла, посомневалась, вспомнила, что вроде бы Удав его на ночь отключал. И с мыслью, что лучше выключить больше, чем меньше, вытащила шнур из розетки.

Наутро рыбки сдохли. Все ужасно расстроились.

Веро, как могла, держалась независимо: «Ну, сдохли и сдохли... все мы когда-нибудь….»  – бормотала она храбро, но ладошки ужасно потели.

 И как себя не настраивала, увидев на лестнице мрачного Удава, споткнулась, не удержалась и, пролетев два пролета, рухнула прямо к его ногам. Тот, присел на корточки, приблизил свое лицо, и пока у Веро сердце останавливалось, зловеще прошептал:

-Не пытайся ускорить свой конец....

Росомаху уверили, что рыбки умерли своей смертью. Другого ничего не сказали, потому что пришлось бы объяснять, почему Веро доверили ключи от ресторана. Но после этого Удав в журнале хозяйского инвентаря переписал Веро из графы: «Терпимо» поближе к Хорошей, где несколько раз подчеркнул: «Ненавижу!!!»

Но Туша сидеть под фикусом не разлюбила и по рыбкам не тосковала –  сидела себе на кафеле, где приятно холодило, и смотрела на блики воды, в которых отражалось солнце. Воду в бассейне не спускали. Видимо, тоже в память.

В то памятное утро, незадолго до открытия, Туша хорошо позавтракала и немного переела. Надо было полежать. Пока шла к фикусу, передумала ложиться на кафель.
 «Осень, - подумала она по-женски, - Продует». И запрыгнула к фикусу в кадку. А когда фикус, потеряв равновесие, стал падать в бассейн, то кошка даже успела еще подумать: «Какой идиот не закрепил кадку, и зачем она в эту кадку полезла, дура!». И только потом ее накрыло волной.

 Почувствовав холодное дно бассейна, Туша с надрывом оттолкнулась, всплыла на поверхность и безуспешно стараясь зацепиться о скользкие края бассейна, с ужасом поняла, что одной ей не выбраться. Перепуганная, несчастная, нахлебавшись воды, Туша подняла к небу глаза и пообещала, то, что всегда обещают в таких случаях: если выживет - бросит пить, курить и обжираться рыбой.

В  это самое время Буржуй, в ожидании  завтрака, обхаживал ресторан, томился под окнами и все видел. Сначала не поверил своим глазам, даже подошел поближе.

-А-а-а, Туша…. Знаем, знаем. Да-а-а... Мощно не повезло.

-Мяу! – горестно воскликнула кошка.

-Не-е-е, - покачал головой Буржуй, - подвиги это не мое.

Туша собак тоже не любила, но там, за окном, в лучах заходящей жизни, Буржуй показался ей самым прекрасным парнем на земле.

-Мяу! – взмолилась она, и в ее огромных глазах Буржуй увидел отражение своей совести.

 Тут как раз Томми загремел ключами.

-А-а-а, ты уже здесь, - зевнул он, спросонья пытаясь попасть в замочную скважину, - Голова болит, словно кто-то кувалдой по темечку стучит. В бар вчера ходил.

Буржуй, стараясь ничем не выдать своего нетерпения, покорно сел на задние лапы.

-С такими девчонками познакомился. Они мне свои телефоны дали. Все три, представляешь? Опять же, эта проклятая, проблема выбора.

Буржуй слушал, чуть склонив все понимающую морду, размышляя про себя,  откроет ли Томми, наконец, эту чертову дверь или кошка сдохнет раньше.

 Наконец, у Томми получилось. Буржуй рванулся вперед, перепрыгнул через ступеньки, проскочил кухню, взлетел по лестнице. Услышал душераздирающие вопли, помчался в зал, добежал до бассейна. Кошка еще барахталась. Лапой потрогал водичку.

-Бр-р-р… Холодная….
Туша что-то там стремительно прокричала.

Буржуй, морщась, лапа за лапой, полез в бассейн. Туша с воплем счастья бросилась к нему и повисла на шее.

-Это не выход, - пробормотал Буржуй, отплевываясь от воды и стараясь отстраниться от прижимающейся кошки, - Как вылезать-то будем, безумная? Шею не дави! Ты меня сама утопишь. Я вообще не понимаю, как можно нажраться до такой степени, что самой начать тонуть и других тащить на дно.

Туша, блаженно навалилась всем весом и безразлично пожала плечами, а Буржуй, заходя на десятый круг вдоль бортика, понял, что лапы его начинают неметь.
-Значит так, мохнатая, отпусти шею. Я тебя так не вытащу.

Кошка испуганно замотала головой и прижалась сильнее.

-Отпусти, говорю, дура! – не сдержавшись, заорал пес.

 Огромные глаза Туши наполнились слезами: «Он меня дурой назвал?!!!» Буржуй подергался. Оскорбленное женское начало в кошке, заметно ослабило хватку. Воздав хвалу, Буржуй вывернулся из кошачьих объятий, подплыл к бортику и выскочил на берег. Упал, почувствовал, как отпускает судорога. Благодарно лизнул кафель: «Земля…».

 Пришел в себя, подполз к бортику, примерился, схватил Тушу за шкирку. Собрав всю волю, стал тащить кошку на берег. Пока тащил, все думал: «Эти женщины, эти их истерики. И почему не любит, почему цветы не дарит. И каждой принца подавай, и каждая хочет, чтобы ее непременно спасли. Немудрено, что мы живем меньше».

 Туша, почувствовав, что думают о ней, польщено подвигалась. Буржуй потерял равновесие, центр тяжести сместился к бассейну – кошка с собакой снова опрокинулись в воду. Рассерженный и злой, Буржуй вновь подплыл к бортику, выбрался на сушу, отряхнулся. Мрачно посмотрел вниз. Там захлебываясь от страха, то скрываясь под водой, то выныривая, боролась за жизнь Туша.

«И ведь не тонет… Зараза….».

Опять подполз к краю и схватил кошку.  На этот раз Туша была умницей - повисла клубочком и даже дышать боялась. А тут уже и Томми прибежал. Рассказывал потом как у бассейна, почти обнявшись, лежали кошка с собакой - измученные, но счастливые. Росомаха больше всех растрогалась. Воду в бассейне спустили. Буржую разрешили пожить в ресторане, пока не найдут ему хозяина.

 А Веро, нет, нет, да и задавалась вопросом: «А стал бы Буржуй спасать Тушу, если бы не знал, что она хозяйская кошка?».

Глава 3.

В тот день Веро сама не поняла, как Робертино под руку попалась.

-Да не виновата я! - клялась она, - Ну, попросили они другую степень прожарки, я как могла, уверяла, что это классический «медиум»!

-Не буду переделывать! – кричал Робертино в бешенстве, - Я здесь повар! Они меня еще учить будут, как мясо жарить!

-Ну а мне, что делать?! Сказать: дорогие гости повар просил передать вам, что вы идиоты?!

-Вон! Пошли все вон!

Веро в сердцах хлопнула дверью.

-И если я кого увижу в ближайшие десять минут  - убью!!! – донеслось в след.

Потом о дверь что-то ударило.

«Скалка…», - по звуку определила Веро и  увидела Принчипессу.

-Ты чего такая убитая? – без интереса спросила та.

-Меня только что убили, – мрачно ответила Веро, -  А ты куда, на кухню?

-Да… - засомневалась Принчипесса, - Думаю, идти, не идти.

-Сходи, - с жаром подхватила Веро и даже к двери ее подтолкнула, - непременно сходи….

В ресторане в тот день все, как могли, проявили себя.

-Я просил апельсиновый сок, а не яблочный.

-А можно мне из салата оливки вытащить?

-А у вас вода тухлая.

Призвав всю свою терпимость Веро, как могла, постаралась достучаться до разума.

-Ну как, как она может быть тухлой, если она бутилированная, с французских Альп, а бутылку я при вас открыла?!

-Нет, она тухлая. Сами понюхайте.

Вечером Веро поняла, что перешагнула порог терпимости…. Хорошо, что в тот день Константин пришел.

-Веро, что ты тут делаешь? – спросил он между делом, - Я как раз элитную здравницу открываю, иди ко мне работать, если тебе так нравится подносы носить. Там тоже ресторан есть. Только там бегать нельзя. Там пациенты солидные, у них вечный стресс и угроза инфаркта. Их пугать опасно, можно всей клиентуры лишиться.
Веро уныло вздохнула.

….Константин был частым гостем в ресторане. Он приходил обычно к полудню, выпивал две чашки эспрессо,  элегантно и задумчиво бросал взгляд в окно,  а потом, перекинувшись парой слов с обожающим его персоналом, шел спасать бедных больных знаменитостей. Константин был врачом и знакомства водил разные, но все больше с теми, чьи фотографии в журнале HELLO! печатали.

 «Константин…», - благоговейно разносилось по ресторану, когда он в своих желтых ботинках ступал на порог.

«Константин…», - передавалось из уст в уста. Персонал всю душу вкладывал и подносы хватал, когда Константин садился у окна и знак делал.

-Дай я ему кофе отнесу!

-Нет, я! Нет, я! Сегодня моя очередь! Ты ведь только подумай, он же этими руками, что чашку держит, градусник Билану встряхивал.

Но это все были догадки, потому что если кому Константин и встряхивал градусник, то это был секрет, а тайны пациентов он хранил как могила. И это только придавало ему загадочности. Одевался он модно и особенно Буржуй от его желтых ботинок млел, ходил за ним везде, а когда Константин пил эспрессо, ложился у ног и с обожанием глядя на ботинки, старался незаметно дотянуться и лизнуть их краешек.

Константина все любили, все на него, как на редкую птицу, посмотреть приходили.

 Все, кроме Хорошей.

 Это случилось, потому что Константин, мало того, что сам был врач, так еще знал много других врачей. И однажды, зайдя в ресторан неожиданно к вечеру, пока пил свой эспрессо, позвонил кому надо и спас персонал ресторана, ставший к тому времени вконец нестройным.

А все началось утром, когда только-только ресторан открылся. Хорошая подошла тогда  к Веро и с загадочным блеском сообщила:

-Веро, а Веро, там, на кухню целый ящик с лимонадом выставили. У него срок годности прошел, так Удав его нам отдал.

-Ну, не знаю, - с сомнением протянула Веро.

 Соблазн, конечно, был - лимонад модный и дорогой, и Веро уже второй месяц с зарплаты откладывала, чтобы его попробовать.

 - Но вообще-то, - призналась она, -  я к сроку годности отношусь с уважением.
-Да брось ты, - беспечно отмахнулась Хорошая, - он просрочен-то всего на неделю.
И Хорошая ее даже этим успокоила, но только пока Веро с подносами бегала, ящик благополучно без нее прикончили.

-Спасибо, - мрачно сказала Веро, допивая в обед то, что осталось на дне бутылки.
«Спасибо, спасибо, спасибо», - благодарно лепетала она к вечеру, когда всем плохо стало, а Константин, ложечкой сахар помешивая, звонил другим врачам, о групповой клизме договаривался.

-Нет, - бросилась тогда Веро к его желтым ботинкам, - Пожалуйста, умоляю, только не клизма. Пропишите мне что-нибудь. Ну, вы же можете. Меня и тошнит-то  самую малость.

Константин с сомнением покачал головой.

-Ну, не знаю Веро…. Ладно, сделаю для тебя исключение.

 А потом нацарапал что-то у себя в блокноте.

 -Два дня поголодай и вот тебе рецепт. Два дня, чтобы не ела – я тебе серьезно говорю.

И с того самого дня Веро стала его самой большой поклонницей. А  Хорошей тогда хуже всех пришлось. Константин ее дольше всех в больнице продержал.

-Да, что ты негодуешь? – удивлялась тогда Веро, - Ты знаешь, сколько одна его консультация стоит? А он тебя бесплатно в отдельную палату устроил, да еще навещал. Мне бы так отдохнуть.

И, вспомнив это, Веро расстроенно смахнула крошки со стола, зашла на кухню и посмотрела на Робертино. Тот демонстративно отвернув голову, разделывал курицу и разговаривал с Буржуем.

-Ну, кто у нас всегда молодец? Не хамит, не спорит? Слушает и молчит, когда  шеф-повар замечание делает?

Буржуй кивал, соглашался и алчно смотрел на курицу. Проскользнув тихо в подсобку и, забившись в угол, Веро села на ящик.

«Пойду к Константину работать, - удрученно подперла она голову, - только бы не видеть их больше. Хотя, что это меняет? Подносы везде одинаковы».

 Надо только Алессандре сказать. И Хорошей. Одна радость – Максимильян вечером обещал заехать.

 …Максимильян был чудо – братом. В придачу ко всей прочей одаренности, он умел доносить плохие новости, так, что новости уже не имели большого значения. Забыв обо всем, все смотрели только на Максимильяна. Ах, как он говорит, а какой у него костюм, а умница какой. Если надо было кого-то расстроить, Веро всегда вперед пропускала Максимильяна.

 Он к тому времени работал в крупной финансовой компании – носил дорогие костюмы и по пятницам навещал Веро.

-Осторожно, ты меня только не заляпай. Руки-то не жирные? Галстук-то французский.
В этом была трагедия непонимания. От него пахло туалетной водой, от Веро – едой.

-У меня на работе внизу чебуречная, – часто говорил Максимильян, целуя сестру, - так запах, что от них, что от тебя один и тот же.

-Это пицца! – оскорбленно восклицала Веро.

 В ресторане Максимильяна тоже знали. Он как-то заехал перед самым закрытием, взглянул на сестру и резюмировал:

-Я смотрю, ты еще больше отощала. Позор. Это, работая-то, в общепите!
Вернулся через двадцать минут с пакетами из Макдональдса. На кухню тогда все пришли. Весть о добром человеке разнеслась быстро – Максимильяна теперь всегда ждали.

 В тот вечер Максимильян обещал принести бутерброды. Буржуй его уже с девяти часов  у входа караулил.

-Расселся тут, - огрызалась Веро, бегая с тарелками.

Посетители почти разошлись, Максимильян опаздывал, Принчипесса с утомленным видом, курила. Алессандра, сбросив рабочие тапочки, убежала пораньше. Хорошая болтала с Томми на кухне, Буржуй меланхолично смотрел в окно, Веро, склоняя на все лады персонал, бегала, убирая посуду.

В двенадцать с пакетами явился Максимильян.

-Неужели? – процедила Веро. Буржуй, взвизгнув от радости, завилял хвостом. Принчипесса, потушив сигарету, проявила участие.

-Я тебя к Томми провожу, он уже два раза спрашивал. Буржуй дверь покарауль. Я ключи принесу. Закрываться будем. Веро скатерти поменяй и на сегодня все.

Веро с Буржуем оба рты открыли. И если во взгляде у собаки, всегда полного нежности, в первый раз  шевельнулось сомнение, то у Веро просто слов не было.

-Я тебе поменяю, - сбрасывала она рывком скатерти, - Я тебе так поменяю – будешь скоро, как страус по ресторану носиться. Где Веро, где Веро? А нет Веро! А ты, чего уставился? Сожрут они бутерброды! Только зря ждал.

И тут погас свет. Веро вздрогнула и замерла, прижимая к себе скатерть. Но что сказать? Это не было неожиданностью – в ресторане часто выбивало пробки. На этот случай всегда были наготове свечи. Чтобы включить свет, надо было зайти в коморку рядом с баром,  открыть электрический щиток и поднять второй рычаг справа. В теории это все знали. В теории. Веро спешно достала зажигалку из фартука - как-то не по себе в темноте стало. Прислушиваясь, не идет кто-нибудь ее спасать, она осторожно дошла до бара, наощупь, чтобы не врезаться в кофе-машину сделала несколько шагов и, добравшись, наконец, до стойки, нашарила ключи у кассы. Снова прислушалась. Совесть там внизу, видно, вконец разменяли на бутерброды. А еще свеча все никак не хотела зажигаться. Веро и в более счастливых моментах  в панику впадала, а тут все атрибуты фильма ужасов. 

Она снова чиркнула зажигалкой. Крохотное пламя осветило четыре шага до коморки, а Буржуй, геройски выпятив грудь с белоснежным жабо, благородно вызвался ее сопровождать.

-Неужели? – процедила она, но в душе была благодарна, – Давай это… шагай первым.

Те четыре шага показались вечностью. И главное слышно было, как где-то рядом пол скрипит под тяжестью и дышит кто-то. И холодом потянуло. Хорошо еще, что собака спокойна. А с другой стороны….

 И Веро медленно посмотрела под ноги. А если это не собака….?

А Буржуй, в ожидании уселся у двери, как-то незаметно для себя отрешился, и, терзаясь о бутербродах, стал чесать брюхо. И так основательно он его чесал, такие усилия прилагал, что с Веро вся блажь сошла. Она поднесла свечку к собачьей морде и, подняв двумя пальцами ухо, с деланным участием спросила:

-Слушай, я тебе не мешаю, а?!!!

…В коморке было пыльно, и был рай для санэпидстанции. Переступив порог, Веро подняла свечку и осветила стену. Тут же, как и обещали, увидела электрический щиток. Торопливо потянувшись, открыла его, а там: кнопки, кнопки, кнопки. И значок с черепом. Это конечно, да. Это специально для Веро повесили.

-Гав, - многозначительно сказал Буржуй, напомнив про рыбок.

-Да, сама знаю, – с досадой протянула Веро, и, пожав плечами, огляделась, снимая с себя ответственность, – Старалась как могла, дальше пусть другие разбираются…. А вот мне интересно…. А вот что там такое?

В самом углу, в двух шагах от нее, на полу у стены пробивалась едва заметная полоска света. Веро подошла и, приблизив свечку, увидела дверь.  В задумчивости перевела взгляд на Буржуя.

-Сказку про синюю бороду читал? Там тоже все так же начиналось…. А с другой стороны…. Если там Удав отрубленные головы прячет, то и разговор о зарплате можно уже в другом тоне вести.

И больше не думая, Веро толкнула дверь. Дверь тут же поддалась…. Приоткрылась, в лицо ударил теплый луч солнца и аромат свежескошенной травы. За порогом раскинулась зеленая поляна в жаркий июньский день, где-то примерно после полудня. Веро встала как вкопанная. Ничего в целом особенного, но сознание стойко оказывалось принять увиденное - с головами было как-то все логичнее.

«Ну, все… Полный привет….».

Она медленно перевела взгляд на Буржуя. Тот сам был изумлен не меньше, но порода брала свое. Перепрыгну через порог, пес осторожно принюхался и, по лапы утопая в траве, сделал несколько шагов. Остановился. Еще раз в удивлении огляделся. Ему на нос села бабочка. Довольный от оказанного доверия, Буржуй расправил грудь. Бабочка тут же вспорхнула. Буржуй прыгнул за ней следом. Сначала неуверенно, потом все смелее, смелее, побежал, побежал и  оп! -  Веро насторожилась  - упал куда-то в кусты.

-Вот гад…. –  выдохнула Веро.

Но сердце не камень.  Гад он, конечно, гад, но ведь и к плохому привыкаешь. И не очень соображая, что делает, она переступила порог и, что есть сил, закричала:
- Буржу-у-й!!! Скотина. Где ты?!!

Трава ласкала ноги, солнце согревало душу, шелест листвы успокаивал нервы. И если брать в расчет, что на улице ночь, холод, а к утру обещают морозы, то Веро искала причину, остаться здесь подольше.

Из-под куста вылез запыхавшийся Буржуй.

- Что кричишь-то? – спросил он, радостно, - Я уже везде сходил, все узнал. Там впереди домик с садиком. Из трубы дым идет.

Веро уставилась на собаку.

-Иди ты….

Буржуй радостно задышал.

-Я же говорю, уже везде сходи, все узнал. Там впереди домик с садиком, из трубы дым идет.

«Теперь точно приехали».

 Веро медленно опустилась на траву, было сухо, она невольно провела ладошкой по траве.

 «Ну, допустим поляна…. Но теперь же еще собака говорит. Что это мох? Такой приятный, шелковистый…. Я, как чувствовала, надо было раньше уходить. А теперь все, вконец спятила. Интересно, я долго смогу это скрывать? Нет, Максимильяну, конечно, расскажу, не все же в себе держать».

Буржуй перестал вилять хвостом.

-Ты чего?

Веро пристально посмотрела на Буржуя, убедилась, что говорит все-таки он, и еще больше теряя веру в себя, попросила по-человечески:

-Заткнись, а?
И вдруг услышала голос Максимильяна:

-Веро! Веро ты где?! Ты чай идешь пить?!

У Веро слезы из глаз брызнули, но подняться с травы сил уже не было.

-Чай?!! - крикнула она в ответ, - Чаем здесь не обойдешься!!!
 
-Пусть еще бутербродов захватят, - попросил под руку Буржуй.

-Иди отсюда…. - зашипела Веро страшным голосом.

В дверях показался потрясенный Максимильян.

-Что?! Как?! Как ты это делаешь?!!

-Максимильян? - всхлипнула Веро и вдруг стала самой счастливой на свете – Максимильян, прости меня за все. Помнишь, те конфеты в детстве, которые родители подарили и которые потом пропали, и ты их еще долго искал? Это я…. И вообще все конфеты… это я.

-Да я знал, - отмахнулся Максимильян.

Следующим на пороге появился дико счастливый Томми.

-Ребята! Я знал, что вы не забыли о моих именинах! К концу вечера, правда, стал  беспокоиться, но вы молодцы, такой сюрприз устроили!

«Тьфу ты, - отвлеклась на минуту Веро, -  обалдел, что ли именины ему еще отмечать? Со дня рождения брешь в бюджете не затянулась».

Максимильян морщил лоб, старался оценить обстановку - было непросто, приходилось отбиваться от растроганного Томми.

-Максимильян, хитрая морда, признавайся, это ты все устроил?!

«Почему как что, так сразу Максимильян? – снова отвлеклась Веро, - А может это я?!!!»

-И выглядит все как настоящее. А кто декорации рисовал?

-Да не я это! Не я! Скажи Веро! Нет, ты скажи, что ты здесь устроила - на пять минут оставить нельзя! Ты чего в траву уселась? Давай, поднимайся. Все, я иду к тебе. Не вляпаться бы только – коровы, надеюсь, здесь не пасутся?! Что это, объясни мне –  солнце, аромат леса, чувствую, дождь недавно был. Хлоп. Комар, опять же, скотина.

-И я! И я к вам иду! – закричал Томми, перемахнул через порог, подбежал, и едва Веро успела встать, сгреб всех своими большими ручищами.  Удовлетворенно резюмировал:

 - И это все для меня.

Тут Буржуй не выдержал, взвизгнул и тоже полез обниматься.

-И я! И я с вами хочу!!!

Дальше события развивались неровно. Парни в основном орали, Буржуй бегал вокруг, старался их успокоить, и от этого они орали еще больше, а Веро, уже пообвыкшая, снова уселась в траву и стала думать о том женщины, в непростых жизненных ситуациях ведут себя более хладнокровно.

-Ребята, где вы? – снова послышалось у двери.

В проходе появились Принчипесса с Хорошей.

-Да заходите, - обернулась Веро и слабо рукой махнула, - Что стоите, как неродные?

Она, конечно, предпочла бы, чтобы Принчипесса не приходила, но с другой стороны, когда их всех потом лечить будут, пусть и эта мучается.

 -Вы одни? Там больше нет желающих?

-Все разошлись, – медленно, почти по слогам произнесла Принчипесса, словно ей лошадиную дозу транквилизатора вкололи,  - там больше никого нет. А я ключи принесла, чтобы закрываться. Только от этой двери у меня ключей нет. Я эту дверь не открывала.

Хорошая тоже открыла рот, не знала, с какого вопроса начать, но потом взяла себя в руки:

- Веро, а Веро…. А почему у тебя волосы дыбом?

Максимильян с Томми к тому времени уже откричались, стояли под елкой, поддерживая друг друга. Силы копили.

-Что это? - поминутно оглядывалась Принчипесса, - Что здесь твориться?!!! А Росомаха знает?!

-Алле! Девушка, сойдите уже, наконец, с моей лапы!

Принчипесса с Хорошей закричали. Томми с Максимильяном накопили силы, тоже закричали. Тогда и Веро закричала:

-Дверь! Дверь! Держите дверь!

И тут началось.

-А зачем?!!! – кричал Максимильян, - А почему?!!!

-Буржуй! - захлебывался в восторге Томми, - Буржуй, скажи что-нибудь! Ну, скажи!!!

-Гав!!!

-Он разговаривает!!! – вопили в голос Принчипесса с Хорошей, - Он разговаривает!!!

 Веро вскочила, рванулась к двери. Протянула руки, так хотела быть героиней. Поскользнулась на траве. Ощутила на щеке прикосновение после дождливого чернозема. Увидела, как захлопнулась дверь. Еще чуть-чуть полежала…. Но потом все равно пришлось вставать.

-Вы, вконец,  обалдели?!!!

Все вдруг затихли и посмотрели на закрытую дверь.

-Говорил я, - с досадой пробормотал Буржуй, - Надо было бутербродов захватить.
Все перестали смотреть на дверь и посмотрели на Буржуя….


Часть II. Глава 1.

-Помогите! Помогите! – уже десять минут вопила Принчипесса и, что есть силы, билась в дверь. Буржуй сидел у ее ног и благоразумно молчал. Остальные в ужасе смотрели на них обоих.

 -Помогите!!!

 Первым молчание нарушил Максимильян. Он обвел всех долгим взглядом, на всякий случай всех пересчитал и торжественно произнес: 

- Мы избранные….

 Словно диагноз поставил. Все сразу почувствовали важность момента.

Веро тут же о Хорошей подумала. Та любую дверь могла вскрыть – ночная жизнь и шатание по барам превратили этот навык в талант. Веро сама не раз видела, как Хорошая замки срезала, когда они ее с Томми от Робертины спасали.

И Хорошая не подвела, отодвинув Принчипессу, дергала дверь минут двадцать, терзая ее по-разному. Потом дверь дергал Максимильян, потом Томми, потом Веро. Когда все пошло по третьему кругу из-за кустов вышла Лошадь, запряженная огромной деревянной телегой.

Большая белая Лошадь, в серых унылых яблоках.

-Да не откроется она так, - грубоватым басом сказала она, - Это государственная граница, ее только Королева знает, как открыть. Она меня за вами и послала. Что замерли-то? Забирайтесь, поедем.

И с таким нетерпением головой на телегу махнула, что всем сразу непонятно стало то ли это приглашение, то ли угроза.

Все еще минуту стояли не шелохнувшись.

-А-а-а!!! – заорал вдруг Буржуй, - Говорящая лошадь!!!

И обхватил косматыми лапами ногу Принчипессы.

 …Пока затаскивали в телегу тело бездыханной Принчипессы, немного разговорились.

-Прекрасно… - не церемонясь, крутила головой Лошадь, - Пять человек, и еще пес с наглой мордой. Никто не предупреждал, что вас так много будет.

Веро на миг засомневалась, глядя с какой покорностью все в телеге рассаживаются, но у Максимильяна был такой решительный вид докопаться до сути, что она, вздохнув, не стала спорить, залезла уже, замыкая ряды, последней, легко переступила через лежащую без чувств Принчипессу, попыталась подбодрить улыбкой Томми, но лишь гримаса получилась, села поближе к Хорошей, безжалостно согнав Буржуя, облюбовавшего это место раньше. Пес недовольно оскалился, но сдержался, встал и с полным пренебрежением на морде, чинно прошествовал на противоположную сторону телеги, к Максимильяну.

-Давай, давай,  - кинула ему вдогонку Веро, - ты там мне еще скажи что-нибудь недовольное….

И даже привстала с места, очень желая, чтобы Буржуй что-нибудь сказал недовольное, но, в этот момент Лошадь, дернув поводья, понеслась вперед, и Веро только чудом не свалившись, успела ухватиться обеими руками за борт телеги. Из всех возможных потерь, потерянным оказался лишь слетевший с ноги тапочек.
Тапочек теперь благополучно лежал на Принчипессе.

Принчипесса продолжала лежать капитально, без чувств, поперек телеги.

-Чокнутая… - трясясь, прохрипела Хорошая, так же вцепившись в бортик телеги, - Лошадь чокнутая, я таких сразу определяю….  Эй, Лошадь, ты там по-тише, не дрова везешь!

И закашляла.  Они мчались по неровной дороге, и вокруг поднималось облако пыли. А Лошадь, словно только под утро из кабака вернулась - шарахалась из стороны в сторону, петляла и уводила телегу в ухабы. Все задыхались и ужасно потели, потому что хотя день, похоже, близился к вечеру, но все равно стояло жаркое лето, а душа уже смирилась с осенними заморозками, и принять счастье просто так, чтобы погреться, без гарантий, душа не могла.

-Да, не дергайтесь уже, - недружелюбно бросила в ответ Лошадь, -  Думаете, я рада? Мало того, что вас здесь с утра караулю, так теперь еще два дня вас на своей пояснице тащить.

-Какие два дня?! -  заорали все хором, благо, что к большинству дар речи вернулся, - Лошадь, ты что мелешь?!!!

-Так до Королевы ехать прилично, а скоро ночь, в лесу спать хотите?! – тоже стала орать Лошадь, - Что вы такие недовольные?! Королева не последний человек в государстве, вы должны чувствовать себя польщенными….

…Когда Веро это потом вспоминала, она никогда не могла внятно рассказать, кто и что тогда кричал. Все в этой повозке перемешалось: и собаки и люди, и ужас.

А из всех собравшихся, Веро почему-то лучше всех помнила Томми. И когда Максимильян, пользуясь своим даром убеждения, почти выпадал из телеги, стараясь перекричать Лошадь, Буржуй, хотел ему помочь и лез под руку, а Максимильян отпихивал его ногой и шипел: «Уйди…. Сам справлюсь…», потому что, честно говоря, двух говорящих животных ему в ту страшную минуту было не осилить, так вот Томми один из всех сидел и упорно молчал. За время всей этой суматохи, когда в телеге разве что на голове не стояли, он ни слова не проронил. Веро помнила, как сев на корточки, его, обеспокоенно, трясла Хорошая.

-Томми! Томми! Ну, что с тобой?! Ну, скажи хоть что-нибудь!

Томми, сидел как в трансе. Он не отвечал и как будто бы даже не замечал ничего вокруг…. И все же в этом хаосе, он был единственным, кто проявил сострадание. Он долго, не отрываясь, смотрел на распластанную Принчипессу, а потом спросил:

-А вы вообще проверяли, она дышит?

Буржуй замер, удивляясь, почему ему самому эта мысль не пришла в голову. Потом подпрыгнул, рванулся, подлетел к Принчипессе. Припал к ее груди, долго и напряженно  вслушивался. Не говорил ни да, ни нет, а потом поднялся и, с видом парня, который сделал все, что мог, кивнул, возвращая миру надежду.

Потом лизнул Принчипессу в нос.

-Фу-у-у…. - тут же пришла в себя Принчипесса,  – Фу-у-у, Буржуй.

-Гляньте, живая, – наклонил голову Томми, и было непонятно, то ли обрадовался, то ли удивился.

-О-о-ох…. - простонала Принчипесса, - Что-то плохо мне….

А Буржуй уже куда-то вперед смотрел.

- Я же говорил! Говорил! Вон там впереди домик с садом из трубы дым идет.

… И тогда Томми тоже встал….

Он поначалу все на Лошадь не мог смотреть. Никак сердцем не мог принять ее фамильярно-грубоватый тон. Буржуй тоже не радовал, но это хотя бы была собака, и к тому же почти своя. И потому, чтобы отвлечься, Томми первым бросил взгляд в ту сторону, куда Буржуй показывал.

 Приложив руку к козырьку, чтобы лучше видеть, Томми так и остался стоять, прощаясь с остатками здравого смысла…. Чудак. А он еще говорящей Лошади удивлялся.

-Плохо  тебе? – сказал он, наконец, медленно оборачиваясь. И было в этом голосе что-то леденящее.

-Плохо тебе? – повторил он тихо-тихо, но все от чего-то вздрогнули, и даже Лошадь басы поубавила.

 -Плохо тебе? – промолвил он в третий раз, - А мне кажется, что плохо еще не начиналось.

И когда к дому ближе подъехали, чувства, признаться, всех захватили. Лошадь как раз напротив калитки остановилась и голову повернула, чтобы узнать, от чего пассажиры примолкли. И так, удивленно прищурившись, смотреть и осталась….

…Хорошая перекрестилась, Буржуй стал икать, у Веро из глаз слезы брызнули. Принчипесса снова отключилась. Она, видно, нашла свой метод снятия стресса, на том и успокоилась. Только Максимильян ничего не понимал. Он снова всех оглядел, потом оценил риск и взглядом вернулся к Томми.

Ему показалось, что Томми сейчас хуже всех было….

….Росомаха к нему в тот день на кухню раз десять спустилась….

 Томми когда-то актером хотел стать, в школьных спектаклях играл, потому и с Веро мог соперничать в выдержке  –  выслушивал от начальства любую околесицу, ничем не выдавая, что они идиоты. У него талант был, ему только иногда его могучая природа карты путала. Например, при поступлении на актерский факультет, Томми так страстно и мужественно сыграл роль Джульетты, что комиссия тогда рты пооткрывала и была единодушна - лучший выход для маленького, съежившегося от страха, Ромео это пойти покончить с собой, не дожидаясь финала пьесы. Путаясь тогда в юбке, Томми сел на край сцены, и печально решил про себя, что он плохой актер, раз ему женские роли не удаются.

 Он всегда хотел все делать очень хорошо. Это ему подсказывало его доброе и горячее сердце….

 Вот и в тот день, когда Росомаха, будучи сильно не в духе, спустилась на кухню в десятый раз и, зашвырнув меню грядущего банкета, сказала, что надо все переделать, потому что Удаву не понравилось, все снова увидели доброе и горячее сердце Томми. Он в ответ так страстно и мужественно заступился за персонал,  поясняя, что Удав просто выходит из недельного запоя, и ему не только ничего не нравиться, его вообще от еды мутит. И это не повод, чтобы из-за одного барана швырять труды людей, которые над этим меню две недели без продыха трудились.
Росомаха этого, конечно, снести не смогла, концерт закончился не на высокой ноте. Томми швырнул фартук, свято веря, что на этом они попрощались…. Потому видеть ее сейчас, там где с одной стороны собака говорит, с другой Лошадь, а с третьей белая горячка подступает, для Томми было особенным испытанием.

….Росомаха стояла на крыльце в широкой синей юбке в пол, на плечи была небрежно накинута кружевная косынка, волосы спрятаны под широкой соломенной шляпой. И в сумерках уходящего летнего дня, было что-то новое в этой женщине, что-то свободное и подчеркнуто независимое… и вместе с тем что-то знакомо-тоскливое. Это, наверное, было от того, что в руках она крепко держала лопату, и брови были сдвинуты так недвусмысленно-сердито, что становилось понятно – встреча Росомаха тоже была не рада.

 -Она-то что тут делает? – жалобно протянула Хорошая, и вопрос повис  в воздухе.
Из-за юбки Росомахи, неторопливо вылезла Туша. Ей уже с утра было скучно, она не знала чем себя занять. Она лениво потерлась о ноги хозяйки, безразлично бросила взгляд на прибывших. И  вдруг замерла….  И пульс ее забился с неожиданной частотой.

-Бр-р-р… - не смог сдержаться  Буржуй.

….После того как он спас кошку, его жизнь с одной стороны стала приятнее, с другой  сильно  усложнилась. Туша ему проходу не давала, не знала чем отблагодарить.

-Не надо ничего, - как мог, отбивался Буржуй, - Не надо, говорю...

Но Туша не сдавалась. Обхаживала его, поджидая у дверей, старалась понравиться, ластилась и мурлыкала. Сначала Буржуй старался по-хорошему, но потом не выдержал, притащил дохлую кошку с помойки и выразительно бросил у ног Туши. Но та намека не поняла и упорству своему не изменила.

 И сейчас, увидев пса, шевельнула своим роскошным хвостом и довольно заурчала….
Максимильян меньше других был в интриги ресторана посвящен, поэтому у него хоть как-то получалось диалог с Лошадью вести.

-Лошадь, ты, куда нас привезла? Ты, взгляд не отводи, я с тобой разговариваю.
-Жрать охота… - сказала вдруг Лошадь, как будто это все объясняло, - И переночевать надо. У меня письмо от Королевы с просьбой о постое, только его отнести надо. Не-е-е, я не пойду, сами несите. Вон как с лопатой стоит…. И смотрит…. Прямо взглядом жжет. Словно чует, что просить будем. И отказывать, я думаю, будет до последнего. Все знают, что она гостей не выносит.

 -Персонал свой она еще больше не выносит, - хмыкнула Веро, давая понять, что добровольцев не будет, - так что Лошадь, скорей всего, тебе идти придется.
Лошадь упрямо выпятила нижнюю губу.

-Про персонал ничего не слыхала. Цветочница всегда одна работает. Весь Королевский сад на ее плечах. Ей разве что белки помогают.

-Какие еще белки? – прошипел Максимильян, - Какой сад?  Лошадь, ты что плетешь?
-Что есть, то и говорю, - обиделась вдруг Лошадь, - Мы ее между собой Цветочницей зовем, а по делу, она главный садовник при Королевском дворе.  Характер у нее конец света, но талант необыкновенный. Цветы ее обожают, она только пройдет мимо, и все вокруг распускаться начинает.

-Странная она какая-то, – шепотом пробормотал Буржуй, высказывая общее мнение, - Смотрит, будто не узнает.

Веро, не отводя взгляда, медленно кивнула. В ней странным образом стала рождаться некая покорность принятия событий. Да к тому же ко сну все больше клонило.
-Она точно странная. По сути, она уже давно должна была налететь и выволочь Хорошую из телеги. Что значит за что? За то, что ты вечером на кухне банку с оливковым маслом разбила.

Хорошая вжала голову в плечи, недоумевая про себя, как они узнали - она же вытерла все!

-Не все, – одними губами произнес Томми, - Ты не вытерла там, где перед уходом Робертино поскользнулся. И чтобы ты знала, у него на тебя с  утра  тоже планы.
И тут Росомаха вдруг отставила лопату, круто развернулась и зашла  в дом.
-За ружьем пошла? – по общему настроению  предположил Максимильян.
Лошадь вдруг фыркнула, и, беспокойно переступив на месте, скосила голову куда-то вниз.

По-женски решив, что выглядит намного привлекательнее, когда гуляет, Туша решилась пройтись раз – другой мимо Буржуя а, проходя, мимолетно потерлась боком о ногу Лошади…. Потом еще раз и еще… Лошадь даже перекосило – так сильно ей ласка не по душе пришлась. Буржуй благородно захотел вмешаться, свесился с телеги, и, раскачиваясь и замахиваясь лапой, постарался отпихнуть кошку от Лошади. И ему было невдомек, что Туше только и надо, чтобы у пса интерес возник, и про себя кошка мнила, что Буржуй уже у нее на крючке. Баловство продолжалось до тех пор,  пока неловко замахнувшись лапой, Буржуй потерял равновесие и едва не опрокинулся на кошку. Веро поймала его в последний момент и, ругаясь, втащила за задние лапы обратно.

Тут же, хлопнув дверью, Росомаха из дома вышла. В руках она держала большое зеленое ведро.

-Письмо!!! - взревела Лошадь, у нее аж скулы сводило, так хотелось дать пинка Туше, но она придерживала ярость, пока не решился вопрос с ночевкой, - Отнесите кто-нибудь письмо от Королевы!

-Письмо, - вспомнил Максимильян и взглянул на коллектив. Коллектив упрямо отводил  глаза в сторону - каждый благородно хотел предоставить возможность другому.

-Кто? – потребовал ответа Максимильян, теряя терпение, - Кто? Да бросьте, есть же кто-нибудь, кого она  терпит.

-А? – вспомнили все, и в миг, почувствовали облегчение. Глянули туда, где, подтянув коленки, тихонечко сидела в углу Принчипесса….

….Принчипесса была любимицей Росомахи.

-У кого из вас самая выигрышная внешность? – спросила однажды Росомаха у Веро.
Та, опешив от неожиданности, рот открыла.

«У кого? - подумала она в изумлении, и только глаза - хлоп, хлоп - старались оценить этичность вопроса, -  У... у меня?»

-У Принчипессы.... Она может подойти к гостям, махнуть своими длинными ресницами, и ей любые промахи прощаются.

Росомаха ухаживала за ней, как за любимой лошадкой, одаривала подарками, заставляла Робертину выбирать корм получше. Робертино был принципиальным, орал, что выделять никого не будет, и  уход всей скотине одинаковый нужен.

Но Веро соглашалась с Росомахой – лучшей фаворитки было не найти. Принчипесса восхищалась хозяйкой, слушалась, старалась подражать во всем. Правда, со временем Веро стала замечать,  что восхищения становится все меньше, видно усталость сказывается, но изначально трепета было так много, что остатки можно еще было надолго растянуть.

…. В общем, благородно вытолкав Принчипессу из телеги (что оказалось непросто, упиралась она, как тигрица), все затаили дыхание. Принчипесса одиноко потопталась на месте, обернулась, и увидела, вокруг себя одни малодушные лица. Не желая этому верить, она, едва слышно, всхлипнула, прижала письмо к груди и, больше не оборачиваясь, двинулась к Росомахе.

 Только все видели, как подрагивают ее тонкие девичьи плечики.
-Гады мы… - тихо сказал Томми. Остальные деликатно промолчали….
Еще через десять минут Максимильян, открыв рот, стоял, держа в одной руке кисточку, а в другой ведро. Росомаха поручила ему вместе с Томми забор покрасить.
-Сейчас? – поразился Максимильян, - Так ведь скоро ночь на дворе.

Он один не знал Росомаху и пытался ей сопротивляться.

-Вот когда стемнеет, -  недовольно отрезала та, - тогда и спать пойдете.
-Что ты ей такое сказала? – в гневе уставилась Лошадь на Принчипессу, - тебе только всего-то и поручили ей письмо передать.

Лошади было велено ящики с рассадой перетащить, и она была зла как черт. Остальных продолжало спасать неверие в происходящее.

 Росомаха отвела Веро и Принчипессу за дом, показала клумбу с розами и велела  сорняки выполоть. Выдала каждой по тяпке. Принчипесса молча смотрела на тяпку. Тяпку она видела впервые в жизни.

Но розы были роскошными – желтые, бардовые,  чайного цвета….

-Поразительный человек, –  с усилием вымолвила Веро, - Люди у нее на работе дохнут, а цветы растут.

Были бы другие обстоятельства, она бы, конечно, тоже восхитилась, потому что душа была не чужда прекрасному, но сев на корточки, и поддев тяпкой сначала один сорняк, потом другой, она только и смогла, что сказать Принчипессе.

-Хижину дяди Тома читала?

  Та безучастно покачала головой. Принчипесса никак не могла забыть трагический взгляд Томми, брошенный на забор, и то, как Максимильян уронил кисточку, а потом, вздыхая, полез ее искать в кусты. А еще перед глазами стоял образ Хорошей, которой вручили шланг, чтобы грядки поливать, и она сама вдруг сжалась, и стала похожа на тот шланг, так же безвольно согнулась.  Потом набрала воду в ладошку и брызнула в лицо, чтобы хоть немного в себя прийти.

-А где Буржуй? – вспомнила вдруг Принчипесса.

 Веро пожала плечами. Они обе сидели на клумбе, касались друг друга плечами и молча смотрели вдаль. В последний год они столько времени провели вместе, так привыкли ругаться,  что понимали друг друга без слов….

.…Они вечно оставались в ресторане за полночь. Сидели, ждали, когда разойдутся последние посетители. Были похожи на двух помятых галок, что качал на ветке ветер - вроде бы одной породы, но очень разных.

 Веро вспыхивала очень быстро, досадуя на тех, кто не спешил уходить после закрытия. Через двадцать минут, забыв об усталости, она начинала беспокойно расхаживать, как боевой конь, беспеременно поглядывая то на часы, то на Принчипессу. Та покорно сидела за барной стойкой, и, полуспя, сонно курила. Время от времени вздрагивала, шарила рукой в поисках пепельницы и в союзники не годилась. Еще через десять минут Веро начинала наступление.

- Эй, ты, - грубовато хлопала она по плечу Принчипессу, - Проснись. Давай... это... счет выбей.

 Та с надеждой тушила сигарету.

-А что они просили? Потому что если нет, я не буду... нельзя... политика ресторана.

-Просили, просили.  Просили, говорю.  Ну, что пойдешь сама переспросишь?

 Потом Веро брала счет, подходила к столу и сладким голосом выпроваживала посетителей:

 - Будьте так добры... мы уже закрываемся….

….Веро искоса взглянула на Принчипессу, та отрешенно жевала травинку. Веро вдруг замялась, не зная как предложить мировую - чтобы и себя не уронить и уже дружить начать.  Пока мялась, Принчипесса ее опередила.

-Знаешь, - сказала она вдруг с несвойственной ей откровенностью, - Я как-то раньше не замечала…. Но Томми такой симпатичный, да?

Веро, прищурившись, сунула травинку в рот  и тоже вдаль посмотрела.
«Ах, ты зараза….»

Еще через час, Веро отбросила тяпку. Принчипесса уже давно, не двигаясь, лежала под кустом. Она почти сразу туда легла.

-Все, - сказала Веро, вытирая пот со лба, - Хочу знать, где Буржуй.
Принчипесса в недоверии  шевельнулась.

-А я хочу, – упрямо повторила Веро, -  Пойдешь со мной? Не пойдешь? Слушай, а ты не рано отдыхать начала?

…Обойдя дом на цыпочках, Веро сначала увидела Томми. Тот водил кисточкой «вверх-вниз» по забору и, похоже, спал при этом, потому что пока Веро наблюдала, он этот «вверх-вниз»  по одному месту водил.

Веро сразу вспомнила, как дома у родителей соседу забор красили. Два печальных узбека десять пролетов целое лето рисовали. Вся улица тогда смеялась. Все как здесь – один узбек печально валиком по забору  водил, другой смиренно ведро с краской держал.

Веро вдруг, насторожившись, огляделась. Искала того, кто должен был ведро с краской держать. Максимильяна не было. Веро быстро покралась дальше. Боялась, что Томми проснется и начнет просить помочь ему. Свернула за угол и скоро наткнулась на Максимильяна. Тот стоял, облокотившись о стремянку, устремив размышляющий взгляд вдаль уходящему солнцу.

-Ты обалдел! –  зашипела Веро, - Ты хотя бы вид сделал, что работаешь.
-А я и делаю, - без тени стыда ответил Максимильян, - Я за стремянкой пошел.
Веро подозрительно прищурилась.

-И давно ходишь?


-Минут сорок. Что? Ну, так я же ее ищу.

Вдруг в кустах что-то зашевелилось. Максимильян оживился и, как Веро не отговаривала, полез узнать, в чем там дело.

- Нет, ты только глянь!

За ветками сидел Буржуй и доедал курицу.

-Живая? – испугалась Веро, и, встала на цыпочки, чтобы лучше все видеть.

-Жареная, -  отозвался Максимильян, -  А где взял? Там больше не было?

-А я дом с другой стороны обежал, - похвастался пес, - и в окошко влез. Там сразу кухня.

-Если ты вор, - обиделась Веро, - мог бы и нам бутербродов принести.

-Скотина… - добродушно согласился Максимильян.

Поняв, что здесь толка больше не будет, Веро пошла искать Хорошую. Обогнув куст жасмина, едва не наткнулась на Росомаху – та копала грядку.

-Так я вас, так вас…. Сами не сдохните, я вас отравой полью.

Страстными и порывистыми движениями эта неординарная женщина вгоняла лопату поглубже, цепко выхватывала сорняки и откидывала в сторону.

Туша сидела рядом и меланхолично копала ямку. Безучастный вид кошки говорил о том, что копание ямки ее совершенно не интересует, и она сидит здесь просто за компанию, а мысли ее далеко, далеко. Иногда на Тушу падали сорняки, и тогда она встряхивалась, возвращалась к действительности и начинала лапкой выбивать шерсть.
Веро, перекрестившись, свернула за беседку – там нашла Хорошую. Та поливала цветы. Вернее шланг лежал рядом, заливая все на своем пути, а Хорошая стояла на коленках и отковыривала от декоративного горшка ракушку.

-На память, - объяснила она, пока Веро, скача между грядками, как лягушка в болоте, высматривала, как воду в шланге выключить.

 Потом Веро встретила Лошадь. Прижав к себе уши и хвост, подобравшись,  и думая, что она так выглядит незаметнее, Лошадь бессовестно жрала клубнику. Мордой она раздвигала листья, выбирала самые спелые ягоды и втягивала их в себя как пылесос. Ящики, что надо было перевезти, стояли тут же.

Вернувшись, Веро с трудом, отыскала Принчипессу – та, зарывшись в траву, безмятежно спала. Веро устало опустилась рядом.

«Работнички», подумала она, и в первый раз в ее душе шевельнулось что-то вроде понимания к Росомахе.

…Через час Росомаха дала отбой.

-Там курица на кухне. Спать будете в комнатах по соседству.

Томми уснул, едва, переступив порог. Упал на стул, без слов, без сил и только губы слабо прошептали: «Мама….» Максимильян, кряхтя, поволок его на себе в комнату. Хорошая, между тем, матерясь, искала на кухне курицу. Буржуй упорно делал вид, что рассматривает что-то за окном.

 А за окном стояла Лошадь и с вожделением смотрела на Хорошую - вдруг та все же найдет курицу.

 Не дождавшись конца истории, Веро с Принчипессой поплелись спать.

-А разве лошади едят куриц? – безучастно спросила Принчипесса.

 Но Веро уже ничего не слышала. Рухнув на кровать, она сразу же провалилась в сон, и даже запах псины, приползшей к ней под бок, не смог ее разуверить в том, что спать это счастье.

Глава 2.

Проснулась она посреди ночи, от того что кто-то тыкался в нее мокрым носом.

-Буржуй! Прямо в шею! Фу-у-у….

-Фу, не фу…. -   сонно пробормотал, - а я не виноват, что тут тесно.

Развалившись, он занимал пол кровати, подмял под себя одеяло и все время толкался. Полусонно сев в кровати, Веро потрясла головой и тупо уставилась на собаку.

«Надо бы его подбросить к Принчипессе».
Буржуй довольно заурчал и перевернулся на другой бок. В темноте он казался особенно крупным.
«Ладно, - поморщилась она, - Схожу сначала водички попить».

Кое-как одевшись, и натыкаясь в потемках на углы, Веро поплелась туда, где, в череде обрывочных воспоминаний, Хорошая искала курицу. Сделав несколько шагов, она поняла, что ничего толком не помнит, налетела в темноте на дверь, распахнула ее и оказалась на улице.
В лицо тут же подул теплый ветерок. Заулыбавшись, Веро зажмурилась от удовольствия. Эта была чудная ночь. Такая дивная ласковая ночь, какая бывает в середине июле, когда переполняет счастье просто от того, что лето.

Босые ноги касались шершавой деревянной доски, и спать уже не хотелось, а вот поговорить с кем-то нужно было непременно. Душа жаждала поделиться счастьем и, значит, надо было кого-то разбудить. Надо было выбрать жертву. Веро, размышляя, кинула взгляд вдаль… и увидела Лошадь. Поджав ноги, та мирно спала у крыльца,  возвышаясь недвижимо и благородно, замерев, как скульптура скакуна, и Веро даже остановилась полюбоваться, так контрастировал ее полусонный образ с хамоватой кобылой накануне.

-Лошадь, - обрадованно, распахнула объятия Веро и, немного опьяневши от воздуха, почти свалилась на нее со ступенек, - Лошадь!

-Я сплю….  – недружелюбно отозвалась Лошадь и недовольно подергалась, Веро уж очень вольно разлеглась рядом.
-Да ладно тебе сплю, - нетерпеливо запустила Веро пальцы в ее гриву, - А ты проснись. А может тебя почесать, смотри-ка, у тебя шерсть скаталась. А что? Я собак своих всегда чешу. Я хорошо чешу… они почти даже не убегают.

Лошадь открыла один глаз, и вид этого глаза был непоколебим.
-Меня нет….
И стало ясно, что если Веро поднажмет и Лошадь откроет второй глаз, то приятная беседа так и так не завяжется. Образ скакуна развеялся, и оказалось, что это та же недавняя Лошадь, та, что не тратит время на реверансы и еще недавно без стыда жрала клубнику на хозяйской грядке.

-Клубника! – с восторгом подумала Веро, и, поднявшись, стала старательно вытирать руки о штаны, – Слушай, дорогая, ты бы помылась, а? Я бы не сказала, что от тебя розами пахнет.  Хочешь, помогу? А что? Я собак своих всегда мою… они почти даже не убегают. Шланг принести?
Лошадь закрыла глаз, и разговор был окончен.

«Клубника, клубника! - воодушевленно огляделась Веро, и показалось, что даже в воздухе запахло чем-то сладким, - Кажется, клубника была за домом». 

За домом действительно зеленели грядки, Веро несколько раз прошлась туда-сюда. На грядках симметрично были высажены саженцы деревьев - однолетних, что поменьше ростом и двухлетних, что заметно крупнее. Клубники не было.

У клумбы с петрушкой лежало ржавое ведро. Веро перевернула его, села и в задумчивости зажевала петрушку. Яркая полная луна, как фонарь, освещала огород.
 
Лучше бы Росомаха телят разводила – однолеток или двухлеток – их  хотя бы по загривку приятно потрепать, они в ответ руку лизнут, вот уже и общение, а что толку в саженцах…. И, вспомнив еще раз про загривок, Веро вытерла руки о штаны.
И вдруг рядом за кустом сирени, раздались какие-то шорохи, словно кто-то что-то ел и ел с аппетитом. Стараясь не шуметь, поднявшись на цыпочки, Веро раздвинула ветки, и замерла, гоня прочь досадные слова, что, не спрашивая, тут же в очередь выстроились.

Очертания были неточные, но образы заманчивые – в нескольких шагах росла яблоня, и на ее пригнутых от тяжести ветках, висели красивые сочные яблоки. А досада была в том, что пахло не то сеном, не то навозом, а под деревом стоял теленок, и с умиленьем объедал ветки. И что тут скажешь? Яблоню он первый нашел.

«Двухлетка, - сразу мелькнула мысль, - или однолетка. Но крупная. Как сердце чувствовало.  Скотина…. Аж, глаза закрыл от удовольствия».

Теленок был здоровый, упитанный, с блестящей черной шерстью и белой звездой на лбу. По звезде, Веро определила, что парень одаренный, и место у яблони просто так не уступит.

«Гаденыш, - обиженно шмыгнула она носом, - пока он себе брюхо наполнит, утро наступит».

 А потом из-за ближайших кустов выскочили два маленьких пони, пушистых, словно пара белых рукавичек.
«Здесь очередь!» - взревела душа, но взывать к справедливости было некому. Храбрость вместе с Веро в кустах сидела.
Лошадки подошли, воровато огляделись, закивали головами, приветствуя теленка, и тихонько заржали. Теленок тут же насторожился, пошевелил ушами и сказал лошадкам:
-Тс-с-с….
Те примолкли, и с довольным чавканьем стали подбирать разбросанные по земле яблоки. Тыкались носом в траву, фыркали от удовольствия и боками задевали теленка. Тот начинал ворчать, как старший брат, рдел за дисциплину, но самые спелые яблоки незаметно в их сторону откатывал.
Теплый летний воздух стал прохладнее, скоро должно было светать, но никто и не думал расходиться. Веро, зевнув, решила, что ей самой пора возвращаться, и уже стала пятиться назад, как снова все вокруг ходуном заходило. Лошадки насторожились, а из-за кустов, наперевес с ружьем выскочил, видно, хозяин этих лошадок. Веро так решила, потому что он быстро всех оглядел, признал, что, да, свои, сдвинул брови и прошипел по-хозяйски:
-Та-а-ак...
 Грозно сложил на груди руки, незаметно бросил взгляд по сторонам. Он не то чтобы их ругать собирался, он беспокоился, чтобы тут их вместе всех облава не накрыла.
-Я сказал – та-а-ак….  Вы совсем обалдели?! Позорите меня, по чужим огородам шастаете! А если кто увидит?!

Лошадки оторопело на него уставились, а потом вдруг, взвизгнули как барышни, и, задрав юбки, прыгнули в кусты. Лошадник одобрительно хмыкнул. Решив, что навел хоть какой-то сносный порядок, вопросительно перевел взгляд на теленка. Тот даже не шелохнулся. Так и стоял, продолжая  жевать яблоко. Откровенно чавкал, ничего не боялся, а на морде было написано явное обожание. Он у хозяина в любимчиках ходил, это сразу было видно, они даже в чем-то похожи были. У Лошадника была такая же крепкая шея, небрежная щетина и бесстрашный взгляд голубых глаз. Такой знакомый взгляд, словно она его еще у кого-то видела.
-Не стыдно, Григорий?! – донеслось до Веро, - Сам-то поел, а, вернешься, как подругам, коровам, в глаза смотреть будешь? Думаешь, они не узнают, по каким ты огородам шатался?! Это же женщины! Так что жуй не жуй, а хотя бы по яблочку девушкам насобирать надо.
И достав из кармана мешок, Лошадник его встряхнул, еще раз тайком огляделся и принялся яблоки в него кидать.

…И хоть очень спать хотелось, Веро не смогла сдержать улыбки. Ей вспомнилось, как однажды в конце дня на кухню заявилась Хорошая. Постояла, оценила обстановку и также деловито достала мешок. В углу стоял ящик с залежалым хлебом, его по вечерам со всем мусором выбрасывали. И вот тогда Хорошая, не смущаясь, подошла к этому ящику, села на корточки и стала этот хлеб к себе в мешок перекладывать.
 Веро как сейчас видела – Робертино только что последнюю мытую сковородку на полку  поставил. Увидел Хорошую, снова взял ее, победно по ней ударил, и сам не веря, что так счастливо случай представился, направился к Хорошей. Та уже почти полностью мешок набила, когда ей Томми посвистел. Хорошая тогда быстро вскочила, прижала мешок к груди и бесстрашно взглянула на повара.
-Это уткам…. - сказала она.
 Робертино, уже почти замахнувшись сковородкой, замер. Губы его дрогнули, сковородка выпала из рук. Цзын….
-….уткам на пруду в парке, - не опуская взгляд, угрюмо повторила Хорошая, - Их там целых косяк там зимует. Худые все.
Робертино, наверное, еще с минуту стоял. Потом чтобы не терять лицо неодобрительно хмыкнул, поднял сковородку и с силой зашвырнул ее в мойку. Хлопнул, как всегда дверью, пошел домой, не прощаясь. И потом каждый вечер оставлял пакет с остатками хлеба на лестнице и всегда страшно ругался, когда говорили, что это он….

   …Еще раз улыбнувшись, Веро сделала шаг назад. Ждать, когда теленок будет сыт, и  коровам гостинцы насобирают, сил уже не было. К тому же Лошадник достал второй мешок и стал набивать его без видимых угрызений совести, и как там дело дальше пойдет, и не пойдут ли они после этого деревья выкапывать, Веро не знала. Засыпая на ходу, Веро стала медленно пятиться назад, ухмыляясь про себя, что яблоки с чужих огородов для всех одинаково слаще и потеряв бдительность, неосторожно наступила на железное ведро.
Ба-а-ах!!!
 Это прозвучала таким громом, что у всех собравшихся душа ушла в пятки. Особенно теленок перепугался - он сел на задние лапы, выронил из пасти яблоко и в ужасе сказал «Му-у-у…».
 Первым в себя пришел Лошадник, у него все яблоки рассыпались, ему все по-новому надо было начинать. Он был страшно зол.

-Белки, - жестко бросил он, выхватил ружье и перезарядил ствол.
«Мама….» - сразу вспомнила Веро адрес, куда все бросаются в минуту кризиса. Но в испуге еще больше растерялась, заметалась, снова запуталась в ногах и рухнула лицом в траву. Мгновения не прошло, как над ее ухом раздалось какое-то сопение.
 «Фу-у-у… - успела она подумать, - Запах такой же, как от Буржуя».
Дыхание стало ближе. Веро обхватила голову руками. Но это ее не спасло. В ту же самую минуту по ее затылку, по волосам смачно, прошелся мокрый шершавый язык.
-Григорий, нельзя!

Веро сильнее обхватила голову, не зная как расценивать этот, в общем-то, дружественный жест, и только затылком чувствовала, что на нее смотрят. А так как тишина стояла напряженная, то в этой тишине и мысли в голову всякие лезли, например,- благополучно ли она упала, и культурно ли лежит.
«Надо вставать», - уныло подумала Веро, и стала медленно приподниматься. При этом беспрерывно моргала глазом, кажется, падая, она на сук налетела.

Лошадник терпеливо ждал. Сложив руки на груди, строго, так же как недавно с лошадками разговаривал, он готовил вопросы, и Веро не торопилась подниматься, понимая, что на них отвечать придется.
 Оказавшись, наконец, нос к носу и оглядев друг друга порядочно, оба поняли, что ситуация щекотливая и объяснения избежать не удастся. Лошадник смотрел на нее своим прямым взглядом, и в какой-то момент показался очень знакомым, словно они в прошлой жизни, не договорив, на пару минут расстались.

-Ты кто? – первой успела спросить она. Как правило, она приличия блюла и с незнакомцами на «ты» не переходила, но волосы от Григория еще не просохли и с Лошадником, понимая обстоятельства, они все так же говорили шепотом, а это сближало. К тому же теленок никак не хотел уходить. Он неуклюже топтался на месте, шумно и застенчиво обнюхивал ноги Веро и старался произвести  впечатление.

-Григорий, фу!!!

 Лошадник вдруг поднял с травы яблоко, вытер его о рубаху и, словно извиняясь за теленка, а может, давая шанс возникшему доверию, протянул  Веро.

-Попробуй, какое вкусное…. – сказал он, как будто это все объясняло.

Веро не стала ждать, когда второй раз предложат, это же не замуж зовут, и с наслаждением, торопливо надкусила яблоко, почувствовала, как сок брызнул во все стороны, и  пальцы тут же стали липкие. Она так же, как и Григорий давеча, глаза закрыла от удовольствия – да, это были те самые яблоки, те что растут только по ночам и только по чужим огородам.

 - А ты сама-то кто будешь? – услышала Веро и, вытерев тыльной стороной ладони подбородок, уставилась на Лошадника, который, пока она яблоко жевала, взгляда с нее не сводил.

- Я… - запнулась она и задумалась, как объяснить понятнее, - я… Мы здесь, в общем, забор красим.

Лошадник замер на минуту, будто себе эту картину представлял, а потом с шумом вздохнул, опустился на траву и с удовольствием вытянул ноги.

-Какое облегчение, – пробормотал он с расслабленной полуулыбкой, и было видно, что он действительно рад.

Оказалось, что Лошадник приходится Росомахе родным племянником, и живет  неподалеку. У него большое имение и в хозяйстве почти сто голов скотины. А Григорий у него что-то вроде собаки.

 При этих словах Григорий удовлетворенно кивнул. Он уже наелся, попривык и лег за разговорами подремать, положив свою большую голову на колени Веро. Веро сначала не знала, как к этой голове подступиться, но потом приноровилась к размерам и применила тактику, которая Буржую нравилась, стала ухо теленку трепать. Ухо у него было холодное, жесткое и забавно загибалось, Веро его разгибала, а оно снова загибалось - Григорий от такого внимания млел и уже был готов за Веро на край света идти.

А Лошадник тоже никуда не торопился, полулежа, он глядел в небо, и ему было в охотку поболтать с кем-то.

- Она меня неделю назад попросила забор покрасить, а не могу, у меня три коровы должны отелиться.

«О, это к нам… - подумала Веро и тоже в небо посмотрела, - У нас, чтобы бы не работать, тоже на все причина».

 -Она же мне и мать и отец, - продолжал рассказывать Лошадник, - она меня с детства одна растила, как ей сказать, что я не хочу забор красить.

-А почему ночью-то…?  - напомнила Веро про яблоки, - Своих, что ли нет?

Лошадник взял яблоко и посмотрел на него уважением и, подбросив вверх, поймал ловко.

- Свои-то есть, но эти яблоки – чистый мед. Мне завтра скот на дальнее пастбище гнать, и чтобы коровы в пути не упрямились, я им лакомства на дорожку беру, а с этими яблоками они долго послушные. Но забор-то не крашен и смотреть тетке в глаза днем – стыдно. А  ночью не так стыдно. Да Григорий?

Григорий снова кивнул. Веро уже научилась разбираться в настроениях теленка, и ему было не стыдно, он просто так кивнул, чтобы хозяина поддержать. Веро зевнула. На ошейнике у теленка была прицеплен блестящий камушек, а посередине него единица выгравирована и, чтобы не уснуть, Веро,  играясь, все время этот камушек теребила.

-Зачем это? –  ее все больше начинало в сон клонить.

-Так племенной же, - удивился Лошадник,- Первый, главный. Я ему недавно номер повесил, мне как раз тетка подарила, а Григорий меня давно просил. У меня у каждой  коровы медаль с номером. У нас после конфуза в королевской семье это свято – всем детям при рождении медали вручают.

Веро, чтобы не заснуть, решила было еще съесть яблоко, но ей до него не дотянуться было, на ней недвижимо лежал Григорий.

-А что там, в королевской семье произошло? Что? Ну, не местная я….

Лошадник удовлетворенно кивнул, принимая объяснения, поднял яблоко, и, вытерев о рубаху, протянул уже чистое Веро. Он был так рад, что забор красить не придется, что подробности не расспрашивал, все больше сам рассказывал.

История, рассказанная Лошадником.

Однажды темной ночью, накануне лета,

Дождь с небес обрушился и затопил пол света.

Дождь шел весь понедельник, лил с ночи до утра,

Размыл мосты, дороги, везде была вода.

А в старом знатном замке, накануне лета

Король бродил по залам без сна и без обеда.

Не знал, за что хвататься. Как раз в ночь с понедельника,

Ни раньше днем, ни позже днем, он ожидал наследника.

И даже мышки тихо, тоже без обеда,

Были полны сочувствия к королевским бедам:

Ведь повитуху где-то в дороге затопило,

У Короля от страха в груди передавило,

В опочивальне выше жена его кричала,

Король налил в стакан коньяк…. И сразу полегчало….

Он пил во тьме со свечкой - еще одна из бед.

В замке той же ночью выключили свет.

…И только громко-громко дождь стучал по крышам,

И было даже страшно королевским мышам….

Все слуги разбежались, и лишь на кухне где-то

Кухарка добросовестно жарила котлеты.

Король налил по-новой, хлебнул на ход ноги и ринулся на кухню.

Там только пироги Кухарка собиралась поставить на дрова.

Всплеснув руками, вскрикнула, увидев Короля.

Все пироги упали (и мышки были рады).

Король изрек суть дела, пообещав награды.

Кухарка не сдержалась, воскликнула: «Как я?!!!

Я жарю вам баранину, пеку вам трюфеля.

Но принимать же роды…?!!! Тому я не обучена!!!»

Король сказал: «Иди наверх, научишься по случаю».

Сказал и пошатнулся…. рука его дрожала….

Там этажом повыше жена его рожала.

Как не клялась Кухарка, все было то без толку –

От Короля разило, хоть полезай на елку….

Тот метод снятия стресса ей был совсем не чужд,

Она взяла бутылку для кулинарных нужд.

Хлебнула из бутылки. Никто не ожидал –

То был не ром, не бренди, а виски «Чивас Регал».

Она взяла бутылку в покои Короля,

Себе еще налила и мышкам налила.

Потом закрыла двери и через два часа

Пустила в эти двери обратно Короля….

…Он истомился очень, и больше он не пил.

И только очень-очень судьбу благодарил.

И, подойдя к кроватке, откинул полотенце:

Там вместо одного лежали два младенца.

«Как два?!!! – вскричал, хватаясь за голову, Король,

-А кто из них наследник?! Ты мне сказать изволь!

«Я в счеты не вступала! Не знаю, кто наследник,

Я знаю, что с утра был точно понедельник!»

И хлопнув громко дверью, ушла к своим котлетам.

Пришла к себе на кухню и там упала где-то….

…Король вздохнул печально, в тот странный понедельник:

«Кто первый? Кто второй? И кто теперь наследник?»

Веро вежливо помолчала. Подумала, как она это завтра своим пересказывать будет.

-А что своими словами нельзя было? Обязательно в стихах надо?

-Это у нас фольклор такой, - объяснил Лошадник, - при пересказе обязательно рифма требуется. Чтобы точно было понятно, почему с тех самых пор в Королевстве традиция всем младенцам медальки с номером вешать. А я еще дальше пошел у меня и коровы, и гуси и овцы пронумерованы. Но это больше для того, что когда Главный Министр в наши края наведывается, я точно знал, сколько он у меня скота угонит. Он к моим коровам особенно неравнодушен, недели не пройдет, чтобы не явиться. И так пьет и ворует без меры, а все мало, никак не может мимо чужого добра пройти.

-А что сильно пьет? -  переспросила Веро, но уже больше из вежливости. Ее беспокоил Григорий, его пора было будить, животное не подавало никаких признаков жизни.

-А ты что его не видела никогда? Ничего, посмотришь. Он как раз завтра собирался приехать, я потому скот на дальнее пастбище и гоню. Как увидишь глаза опухшие - считай, Главный министр.

Веро тоже незаметно глаз потрогала, когда, падая она на сук налетела, еще было незаметно, что он припухать стал….

Расстались они уже, когда соловьи запели. Лошадник проводил ее дома, и Веро еще помнила, как он сказал ей на прощание, чтобы она лед к глазу лед приложила. А до этого еще пришлось долго обниматься с Григорием, и обещать ему, что да, конечно, она его не забудет.

 Последним воспоминанием была Лошадь. Это Веро точно запомнила. Лошадь стояла у крыльца недовольная и почему-то запряженная, а вокруг нее бешено скакали белки. И вот тогда Веро стало по-настоящему страшно. Она подумала, что уже дошла до той черты, дальше которой ходить не надо. Перестала думать, зашла в дом, затворила дверь. Глубоко вздохнула. Потом вслепую нашла кровать, нащупала там Буржуя и рухнула рядом, благодарная, что он хоть немного подвинулся.

 И уже засыпая, в открытое окно, до нее долетел голос Росомахи.

  Та, кажется, с белками говорила….

Глава 3.

Веро проснулась, от того в лицо ей светил жаркий луч света. Она медленно села в кровати и огляделась.

Что-то было. Что-то определенно было. В комнате стоял ужасный беспорядок – скомканные одеяла, упавшая  на пол подушка и тапочек у двери – все говорило о том, что те, кто проснулись до нее, продолжали пребывать в замешательстве, как и вчера.

Окно было открыто и уже не по-утреннему разгоряченное солнце и птицы, что щебетали не по-рассветному голодно и стройно, а сыто и как придется, говорили том, что день близится к полудню.

«Что-то было… - снова подумала Веро, опуская босые ноги на пол, голова была такая, словно на нее обрушились все тяготы мира,  - Что определенно большое. Что-то мясное…. Ах… Григорий».

К тому же что-то еще неладное творилась с глазом.

 «Глаз… -  всполохнувшись, потрогала лицо Веро, -  Правый глаз….»
Покалывало слева. «Ах, точно,  левый….»

 Через силу поднявшись, Веро, пошатываясь, подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Под глазом, переливаясь чувственными оттенками лилового, красовался синяк. Волосы со вчерашнего дня все так же стояли дыбом.

-Страшна, как черт, - с мрачным удовлетворением подумала она, не глядя, оделась и двинулась к двери. Тщеславие вяло поспорило вслед: «Там же Томми…. Хоть причешись».

Веро взялась за ручку двери и вздохнула: «После пережитого, у нас с ним за спиной, будто десять лет брака. Вряд ли его еще что-то больше потрясет».

…Выйдя за дверь, Веро сразу же наткнулась на Буржуя. Тот сидел у прохода и чесался. Увидев Веро, он в знак приветствия, не очень охотно, а больше ради приличия,  шевельнул хвостом. Веро в задумчивости обвела взглядом это холеное, в последние месяцы сильно располневшее, животное. Уже как-то и подзабылось, что пса назвали Буржуем из-за белого жабо на груди. Оно спряталось за складками сытой, безмятежной жизни на кухне у Робертины.

Но он был мил. У него было дурацкое собачье обаяние, перед которым даже Веро иногда была бессильна. Он это знал,  и ждал когда она опустится на корточки, возьмет его морду в ладони и пристально посмотрит в глаза.
-Буржуй,… А Буржуй….  Скажи что-нибудь, а?

Буржуй оскорбленно высвободился.

-Ну, сколько можно?! Вы все обалдели?! До тебя четыре раза с этим подходили.
«Значит, встали все»  - подумала Веро.

-Буржуй, ну, Буржуй…. Ну, ты хороший. Ну, дай обниму…. Ну, хочешь, на ручки возьму? Хочешь? Ну, давай, иди…. Давай…. Давай.… Да, сколько же ты весишь, бегемот?!!!

Расставшись с Буржуем, который уже слегка подорвал ее силы, смутно припоминая маршрут, Веро направилась на кухню. Первым она увидела Томми. Тот сидел за кухонным столом и, не поднимая головы, ел котлеты. И было не понятно, то ли он стресс заедает, то ли голод, но на тарелке оставались две котлеты.  И Веро сразу поняла, что они последние.

В ту же минуту в дом вошел Максимильян.
-Веро…. –  обрадовался он.

 Веро быстро взглянула  на тарелку – оставалась уже одна котлета.

«Успею…» - подумала она и бросилась на шею брата.

-Ну, что жива? Жива? Ты чего? Не расслабляться, кому сказал! А с глазом-то что? Ну, тихо, тихо, все равно самая красивая. Сейчас платок достану… ну, подожди…. Ну, рукавом-то зачем?!

И вдруг Веро увидела как в распахнутое окно, громко сопя, карабкается  Принчипесса.

«А окно зачем?» - не поняла тогда Веро, наблюдая из-за плеча Максимильяна.

 Солнце теплым светом заливало с улицы кухню, становилось уже даже жарко, и Принчипесса, пока лезла, немного вспотела. К тому же волосы ее растрепались и прядями падали на лоб, щеки раскраснелись, поэтому на пол дороги (а это было где-то на середине подоконника), Принчипесса решила остановиться и стереть пот со лба. Но у нее определенно был план, она взгляда не спускала с Томми. Артистично тряхнув головой, она всем доказала, что да, она хороша, спрыгнула с подоконника, и будто бы случайно подошла к Томми. Облокотилась о стол, встала как, могла красиво, и, призвав все свое обаяние, лучезарно улыбнулась…. И тогда, уткнувшись в плечо Максимильяна, Веро поняла, что котлета ей не достанется.

 Потом дверь громко хлопнула и в кухню с грохотом ввалилась Хорошая.  В руках она держала корзину со смородиной.

-Белки, представляешь?! –  закричала она с порога, так запросто, будто они минуту назад расстались, - Шпионят! Росомаха им ягоды на зиму заготовляет, а они ей докладывают, что в округе происходит.

«Белки… -  невольно вздрогнула Веро, но потом чуть успокоилась, - Хорошо…. Значит, белки были».

С размаха поставив корзину на стол, Хорошая бросила:

-Веро, а что у тебя с глазом?

Принчипесса как раз дожевывала котлету, когда и ей истина явилась. Она перестала жевать и хлопнула себя по лбу.

-Точно… А я-то смотрю поначалу, ты не ты….

Томми с усилием поднял голову и сказал благородно:

-А по мне ты всегда красивая…. Ох, Веро. Ну, надо же, как тебя пришибло.

-Гляньте! - насмешливо провозгласила Хорошая - Заговорил, наконец!

И потом, чтобы для Веро было понятно, объяснила вкратце.

-Он с утра буйствует, как проснулся. Сначала котлеты в погребе нашел, потом курятник завалил. За бедной курицей сорок минут по двору гонялся.

 Веро потрясенно уставилась на Томми, он открылся для нее с неожиданной стороны.
 
-Поймал? - спросила она, и в голосе прозвучала плохо скрытая надежда, - Ну, курицу?

- Нет, - гордо встрял Максимильян, - я ее спас…. Слышишь, Буржуй лает? Это он на нее….
Хорошая, между тем, распахнула кухонный шкаф, и, пошарив где-то там, по-хозяйски, достала пакет с мукой.

-А где Росомаха? – открыла рот Веро, видя, что все обнаглели до крайности и ведут себя как дома.

-На рассвете во дворец отправилась, - отозвалась Хорошая, насыпала муку в плошку и, добавив воды, стала тесто замешивать, - Ей там розы полить надо. И Лошадь с собой забрала, чтобы мы не сбежали. А чтобы нам не скучно было, велела дом покрасить. Так и сказала, чтобы нескучно было. Забора ей мало. За это котлеты оставила. Которые благополучно Томми прикончил.

Томми тяжело вздохнул и повинно опустил голову.

-А ты что делаешь? – уставившись, спросила Принчипесса, наблюдая, как вокруг Хорошей  собирается облако мучной снежной пыли.

-Пирог на завтрак  испеку, все равно есть больше нечего....

В душе; Томми что-то ревностно шевельнулось. Он, сделав усилие, поднял голову и, как тигр, оскалился - когда Робертины нет рядом, он шеф-повар! А потом обвел всех взглядом и мысль о том, что эту ораву кормить надо, показалась так невыносима, что он неторопливо подпер могучий лоб и снова закрыл глаза. Пусть Хорошая  месит свое тесто, пусть. Все равно когда пирог не получится, к нему все на поклон явятся.

-И я не все котлеты съел, - пробормотал он, рассерженно, - Две Буржуй во дворе закапал.  И слушайте, что он там лает?! Уймите его кто-нибудь! Словно по голове мелкой дробью стучит.

-Я посмотрю, - с готовностью вызвалась Принчипесса и, метнувшись к подоконнику, стала в окно карабкаться.
-Дверь!!! – закричали ей в спину.
-Я ночью гулять ходила… - начала было Веро, вяло понимая, что вроде бы нужно рассказать про встречу с Лошадником, но старание вспомнить вчерашние стихи, причиняло голове такую муку, что силы вконец иссякли, и она вернулась к вещам более приземленным.
 -….я дом красить не буду, - буркнула Веро и исподлобья на других посмотрела. Все в порядке, дом красить никто не собирался.
 - А что Росомаха, так не призналась, что нас знает?
-Нет, - махнула Хорошая, - Смотрит, будто в первый раз видит, я, как только ее из себя вывести не старалась, банку с молоком разбила – ничего, показала только где швабра стоит. И то, молча.
-А может, она и правда вас не знает, - сказал Максимильян, и, подвинув к себе корзину со смородиной, стал тайком ягоды поедать, - Что вы там вчера рассказывали, что она растения любит?
-Не то слово, как любит, -  отозвалась  откуда-то Хорошая, она тогда муку через ситечко просеивала, и ее уже почти не было видно из-за белого тумана, - У нее в этом деле настоящий талант. Ей однажды канадскую тигровую лилию подарили, так та у нее целых месяца два росла, пока не сдохла.  Что? Эти лилии в нашем  климате и неделю не живут.

-Так я вот тут подумал, - продолжал размышлять Максимильян, отрывая ягоды от веток и в рот закидывая, - Может быть мы с вами в каком-нибудь параллельном мире, где у Росомахи талант  раскрылся? И у нее здесь другая жизнь, без ресторана, какое ей тогда до вас дело? А что? Физика такие теории поддерживает. Я не про таланты, я про параллельные миры. Бермудский треугольник опять же…
-Плохой  пример,  - безрадостно пробормотала Веро, - оттуда так никто и не вернулся.
-Это конечно да, - отозвался Максимильян,  - Поэтому нам нашу Лошадь дождаться надо. Это животное что-то определенно знает, хотя, дрянь, и делает вид, что не при чем.
Хорошая на минуту перестала месить и уставилась на руки – белая пыль осела,  тесто слиплось и  прилипло к пальцам. Картина была несколько удручающей. Веро сидела в унынии и сначала думала о том, как бы дожить до пирога, а теперь оказывалось, что можно будет и не дожить. Зато Максимильян уже порядком заел голод смородиной, смотрел в будущее с оптимизмом, и это всех раздражало. Первым не выдержал Томми.
- Надоели вы мне все! – объявил он громко, вставая и двигая стулом, -  Я домой хочу.  Я по Робертине соскучился!

Веро подперев рукой щеку, печально вздохнула, но ей было лень даже голову в его сторону поворачивать - она-то знала дело тут не в Робертине, Томми просто старается ревность заглушить, Хорошая ему со своей мукой покоя не дает.
-Откуда она вообще печь умеет? – недовольно прошептал он, подсаживаясь к Веро, - Ты знала?
Веро знала. А еще она знала то, что остальным только предстояло узнать - Хорошая не просто пекла, она пекла страстно и в промышленных масштабах.
…Все дело тогда было в ее бабушке.
Бабушка Хорошей возглавляла местный благотворительный комитет, и эту миссию она несла столь горделиво, что почтенные дамы, из этого комитета, ее на дух не переносили. У Бабушки был такой характер, что слезами обольешься, пока уговоришь ее с чужим мнением согласиться, и комитет всегда кривился, выставляя ее кандидатуру в президенты. Но четыре раза в год устраивался благотворительный бал, а Хорошая на эту вечеринку пекла эклеры, и слава об эклерах шла такая, что в комитет толпой валили новые благотворители, и как дамы не морщились, Бабушка из года в год набирала большинство голосов.

Веро с дамами была солидарна, у нее от одного взгляда на Бабушку  начиналось онемение конечностей и всего остального, что в середине находится. Вер ее про себя Королевой-матерью прозвала, что бы как-то сердцебиение успокоить, но это не всегда помогало, и к Хорошей в гости она заходила очень редко. И только четыре раза в год, в те самые пылкие ночи готовок, Веро чувствовала себя в доме Хорошей свободно. Хорошая тогда всегда была на взводе, по уши в шоколаде и могла, если что, ругнуться неприлично, поэтому Королева-мать, чтобы не ставить свой авторитет под сомнение, на кухню не приплывала. И Веро сидела на табуретке, помогать ее не заставляли, даже покрикивали, что она больше мешает, чем помогает. А она была не против, и когда Хорошая отворачивалась, таскала потихоньку крем из кастрюли, до тех пор пока мутить от сладкого не начинало....

…Но Томми об этом не подозревал, он, следя как у Хорошей складно тесто замесилось, и она уже противень маслом смазывает, не знал, как фыркнуть. Хорошая была в шаге от того, чтобы ответить в том же тоне, Веро случайно на себя стакан с мукой опрокинула, а Максимильян вскользь заметил, что Буржуй как-то тревожно перестал лаять.  И в тот самый миг, что-то зловеще треснуло, Принчипесса, рухнула с крыши и, пролетая мимо распахнутого окна, огласила это душераздирающим воплем.

-Я полезла наверх посмотреть, - постанывала она потом, когда ей Хорошая во дворе, голову осматривала, - думала, Буржуй на курицу лает.

Хорошая тогда, оглядев всех, с удивлением констатировала, что голова у Принчипессы в порядке. Потом оказалось все перепутали, смотрели не туда, у Принчипессы нога опухла.

-Я когда на крыше была, - слабо сказала Принчипесса, - видела, как сюда всадники направляются, человек двадцать не меньше.

…После недолгого обсуждения, решили, что лучше всего будет в доме укрыться. Хорошая слышала, как белки Росомахе докладывали, что вот-вот Главный министр должен заявиться со своей сворой (так и сказали со своей сворой), и у Росомахи тогда тень по лицу пробежала. Хорошая это пересказывала, пока они, сообща, Принчипессу в дом затаскивали. Даже на секунду остановилась, драматичным жестом показывая как у Росомахи тень по лицу бежит. Веро тоже захотела вклиниться и, показав свою важность, рассказать, что от Лошадника слышала, но Принчипесса на нее тогда особенно навалилась, у Веро что-то хрустнуло в области шеи, и уже не до беседы было. Поэтому дальше, не сговариваясь, тащили Принчипессу молча, старались не задерживаться, торопились, как могли, кто же знал, что от местной власти ждать можно было.

 И только Буржуй, не внял общей тревоги. Он тогда совсем разум от солнца потерял, никого не слушался, разбаловался, да еще огрызнулся вдогонку. А потом побежал за бабочкой к сараю, побежал-побежал, прыгнул в поленницу, и его там дровами привалило.

Уже дверь в дом запирали, когда во дворе сиротливый скулеж раздался. Хорошая благородно распахнув дверь, бросилась к сараю спасать пса, и пока она его освобождала,  всадники уже во двор въехали.

 И, прикрывая всех спиной, Хорошая, первая, лицом к лицу, встретилась с тем, с кем у нее была давняя история…

Все тогда затаили дыхание…. Все эту историю по большому секрету знали, но каждый хотел увидеть продолжение своими глазами.

…Тут надо было знать Удава - он судил по своему характеру и давно бы уволил Хорошую, если бы не боялся, что она поведает эту историю всему миру.
Тут надо было знать Хорошую – она и не думала об этом рассказывать, не считая их встречу особенной, и приписывая Удаву обычную человеческую слабость в том, что излишне выпивши, мы все бываем немного неблагородны. Она упомянула об этом только раз, и то только Веро, и совсем не ожидала, что Веро, обычно такая деликатная, вдруг вцепится в нее и вытрясет все до последнего слова.

…Тут надо было знать Веро – на следующее утро об этой истории знал весь ресторан, и Веро получала мстительное удовольствие рассказывать ее снова и снова….

                Глава 4.

….В центре города, в самой черной подворотне, куда после девяти  даже крысы не заходят, находился бар  «Последний день».

Добраться до него можно было, только зная дорогу или по рекомендации - лишних людей не пускали, отбор был жестким, и такая секретность только добавляла бару популярности. Заведение процветало. Вечеринки были крепкими, а публика хорошо сыгранная. Веселились отменно, только шутки, не всем по душе приходились. Каждый знал, что в бар одному ходить стоит. Особенно этот совет к иностранцам относился - все напрасно. И как только не просили, как не убеждали, пугая всем, чем можно, неприличным - каждый третий, хлебнув русской водки, видел в себе героя. Интрига была в том, что те, кто там побывали, внятно ничего не рассказывали - все в себе держали. Потому и слухи ходили разные. Предупреждали только, что больше всех достается итальянцам. Те, после визита в бар, особенно молчали.

  Опять же по слухам, говорили, что с Филиппом, владельцем бара, по молодости произошла одна история. Он влюбился. Был от любимой без ума, в пылу бросался из крайности в крайность. Был рыцарем, был смелым, но девушка предпочла ему  итальянца. Филипп тогда ничего не понял, потряс головой как лохматый брошенный пес и… ушел в запой. Долго страдал и много пил. Много пил, очень много пил. Подумал тогда, что тот его соперник из Италии, если бы столько выпил, точно бы не выжил. Запомнил эту мысль, почувствовал себя лучше, бросил пить. Открыл бар и потом всю свою жизнь доказывал, что русские парни если не лучше, то хотя бы здоров;е…. И, по общему мнению, преуспел.

А ребята из бара, как дворовые щенята, только и рады были стараться, чтобы Филиппа порадовать.

И как только на входной двери звякал колокольчик, а на пороге появлялся итальянец, парни, побросав игрушки, весь свой пыл были готовы убить на то, чтобы поквитаться с макаронниками (и хотя многие толком не знали за что, но в едином алкогольном порыве, такими пустяковым вопросами не задавались). А Филипп, хоть и не признавался, потому что дорожил репутацией строгого держателя питейного заведения, в душе оставался романтиком и горячие порывы ценил.

-Смотри, какой щуплый, - посмеиваясь и подталкивая друг друга локтями, собирались парни, - Надо бы к нему помягче…. О! Встрепенулся! Озирается… парни, парни, не пугайте. Ну, что вы…. Не толпитесь, спугнете. Бармен! Спишь что ли?! Где там наша гостевая? А-а-а…. Вот она, хорошая. Все как всегда намешал? Молодец. Эй, amico, это тебе, осторожно, не расплескай…. От нас, как говорится: «Welcome!» Тебе, говорю… Нет, тебе… Непонятливый. Free, не бойся. Per amico… Capise? Давай, давай… пей. Пей… придурок….

И, конечно, только бармен знал, что за дурь он подмешивает в гостевую, и почему через две стопки, amico уже согрет, расслаблен и похож на красного жирного снегиря, который потерял чувство опасности и вот-вот свалится с ветки.

-Мы хоро-о-ошие, - заплетаясь, говорил пернатый, - Мы умеем дружить… Бармен! Бармен, будешь моим другом, да? И ты будешь? Бармен! Выпивку моим друзьям! Все за мой счет! Ничего не жалко…. Сколько? Сколько?!!! А чего так дорого, бармен? Ну, ладно, наливай….

 А потом еще больше расчувствуется:

 - Я же, знаешь, бармен, сам с Корсики. Мы маленький, но гордый народ – пить умеем, не хуже вашего. Что?! Я вообще не пьянею. Никогда…. Не веришь? Ах, ты не веришь?! Бармен! Давай на спор!

А Филипп протирал стаканы и, как нестрогий папаша, позволяющий своим сорванцам шалости, вполголоса наблюдал со стороны:

- Ты только не убей его, добро? Не как в прошлый раз…. Всем говорю, парни, доведете еще кого-нибудь до больницы - выпивку в кредит больше не дам.

В этом была душа вечера. Когда заканчивались наличные, бар предоставлял иную услугу – под радостное подбадривание можно было заложить часы, ботинки или брюки. И часто случалась, что последнее, о чем спустя несколько часов и сильную головную боль вспоминал герой вечера, было: ночь, проспект и где-то очень сильно подмораживает.

И неизвестно, сколько бы это продолжалось, но только однажды в  бар зашел сын посла страны, с которой отношения были, как у родственников при дележе наследства. Парни немного перестарались, по не владению иностранными языками, с итальянцем его спутали.

 Через несколько часов супруга посла в утреннем платье, спустилась к завтраку. Элегантно держа пальчиками кофейную чашку, она подошла к окну – ее привлек шум, доносившийся из сада. Какого же было ее удивление, когда она увидала своего отпрыска, студента престижного университета, верхом на заборе в одних трусах. Он забрался туда, в надежде, перелезть под покровом ночи и скрыть свой позор, но охранник, не признав своих, вовремя схватил его за  ногу. Бедная женщина тут же уронила чашку, услышав как ее мальчик, что совсем не пьет, орет во все глотку, отпихиваясь босой пяткой от охранника, и выражается отнюдь неинтеллигентно. А охранник, стараясь стряхнуть его с забора, и вовсе матерится на всю улицу, недоумевая от того, что местная гопота до чего обнаглела, что даже посольство не чтит.

Был большой скандал. Бар пообещали закрыть, но Филипп клялся, что чист перед людьми и страну не позорит. Тогда было решено нагрянуть к нему с проверкой.

  У Филиппа были связи, о дне проверки он узнал заранее, и парни  хорошо подготовились – постирали футболки, побрились, долго репетировали «здравствуйте» и «извините». Филипп разрешил прийти не всем, выбрал публику «с более-менее культурным лицом». Для отвода глаз устроил вечер караоке – парни пели вяло, песен не знали.

А Хорошая, допущенная в список приличной публики,  весь вечер просидела в баре. Ее Филипп назначил за подружками приглядывать - никаких сегодня танцев, никакого алкоголя.

 Удав в тот вечер тоже пришел. Про репутацию бара знал, но, охота пуще неволи,  и он решил, что будет вести себя тихо, но, не успел ступить на порог, как столкнулся с оленем в два метра ростом. Удав похолодел от ужаса, он знал, что здесь и за меньшее голову отрывают, как вдруг услышал:

 -Здравствуйте… Я вас не задел?

Удав еще больше перепугался.

-Да вы не дрожите, проходите, не стесняйтесь. У нас сегодня вечер караоке. Вон там микрофон у стойки, на случай если петь надумаете.

 Удав вытер пот, ничего не понял.  Все были опрятные, вежливые, ему даже стул предложили. Удав, волнуясь, сел. А говорили, здесь к утру тела уносят.
Удав еще немного посидел, заказал выпить. Робко допустил мысль, что это он на всех такое впечатление произвел. Откинулся на стуле, почувствовал себя увереннее. Снова выпил. Отбросил робость, осторожно кому-то схамил, остался жив. Снова выпил.

 К тому времени набрался уже основательно - как раз до того состояния, когда душа рвется с кем-то поговорить.  Повертел головой, выбрал собеседника – говорил, за неимением других слов по-итальянски, но наглость в выражениях звучала недвусмысленная.

-Эй, ты в тельняшке….  Да, ты, с татуировкой на шее. Что уставился? Давай скажи – моя, мол, страна, а ты здесь гость. Скажи, давай скажи. Вы дикий, дикий народ. Варвары. Я  - для вас цивилизация. Вы мне платить должны, что я с вами разговариваю.

-Вот, гад, - Филипп, протирая стаканы, беспокойно оглядывался.

 В рядах зазвучал недовольный ропот. Инспектор, которого назначили для проверки, вот-вот должен был явиться.

- Тихо, тихо, ребята, - Филипп, как генерал успокаивал свою рвущуюся в бой кавалерию, - У-у-у… Пьяная рожа… Я прошу вас, ребята, только один вечер, потом, обещаю, мы им всем отомстим. Вот, кстати, и наш гость… все заткнулись, изображаем  радость. Входит… Музыку, музыку громче…. Пойте! Ну, давайте, кто-нибудь пойте, чтобы этого урода заглушить. Кому сказал! Микрофон дайте. Кому, кому? Дайте Гоге…. Пой Гога, споешь хорошо, с меня водка и неограниченный кредит. Да ты не улыбайся, как баран, ты пой!
Гога тут же представил награду, взял огромной ручищей микрофон, повертел его и что-то туда промычал. Народ дружно взревел, подбадривая Гогу, в надежде, что он потом водкой поделится.
 А Удав покачал головой, сетуя, что за общество такое некультурное вокруг, слез со стула, и нетвердо переставляя ноги, ринулся в толпу. Растолкал всех, подошел к Гоге и, заплетаясь, ткнул в него пальцем:
-Ты большой, а мозгов у тебя нет.  И это… и петь ты не умеешь. Дай, лучше, мне микрофон.
 И хоть сказал он это по-итальянски, все поняли как один. Филипп так и замер со стаканом в руках. Перед его глазами в тот момент вся жизнь пронеслась, и там он явно увидел, что то плохое, что он сделал, кого обидел, над кем посмеялся – все ему сейчас сполна вернется. 

Гога  в местной компании был известной личностью - славился кротким нравом и не очень цепким умом. Могучий, как титан, держащий  небо, Гога не думая, мог отойти с рабочего места, небо рухнуло бы, но почему оно упало, Гога, пялясь  вверх, так и не разобрался бы.

Но в тот вечер мозги у Гоги неожиданно заработали. Он понял все как нельзя лучше, а фамильярный тон итальянца еще больше разбередил воображение. И хотя перед глазами пелена ярости стояла, Гога окинул Удава неспешным взглядом, практично решая, за что держать его, пока он ему голову отрывать будет.

А Удав, взяв микрофон, хлопнул Гогу по плечу и вдруг увидел, что у того на могучей шеи отчетливо проступает синяя вена и пульсирует часто-часто, словно отбивает такт последним минутам жизни маленького итальянца. И тогда Удав стал быстро трезветь.

А Хорошая просидела весь вечер у бара, сжевала четыре соломинки и, заливая вечер апельсиновым соком, откровенно скучала. Потом отвлеклась на минуту, снова потянулась за соломинкой и, вдруг увидев Филиппа, застыла, понимая, что все идет не по плану. Филипп стоял у входной двери, смотрел на всех своим черным, пробирающим до дрожи взглядом, и уже не старался быть любезным. Рядом какой-то человек с цепкими глазками, что-то торопливо записывал, поминутно обращался к Филиппу, и суетливо оглядывался, словно хорек в поисках добычи.

-Так что вы тут сказали, алкоголь в ящиках под барной стойкой храните?

 Но Филипп его уже не слышал - перестал отвечать, перестал стараться остановить стихию, которая через мгновение разнесет бар, и похоронит его дело за подписью и печатью. И никто, кроме него, не знает, сколько здесь историй, исповедей, грешников. Сколько слез, отпущения грехов, сколько сердца. А сколько выпитого….

 Инспектор оказался опытным, почувствовал слабину, и, проследив взглядом, увидел Гогу. Тот разминал шею, проверял кулаки, готовился бить. Для верности даже отошел на два шага и встал, как бычок, примериваясь так, чтобы с одного удара наверняка было. Инспектор, аж, рот открыл, ему вдруг тоже не до разговоров стало – забыв о Филиппе, он ринулся в зал, навстречу Гоге. По дороге счетчик включил. У него в конце месяца отдых на море намечалась. Он пришел сегодня на поездку заработать, а увидев Гогу, забеспокоился, что при всех недочетах, штрафом здесь не обойдется. Здесь и полицию, и даже скорую звать придется, а это такая свора, что инспектор уже больше не за себя рдел, а за Филиппа переживал, сможет ли он их всех на море оправить.

А Хорошая, увидела это все и сразу и чуть не свалилась со стула, перевернув стакан с соломинками. Вскочила, уронила чью-то сумку и, сама толком не понимая, что делает, побежала в обход инспектора:

-Дорогу! Дорогу! Парни расступитесь, что встали-то... Что-о-о?! Да сам такой…! Куда…? Да сам иди! Нет, подожди не ходи - вон видишь Гогу, он сейчас того итальянца прикончит, а ты будешь следующим. Я как раз к нему бегу, узнаю, скоро ли он освободится….   Го-о-о-га!

Гога, очнувшись, перевел затуманенный взгляд на Хорошую. Та стояла, запыхавшись, с трудом выдавливая слова, с трудом соображая, что ей делать дальше. Гога уставился на нее, недоумевая, кто она такая, а потом с усилием воли выдавил:
-Ну…?

-Гога, а можно я спою? – спросила Хорошая и, толкнув его по-дружески, улыбнулась глупо-глупо, чтобы Гога ничего не заподозрил. Но оказалось, что немая сцена затянулась, Гога продолжает на нее таращиться, а инспектор уже был на подходе, и Хорошая решив, что была, не была, наклонилась к Удаву и сказала сквозь зубы, доходчиво:

 - Микрофон отдай… 

 А потом прибавила полушепотом:

 - Отдай, придурок, если жить хочешь.

А Удав уже сам порядком перетрусивший, не то, что петь, говорить не мог. Все понял, готов был сотрудничать, подобострастно протянул микрофон.
-Prego….

И Хорошая запела…. Ей Бабушка еще в детстве сказала:

 -Детка, если захочешь разнять сцепившихся собак – смело пой. Других причин так мучить людей - нет.

  И помня этот совет Хорошая пела от души. Гога, тут же забыл об Удаве. На его лице, как кувшинка, расцвела улыбка:

 -И вы говорили, что я плохо пою? А такое вы слышали?!

А Удав хоть и был занят спасением своей жизни, но тоже отвлекся и, возведя к небу глаза, искренно спросил:

 -Господи, да откуда ты их только берешь?

 А инспектор, остановился на полпути,  и дальше вообще решил не ходить:
-Это кошмар… кошмар. Такой звук, словно сердце вырывают…  через уши….
Филипп к тому времени уже пришел в себя, сделал знак: Гогу аккуратно убрали. Хорошая продолжала петь.

Инспектора, шурша банкнотами, отманили в сторону.

 Удава вынесли через черный вход.

Филипп, после всех волнений, тоже вышел во двор, вдохнул свежего воздуха, и   позволил себе быть благородным.

-Тебе сегодня еще раз жизнь подарили, - сказал он Удаву, - Не будь идиотом, сумей ею верно распорядиться. Хотя, конечно, с такой рожей это будет непросто. Эй, кто-нибудь там внутри! Скажите ей…. Хватит уже петь! Тут даже дверь не спасает!!!
И потом оказалось, что  Удав работает управляющим в ресторане, куда пришла устраиваться на работу Хорошая.

-Я тогда так сильно удивилась, - все время повторяла она, - Так сильно удивилась…
И это удивление не покидало ее лицо всякий раз, когда она ненароком встречала Удава. Тот тоже обладал завидной памятью – ненавидел ее так сильно, что казалось, временами, от него пар поднимается. Но уволить ее не мог, потому что самому бы пришлось повязывать фартук и таскать подносы, а работать Удав не любил все-таки больше, чем Хорошую.

Глава 5.

-А вы гляньте, - глухо сказала Принчипесса, - Удав нас, также как Росомаха, не признает.

 И сказала так буднично, словно ей все равно было.

-Я бы посмотрела, только мне не видно ничего, - отозвалась Веро, сердито подпрыгивая, ей из-за спин других, ничего не было видно, - Ты хоть скажи, что там происходит. Почему все дышать перестали?

Но Принчипесса не ответила, она в своих облаках витала. Она ведь только вид делала, что ей все равно, но мучилась она страшно. От гвардии Удава отчаянно несло табаком, а ей, от расшатанных нервов, страстно захотелось курить. Признаться в этом не позволяла гордость - Принчипесса всем давно обещала, что бросит, но дым так раздразнил нервы, что она даже про больную ногу забыла – закрыла глаза, жадно вдыхала воздух и все куда-то вперед порывалась.
Веро всерьез беспокоясь, схватила ее за руку, возле себя придерживая, но Принчипесса оказалась на редкость сильной и в своем неконтролируемом желании выкурить последнюю (ну, честное слово последнюю!) сигарету, рванулась вперед и вытащила за собой в свет Веро.

-Ну, что….– после неловкого молчания, выдавила, наконец, Веро, - Иди… стрельни у кого-нибудь….

Предложение, как и ожидалось, повисло в воздухе….

….Гвардия была нестройная, местами дранная, по виду пьющая.

-Не пойму, - вполголоса щурился Томми, - То ли власть, то ли бандиты.

Было их человек пятнадцать, и каждый являлся образцом авангарда. У одних штаны разодраны, у других царапины, пластырем залеплены, у третьих тельняшка на груди приспущена, и на всю свободную площадь наколка с надрывом: «Не верь, не бойся, не проси».   Казалось, что все они вышли из леса, где жили медведи, и пока они шли - они всех медведей победили. К тому же все, как один, были хмурые, не разговорчивые. Было видно, что хорошо провели вечер и по общему настроению, по тому, как крепко были не в духе, становилось ясно -  мелкие царапины не в счет, но убейте, до чего же болит голова!

Удав тоже был хмурый, но тут Веро с Лошадником бы поспорила -  он один из всех был самым приличным и, казалось, больше всех не болел. Он даже словно всех презирал. Но тут Веро даже с первого ряда партера было не разобрать, потому что Удав всегда всех презирал – у него образ мыслей был такой.

 Окинув всех присутствующих безразличным взглядом, Удав спросил, где Росомаха.

-А? - почему-то, замешкавшись, переспросила Хорошая, она, в отличие от других, как раз на самой сцене была, и, никак не могла толком разобраться, то ли она от стресса итальянский понимать стала, то ли Удав с ней, наконец, на одном языке заговорил.

- Я… - сдавленно добавила она, - Я за нее.
Удав уставился на Хорошую, в его глазах мелькнуло недоверие.

-А эти кто?- кивнул он на Максимильяна с Томми. Веро тогда с Принчипессой незаметно за их спины ретировались - Веро, все, что хотела видеть, уже увидела, а Принчипессе курить расхотелось.
-А эти… -  донеслась до Веро ложь Хорошей, -  Эти по хозяйству помогают.

Максимильян с Томми стояли недвижимо, и были похожи на двух морских тюленей, которых на сушу вынесло. Хозяйственности в них не было никакой. А потом еще Буржуй вперед вылез и, сев с открытой пастью, на задние лапы, в таком изумлении на Удава уставился, что всем еще больше неловко стало.

-Работнички, - шепотом процедила Принчипесса, - Да Удав в жизни не поверит. Он же не дурак, он нас насквозь видит.

И Удав не поверил.

-Сейчас посмотрим, как помогают, - бросил он Хорошей, – Говоришь, за хозяйку осталась? Тогда давай, корми нас. Мы со вчерашнего вечера в дороге, у меня вон, парни, не завтракали.

…Пока Хорошая обсуждала меню с Удавом, остальные, незаметно в кухню отступили. Максимильян поставленную задачу с душой воспринял, решил все съестное на свет вытащить. Громко хлопал дверцами шкафчиков, старался внимание коллектива привлечь - и  Буржуй внял, бросился в огород отрывать котлету, что спрятал утром.

 Остальные же сидели как обессиленные интеллигенты и, как принято, рассуждали, кто виноват.

-Это ненормально, что Удав министр, - сказал Томми так, будто все остальное было нормально.

-А почему нет? - с меланхолией отозвалась Принчипесса, - Он мне сам однажды рассказывал, будто в  итальянский парламент баллотировался, но голосов набрал недостаточно. Там решили, что он зелен еще, чтобы воровать в таких количествах, как там принято. Но это когда было, а сейчас-то он в самый раз поднаторел.
Максимильян между тем выложил на стол все, что нашел. Продуктов оказалось совсем мало  – немного сыра, масло, молоко и начатый пакет муки. Еще Максимильян достал откуда-то кусок ветчины.

«Где? -  не переставая, думала Веро, - где он ее нашел?» Ветчина была тревожно зеленоватого оттенка.

«Надо смотреть, куда они ее добавят, что бы потом, не дай Бог….» - но тут ее с мысли Хорошая сбила. Ворвалась, едва дверь с петель не снесла, щеки красные, дыхание сбилось.

-Столы во дворе поставим! - кричала она, - Там народу, конечно, ужас! Вы как, управитесь?! Удав сказал, чтобы поскорее готовили.  И это что?!! Вся еда?!!!
Все, тут же в себя пришли, не сговариваясь, вокруг стола встали. Стояли так, словно хоронили кого-то.

-Курица, - вздрогнула вдруг  Веро.
-Ты что?!!! – взмолился Томми, - У меня рука не поднимется!
Он еще чувствовал вину за те двадцать котлет, что сейчас бы очень пригодились.
-Да нет же! Курица - значит яйца!

Максимильян, не дослушав, с одного прыжка перемахнул через подоконник и выскочил в окно, через которое всю утро лазили. Помчался курятник искать.

Томми тогда понял, что остался за главного и, как Робертино, стал сначала кричать, чтобы Веро с Принчипессой, шли руки мыть, а потом, стал кричать, чтобы лучше мылом по ладоням скребли.

Хорошая тогда сразу обстановку оценила и два шага назад сделала.

-Я тарелки носить буду, - быстро сказала она, - Удав уже ко мне попривык.
Веро с Принчипессой переглянулись. У Принчипессы распухла нога, у - Веро глаз, но они совпали в редком единодушии - Хорошая была худшим официантом на свете. Она не торопилась, даже когда в ресторане дым коромыслом стоял, когда со всех сторон сыпались заказы, тарелки, и Робертино клялся, что всех прикончит.  И даже когда стены рушились, Хорошая всегда находила время попить чай, и утешить тех, кого завалило обломками. Тогда дружески присев на корточки, она сочувственно похлопывала чью-то недвижимую руку, убеждая, что не надо так себя гробить и всегда можно найти тех, на кого можно свалить работу….

-Ну не хотите, чтобы я носила, - развела руками Хорошая, - можно по-другому сделать.

И, распахнув дверь, не стесняясь, крикнула в голос:

 - Эй, вы! Ну да, ты, в рваной майке и приятель твой с повязкой на глазу. Сюда, давайте.

На пороге появились две крупных особи, из породы не проспавшихся. Неубранные, вялые, заросшие щетиной - все их существование было преисполнено муки.

- Так парни, - радостно сказала Хорошая, - берем тарелки и несем на столы. А я… а я иду искать аспирин. Да, помню, что обещала. Иду искать, говорю.

Максимильян тогда, только что с курятника вернулся. Влез на подоконник с улицы и застыл, провожая парней понимающим взглядом, он что-то вроде солидарности к ним испытывал. В одной руке Максимильян держал корзину с дарами от курицы и зеленым салатом, а в другой - ведро смородины.

Буржуя с ним не было.

-Ну, допустим, - вполголоса, не очень стараясь не шевелить губами, домыслила Веро, - салат на грядке нарвал, а ягоды откуда?

-Сарай нашел, - так же тихо ответил Максимильян, - там, где Росомаха запасы для белок прячет. Но, скажи мне, кто так прячет?

-Так! Что встали? – подскочил Томми и проорал в самое ухо, - Быстро, быстро! Двигаемся, соображаем! Веро - яйца разбивает! Принчипесса - салат моет, Максимильян - к сковородкам!

- Я не могу, – как всегда, сказал Максимильян, и, поставив корзину на стол, снова залез на подоконник. Для приличия раскаянно развел руками (не очень правдоподобно получилось).

- У меня дела….

  Веро к этому была привычная, а вот для Томми это явилось откровением. И он все еще поверить не мог, когда Максимильян спрыгнул с подоконника и скрылся где-то среди стройных грядок петрушки.

 -А куда ведро со смородой понес?! – перегнувшись через подоконник, закричала ему в спину Веро, но Максимильяна уже след простыл. Томми же все стоял ошарашенный и никак не мог совладать с собой.

Потом медленно обернулся, в поисках того, на кого можно было негодование обрушить…. Принчипесса как раз послушно салат мыла.

-Я только одного понять не могу, - в недоумении говорила она потом тихо-тихо, чтобы Томми не услышал, - Почему они всегда на меня орут? Робертино так просто жить не мог, если меня с утра не увидит. У него даже бифштексы горели, когда в его смену у меня выходной выпадал. Знаешь, о чем я всегда думала, когда в его безумные глаза смотрела? О том, как скажу однажды: давай махнемся на денек - ты побегаешь с подносами вверх-вниз, а я твои макароны поворю.

-Почему не сказала? – так же тихо спросила Веро, втянув голову, чтобы Томми не раздражать.

-Ты что?  - Принчипесса потянулась за миской для салата, - Жизнь дороже самолюбия…

…Потом все еще быстрее задвигалось и зашевелилось. Хорошая врывалась в кухню, сваливала грязные тарелки у мойки, брала новые порции и мчалась обратно. Принчипесса едва успевала салат крошить. Веро, торопилась, мыла сковородки, и только пена во все стороны летела, когда она их, меняя на чистые, Томми подавала. Томми это,  честно говоря, не ценил – стоял гордо, делал омлет, но вид у него при этом был такой, будто он барана запекает. Стоял благоговейно над плитой, ждал, пока омлет поднимется, станет пушистым, нежно-золотистого цвета. Что-то ему нашептывал, покрывал корочкой сыра, украшал листиком базилика…. Веро как раз грохнулась у мойки, поскользнувшись, на мокром полу, так ей тоже хотелось добрых слов услышать.

Томми это по-другому понял. Принчипесса рядом мрачно сыр натирала.

-Ну, кто так трет! Руки оторву! Иди салат нарви! Там у сарая растет! Веро, быстро сыр тереть!

Хорошая как раз новую гору тарелок принесла и тут же у мойки ее свалила.

-Томми! - закричала Веро, - У меня только две руки!!!

- Нет, не две! Ты еще за брата работаешь!!!

Шум воды, перебивался звоном вилок, ложек, окриками Томми, который все время подгонял. У Веро затекла спина, от слез и от мыла все пылало перед глазами, а потом вдруг на мгновенье, наступило затишье. Веро, с ненавистью, бросила  последнюю сковородку.

-Гав, гав, гав! – раздалось вдруг за окном. Веро поняла, что если сейчас не глотнет воздуха, то всю ярость обрушит на омлет, который только что Томми приготовил. А он даже не сразу разрешил его Хорошей унести, стоял и смотрел на омлет, будто только что мадонну изваял.

-Мне нужно пять минут! – швырнула Веро полотенце, покачнулась и нетвердым шагом направилась к окну.

-Куда?!!! – завопил Томми и, забыв об омлете, бросился ей навстречу. Веро очень испугалась и, быстро пыхтя, залезла на подоконник.

-Томми, я тебе клянусь, только две минуты…. -   выпрямилась она, и бросила на него умоляющий взгляд. Но Томми уже ничего не слушал, никому не верил, бежал раскинув руки, со взглядом олимпийца и волей к победе. И Веро поняла, что если он ее настигнет, она будет мыть сковородки до конца своей жизни.
Тогда она окинула последним взглядом кухню, мысленно со всеми попрощалась и добровольно выпала из окна.

 Свалившись в траву, Веро свернулась как улитка, и замерла, прислушиваясь к погоне. Непосвященному в дела кухни в часы бизнес-ланчев, все могло показаться мирным. Теплая травка щекотала щеку, птицы радостно щебетали на крыше, и можно было даже вздремнуть, наслаждаясь хорошим теплым днем.

Но Веро подозревала, что за свободу придется заплатить дорого и, стараясь отсрочить платеж, ненадолго отложила летнюю негу и прерывистыми движениями, отползла за угол дома.

Укрывшись от Томми, Веро села, прислонившись к теплой стене и глубоко вздохнула. Закрыв глаза, впитывала в себя лучи солнца и мечтала о Максимильяне - попался бы он ей сейчас под руку, она бы душу отвела, слова бы выбирать не стала.

Но вдруг, как новое напоминание о себе, снова громко залаял Буржуй. Веро прислушалась. Лай доносился от сарая. Ладно, если нет других, сгодится и собака – она сейчас всех ненавидит. Поднявшись на ноги, Веро отряхнула колени. Жизнь понемногу обретала смысл...

И подкравшись на цыпочках, Веро выглянула из-за угла...

Буржуй стоял у сарая, на самой жаре, на высокой, как пирамида, куче песка. Песок под ним незаметно проваливался и Буржуй, как корабль в пустыне, медленно уходил на дно. Лап уже было не видно, песок почти добрался до брюха, голову нагрело так, что Буржуй сам не понимал, как еще жив. Но презрев все препятствия, пес не отступал – стоял, кровожадно задрав морду, и истошно лаял.

 Веро, на цыпочках, подкралась к собаке и тоже задрала голову. На крыше сарая, покрытой соломой, сидела курица и, склонив на бок голову, испуганно кудахтала. Веро все без слов поняла, ее пронзило чувство сострадание, она примерилась, прыгнула и, упав в кучу песка, успела схватить пса за ошейник.

-Ты обалдел?!!!  - рявкнула она с удовольствием и потянула к себе Буржуя, - Тебя все ищут! Ты хотя бы что-нибудь полезное сделал бы!

Буржуй,  недовольно зарычал, а в глазах недоуменно вспыхнуло возмущение: «Я ведь собака, могу и прикусить если надо».

 -Я тебе голову оторву, скотина, - не моргнув, ответила Веро, - если угрожать будешь.

-Я ее уже час выслеживаю, -  призвав терпимость, объяснил Буржуй, потом снова алчущие  посмотрел на курицу, - столько времени мне голову морочила, дрянь. Но теперь все – попалась, птичка.

Свежий воздух и впечатления разбередили в Буржуе охотника. Он облизнулся.  Курица нервно сглотнула.

-Не тронь курицу! – благородно сказала Веро, - Она, можно сказать, нам  жизнь спасла. Если бы не ее яйца, пришлось бы на всех делить твою котлету.

-Да, кстати, как там она? - на минуту отвлекся Буржуй, - Еще что-нибудь осталось?
Курица, перестав кудахтать, напряженно вслушивалась. У нее выпал трудный день….

 …Едва только рассвет над деревьями обозначился, как ее уже выволокли из курятника. Это, кажется, был огромный итальянец, он что-то там орал про суп.  Потом украли все яйца. А теперь уже два часа за ней носиться эта бешеная псина, от которой к тому же жутко воняет….

Веро тоже принюхалась.

- И правда, а чем это так…?

-Я упал,  - с достоинством ответил пес, - в канаву. Не надо так драматизировать.
Веро  невольно разжала пальцы и вытерла руки о штаны. Потом в душе извинилась перед курицей – не было никаких сил спасать человечество - и скатилась с кучи песка. Раскинула руки, закрыла глаза и в полуулыбке, замерла, надеясь, что к тому времени, когда ее здесь найдут, она уже покроется ровным загаром. Солнце ласково баюкало, вокруг сладко пахло малиной и смородиной….

Подумав про смородину, Веро приподнялась на локте и подозрительно прищурилась.  И конечно, как сердце чуяло (а оно всегда брата чуяло) - в это время Максимильян, крадучись, дом обходил. В руках у него была корзина полная золотых монет.

-Ух ты!

Веро вскочила и на ходу, отряхиваясь от песка, бросилась к брату.

-А где взял?! А мне дашь?!!!

 Еще добежать не успела, как увидела, что ее Буржуй у самого финиша обходит. Он, как монеты увидел, так переполошился, что забыл обо всех курицах мира - бежал со всех ног на блеск золота и с вожделением смотрел на корзину.
Они тогда вдвоем, не сговариваясь, решили, что если сейчас будут держаться поближе к Максимильяну, их никто ругать не будет….

…Так и случилось. На кухне, все как один, открыв рот, только на монеты и смотрели. Даже не очень слушали, что Максимильян рассказывал.

-Когда Хорошая сказала, что пошла таблетки от головной боли искать, я сразу вспомнил, что в ягодных косточках, аспирин в малых дозах содержится. Не знали? Вот и парни с похмелья не знали. И пока Удав жрал свой омлет, я все им популярно объяснил. Они у меня все ягоды купили.

-Какие ягоды? – с трудом соображая,  спросила Принчипесса.

 Она единственная голос подала. Остальные думали уместно ли уже спрашивать, как монеты делить будут.

- Какие ягоды, Максимильян?  Те, что Росомаха для белок собрала?

-Да, - не дрогнув, сказал Максимильян, -  Совсем обнаглели, пусть сами собирают. Да не бойтесь так, деньги Росомахе за ягоды мы оставим.

На кухне повисло тягостное молчание. Оказалось, все совсем не этого боялись.
И еще Веро сильно забеспокоилась. Она знала, Максимильян не станет обременять себя хлопотами без ста процентов рентабельности. Буржуй тоже не скрывал своих чувств. Он один за всех алчно шевельнул хвостом:

-Как Росомахе? Все Росомахе? А себе мы ничего оставлять не будем?

Максимильян торжественно всех успокоил:

-Будем….

Веро еще сильнее затревожилась.

-Я с каждого ведра три лишних килограмма выгадал. Эту разницу мы себе и спишем.
 
-А как ты это сделал? – с облегчением выдохнул Томми, стараясь, чтобы радость была не очень заметна, - Ты же на вес продавал, я сам видел, как ты весы из кухни утащил. Еще кричал тебе вслед….

-А я в ведро со смородиной воды добавил, ягоды все впитали, набухли и на три килограмма стали больше весить.

Все снова уставились на Максимильяна, не зная, что решить то ли он гений, то ли здесь подвох есть.
И тут, громко двигая стулом, встала Принчипесса….

 Последние два дня Принчипессу неотступно преследовала мысль, о том, что ее все за дурочку принимают, и сейчас в один миг у нее все прошло - нога, мигрень, нервы, совершенно все. Она почувствовала себя здоровым членом коллектива и, взглянув теперь на Максимильяна, была готова меняться с ним местами.

-Ты совсем спятил!!! Из-за воды ягода забродит! От нее уже к утру будет такой дух  стоять, как…  как прямо сейчас! А правда, а чем это так?!

Буржуй, втянув голову, сделал вид, что в окно смотрит.

 В кухню ворвалась Хорошая.

-Что вы тут встали!!! – принялась кричать она, - Салат нарвите!  Меня уже пять раз из-за него дергали! Нарвите этот проклятый салат!!!

  -Ладно, ладно, - мирно поднял руки Максимильян, как пастор, успокаивая свою мятежную овцу, - я схожу, не переживай так. Дайте ей воды. Где салат растет?  На грядке  справа?

-Слева, - с трагизмом подсказала Принчипесса. Она все еще о белках переживала.
 Максимильян замешкался.

-Почему слева? А мне казалось, я видел справа.

 Принчипесса упрямо головой мотнула.

-Говорю тебе – слева. Я слева рвала.

И тут Томми, как в фильмах ужасов, положил нож и медленно, очень медленно обернулся.

-Да нет же, - сказал он зловеще, - Максимильян все правильно говорит, грядка с салатом справа.

И, нервно сглотнув, заорал:

 -Ты…! Ты, что там рвала?!!!

Принчипесса вмиг о белках забыла, своя шкура ценнее была. Вскочила, зажала рот рукой, обведя всех безумным взглядом, и бросилась в огород, проверять, что там она рвала.

Остальные, лишь на мгновение застыли, самое страшное представив, а потом, толкая друг друга, за ней помчались.

 В огороде выяснилось, что Удав с парнями вместо салата листья тюльпанов ели.
-Эти листья… - со слезами, как могла, оправдывалась Принчипесса, - они так с салатом похожи.

-Ох, - за всех сказал Буржуй и сел на грядку.

 И там, под палящим солнцем, среди ботвы и незрелых кабачков, Томми вытер руки о фартук. Без слов, обвел вверенный ему персонал взглядом. Персонал затих, и, не сговариваясь, почтил минутой молчания обедающих.

-Что же мы за люди такие, – покачала головой Веро, а Хорошая очнулась, и, хлопнув себя по лбу, бросилась узнавать как там все живы.  Примчалась через две минуты. Выглянула в окно и счастливо всем помахала.

-Едят! – с восторженным ужасом крикнула она, - Едят! Представляете, им все нравится.

Томми выслушал это с достоинством. Они тогда уже все вернулись на кухню. Томми, уставившись в миску, взбивал венчиком яйцо и думал, что этот обед он не забудет до конца жизни.

 А остальные молчали как мышки, чтобы его не тревожить и ждали, что он, наконец, скажет. Томми еще постоял, приходя в себя, смахнул со лба испарину. Потом, ни слова не говоря, подошел к духовке и вытащил пирог. Долго в него вглядывался.

 -Ну, что ж... Если они еще после десерта останутся живы, то я уже не знаю, что с ними делать….

…И уже после трудов праведных, когда Томми сварил себе эспрессо и с наслаждением откинулся на стуле, а Веро, не дыша от волнения, пирог нарезала, пришла Лошадь. Сунула в открытое окно свою нескромную морду, внимательно оглядела присутствующих и грубовато спросила:

-Я вообще не поняла, что здесь происходит. Вы сюда в отпуск приехали?

-Ох, Лошадь! – обрадовавшись, помахала ей, Принчипесса. – А где Росомаха?

 Она тогда в таз воды наливала, чтобы Буржуя простирнуть. Тот сопел, не хотел мыться, требовал кораблик. Хорошая, хлопая дверьми, все с тарелками бегала.

 И лишь Максимильян никого вокруг не замечал, подперев голову, он недоуменно сидел за столом. Он только что поделил золотые монеты поровну, и поэтому никак не мог понять, почему его стопка все равно больше всех оказалась.

-Я удрала от Росомахи, - не вдаваясь в подробности, бросила Лошадь и, от делать нечего, лизнула подоконник, - Думаю, она мне это не простит, потому даю вам на сборы десять минут и никого уговаривать не буду.

Хорошая в это время Удава вышла провожать. Парни медленно собирались, не знали, как ведра с ягодами к седлу прикрепить. Лошадь от нетерпения стала копытом бить, и Томми пришлось пойти на крайние меры, - он ее завлек в сарай пирогом, и запер, замок на двери повесил.

-Двадцать минут у нас есть, - предупредил он всех хладнокровно, и не повернувшись на рев Лошади, пошел на кухню Удаву пирог заворачивать. 

-Да не надо мне, - как мог, отбивался Удав, но в душе был даже очень растроган, - не надо, говорю.

-Берите, берите, - настойчиво совала пакет Хорошая, - Неприлично из гостей с пустыми руками уходить.

 Все знали, что Удав за фигурой следит. И Томми от души постарался - пожирнее кусок отрезал.

Но Удав уже сам не хотел ехать. Ему все понравилось, он немного переел, ему бы  хорошо было полежать где-нибудь в тенечке, пока брусника в ведрах не настоялась.
-Но…  – развел он руками, - дела, знаете ли….

 И уже, отъехав, обернулся и бросил разомлевший взгляд на Хорошую.

-Если захочешь к нам во дворец – милости просим. У нас на кухне текучесть большая, на прошлой неделе двух поваров вздернули…. А что это, кстати говоря, за вопли?

 Лошадь, не сумев замок сбить, подрыла подкоп под дверью и ревела уже оттуда, грозя всем страшной местью.

Тут уже Хорошая не знала, что ответить. Она так устала, у нее плечи и руки от тарелок ныли, она предпочла бы, чтобы Удав сам что-нибудь придумал. И он не разочаровал.

-Белки… -  сказал он проникновенно и со смыслом посмотрел вверх….

…Проводив Удава стали собираться сами. Уезжали, оставляя за собой беспорядок. Веро так и не домыла четыре сковородки.

-Не буду, - шипела она, - Вон на грядках следы от ботинок, вы же не пойдете их перекапывать. Да бросьте, она в любом случае недовольна будет.

 Остальные малодушно кивнули.

…Росомаха всегда и со всеми расставалась плохо.

-Да пусть катится! – швырялась она, а саму трясло всю, - Предатели! Обойдусь! Незаменимых  нет! Да кто она такая, возомнила о себе невесть что, я ее через неделю не вспомню!

А потом успокоится, обойдет два раза ресторан и опять заведется по-новому:

 -Я в нее столько вложила! Она в списке двухсот самых ничтожных людей, которых я встречала!

Веро это как-то раз услышала, открыла рот, и со свойственной манерой все представлять увидела, как Росомаха сидит ночью со списком и напротив фамилий крестики ставит. Образ был настолько впечатляющим, что при встрече с ней, Веро еще две недели вздрагивала. И только однажды, между прочим, спросила вскользь у Принчипессы:

-Ты думаешь, с тобой расстанутся по-другому?

-Да, - с уверенностью ответила та…. Но голос почему-то дрогнул.

….Когда уже все, наконец, загрузились и ждали только Буржуя – он бегал с курицей прощаться - на крыльце, хлопнув дверью, показалась Туша.

Все обмерли.
  Очень старательно, высунув язычок от напряжения, кошка тащила за собой чемодан.
-Я думала она с Росомахой, -  еле вымолвила Хорошая.

-Она, наверное, вещи собирала, - пробормотала Принчипесса.

-Мы ее брать не будем, - взвилась Лошадь.

А Максимильян больше всех восхитился.

-Вы только гляньте…. Гляньте, как смотрит. Аж, за душу берет.

 Кошачий взгляд беспокойно метался, отчаянно выискивая Буржуя. И все, не сговариваясь, почувствовали даже некоторое неудобство, не зная, как облегчить страдания влюбленной кошки. Все, кроме Лошади - ей уже все давно и откровенно надоели, она стояла и молча про себя чертыхалась.

 Буржуй же, не подозревая о вспыхнувших страстях, радостно примчался, забрался в телегу, и только тогда, заметив гнетущее молчание, удивленно обернулся. Увидел кошку, чемодан, и от ужаса завалился на бок.

-Ой, - сказал он, но прошло мгновение и, сделав над собой усилие, пес поднялся на ноги и впервые посмотрел кошке в глаза…. И вдруг неожиданно в ответ на эту упрямую преданность, в его сердце впервые шевельнулось что-то нежное.

-Ну, уж нет, - зашипела Хорошая и свесилась с телеги, - здесь только собако-кошачьих романов не хватало. Нам тогда Росомаха точно голову оторвет. Кыш, кыш Туша! Иди домой.

Глаза кошки наполнились мольбою.

-Давай, давай, иди. Хозяйку жди,  - повторила Хорошая, но уже не так уверенно.
Буржуй вздохнул.

Томми перекрестился - у него на кошек аллергия была.

Принчипесса старалась казаться бесстрастной, но потом не утерпела, достала платок и громко высморкалась.

А  Веро за последние четыре часа перемыла миллион сковородок, нее болела поясница, и ей было наплевать на всех кошек в мире. Она доползла до Максимильяна, потому что рядом с ним лучше всего было, в блаженстве уронила ему голову на плечо, и, закрыв глаза, несвязно пробормотала:

-Трогай, Лошадь….

Та словно команду ждала – фыркнула, переступила с ноги на ногу и зашагала вперед. Повозка нехотя тронулась, заскрипела, покатилась, оставляя за собой дом, курицу и кошку…
  Подумав про кошку, все еще раз обернулись. На крыльце, уже вдалеке, сиротливо, стояла Туша. Она все еще на что-то надеялась, жалобно мяукала, кончиком хвоста промокая слезы. Но Лошадь уже шагала и шагала, набирая темп, уводя телегу дальше и дальше. И тогда Туша, маленькая и трогательная, вздохнула, смирилась и, подняв на прощание лапку, долго-долго махала им вслед….

После этого все еще долго молчали, очень переживая, и Хорошая, что бы как-то отвлечься, рассеянно потеребила Буржуя по холке.

-Ну как там курица, а? Попрощался? Не нашел? Жаль. А что ты там все жуешь?  А что ты отворачиваешься? Буржуй!!! А почему у тебя морда в пухе?!!!


Глава 5.

Не успели отъехать, как Томми укачало.

-Что совсем плохо? – посочувствовала Хорошая и наклонилась рядом. Томми тогда уже свесился с телеги и дышал как рыба через рот.

-Уйди… - простонал он, - Лошадь останови, а?

-Малахольный! – закричала Лошадь, - Водички попей!

Веро, вздрогнув на плече Максимильяна, проснулась и вспомнила, как она сама ночью ходила водички попить.

-Останови, Лошадь, - просили тогда уже все.

Лошадь нехотя остановилась. Недалеко от дороги начинался лес.

-Извините, - вежливо сказал Томми, чуть не выпал из повозки, едва нащупал ногой землю и, пошатываясь, но, не теряя достоинство, направился к деревьям. Все с сочувствием проводили его взглядом. Веро подняла голову.

-А, знаете, - сказала она вдруг, - у Росомахи племянник есть. Что? Я когда ночью ходила воды пить и с ним и с теленком его познакомилась.

Все, забыв о Томми, на нее уставились. Беспокойство тогда никто не скрывал.

-Веро? – осторожно переспросил Максимильян, - Ты ведь не просто ходила, ты же упала где-то, ударилась, да?  Ты это помнишь?

Веро знала, к чему он клонит, это была их давняя семейная история.

…Однажды летним днем Веро с Максимильяном вышли в сад газон покосить. Родители только что купили новую газонокосилку…. Солнце уже вовсю припекало, пот лил ручьем, Максимильян с усердием дергал рычаг – газонокосилка наотрез отказывалась заводится. Веро стояла тогда за спиной Максимильяна, бесконечно лезла с советами и с азартом его подбадривала.

-Ты резче, резче дергай! – подпрыгивала она, - Ты не так делаешь! Тут изо всех сил надо!

-Да не мешай ты! - теряя терпение, отбивался Максимильян, - Отойди, говорю, сам разберусь!

Траектория движения шла от левой ноги к правому плечу, по диагонали. От ноги к плечу, от ноги к плечу.

-Резче, резче, - подпрыгивала Веро, - Не так тянешь! Резче, дергай, дергай, резче!

Максимильян дернул. Удар пришелся от ноги к плечу аккуратно в челюсть. Веро свалилась в траву, провалившись куда-то к центру земли…. Открыв глаза, где-то далеко в тумане, увидела восторженно-испуганное лицо брата.

-Завелась, представляешь?!!!

Но надо сказать, Максимильян тогда всю ответственность взял на себя. Делал за Веро в школе все домашние задания по математике, чтобы не будоражить в голове то ценное, что осталось после удара, сдавал зачеты, писал контрольные. В общем, Веро только благодаря ему школу и закончила….

Вот почему и случилось, что как потом она не клялась и руками не размахала, образ Лошадника всем представлялся слабо, а когда Веро про Григория стала рассказывать, стараясь образно на себе показать, как телята выглядят, так и вовсе на пол пути сбилась.

И уже почти совсем отчаялась, но вдруг ей благородно на помощь пришла Лошадь.

-Это правда, -  лениво кивнула она головой, - есть у Росомахи племянник. Он еще нашей Королеве любимым крестником приходится. Та в нем души не чает, разрешает его коровам по всей своей земле пастись.

Тогда все сразу забыли на Веро и на Лошадь уставились.

-Гляньте, - саркастически развел руками Максимильян, - заговорила, наконец. А то-то мы тебя раньше не спрашивали.

-А раньше не хотела, - с грубоватой нежностью ответила Лошадь, - А теперь куда от вас деваться… Давай, Веро валяй, рассказывай, что там тебе Лошадник наговорил.

-Я своими словами буду, – влюбленно посмотрела на Лошадь Веро, все еще растроганная неожиданной поддержкой, - мне рифму к слову понедельник не вспомнить….

 И у нее, конечно, не таким складным рассказ получился, судя потому как Лошадь морщилась, но суть она передала верно. Это она поняла, потому что Принчипесса потом, открыв рот, по делу вопрос задала:

-И что потом с детьми стало?  Как решили, кто наследником будет?

Лошадь важно губу нижнюю выпятила:

-Дальше я рассказывать буду….

История, рассказанная Лошадью

А в старом, знатном замке не задалось все с лета,

Когда родились принцы. Не раз уж, без обеда,

Король заботой мучился, кому оставить трон,

Но не найдя решения, оставил на потом….

***
Когда-то в Королевстве жил секретарь-министр.

Он был бесстыжий, старый плут и на руку не чистый.

Носил бриллиант на шее в сто двадцать пять карат,

И пожимал плечами, что в том не виноват.

А, протирая камень, вздыхал, что виновата

Его совсем нескромная, чиновничья зарплата.

О скромности не помня, ходил так во дворец….

Сколь ленточке не виться, и ей придет конец….

И как-то раз Король-отец позвал министра в гости

И как министр не хотел, Король сыграл с ним кости

(А кости, карты все равно - Король хотел бриллиант давно,

Хотел его по страсти, чтоб тот был символ власти.

Он по призванью был игрок, лишь долг служил на троне).

Забрал трофей, протер его и прикрепил к короне….

А на прощание сказал, что уважения ради,

Не только о кармане и о своей зарплате,

Перед всеми стоит хвастаться и тем позорить власть.

(Пусть высоко взобрались, недолго и упасть)….

Король носил тот камень в короне, не снимая,

От посягательств всяческих его оберегая,

И не скрывая никогда, как приобрел бриллиант.

Народ, ценя тот анекдот, назвал бриллиант «Талант».

Тогда вели  раздоры другие кто при власти,

И обвинив друг друга во всех, что есть несчастьях

Рассорились, расстались, никто не виноват.

Закрыл Король границу.

Ключом к ней был бриллиант.

…Прошло немногим двадцать лет, и принцы повзрослели.

Дела все были на двоих – играли, спали, ели,

Учились загонять лося, считать, стрелять, скакать

Никто друг другу не хотел и в малом уступать.

И вот однажды в летний день, из города Орехово

К ним Королева юная на званый бал приехала.

Красивая, пригожая, на лилию похожая.

И это было слишком – два брата как мальчишки

Влюбились, не сдавались, признанья добивались.

Поставили дворец вверх дном:

И серенады под окном и шоколад и обещанья,

Записки с просьбой о свиданье.

Но в благородстве рождены, соперничали честно,

И Королеве юной внимание было лестно.

В ее покоях шоколад стоял везде коробками

Она просила не носить, но было все без толку.

Захочет спать – с тоской поймет, что снова не уснет,

Ведь кто-то там под окнами опять всю ночь поет.

Она не понимала, всерьез не принимала

И общества обоих упрямо избегала.

Сначала их боялась, потом уже смеялась,

Но от упорства пылкого сдалась… и растерялась.

Пока ж они бодались, рогами упирались,

 И Королевой юною влюбленно восхищались,

Король был полон дум о том, кому отдать несчастный трон.

И как себя не мучил, ответ дать не спешил.

Кто первый сын, а кто второй – Король так не решил.

И вот в те дни на склоне лет, предчувствуя конец,

Решил спросить у мудреца. И вот пришел мудрец.

Был добрый, теплый, летний день. Был, кстати, понедельник.

Сказал мудрец: «Оставь печаль. Пусть будет тот наследник

Кто Вам подарит внука, родив в законном браке.

Король сказал: «Согласен!» Скрепили на бумаге.

А в тот же день в тени аллей, встав на одно колено,

Принц говорил, что всех милей, всех краше Королева.

И всю любовь, и все цветы, он ей дарить готов

И все рассветы навсегда….

«Благодарю…. но я сказала «да» другому Принцу-брату.

Ведь сердце выбрало его. Оно не виновато».

И тихо складками шурша, она смущенно прочь ушла.
И был назначен свадьбы день.

Лишь Брат Второй ходил как тень.

Ну, а поближе к февралю, не позже понедельника

Пообещали Королю, что в срок родят наследника.

И хоть вопрос, чей будет трон, для всех теперь был ясен

Но Брат Второй был зол, как черт, и был он не согласен.

И умер старый дед-Король, велев не горевать,

И Молодому Королю страною управлять.

А тот, готовясь, стать отцом, чтоб не было конфузов,

Чеканить серебром медаль, велел для карапузов.

Он помнил очень хорошо историю из детства.

И чтобы не было вновь ссор при дележе наследства,

Он снял корону с головы и вытащил бриллиант,

(И вздрогнул, будто пламенем, его обжег «Талант»).

И вот теперь был дан приказ, разбить «Талант» на части,

Затем чтоб каждый из детей имел свой символ власти.

И чтобы знал за кем рожден и впредь уже не спорил,

На каждом из «Талантов» поставлен был свой номер,

А чтоб не потеряли, был прикреплен к медали,

И при рождении близнеца, обещан был из рук отца.

***

И разве кто подумать может, что сам он их вручить не сможет.
Король исчез тогда внезапно, оставив все свои дела….
А Королева юная в срок точный родила,
И словно двадцать лет назад, где-то на рассвете,
В старом, знатном замке, вновь закричали дети...
***
И через несколько часов, когда родились дети,

Когда всех посчитали, вручили по медали

 Вдруг так же  тайно как отец, исчез под номером один близнец.…

Все это было странно, все обвиняли тайно,

Того, кто знал, что виноват, был очень зол

 Второй Принц-Брат….

Он к ней тогда пришел в ту ночь, она ему сказала: «Прочь!!!»

Он так и не забыл

И боль в груди, и жгучий взгляд.

Шатаясь, сделал шаг назад,

Отказа не простил.

Потом забрал племянника, чтобы пресечь все слухи,

И обязал мать с сыном прожить всю жизнь в разлуке. 

И чтобы знал, как вредно пить их несчастливый род,

 А может просто для того, чтобы повеселить народ,

Назвал младенца Чивасом и вырастил под стать:

Однажды тот набрел на погреб, когда ходил гулять,

Он был угрюм с рождения, и избегал общения

А в погребе прохладно, уютно и приятно, 

И как-то понемногу, он свил себе берлогу.

И проводил там время, наверх не поднимаясь,

 Порою месяцами с дядей не встречаясь.

И только лишь когда того, схватил удар во цвете лет, 

То Чивас взял шампанское «Брют» и вылез с ним на белый свет.

Вмиг отменил весь траур, всех разогнал в момент,

 Позвал к себе Министра, велел подать обед.

Они там много пили, к утру в конец устали,

Они всю жизнь друг друга, не знав того, искали,

Допили по последней…. И через пару лет

Жизнь в замке превратилась в один сплошной банкет.


После этого все долго молчали.

- Я не поеду, -  первой сказала Принчипесса, - Вы как хотите, а я не поеду. Они там все чокнутые!

Веро кивнула, ее тоже серьезно беспокоил один вопрос:

 - Вот ты мне скажи, Лошадь, без стихов никак нельзя? 

Только Хорошей интересно было.

-А молодого Короля и исчезнувшего младенца так и не нашли?

Лошадь головой покачала.

-Может, плохо искали? – снова отозвалась Веро, но в душе ее совсем не это беспокоило. Пока она спала на плече Максимильяна, у нее на солнце обгорели щека и нос, и теперь выходило, что на одной половине лица, у нее под глазом красовался синяк, а вторая  - пылала от солнечного перегрева.

-А что Королева? – настойчиво не сдавалась  Хорошая.

Лошадь отогнала хвостом пчелу.

- Чивас, как корону надел, даже слышать о ней не хочет. Так и остался дикарем -ему Главный Министр всех на свете милее. К тому же если наследник найдется, он снова трона лишится, так что вся эта семейственность ему не близка.

…И Лошадь толком закончить не успела, как вдруг из-за деревьев, за которыми недавно Томми скрылся, выпорхнула птица и, не останавливаясь, как самолет, помчалась на них.

Следом выскочила Алессандра, быстро огляделась и, издав дикий вопль, бросилась за птицей.

Следующим, что-то насвистывая, с чрезвычайно довольным видом вышел Томми, и Веро стало очень странно, как они там все не встретились.

Птица молниеносно пронеслась над повозкой, едва пригнуться успели, и потом уже просто смиренно стояли - ждали и смотрели, как размахивая руками, к ним навстречу бежит Алессандра. А Хорошая, едва слышно, сказала то, что и без нее прекрасно знали:

-И ведь, конечно, тоже будет делать вид, что нас не знает.

Только Буржуй от радости по телеге хвостом бил. Его Алессандра всегда печеньем кормила и брюхо чесала так, как никто другой –  ласково, но не по-девчоночьи разнежено, а с чувством меры, интеллигентно, даже в уязвимом положении  (когда он лежал на спине с задранными лапами и млел от счастья), сохраняя его мужскую собачью гордость. И Буржуй это очень ценил.

 Но не один пес был счастлив. Веро Алессандру тоже любила. Алессандра ей однажды  жизнь спасла.

 Это было как раз в те дни, когда Удав страдал, не знал, чем заняться. Без устали жертву себе искал, чтобы помучить.

Дело было накануне дня Хэллоуин. Удав, испытывая вполне объяснимую симпатию к празднику, когда нечисть радуется, решил его отметить с размахом.  Заказал много тыквы, две недели сидел с ножницами, крестики из бумаги вырезал. От официантов требовалось одно – явиться в костюмах.

За неделю до праздника Веро простудилась. Все дни ходила больная, постоянно ударялась о двери, потому что глаза слезились, и как итог, ничего не запомнила. Про костюм вспомнила, лишь, когда пришла в ресторан и увидела Принчипессу в наряде кошки. Та, окинув взглядом Веро в помятой футболке, злорадно мяукнула и провела характерным жестом по шее. Тут даже Томми согласился:

-Удав тебя точно убьет. Ты объявление в раздевалке видела? Он там так и написал: «Убью…»

Алессандра в наряде пирата с повязкой на глазу, застала тогда Веро в раздевалке – та пялилась в стенку, щурилась, по слогам читала объявление.

-Уже весь ресторан знает, – посочувствовала Алессандра, - развязки ждет. Удав тоже знает. Спрашивал у Робертины что-то про топор.

  Она только что вернулась с кухни. Уже с утра получила от Робертины за то, что ему овощи плохие привезли. Попыталась объяснить, что она здесь тарелки носит, а не овощи закупает - получила еще больше.

 Пошла спасать Веро.

-Сейчас мы что-нибудь соорудим, - сказала Алессандра и открыла заброшенный шкаф, в углу раздевалки. В том шкафу хранились ненужные вещи - прожжённые фартуки, порванные занавески, старые полотенца. Росомаха все давно велела снести на помойку, но кто именно это должен сделать не обозначила, и персонал продолжал складывать туда ненужный хлам, и там было все, и был рай для санэпидстанции.
Порывшись, Алессандра достала две полинялые, но вполне еще синие,  клетчатые скатерти.

 -Давай, Веро иди ко мне, будем тебе платье делать, жаль, иглы нет. Да не вздрагивай, я тебе поясом подвяжу. Сюда намотаем, здесь складочку сделаем, там подберем… нет, оставим, пусть лучше шлейф будет. Да? Теперь с верхом. Ты хочешь открытое? Закрытое? Еще больше закрыть? Еще больше? Чехол от стула принести?!
Через пять минут Веро в пышном клетчатом платье, как матушка гусыня, подпоясавшись фартуком, покачивалась туда-сюда и восторженно проверяла подол на прочность.

-Держится! Нет, глянь, держится!!!

Алессандра отошла и придирчиво ее оглядела.

-Чего-то не хватает, - поморщилась она, постояла, подумала, снова полезла в шкаф.  Через минуту издала победный клич.

-Только не это, - похолодела Веро.

Ей еще летом это странным показалось, когда деньги на день рождения Томми собирали…. Тогда это всем странным показалось.

 На подарок не хватало совсем чуть-чуть и пришлось всей толпой, заикаясь и робея, идти к Удаву с предложением поучаствовать. Удав деньги сдавать отказался, сказал, что подарок для Томми уже купил. И когда наступил праздник, в разгар веселья, гордый и щедрый, он велел сделать музыку потише и торжественно вручил свой сверток.

Когда Томми развернул подарок, то хорошо, что уже выпил, а то бы точно Удаву врезал. А так ему все равно было. Даже то, что ему мочалку подарили.

-А зачем она мне? – заплетаясь, только спросил он и ткнул Удава в плечо.

-Мыться! – сияя, ответил Удав и сказал это так радостно, как будто тоже в гости придет.

Томми тогда в сердцах зашвырнул ее в шкаф ненужных вещей, и откуда ее на свет в канун дня Хэллоуина вытащила Алессандра.

-Даже не думай, - как могла, защищалась Веро.

Мочалка была голубая, пушистая, похожая на дыню. Алессандра приделала к концам веревочки и, повязав Веро на голову, подтолкнула ее к зеркалу. Получилась очень кокетливо - что-то в виде шляпке, съехавшей на бок.

Когда Веро выплыла  в свет - ресторан перестал работать. На нее тогда все пришли посмотреть, даже коты с соседнего подвала, под предлогом, что к Туше. А Томми как ее увидел, упал на пол, свернул мешок с мукой и, лежа на полу, весь в белой пыли, выдохнул:

-Выходи за меня….

…Это был прекрасный момент, и сейчас Веро, пытаясь разобрать, что кричит  Алессандра, сильно жалела, что не согласилась - хотела, чтобы подольше поуговаривали, а теперь ведь могут и совсем не предложить.

 -Где она?! Где эта воровка?! – с воплем подскочила к телеге Алессандра.
-А? – сипло переспросил Буржуй, остальные все еще старались привыкнуть к новой орущей Алессандре.

-Сорока! – с надрывом крикнула Алессандра, - Поймаю эту дрянь, голову оторву!!!
И это тоже было правдой….

 ….Все сразу вспомнили прошлое Рождество. Тогда Алессандре поручили ресторан к празднику украсить, и она к делу с душой подошла. Принесла из дома старинные елочные игрушки, два дня их с трепетом развешивала, каждую минуту шаг назад делала, чтобы работой полюбоваться. Мимо тогда Буржуй по делам бежал, по дороге о чем-то размечтался, споткнулся о провод и перевернул елку. Все елочные игрушки разлетелись по ресторану осколками. 

 Принчипесса и Хорошая тогда не сговариваясь, Буржуя спинами закрыли, пока он, как раненый, отползал к выходу. На Алессандру смотрели так же как сейчас – в немом ужасе. Но Алессандра тогда сумела взять себя в руки - закрыла глаза, глубоко вздохнула и попросила метлу принести. Молча подмела осколки, швырнула сломанную макушку елки в ведро и тихо сказал:

-Поймаю… удавлю….

Буржуй это услышал, все понял, и без обид пошел Рождество отмечать к парням на помойку….

Максимильян этой истории не знал, он и Алессандру не очень-то знал, потому, как всегда, хотел докопаться до сути.

-За что птицу преследуешь? Ты не кричи, ты сказать спокойно можешь? Мы, кстати, птиц любим…. Мы белок не любим.

Но Алессандра никого не слышала, забравшись в телегу, она по-хозяйски, словно век со всеми знакома, растолкала остальных, подобралась поближе  к Лошади и скомандовала:
-Поехали! Лошадь! Пошла!!!
-Пошла? – возмущенно обернулась Лошадь, - Что значит пошла?!

Алессандра, поудобнее устроилась на козлах и, подобрав поводья, самозабвенно пообещала:

-А то значит, что сорока у меня мешочек с жемчугом украла. Если догонишь, я тебе целый браслет подарю.

«Зачем Лошади браслет?» - подумала еще про себя Веро.

 Но тут Лошадь задышала странно, прямо как собака. Прямо как Буржуй, когда Веро, развлекаясь, его куском ветчины дразнила, водя у самого носа со словами: «Хочешь, а? Хочешь?» А ведь он хотел….

И судя потому как морда у Лошади вытянулась, этот браслет ей тоже страсть как нужен был. В этот миг, накрытые одной волной, они с Алессандрой обо всех забыли. Алессандра вновь скомандовала: «Трогай!» И заржав в голос, Лошадь дернулась вперед, и в телеге все попадали друг на друга.

 А в это время Томми, крепкий и свежий, как только что сорванный салат, ничего не подозревая, направлялся к телеге. Шаг его был неспешен, плечи расправлены, взор ясен. После всех злоключений, познав темные моменты жизни, Томми вернулся к свету и был счастлив - не в пример остальному хламу, собранному в телеге. И  это продолжалось ровно до тех пор, пока он не заметил, что телега уже двинулась, Лошадь набирает скорость, и ждать его никто не собирается.

-Вы обалдели?!!! - закричал он, бросаясь навстречу и запрыгивая на ходу. Он хотел еще что-то сказать, но увидев Алессандру, забыл все слова и как другие повалился куда-то на пол.

-Скорее! – рвалась в нетерпении Алессандра и, приложив руку к козырьку, выглядывала впереди врага,  - Скорее, Лошадь!!!

-Как могу! – задыхаясь, орала в ответ Лошадь, - Я уже лет пять так не бегала!!!
Телега невозможно тряслась, Томми снова стало плохо и, стараясь переключиться, он повернулся к Буржую, пока тот рядом, зацепившись лапами о скамейку держался, и кивнул в сторону Алессандры:

-Что не узнает нас?

Буржуй отрицательно помахал головой, случайно отпустил лапы и тут же куда-то откатился….

Когда уже всех растрясло так, что не только Томми стал зеленым, но еще и Хорошая поперек телеги легла, Принчипесса ползала на четвереньках, искала, куда же укатился Буржуй, а Веро ей совершенно не помогала, Максимильян стащил брыкающуюся Алессандру с козел и сказал, что погоня за воображаемой птицей закончена. Даже Лошадь возражать не стала – ей гордость не давала признаться, но она уже пять минут ничего не видит, и только яркие круги перед глазами пылают.

-Она во Дворец полетела, - с досадой сказала Алессандра, - почту разносить.

Уловив недоуменный взгляд, рукой махнула.

-Да, представьте, она кроме того что ворует, еще почту разносит. И мне до нее никак не добраться, меня во дворец не пускают. Я в свите Королевы состою….

-Свита…? – саркастически подала голос Лошадь. Ей уже немного стало легче, она перешла на легкий галоп, но постоянно вертела головой, желая участвовать в беседе.

-Ну, да… – согласилась Алессандра, - какая там свита. Там только я, да еще пара человек. Только если я жемчуг не верну, у меня заказ пропадет, я платье к балу не успею закончить.

Оказалось Алессандра служит портнихой у Королевы, и у нее клиенток пол царства. Дамы к ней за платьями в очередь записываются, и все это по страшному секрету, потому что тех, кто состоит в свите Королеве, власть не поощряет.

-И во дворец тебя не пустят, -  раздраженно добавила Лошадь, - так что пропал твой жемчуг. И Бога ради!!! Хватит за поводья дергать!

Но Алессандру было не так-то просто остановить, она знала, что Лошадь рано или поздно потребует расчет за обещанный браслет, всю душу из нее вытрясет, пока та не расплатится, потому сейчас то натягивала, то отпускала поводья, доводя Лошадь до исступления, и это Алессандре как временный реванш был, как бальзам на сердце. Потом Максимильян захотел Лошадью управлять, потом Буржуй влез.

 А в это время в телеге, сраженные морской болезнью лежали Томми и Хорошая. Лежали валетом, старались не двигаться, тревожно вздрагивали, когда их на кочках встряхивало. Недалеко от них, закрыв глаза, так же без явных признаков движения раскинулась Принчипесса, но к ней, такой недвижимой, за время путешествия уже попривыкли и поэтому особенно не беспокоились. А за Принчипессой сразу лежала Веро. И Веро не было плохо, нет, ей как раз, очень хорошо было. Она закатала штаны по колено, чтобы ноги загорели, выставила лицо к солнцу и наслаждалась отдыхом. Но, чтобы не упрекнули, что она меньше коллектива страдает, время от времени, когда вспоминала, громко вздыхала.

Еще через час Лошадь взревела, сказала, что так жить нельзя и надо остановиться на ночлег.

-А деньги есть? – тут же по-деловому осведомилась Алессандра. Все сразу же посмотрели на Максимильяна. Даже Томми с Хорошей приподнялись и Принчипесса очнулась.  Веро как раз задремала.

-Ну, допустим, - нехотя протянул Максимильян, - Допустим, есть.

-Тут недалеко один итальянец гостиницу с рестораном держит, - объяснила Алессандра, - но у него железная дисциплина, никому никаких скидок.

При словах итальянец и дисциплина, Веро сразу проснулась – то ли она шею отлежала, то ли предчувствие закололо, но при игре слов итальянец и ресторан, - иллюзий ни у кого не осталось. Даже Максимильян выводы сделал:

-Ну, я так понимаю, следующим на очереди будет ваш бешеный повар.

- А может, не он… -  больше не сказала, а попросила Принчипесса, - а если он, так он же не узнает…..

  И когда Лошадь остановилась у белоснежного двухэтажного особняка, и с торжественным видом их вышел встречать Робертино, Принчипесса больше всех надеялась, что он их не узнает. За Робертиной тут же выбежал малыш лет четырех и внимательно оглядел прибывших.  Вихры его были взлохмачены, взгляд пытлив, а в руках он держал рогатку.  Очень довольный, словно только что подбил пару белок, он, прищурившись, посмотрел на каждого, и вдруг с особенным интересом уставился на Принчипессу.

-Веро, -  с тревогой спросила та, и схватила Веро за руку, - а почему он на меня смотрит? А, что он хочет? Смотри, он идет. Он к нам идет. Веро, зачем он к нам идет?!

-Я не знаю, - торопливо высвободилась Веро, - он не к нам идет, он к тебе идет, так что, дорогая, до свидания. Дети это всегда ужас, а дети Робертины это ужас в квадрате, и я пойду за Максимильяна спрячусь.

Карапуз, пошатываясь, спустился со ступенек, и вполне уверенно направился к Принчипессе. Приковылял к ней, задрал голову вверх и требовательно дернул за юбку. Принчипесса, растерявшись, села на корточки и протянул руку. Малыш тут же довольно ухватился за большой палец.

-Мой… - через секунду, гордо сияя, подоспел Робертино.

-Я поняла, - кивнула Принчипесса, - хватка такая же медвежья.

 Следом из дома вывалились еще шесть или семь детей разных возрастов, старшему из которых было не больше десяти.

-Мои, - еще больше гордясь, сказал Робертино, но потом увидел, что Максимильян достал монеты и стоя в стороне, нехотя их пересчитывает, заволновался, что у того может укрепиться мысль сохранить неожиданное богатство, и, желая ободрить, поторопился к нему, одарив по прибытию самой благодушной улыбкой. Веро сколько месяцев знала Робертину, никогда не видела такой улыбки.

-Ведь может же, когда хочет…. - пробормотала она невольно. Буржуй, соглашаясь, одобрительно тявкнул….

  Когда Робертина завлек Максимильяна в свою берлогу, остальных тут же окружили дети.

-Много их…. - пробормотала Алессандра, затравленно  оглядываясь.

  Дети, стояли как банда, смотрели исподлобья, каждый выбирал себе по жертве. Лошадь первая настороженно навострила уши, как чувствовала – ей не нравились блестящие взгляды в ее сторону. Буржуй хотел было ее успокоить, сказать, что не надо так бояться дивных крошек, но не успел – дети вдруг быстро переглянулись и рассредоточилось….

…Когда пришло время делиться впечатлениями, первой выступила Принчипесса. К этому времени малыш уже забрался к ней на руки и усиленно пыхтя, старался расстегнуть медальон на шее. Но Принчипесса до последнего отказывалась верить, ласково старалась отодрать ручонки, была мягкая как карамель.

-Оказывается, чтобы Робертино начал улыбаться, ему нужен собственный ресторан и десяток ребятишек.

-Это всем надо, - сентиментально отозвался Томми и погладил по голове, трехлетнего ангелочка, который лез по его ноге, как по канату, и, нахмурив лоб, недвусмысленно тянулся к карману.

А Веро при этих словах вздрогнула и потом уже стояла, не двигаясь, пока два близнеца деловито расшнуровывали ее ботинки, и все убеждала себя, а может ей все-таки показалось, как Томми про десяток ребятишек говорил.

Хорошая между тем пыталась разжать руки пятилетней малышки, что сошлись на шее у хрипящего Буржуя. И когда свет уже почти померк перед его глазами, он увидел, как Алессандра взяла ремень, и вернулся к жизни, чтобы досмотреть, чем дело закончиться.

И Алессандра ясно донесла свою мысль, завопив, что если три малолетних бандита, которые связали ноги Лошади, повалили ее на бок и потащили куда-то в кусты, не отпустят веревку, то она, не взирая на возраст, на восторженные речи, про то, что детей бить нельзя, выпорет всех до единого. И рука у нее не дрогнет!

И этот вопль все услышали. Тут же на крыльцо вышла жена Робертины - голубоглазая, изумительно красивая и поистине храбрая женщина. Приподняв бровь, без слов, одним касанием, она прогнала детей - те рассыпались по углам, как горох - и позвала всех ужинать.

 Лошади в тот вечер поесть относили дважды, как особенно пострадавшей, а Принчипесса еще потом несколько раз бегала, ей компресс на лоб меняла.

Пока ужин собирали, Робертино хотел гостиницу показать, но в гостиной экскурсия быстро закончилась. Проходя мимо фотографий детей, которые украшали стену, Робертино не утерпел, встал под ними и стал подробно рассказывать о каждом отпрыске. Веро почти сразу же перестала слушать….

  В это время Максимильян долго изучающе смотрел на охотничий капкан, который висел над камином.  Современное искусство он не понимал и не любил, если только оно не оценено  «Солсбери», и есть покупатели.

-Да нет же, - отмахнулся Робертино, - этот сувенир дорог нашей семье как память. Много лет назад я попал в переплет, который мне едва жизни не стоил.

Навещал однажды родителей,  возвращался домой уже затемно, решил дорогу срезать, свернул в лес и где-то там угодил в капкан. Ногу разодрал страшно. На мое счастье той же дорогой Молодой Король ехал. Они с Королевой тогда только-только свадьбу сыграли. Это сколько же лет назад было?! Мы еще совсем мальчишками были. Страшная ночь. Вытащил он меня тогда, домой привез, ногу спас – швы наложил так, что когда утром лекарь приехал, глазам не поверил.

Хорошая незаметно Максимильяна в бок толкнула.

-Скидку надо просить. Что? Мы же к Королеве едем, а Робертино вроде как ее супругу обязан. Что? Не даст? Ну, попытаться-то стоит….

За ужином ели так вкусно и много, что даже Буржуй, которому всегда чего-то не хватало, был покорен. И ладно если бы только ели…. Оказалось, что у Робертины за домом виноградник разбит, и после ужина он потащил Максимильяна и Томми в погреб, показывать, как вино делать. Буржуй, радостно задышав, за ними увязался. И миску с собой прихватил, на случай если дегустировать будут.
 Жена Робертины пошла детей спать укладывать, а остальные, те, кто остались без надзора, как могли себя проявляли.

 Принчипесса нашла на камине коробку сигар для гостей и решила ее опробовать.  Хорошая стащила с полки авторскую кулинарную книгу Робертины и, забравшись с ногами в кресло, спешно переписывала рецепты. А Веро сидела одна за столом и не на кого, не обращая внимания, ела уже третий кусок шоколадного торта, философски размышляя, что у каждого, видно, свой путь к релаксации. 

 Алессандра сначала где-то долго ходила. Потом пришла и подсела к Веро. Посмотрела преданно и ласково, и прошептала:

-Тебе халат нужен?

-Что? – тупо переспросила Веро, стараясь оторваться от шоколада, размазанного по тарелке. Что тут скрывать, последний кусок торта ее порядком измучил.

Алессандра заговорщицки огляделась и подвинулась поближе.

-Мы же с тобой в одном комнате ночевать будем?

Веро медленно кивнула и попыталась сосредоточиться. Не нравился ей этот разговор.

-Я проверила номер, там, в шкафу, халаты для гостей висят. Они такие мягкие, настоящий итальянский шелк, уж поверь мне. Я хочу их с собой прихватить. Это же отель – за все заплачено.

На лице Веро невольно отразилось сомнение, но Алессандра была очень воодушевлена.

-Там еще тапочки, шампунь и крем. Ты мыться будешь? Ну, я о том, тебе мыло  оставить?
Когда ушла Алессандра к Веро подсела Хорошая и замахала руками, рассеивая дым (Принчипесса сигарой задымила всю комнату).

-К тебе Алессандра подходила?  - спросила она, - Халаты просила? Ты бы видела эти халаты – мечта, а не халаты. Пусть берет. Тут, главное, чтобы она их вынесла незаметно. А потом мы сами их у нее отберем.

Через час из погреба вернулись Робертино, Томми и Максимильян – все они были очень веселыми. Томми нес на руках Буржуя. Кажется, тот был без сознания.

 А потом пришла жена Робертины и принесла еще один торт. Она была очень милая. Они с Робертиной были прекрасной парой, прекрасными людьми. Они были как родители, которые со всей нежностью пестуют своих птенцов и, перед отлетом на юг, разрешают попробовать абсолютно все.

 Принчипесса, затянувшись сигарой, беспрерывно кашляла, Хорошая нежно укоряя, стучала ей по спине. Алессандры нигде не было видно. Она, наверное, в это время обчищала комнаты. Веро, не выдержала пережитых эмоций и заснула, тут же за столом, рядом с остатками торта. Ее какое-то время пытались разбудить, гладили по голове, трясли. Максимильян даже поливал ее водой – Веро только счастливо улыбалась, это была их милая с детства забава.

 Потом Робертино взвалил Веро на плечо и отнес в ближайшую комнату. Максимильян с Томми благородно порывались отнести ее на второй этаж, куда ее изначально заселили, но Хорошая, сделав два шага назад, оценила их ненадежный вид и не разрешила. Сказала, что, они втроем обязательно где-нибудь завалятся, сами убьются и Веро прикончат….

…И, благодарно уронив голову на подушку, перед тем как окончательно впасть в небытие, последней догорающей мыслью в голове Веро была мысль не забыть, сказать Алессандре чтобы она из номера Максимильяна и Томми - тоже халаты вынесла….


Глава 6.

На следующий день Веро проснулась поздно. Первое что она увидела, когда открыла глаза, была Лошадь. Та стояла, сунув морду в открытое окно и беззастенчиво жрала герань в горшке на подоконнике.
-О, - оживилась Лошадь, когда Веро, сев в кровати, недовольно на нее уставилась, - проснулась наконец-то. Долго спишь – все уже встали.
- А ты что, смотришь, как я сплю?!
-Да, - сказала Лошадь и выплюнула герань, - и это было бесподобно. Я хотела народ позвать, но оказалось, что все заняты.
Веро сразу вспомнила, что Лошадь не Буржуй, и с ней свой характер придержать надо.
-Заняты? – делано миролюбиво переспросила она и сразу перешла к тому, что больше всего волновало, - А хотя бы завтракали?
-Не все, – хмыкнула Лошадь, - Не все смогли. Максимильян с Томми  с утра были без аппетита, оживились только, когда им Робертино к обеду кислых щей пообещал. Принчипесса не ела – она, кажется, со вчерашнего дня под кустом лежит, бледная. Но, надо сказать, все приняла к сведению. Я видела, как мимо нее Алессандра кралась, пакеты какие-то в телегу грузила, так Принчипесса ее поймала, усадила на траву и стала рассказывать о вреде курения. Поклялась, что больше никогда-никогда не будет курить.
Тут мимо окна, что-то озабоченно бормоча под нос, пробежал Буржуй. Он ни с кем не поздоровался, даже в их сторону не посмотрел, и только весь его вид выражал высшую степень обеспокоенности.
Веро недоуменно уставилась на Лошадь.
-Ну, а с этим что?
-Он вчера бифштексы закопал….  Сегодня ищет - не помнит где.
-А Хорошая…?
Лошадь с удовольствием кивнула.
-Эта – да. Эта ест. Ее ничто не берет.
…Хорошая сидела в плетеном кресле на веранде, умиротворенная, расслабленная, в солнечных очках и шлепанцах на босу ногу. Неспешно пила кофе. По блуждающей улыбке Хорошей, Веро поняла, что это уже далеко не первая чашка и, подойдя, первым делом обеспокоенно потянулась за кофейником…. Вокруг веранды росла сирень, ласково светило солнце, а на столе стояла полная корзина свежих булочек. Над вазочкой с вареньем дружелюбно кружились пчелы, от сортов сыра и ветчины на тарелке разбегались глаза, а Хорошая намазывала маслом бутерброд, и думала о том, что она хотела бы сидеть в этой сирени и мазать бутерброды много-много прекрасных лет, пока не станет милой старушкой, а вокруг нее будут резвиться дети.
-Дети, - вздрогнула Веро и быстро огляделась.
-Их нет, - безмятежно отозвалась Хорошая, - Их жена Робертины с утра повезла на соседнюю ферму, молоком отпаивать - не знаю, выживут ли после этого коровы. А Робертине продукты привезли, он их на кухне разбирает, так что если хочешь послушать его громогласный рев, это с другой стороны дома.
Веро села в кресло рядом и, щурясь как кошка, от удовольствия, погладила кофейник – он был до краев полон.
-Ну, а как тут обстановка в целом?
-По-разному, - сказала Хорошая и положила поверх колбасы еще два ломтя сыра, - Расчетный час в гостинице до шести, так что удрать раньше у нас не получиться. Кроме нас постояльцев в гостинице нет, так что всю нерастраченную нежность Робертино обрушил на нас. Он нам всем экскурсии организовал. Девочки пойдут посмотреть на овечек в местный заповедник, а Максимильян с Томми - на рыбалку. Робертино им уже удочки с ведром приготовил.
Веро замерла с чашкой. Представить Максимильяна в шикарном гараже, выбирающего утренний автомобиль, под цвет костюм, она еще могла. Но увидеть брата, в кирзовых сапогах, с удочкой и ведром - это значило осквернить прекрасный образ.
-А как Робертине удалось их уговорить?
Хорошая  отмахнулась.
-А… Они сейчас такие вялые. Их голыми руками можно брать.
…Лошадь от прогулки отказалась.
-Мне вас вечером на себе тащить, - процедила она, - я и без того нагуляюсь.
Принчипесса все еще лежала под кустом. Благодаря полуденному солнцу, она уже немного пришла в себя, но все еще старалась не шевелиться. Все с завистью смотрели на ее бледный обкуренный вид и сами никуда не хотели идти. Тянули время, искали причину, чтобы отказаться. С упорством стояли до тех пор, пока не пришел Робертино, и не начал орать.
- Счастливая…. – сказали они Принчипессе и печальной шеренгой послушно двинулись за ворота.
  Максимильян с Томми уныло повернули направо.
-Не пораньтесь только! Там крючочки острые!
Алессандра, Хорошая, Веро и Буржуй  повернули налево.
-Шевели лапами, собака! Хочу, не хочу….  Все мучаются….
…Как потом рассказывали, они и уйти-то далеко не успели. Зеленые поля, идеальные для пастбища простирались, до самого горизонта. Но не было видно ни одной коровы, ни одной обещанной овечки. Даже странно было, какая тишина стояла. Поддавшись этой тишине, все четверо шли молча, дышали свежескошенной  травой и каждый размышлял, как ему казалось, о главном.
 Алессандра думала о жемчуге – у нее болело  сердце и горели сроки, ей за платье не расплатиться было.
 Буржуй плелся рядом и грустно смотрел под ноги – из четырех зарытых накануне бифштексов он нашел только один.
Веро думала о том, что где-то недалеко в поисках рыбах рыщут Максимильян и Томми. Прибивая комара за комаром, они бдительно всматриваются вдаль – не клюет ли.
Хорошая думала о рецепте безе, которое только Робертино умел делать. Она за ним полгода ходила, стараясь хоть одним глазом подсмотреть, но он, как только начинал белки замешивать, сразу ее из кухни гнал. И вот, наконец, вчера, после экскурсии в винный погреб, Робертино был в таком приподнятом настроении, что Хорошая подошла с нужной стороны и выпросила-таки себе этот рецепт. Но утром все опять пошло не так, и Робертино, как только видел Хорошую, сразу бежал в другую сторону, будто бы по делам. Она никому не говорила, но крепко подозревала, что эту прогулку он сочинил, потому что все метался и никак решить не мог – и отпускать всех не хотел, и рецепт безе не желал отдавать.
И вдруг эту умиротворенную тишину, этот живописный покой сельской жизни пронзил чей-то истошный вопль.
-А?! – переспросила Алессандра, задрала голову, и в глазах засветилась надежда - Сорока?!!!
  Птица летела на них как самолет, который потерял управление. Увидев Алессандру, у Сороки пронеслась перед глазами вся жизнь, и в последних кадрах она  увидела, образ той, у которой недавно жемчуг стянула. Но поворачивать было поздно - посадочная полоса заканчивалась, и как она не махала крыльями, шасси уже было выпущено.
 Делать было нечего, изобразив глубокое раскаяние, Сорока с глухим всхлипом шлепнулась на траву перед Алессандрой.
-Ты…. – с надрывом пробормотала она, - А я тебя везде ищу….
Буржуй, не сдержался и фыркнул - он птиц не любил больше чем кошек. Но скрывал это, чтобы лишних разговоров не ходило. Об этом только Веро знала. Она как-то раз застала его, когда он, во дворе ресторана, заливаясь, на голубя лаял, а тот на него с крыши взирал недоуменно. Буржуй аж подпрыгивал от досады, и при этом так лапами смешно дергал, что Веро, выйдя после смены яблоко сгрызть, не удержалась и съязвила: 
-А ты маши сильнее, вдруг взлетишь.
Алессандра чувства Буржуя разделяла, сама была рада голову Сороке оторвать, но сначала надо было вернуть жемчуг.
-Ну, ты и дрянь….
-Здесь, -  пропустив последнюю реплику, с чувством похлопала по груди Сорока, - Все здесь… День и ночь берегла, чтобы враги не украли.
Но больше ничего не успела сказать, потому что воздух наполнился гулом, а земля задрожала, словно в ожидании конца света. В глазах Сороки мелькнул неподдельный страх.
-Спрячьте меня, - взвыла она и бросилась к Хорошей. Сорока еще раньше, сразу как упала к ногам Алессандры, Хорошую заприметила. Остальные в расчет не шли: Веро смотрела на нее с завидным равнодушием, Алессандра еще не оттаяла, а Хорошая хотя бы слушала с интересом….
 А Веро и правда до птицы не было никакого дела, она, не отрываясь, смотрела на линию горизонта, туда, откуда земля начинала дрожать. Смотрела, и в душе ликовала – к ним на всех парах Лошадник со своим стадом мчался. Ей невольно приятно стало, что у нее в Королевстве свои приятели завелись. А в стаде и коровки, и телята, и все, как она полагала, к ней хорошо относятся. Все породистые, опрятные, стройными рядами за Лошадником бегут. Веро бы, конечно, издалека Лошадника не узнала, но вот морду Григория, что  впереди, горделиво, как знамя сияло, она бы из тысячи других морд узнала. У этой морды было такое выражение, словно он  уже с утра ищет Веро и как только найдет, это все - на этот раз она от его чувств нигде не спрячется.
-Чтоб я сдох… - сказал Буржуй.
-Иди ты…? – удивленно переспросила Веро и посмотрела на Буржуя. Он тогда застыл и совсем в другую сторону  уставился.
Оттуда им навстречу с дикой скоростью, запряженная двумя гнедыми неслась коляска. На козлах, лихо управляя лошадьми, сидела Принчипесса….
-Как Принчипесса?!!! – открыла рот Алессандра, позабыв о Сороке, - Мы же ее только с нечёсаными волосами под кустом оставили.
Хорошая быстро взглянула на Веро –  хотела сказать, что время к худшему готовиться, но Веро уже переживала, о том, что Григорий ее заметил, и от радости шаг  прибавил.
И даже Буржуй, который до этого ко всем событиям относился с оптимизмом, немного сник, мордой то в одну, то в другую сторону вертел, а потом и вовсе прижал уши и голову втянул, чтобы поменьше казаться. У новой Принчипессы в руках был хлыст, и она им погоняла с такой свирепостью, что трудно было предположить начало легкой беседы.
-Меня-то, наконец, кто-нибудь спрячет!!! – сорвалась на крик Сорока.
 Алессандра вздрогнула, уставилась на нее и, кажется, даже не сразу  вспомнила.
-А, что ты натворила? Стащила что-нибудь?
-Ну, начинается….
 И Сорока уклончиво посмотрела долго ли до Лошадника осталось. А  когда поняла, что ничего не осталась, пыл растрачивать не стала, взмахнула крыльями, вспорхнула и, не спрашивая, к Хорошей в капюшон забилась.
Не успела она спрятаться, как с одной стороны Принчипесса, натягивая вожжи с криком коляску остановила, а с другой - с топотом, таким, что земля еще долго гудела, Лошадник с коровами подъехал.
Еще пыль не осела, как Принчипесса слетела с козел и, никого не замечая, подбежав, гневно набросилась на Лошадника.
- Вы по какому праву по моей земле без спросу стадо гоните?! – кричала она, и глаза сверкали бесстрашно и воинственно, – Всю траву стоптали! Всех овец распугали!
Лошадник, не успев спешиться, взирал на нее сверху вниз в изумлении.
-Веро, а ты как здесь оказалась? - бросил он между делом, но взгляда от Принчипессы не отводил, - Григорий, фу! Ну, Веро, ты же знаешь, что он к тебе не равнодушен.
А потом спрыгнул с лошади, снял шляпу и, слегка поклонившись, спокойно ответил на разъяренный взгляд.
- Значит, это ты хозяйка заповедника, и земли тоже твои…. Ну что ж, мы с коровами просим прощение. Ну, что ты кричишь? - Лошадник пожал плечами, - Ну что? Да, разрешения не спрашивал. Я пять лет здесь стадо гоняю и не спрашиваю. Чтобы твой заповедник объехать надо много времени потерять, а я торопился коров перегнать и крюк делать не хотел.
Принчипесса рот открыла и на коров посмотрела. Те стояли позади Лошадника, как банда – холеные, обожающие своего хозяина. И они тоже крюк делать не хотели.
Не зная, что ответить, давая себе время собраться с мыслями, Принчипесса вдруг заметила Буржуя. Его трудно было не заметить он сидел на задних лапах, уставившись на Принчипессу: и восторг и ужас на его морде были неподдельные.
-А вы кто такие? Почему по моей земле ходите? А-а-а, просто гуляете. Ну, гуляйте….
 И замолчав вдруг, она медленно обвела взглядом свои владения. Она словно о всех позабыла, даже о Лошаднике с его коровами.
-Как-то тихо все… - словно говоря с собой, тревожно пробормотала она, - Как-то непривычно тихо….
Что-то мучило Принчипессу, и это беспокойство ее выдавало. Она вдруг снова посмотрела на Буржуя.
 - Только осторожно гуляйте. У меня с утра рысь из загона убежала….
Веро невольно, с какой-то глубинной тоской тоже посмотрела по сторонам. Ей искренно хотелось думать, что рысь это что-то нарицательное, какой-то литературный прием, смысл которого она не понимает.
 Зато Лошадник был не склонен к сантиментам. Он тут же сбросил с плеча ружью и отрывисто огляделся.
-Рысь? – жестко бросил он, - Да…. Мне говорили, что ты чокнутая!
-Только посмейте! – тут же взвилась Принчипесса и, очевидно, образно защищая рысь, замахнулась на Лошадника плетью, - Никому не позволю стрелять на моей земле! Я вас с вашими коровами не приглашала!!!
- Ну, это же хищник!!! – стал кричать Лошадник, взывая к разуму, - Ты совсем спятила, рысь держать?!!!
-У меня нет слов… - тихо сказала Алессандра.
-Да какие тут слова… - понимающе отозвалась Веро.
-Да пропади они пропадом одна Принчипесса или две, - хрипло выразила общее настроение Хорошая, - только когда в дело пойдут ружье, плетка или рысь, как бы нас всех тут не задело.
 Они стояли в стороне, тесно прижавшись друг к другу, пока Лошадник и Принчипесса орали друг на друга, и им еще Григорий покоя не давал. Он сначала по старой дружбе облизал ботинки у Веро, потом оторвал от дизайнерских тапочек Алессандры декоративную пуговицу, потом стал жевать шнурки у Хорошей. А Буржуй стоял и ко всем еще мыслям в придачу, ждал в страхе, что будет, когда до него очередь дойдет.
-Но рысь!!! – между тем продолжал вопить Лошадник, схватившись за голову, – Рысь!!! Как можно рыси позволить без присмотра разгуливать!
-Она убежала! -   так же страстно кричала в ответ Принчипесса, и даже пыталась что-то объяснять, - Мне ее принесли еле живую. Я ее целый год выхаживала.  Теперь она здоровая, силищи столько -  одной лапой прибить может. Я думала, она домой захочет вернуться, два раза ее в лес отвозила, просила по-хорошему остаться.  А она не хочет….
Чувствуя со всех сторон непонимание, но, как видно, привыкши к частым укорам, Принчипесса, как могла, утешила, по-своему:
 -Да бросьте, не драматизируйте. Не сожрет она никого, она с  утра ела. И потом, что там рысь…. У меня в коляске олень лежит. И вот это проблема….
Лошадник уронил ружье. Все как один посмотрели на коляску.
-Чокнутая…. – вполголоса сказала Веро, - Я всегда говорила, что она чокнутая.
-А можно посмотреть? -  оживилась Хорошая, и тут же примолкла, под неодобрительными взглядами. 
- А что такое? – пожала она плечами, - Я люблю оленей….
Как оказалось оленей все любили. Даже коровы подошли, чтобы рассказать потом другим коровам, что такое видели….
-Это же не цирк вам, - возмутилась поначалу Принчипесса, но потом рукой махнула, - Да что уж теперь…. Смотрите….
Олень лежал, как мумия, перевязанный бинтами, начиная от хвоста и заканчивая мордой. И только был виден один плотно закрытый глаз. Понять, что это был олень, можно было только по очертаниям, да по рогам. Да еще потому, что Принчипесса клялась, что это олень.
-Это ты его так отделала? – как бы, между прочим, спросил Лошадник.
-Ты что несешь!  - снова в негодовании закричала Принчипесса, но, успокоившись, дальше уже спокойно рассказывала, - Это Чивас со своей дворовой сворой поохотился. Бедный олежек…. У него рана на боку и на шее. Еще две лапы перебиты. Дышит, не дышит, понять не могу. Вроде дышал пока ехали.
Алессандру два раза просить не надо было. Она тут же забралась в коляску, и подобравшись ползком к оленю, припала ухом…..  Все замерли.
 Алессандра ведь помнила, как они сорок минут назад бледную Принчипессу под кустом оставили. И если у нее по-прежнему оставались вопросы с количеством, то, положа руку на сердце, по-качеству эта Принчипесса из-за своих горящих глаз и несгибаемой воли была ей определенно милее….
-Дышит… - радостно объявила Алессандра. И все друг друга поздравили….
Но, невзирая на всеобщую радость, Лошадник хотел получить ответы на все свои вопросы.
-Тогда ты мне скажи, родное сердце, как королевский недобитый трофей оказался у тебя в коляске?
-Украла! – с вызовом ответила Принчипесса,
 Хорошая вздрогнула - у нее Сорока в капюшоне зашевелилась. Сорока на слово красть всегда шевелилась.
 - Охрана не доглядела. Слишком рано рога обмывать начали. Да что там говорить, пока они пили, я все могла вынести. Но благородно взяла только оленя. Мне, конечно, помогли, что уж тут скрывать. В одиночку я бы его не выволокла.
«Чокнутая», снова с невольным восхищением, подумала Веро и вспомнила, как однажды в разгар субботнего вечера, когда ресторан был полон, она забежала в подсобку. Принчипесса там читала. У Веро от этого зрелища голова закружилась, и дыхание сдавило. Она, не сдержавшись, вырвала у Принчипессы книгу и, срываясь на визг, закричала:
-Что?!!! Брэм?!!! Жизнь животных? Да еще третий том?!!! Это сколько же я за тебя тарелок разнесла, пока ты читала?!!!
… -Да, выкрала, - храбро повторила Принчипесса, - К врачу отвезла, он его перебинтовал. Сказал, что при правильном уходе парень выживет, ему только хорошо отлежаться надо. Слушай, убери своих коров, что они на меня таращатся?
-Чокнутая, - покачал головой Лошадник, - А кто выкрасть помог? Нет, лучше не говори, знать ничего не хочу. Стащить королевский трофей, это же надо додуматься. Да я лучше в следующий раз крюк сделаю, только бы с тобой больше не встречаться.
Принчипесса последнюю фразу мимо ушей пропустила – ее за всю жизнь, как только не называли. К тому же она в уме другое держала, так что не ко времени обижаться было.
-Понимаете, - начала она издали, - я не знаю, где оленя спрятать.  У себя не могу - королевские ищейки, уже протрезвели, и, наверное, во весь дух ко мне скачут. И я, конечно, понимаю, что мы совсем недолго знакомы, но может быть, вы чем-нибудь поможете? А?
И Принчипесса с такой надеждой на всех посмотрела, что Хорошая первая не сдержалась.
-Нет, я, конечно, могла бы поговорить с бабушкой, но у нас однокомнатная квартира.
-И на меня не смотрите, - пробормотала Алессандра, - У меня за всю жизнь только морская свинка жила, так и та сдохла.
А Веро даже отвечать не стала. У них в семье обычно Максимильян бездомных животных домой притаскивал. Вот был бы он здесь, то жил бы у них теперь дома олень, а так….
-Лошадник может оленя взять, – сказала Веро, и все посмотрели на Лошадника.
-Ну, уж нет!!! - завопил Лошадник, - А в эти игры не играю! Мне и без того есть кого спасать! Ух, Веро! Не ожидал от тебя!  У меня итак вся жизнь борьба - главный министр только и ждет, чтобы повод найти, мою скотину к себе в доход обратить. А оленя украсть, это государственное преступление. Эти охотники, они же чокнутые - они все перевернут, только бы свои рога вернуть. Даже не просите! Нет, сказал. Пойдем Григорий. Григорий!
Но Григорий не двинулся. У него в душе все перевернулось. Он же мужик. Он же мужика не бросит, пусть тот и олень. Он сел у повозки, словно караульный, и хоть в душе  робел от своего непослушания, но очень парня жалел. А потом рядом Буржуй сел. Он просто устал стоять, но тоже оленя жалел. И оба так сидели, красиво, преисполненные чувствами. Взывали к милосердию.
А потом коровы ряды сомкнули. Покорно мыча, смотрели на Лошадника своими блестящими глазами, тянулись к нему мордами и тоже за оленя просили.
И вдруг случилось чудо. Олень, видно почувствовал, что сейчас самое время, пошевелился и открыл глаз. Большой миндалевидный карий глаз. И этот глаз так смотрел, так умолял, что Алессандра снова вспомнила свою сдохшую свинку, Хорошая, решила, что все же сможет уговорить бабушку, а Веро подумала, что, наверное, все-таки придется взять себе оленя и свалить потом все на Максимильяна.
Лошадник покачал головой в сомнениях. Он сам уже давно придумал, где оленя спрятать можно, но признаться в этом не торопился. Сколько раз его Росомаха укоряла, что он безрассудства творит, на Главного Министра, как пес, нападая - за коров своих вступаясь. Но это другое, он там только за себя отвечает, а здесь же четыре растерянных девицы и олень, которого по уму пристрелить легче.
-Ладно, уже, - зарычал он, и подбежав к коляске Принчипессы, вскочил на козлы, - Накройте его чем-нибудь, чтобы никто не видел. И пусть он, пожалуйста, закроет свой глаз, душу мне не рвет! Что значит нечем накрыть?! Вот, куртку мою возьмите. Веро, а, ты часом, сороку не видела, она у меня браслет украла, я его тетке в подарок купил. Поймаю дрянь, точно голову оторву. Веро, да не закутывай его так, ему дышать надо! Григорий, собери коров. Стадо сам поведешь. За лошадью моей присмотри. Эй, ты воровка оленей, садись в коляску, будешь за украденным присматривать. Ну, все собрались? Ну, все. Свидимся, надеюсь. Пошла!!!
…Минуты две, не разговаривали, пока вслед смотрели, и пыль дорожная на них оседала. А потом Буржуй чихнул два раза, Алессандра очнулась и вволю себе поорать позволила:
-Что это значит?! – кричала она, - Почему их две?!!! Принчипессы!!! Откуда вы сами взялись?
-Да не ори ты так, - с досадой отмахнулась Веро, она тогда помогала Хорошей Сороку из капюшона вытащить, - Мы бы тоже могли спросить, откуда ты взялась - не спрашиваем же.
Хорошая тогда все скакала на одной ноге  – птицу вытряхивала, та сопротивлялась, все еще не верила, что Лошадник уехал.
-А ты смотри-ка, - бормотала Хорошая, пока скакала, - Принчипесса наша оленей ворует, кто бы мог подумать. Росомаха цветы разводит, Алессандра платья шьет, а Удав во власть поддался.
-Что?!! – перебивая, кричала Алессандра, - Что значит шью?!!! А что я еще должна делать?!!!
-Еще Робертино, - спокойно, словно убытки подсчитывая, отвечала Веро, - ты знала, что он всегда хотел свой ресторан открыть?
-Знала. Вытащи уже эту дрянь из моей кофты! У меня вся спина из-за ее когтей чешется. Робертино, когда меня видел, всегда орал, что когда свой ресторан откроет, меня даже на порог мусор вынести не пустит. Ну, что ты Алессандра все пугаешься, мы ведь сами больше твоего боимся. Буржуй! А с тобой теперь что?
 Буржуй остался сидеть недвижимо, там, где его Григорий оставил сидеть, и только пасть его беззвучно открывалась и закрывалась, словно он сказать что-то хотел.
-Рысь, – наконец, прохрипел он, - Смотрите, там рысь….
 Все как по команде обернулись. В двухстах шагах от них сидела большая красивая кошка. Кошка с лапами тигра и пятнистым окрасом. Это точно была Рысь. Весьма самоуверенная Рысь. Она сидела, грациозно выгнув спину, с небрежным прищуром. И только ее хвост, едва подёргивался, выдавая нетерпение.
Буржуй вдруг тревожно понюхал воздух.
-Чем это пахнет, не пойму, - торопливо пробормотал он, - Ну, страхом это понятно, но чем-то еще. Чем-то привычным. Ах, вон оно что…. Ну, можно расслабиться. Рысь не по нашу душу на охоту вышла.
-Лошадь, –  побелев, сказала Алессандра и рукой  куда-то вперед махнула.
Там по полю, им навстречу, совершенно счастливые в своем неведении, шагали Лошадь и Принчипесса.
-Ну, эти, вроде, обе наши, - приглядевшись, констатировала Хорошая.
Принчипесса к тому времени уже отлежалась и когда домой с шумом вернулись Робертиновы дети, могла уже мыслить ясно - то, что с ней не смог сделать никотин, доделают малолетние наследники. Пригнувшись, очень стараясь быть незамеченной, она бросилась к калитке, и неожиданно встретилась там с Лошадью - та уже через забор перелезала.
Счастливо сбежав от маленьких мучителей, они теперь, обе, гордо шагали, млели от солнца, пребывали в самом лучшем расположении духа.
А Рысь тоже с утра от хозяйки сбежала, по дороге гуся придушила, по лесу недолго погуляла. Все было вроде бы хорошо, но неясное томление вот уже два дня не давало ей покоя. Но когда Рысь увидела Лошадь, при взгляде на ее округлые, филейные формы с томлением было покончено. Рысь накрыл зверский аппетит. Рысь была воспитанная и не сильно голодная, но низменный инстинкт было не побороть. К тому же ей очень по душе гарнир пришелся - аппетитный лопоухий пес, пышный, как пюре к котлетам.
У Буржуя  тут же отнялись задние ноги.
 Рысь с удовольствием облизнулась. Вот если бы еще на закуску подавали запеченные птичьи крылышки….
У Сороки произошел инфаркт, она вывалилась из капюшона.
Пока Сороку подбирали Лошадь с Принчипессой подошли.
-Что это тут у вас? – спросила Принчипесса, близоруко щурясь, - А что с вашими лицами? А, что с собакой? Буржуй! Он что в обмороке?! А что это за киска, не разгляжу…. Мать ты моя….
-Кто? – слабо переспросил Буржуй.
-Рысь… - в тон ему отозвалась Принчипесса, но тут же хрипло сорвалась на крик, - Вы что спятили?! Это же рысь! Кровожадный хищник! Он вонзает когти глубоко в  жертву, а потом рвет тело зубами. Я читала.
Рысь нетерпеливо пошевелилась. Недвусмысленно посмотрела на Лошадь. Лошадь в ужасе замерла и опять подумала о детях – ей вдруг снова страстно захотелось увидеть милых крошек.
Веро старалась дышать спокойно – в голове крутились разные мысли, но, главная была та, что если Рысь начнет с обед с Лошади, то у них будет несколько минут форы. А что? Ну, жалко, конечно.…
Хорошая вдруг схватила Принчипессу за руку.
-Слушай меня, - торопливо и безумно зашептала она, - Некогда объяснять, но тебе надо приказать Рыси идти домой. Полезай на Лошадь, так убедительнее будет.
-Сама полезай, – возмутилась Принчипесса и постаралась высвободиться, - Совсем спятила?!!!
Алессандра поняла план Хорошей и схватила Принчипессу за другую руку. У Алессандры самой руки тряслись.
- Полезай, говорю, - угрожающе сказала она, - Хочу, не хочу, но если кто и может нас спасти, то это ты. Хоть мне и самой это странно….
Принчипесса, в надежде на спасение, последний безумный взгляд бросила на Веро.
-Полезай! – с жаром поддержала Веро, - И ори от души, как только можешь. Как на меня по утрам орешь, когда я на работу опаздываю.
А потом Буржуй перед ней упал – распластался как последняя молитва… И как табуретка.
Лошадь стояла ни жива, не мертва. И когда, втроем, как могли, Принчипессу на нее водрузили, Лошадь даже не пошевелилась. Стояла бледно-зеленая, и у всех был один страх - как бы животное не завалилось по Принчипессой.
А у Рыси терпение уже заканчивалось, и счет шел на секунды.
-Что?!! – со слезами прохрипела Принчипесса, - Что говорить-то надо?!!
-Домой!!! - зашептали  все, как в лихорадке, - Скажи, чтобы домой шла!!!
И тогда набрав в легкие воздух Принчипесса закричала…. И так закричала, взяла такие ноты, что птицы тут же вспорхнули с деревьев, кроты вылезли из нор, а кролики массово покинули свои жилища.
-Пошла-а-а-а!!!  На место!!! Домо-о-ой!!!
Буржуй хотя бы лежал – ему падать не пришлось, а Лошадь покачнулась, ее серьезно контузило.
-На место-о-о!!! На место, говорю, пошла-а-а-а!!!
Рысь постояла, полизала несвежую лапку – и где она только вляпаться успела? Что-то не давало ей покоя. Вроде и хозяйка похожа, и так же знакомо челку со лба смахивает, хотя того и гляди с Лошади свалится – все так. Но чтобы так кричала – нет, такого не было. Только и будет от нее -  бровь поднимет, и все без слов разбегаются.
Рысь еще раз бросила на Лошадь взгляд. Лошадь икнула.
 В глазах Рыси мелькнуло сожаление.
 Все затаили дыхание.
 Рысь махнула хвостом, по-кошачьи выгнула спину, и грациозно прыгнув, скрылась из виду.
-На место, пшла-а-а-а!!! – зажмурив глаза, продолжала вопить Принчипесса.
Стаскивали ее с Лошади всем миром.
-Все уже, слышишь, все. Тихо, тихо….
…Домой возвращали очень медленно. Лошадь с Принчипессой брели позади всех еле-еле, и все время от времени приходилось останавливаться, чтобы дождаться их. Хорошая с Веро тогда переглянулись украдкой, и не сговариваясь, решили Принчипессу в неведении оставить. Правда, Веро поначалу сомневалась.
-А может надо сказать, что она свой талант воровать оленей в землю зарывает?
-Не наше дело вмешиваться, -  упрямо настаивала Хорошая, - она сама разберется, а мы ее только с пути собьем. Вот если она тебя спросит, связывать ли ей жизнь с животными, тогда - да, тогда кивай изо всех сил.
-Меня не спросит…. – угрюмо пробормотала Веро, и хотела еще что-то сказать, но тут Алессандра вмешалась и, напомнив о себе, потребовала объяснений. Рассказывали, как могли, постоянно сбивались, перебивали друг друга. Не знали, на какой здравый смысл уповать, когда рассказ до Росомахи, Удава и Робертины дошел. У Алессандры еще много вопросов осталось, но тут ее Сорока перебила. Удобно устроившись на плече Хорошей, птица вдруг заскучала от того, что не она в центре внимания и перевела разговор, сказав, что жемчуг Алессандре вернет, когда они к Королеве приедут.
-А ты что тоже к Королеве собралась? – в очередной раз поразилась наглости Алессандра, - А тебе работать не надо? Письма, например, во дворец доставлять?
-У меня стресс, - бессовестно объявила Сорока, - Я на день отгул взяла. Отлежаться надо. У вас и полежу.
-А почему сейчас жемчуг не вернуть? Слишком добра много? – съехидничала Веро, -  Отсортировать надо? И, кстати, что там Лошадник про браслет говорил?
-А? – откликнулась Лошадь, она только что подошла с Принчипессой, заметно приоглохла на одно ухо, и ей все время казалось, что ее кто-то зовет.
-Бедная Лошадь, - покачал головой Буржуй.
 Но когда вернулись домой, и Робертиновы дети с восторгом к Лошади бросились, оказались, то, что она плохо слышит, даже ей в помощь. Дети шумели, кричали, без конца ссорились и дрались за очередь кататься. Лошадь покорно закрыла глаза, рассудив про себя, что быть спасенной дважды за день - это роскошь, и позволила себя гонять по двору как по манежу. И только к вечеру не выдержала, бросила влажный взгляд на Робертину и простонала:
-Эй, родители, ваших монстров не пора спать укладывать?!!!
А потом с рыбалки приползли Максимильян и Томми. Все как Веро предполагала  – рыбы не поймали, удочки утопили. Потом сами в речку упали.
-З-з-з-замерз, - прохрипел Максимильян и завалился на крыльцо.
 -Пол царства за глоток чая, - в тон ему пробормотал Томми и упал рядом, но потом приподнялся и добавил, - С сахаром, пожалуйста. Две ложечки….
Робертино даже обрадовался, что все без сил вернулись - предлагал  остаться еще на ночь. Но услышав это, Лошадь заревела в голом - дети притащили ножницы, поставили зеркало во дворе и собрались ей гриву стричь….
Потом еще час прощались, собирались, давали друг другу обещания. В телеге Максимильян по привычки всех пересчитал, и Лошадь уже, опьяненная свободой, за ворота выбежала,  когда оказалось, что вместо Буржуя Сороку посчитали.
Пришлось возвращаться обратно.
Оказалось, это Робертино пса завлек. Чтобы потянуть время и оставить всех ночевать в гостинице, он посвистел Буржую, поманил его лаской и торжественно вручил огромную баранью ногу. Тот, счастливый, упал с ногой в черемуху и с тех пор оттуда не поднимался. Томми его насилу там нашел.
И когда уже снова поехали, еще долго говорили о Робертине, о том, какой он добрый и славный. Вспоминали, как он стоял на крыльце со своей красавицей женой, обвешанный детьми и долго не мог их успокоить – те заливались слезами, не могли перенести разлуку с Лошадью.
И, не сговариваясь, решили, что если еще раз к нему приедут, то только в высокий сезон, когда отель будет переполнен, и Робертино не только на них свою безмерную нежность обрушит.

Глава 8.
 Пока ехали, и Буржуй уснул, обнимая недоеденную баранью ногу, Хорошая достала из кармана колоду карт и заговорщицки подмигнула Томми.
-О, нет, - простонал он, словно ему на больную мозоль наступили, - Раздавай….
Хорошей в картах не было равных. Как-то она притащила колоду в ресторан, и ресторан перестал работать. Робертино, Томми и Хорошая сидели в подсобке, пялясь в карты, как в трансе. И сколько бы Удав не ходил, ни орал на них, все кончилось только, когда Робертино проиграл аванс, зарплату и часы, а Томми - новые штаны. Томми как честный человек, сразу был готов расплатиться, и Хорошей еще пришлось умолять, не рубить так с плеча. И часы она Робертине вернула, только он этого жеста не оценил и еще долго был в ярости – кричал так, что все как мышки попрятались. А когда выползли,  торжественно объявил, что никаких пороков больше на его кухни не будет.
 И так это все прочувствовали, что два месяца после это вели себя прилично, и даже Удав по вечерам, хлебнув за ужином вина, в кухню спускаться побаивался.
-Принчипесса, не наваливайся нам меня, я тебе не пуфик - с раздражением прошипела Веро, - вон Алессандра рядом, на нее облокотись.
Но у Алессандры уже самой глаза странным блеском сверкали, ей теперь было на что играть, ей Сорока после долгих уговоров, жемчуг вернула.
-Ну, все Веро. Буди Буржуя, - сказала Принчипесса, – если мы сейчас Хорошую не остановим, все перессорятся.
Веро пошевелила ногой спящего пса.
-Просыпайся, Буржуй. Ты ведь не щепетильный? Встанешь позади Хорошей, будешь карты подсказывать.
Вот почему когда подъехали к дому Королевы, никто этого не заметил.
 Хорошая блефовала. Томми орал и вскакивал с места. Принчипесса подсказывала Алессандре, удивляясь про себя, как ее только нравы в коллективе не шокируют. Максимильян хладнокровно раздавал и считал про себя карты – выходило так, что банк он не сорвет, но на жизнь хватит. Веро щурилась, с трудом вспоминала правила и старалась прочесть в расширенных глазах Буржуя – тройка, семерка или туз. Потом оказалось, что одна карта потерялась, бросились искать, шарили по полу, оказалось, что Сорока стащила.
- Да приехали уже!!! – взвыла Лошадь.
И небо тут же затянуло тучами…. Наступила настоящая ночь, подул большой и сильный ветер, деревья вокруг стали казаться черными. Зашумела листва, с веток тревожно вспорхнул ворон  и хрипло прокричал два раза. Словно предупреждал о чем-то.
Буржуй вздрогнул.
В глубине аллеи стоял небольшой, заброшенный дом. Покосившийся, словно  застывший в позе печального артиста, с облупившейся штукатуркой и ржавой трубой по фасаду. Он меньше всего напоминал дворец Королевы.
-Может не сюда? – с тоской переспросила Веро.
-Сюда, сюда, -   успокоила Алессандра, - Покои, конечно, не роскошные, но что поделаешь. Чивас из козны на содержание двора Королевы крохи выделяет, а эти крохи еще Главный Министр ворует. Вот Королева сама справляется. Туристов по дворцу водит.
-И что ходят? – искренне поразилась Хорошая.
Алессандра уклончиво покачала головой и кивнула на дерево. Там под ветками, прибитая к стволу, висела небольшая, местами стертая, табличка.
-Услуги, - щурясь, прочитал Томми, - Экскурсия  по дворцу - пять монет, фото с Королевой - десять монет.
На объявление, воркуя, вспорхнул голубь. Обтрёпанный, как и весь дом, голубь напряженно прислушивался к разговору - было видно, что он здесь туристов не первый месяц караулит.
-Обед…. – зачитал дальше Томми и многозначительно остановился.
Все тут же в ожидании уставились на Максимильяна.
-Да о чем вы говорите! -  с досадой отмахнулся тот, - Робертино все до последней монеты снял. «Дети…» сказал он мне ласково, объясняя счет на четыре листа. Будто я ему алименты за них должен.
Голубь недовольно захлопал крыльями. Сорока в ответ громко фыркнула. Про то, что она голубей не любит, пока ехали, она уже пять раз рассказывала.
-А за что их любить? – спрашивала она, - Кто-то решил, что почту носить могут только голуби. А я тоже могу. Я быстрее их это делаю. Я за два дня полную сумку разнесла, три письма во дворец осталось - нет, все равно подавай всем голубей. И не надо сейчас на меня смотреть так, словно они меньше воруют. Нормально воруют. Как все….
…Перед входом Максимильян всех придирчиво оглядел, и как обычно, проверяя, стал пересчитывать. Буржуй беспрерывно зевал, и всех раздражал. Веро незаметно, как хомяк, похлопывала по карманам, проверяла много ли у нее печенья, схороненного от Робертины, хватит ли всем на ужин. Принчипесса достала зеркальце и, с пристрастием, удостоверялась, что среди этих олухов, она здесь самая красивая - на случай если надо будет Королеве понравиться. Хорошая размышляла о восхитительных Робертиновых халатах, о том, что Алессандра не так-то проста, и отобрать всё - не получиться, без своих бы не остаться. Алессандра же с неодобрением смотрела на Лошадь, та оставила телегу и уверенно направлялась к ним, намереваясь войти в дом. У Алессандры была своя причина сердиться на Лошадь - она боялась наедине с халатами Сороку оставить.
 А Томми бросил глубокомысленный взгляд на небо, затянутое тучами, и пробормотал, чтобы Максимильян считал всех быстрее….
…Дверь распахнул дворецкий. В сером истрепанном сюртуке, но с завидной выдержкой, что выдавало в нем старую школу, дворецкий оценил всех с первого раза. Особенно его поразило, как позади всех, по мраморным ступенькам упорно взбирается Лошадь.
-Что вам угодно? – в недоумении спросил он, не отводя взгляда от Лошади.
 И ту же минуту на землю хлынул ливень. Словно море с неба вылилось, все сразу стали мокрыми и нетерпимыми.
-А-а-а!!! – громко возжелал коллектив быть достойными чести перешагнуть через порог. Но дворецкий смотрел все так же бесстрастно, и в дом приглашать не спешил.
 И тогда Томми решил растопить лед - шагнул навстречу и по по-итальянски, сердечно, распахнул объятия. В глазах дворецкого мелькнул ужас. Максимильян сразу же вмешался, влез вперед, и, перекрикивая ливень, объяснил вкратце, что Томми - это еще не самое страшное. Лошадь уже два раза поскользнулась на луже, но до верхней ступени осталось пара шагов, и когда она доберется, ее уже не унять будет.
-Ну, заходите тогда быстрее, -  поморщился  дворецкий, - я доложу. Проходите сюда, не капайте на паркет. Ноги вытирайте.
-Паркет? – недоуменно уставилась Хорошая под ноги, - При чем здесь паркет?
Хорошая зашла первая и мнение об обстановке сложила самое объективное, у нее из всей компании меньше всех иллюзий было - вот она меньше всех и расстроилась. Она еще раз огляделась и утвердительно кивнула – это был глубокий, глухой Прованс…. Можно было другое слово подобрать, но дворецкий стоял рядом с неизменной выправкой и Хорошая в душе сжалилась. Потертый пол, облезший комод у входа, деревянные балки, сваленные посреди комнаты, мебель, накрытая чехлами, банки краски на полу, разбросанные кисточки, железная лейка, два ведра и повсюду толстый, толстый слой пыли. Словно здесь очень давно убирались. Словно ремонт начали  делать еще при Римской империи, потом пришли варвары снова все поломали, хотели построить все по-новому, но деньги кончились. Даже стены начали красить в лазуритовый цвет, но тоже деньги кончились. И банку с краской не до конца закрыли. Хорошая бросила быстрый взгляд по сторонам. Прекрасно - зато все окна заколочены наглухо.
-Ты рот-то закрой, - тихо наклонилась она к Буржую, - Я не шучу. Сейчас надышишься….
Буржуй посмотрел на нее блестящим взглядом и глупо хихикнул.
-Следуйте за мной, - холодно произнес дворецкий, - По дороге ничего не трогайте. Здесь все антиквариат и все бесценно. Картины восемнадцатого века, гобелены, расшитые золотой нитью, гравюры голландских мастеров. Где? Все в подвалы убрано – выставляться будем с недели на неделю, когда ремонт закончим. Вы чуть-чуть раньше приехали…. Вот здесь только ступайте осторожно, у нас в этом месте паркет разобран….
Хорошая следовала по пятам дворецкого, вполуха слушала его фальшивую браваду, и ее что-то очень-очень беспокоило. Она быстро обернулась. Так и знала, никого не было. Пока дворецкий, перепрыгивая через разобранный паркет, был занят тем, чтобы, прыгая, не растерять свое достоинство, Хорошая бросилась обратно к двери.
Первой, прямо веред входом, встретила Алессандру - та сидела на полу, у банки с краской и, наклонив голову, сушила волосы.
-Ты совсем обалдела? – потрясла ее за плечо Хорошая.
-А что такое? – безмятежно отозвалась та, - не могу же я явиться к Королеве с мокрой головой ….
-О! А ты где была? - услышала Хорошая и вздрогнула. За ее спиной стояла Веро и жизнерадостно держала швабру.
Хорошая не стала тратить время на беседу и сразу перешла к сути.
- Зачем тебе швабра?
-Принчипесса венецианскую вазу разбила. Споткнулась. Надо осколки замести. Под диван замету, как ты думаешь?
 И Веро махнула рукой на что-то покрытое чехлом, по очертаниям напоминающее диван. Из-под чехла тут же выползла Принчипесса и не то виновато, не то шаловливо помахала рукой.
Хорошая похолодела.
-А где остальные?
- В соседней комнате, - ответила Веро, энергично метя пол, - Карниз вешают. Что? Томми поскользнулся на клее, ухватился за занавеску. Удержался…. Карниз на него свалился. А где Буржуй, не знаешь?
Хорошая, пошатываясь, пошла в соседнюю комнату. Зажала рукавом нос, перешагнула через ведро, сделала несколько шагов и увидела Томми. Тот стоял у окна, и, задрав голову к потолку, держал карниз. 
Хорошая, с облегчением, огляделась. Было столько пыли, так что не страшно, что Томми сорвал карниз – занавески все равно надо было стирать. А Томми продолжал стоять, задрав голову, и обнимал карниз - он размышлял сразу ему бросить это неблагородное дело или еще немного постоять, разыгрывая из себя героя. Максимильян, вон, гад, ему не помогает, стоит у облупившегося камина и что-то там рассматривает.
-Как ты думаешь? – бросил Максимильян Хорошей, как только ее увидел, - Ничего, если я возьму эту пепельницу из малахита? Ну, я не просто так возьму, я для доказательства, что это все с нами происходит на самом деле.
-А? – жадно переспросил Томми, с облегчением бросил карниз и подскочил к Максимильяну - А еще что-нибудь есть? Что? Я тоже сувенир хочу!
Потом пришел дворецкий, обвел всех изумленным взглядом, и снова погнал всех к Королеве.
Хорошая сказала, что пойдет последней и пока шла, где могла, окна открывала, чтобы дом проветрить. Дождь почти закончился, тучи рассеялись, и вечер стал светлее. В распахнутые окна торопливо врывался свежий воздух, и все немного пришли в себя.
По дороге к Веро незаметно Буржуй пристроился.
-Ты где был?!!
-Где, где.… На кухню бегал, выяснял, будут ли кормить. Что? Да о чем ты…. Не единого шанса…. Осторожно! Принчипессу держи!
Веро схватила за рукав Принчипессу, чудом, ее удержав. Та вся еще шагала нетвердо, и, проходя по будуару, ведущему в покои Королевы (так сказал дворецкий, потому что самим не разобраться было, пыль везде одинаковая лежала), едва не зацепила лестницу, на которой стоял электрик, и, вглядываясь в потолок, задумчиво смотрел на провода.
 Дворецкий недовольно задрал голову.
-Ну, скоро уже? Мы два дня без света сидим!
-Еще минута! - радостно отозвался электрик.
Дворецкий покачал головой. По всему было видно, что его ни гости, ни персонал не радовали, но он не поддался чувству, совладал с собой, вздохнул и торжественно распахнул двери….
…В темном, мрачном зале с высокими потолками, натертым паркетом, потому что Принчипесса тут же поскользнулась и завалилась, трудно было что-то увидеть.
-Ну, если только присмотреться, – тихо сказал Максимильян, и все присмотрелись. В глубине зала величественно стояла женская фигура в длинном платье и короной на голове. И никто не знал толком, что сказать, что ожидать и как себя вести. Даже Алессандра вдруг смутилась и притихла, хотя не раз для Королевы платья шила.
-Может поздороваться надо? - шепотом спросила Веро, пока поднимали с пола Принчипессу.
Королева постояла еще мгновение и медленно двинулась к ним навстречу. И отчетливо были слышны шаги, эхом, уходящие в своды зала и шуршание складок платья.
У Буржуя от ужаса шерсть вздыбилась, он изо всех сил обнял ногу Веро. У него кроме этой ноги, ничего роднее в ту минуту на свете не было.
-Свет врубаю!!! – радостно прокричал за дверью электрик, и тут же вспыхнули миллионы лампочек. Все вокруг засверкало, и когда глаза привыкли к свету, все увидели, как перед ними властно и роскошно стоит Королева….
-Мама… -  прохрипел Буржуй.
-Мама… – побелев, прошептала Хорошая.
Королева, вздрогнула и шагнула вперед.
-Мама!!! –  раздался вопль, что-то с грохотом упало и все снова погрузилось во тьму.
На пороге появился дворецкий. Вежливо откашлялся.
-Ваше Величество, света еще какое-то время не будет. Думаю, месяца два, пока переломы не срастутся….

Глава 9.
Веро тихо на цыпочках шла по коридору. Было раннее утро. Под ногами жалобно скрипел паркет. Краской пахло сильнее, чем накануне – чем ее только здесь разводят?
Утренний свет слабо пробивался сквозь закрытые окна. Веро подошла к входной двери и легонько ее толкнула. Открыта. Прекрасно. Входите, кто хочет, проходите. Берите все то, что не успели вынести Максимильян и Томми.
Веро вышла на крыльцо. На перилах висели шнурки от ботинок.
«Зачем здесь шнурки?» - задала она себе вопрос, который, так же как и многие другие, предполагал остаться без ответа.
Веро немного лихорадило, она закуталась в кофту и, еще раз недоуменно взглянув на шнурки, села на ступеньку. Сад был окутан утренним туманом, птицы еще только-только начинали просыпаться.
Но перед глазами стояла уже другая картина, как Королева протягивает руки к Хорошей, а та стоит не двигаясь, и в глазах ее не то счастье, не то ужас….
От Королевы, и правда, нельзя было взгляда отвести.
Она стояла, освещенная огнями, в алом платье, и ее светлые волосы спускались по плечам. Она смотрела только на Хорошую, терпеливо давая той время прийти в себя, и в такую долгожданную для нее самой минуту, ничем себя не уронила, и вся была величие и красота.
Эта прекрасная женщина, представляла такой контраст разрухе, которую они видели в доме, что Веро, может быть, меньше всех поверила в это: «Мама….».  И только когда Королева приблизилась, Веро уловила в ее лице ту же черту, что и у Хорошей – ту же всеобъемлющую, неподдельную искренность.
После этого Веро сразу перестала сомневаться в родстве – такой подарок с Королевой и Хорошей могла только генетика сотворить….
…Эта искренность, на тему: «что думаю, то и говорю», бесконечно обескураживала Веро. Она сама поначалу долго к этому привыкала, а попривыкнув, старалась уберечь от шока других.
Однажды Удав явился в ресторан в прекрасном расположении духа. Сам собой гордился, не знал, куда счастье девать. Огляделся. Взгляд упал на Веро и Хорошую. Милостиво подозвал их пальцем, усадил обеих за стол. Решил первый раз в жизни премию выписать. Вальяжно достал блокнот и пока листал, сказал небрежно, видимо, надеясь на взаимность:
-Так устал. Проснулся утром, посмотрел в зеркало, показалось, что у меня глаза красные. Нет?
Веро, конечно, тут же хотела, ответить, что, дескать, нет, они у вас голубые как небо в ясный день, но тут  Хорошая встряла.
-Они у вас всегда красные,  - искренно сказала она, всем сердцем желая помочь, - как у вампира. И мешки под глазами уже два месяца не сходят. Вы бы пили поменьше….
Удав замер и на Хорошую уставился. Веро тоже на нее уставилась. У нее холодок между лопатками побежал, когда она поняла, что Хорошая еще что-то добавить хочет, и, не сдерживая себя, что есть силы, треснула под столом ее ногу…. Оказалась это была нога Удава. Он взвыл от боли, а потом у них тридцать процентов из зарплаты вычел….
….А так, конечно, ко всему привыкнуть можно. И к тому, что Хорошая, дочь Королевы, и к тому, что трава в туманной дымке кажется синей,

История, рассказанная Королевой
И кто бы, в чем не уверял, за праведностью лет,
Король совсем не исчезал, был прост на все ответ.
Король и будущий отец, покинул утренний дворец,
Надеясь, что вернется в срок.
Переступил через порог….
…Забыв о всем, вдруг обернулся, жене любимой улыбнулся,
Не знал, что встретят вновь рассвет, они лишь через много лет….
Ему вручил посланье Брат,
Король был рад и был не рад,
Что в день рождения детей и в ожиданье счастья,
Его зовут на мирный суд другие, кто при власти,
И чтоб всем помириться и в гневе не сходиться
Король был должен на два дня перешагнуть границу.
Но только он покинул дом, как разнеслась молва,
Что Брат желает сесть на трон и свергнуть Короля….
…И в день рождения детей, предчувствуя беду,
Велела Королева карете ждать в саду.
Запеленала туго с носочков до конца
Детишек и собралась бежать прочь из дворца.
Но маленький наследник орал весь понедельник,
В то время как наследница спала глубоким сном,
И из дворца Принцессу в горшке цветочном вынесли,
Надеясь, что наследника вынесут потом.
Пока же выносили, то вышло не по силе
Горшок тот оказался. И вот разбит горшок….
Принцессу уронили, «Талант» в траве забыли.
И с Королевской Бабушкой, хлебнув на посошок,
Отправили прочь из дворца под бдительный надзор отца….
…А Брат Второй, узнав о том, что Королева в ночь,
Коварно спрятала в горшке и отослала дочь
Под покровительство отца, на грех подальше из дворца,
Кричал и сильно возмущался. Потом зашел и попрощался.
Пожал плечом, сел на кровать, сказал, не в силах он понять,
Как можно было так бездарно «Талант» Принцессы потерять.
Сказал, что не простит обман, пусть собирает чемодан….
 Забрал наследника себе, забрал его «Талант»,
И королевский сын теперь навек его гарант.
Закрыл границу, тем сказав, что брата не простил,
И много лет себе твердил, что честно отомстил….
…Открыть ее мог лишь «Талант», ведь он был символ власти.
Король недаром повелел разбить его на части….
 «Чокнутые, - в который раз подумала про себя Веро, - «Талант» они потеряли.  Не могли до кареты ребенка без происшествий донести…».
 И вдруг из-за тумана вышла Лошадь. Вся белом облаке, безмятежная, что настораживало, она фыркнула два раза и отряхнулась.
-Фу-у-у, - поморщилась Веро недовольно, - Что у вас за манера у животных?
И еще больше сердясь, добавила:
-Ты все знала?  Сама рассказать не могла?
-Смотря, что знала, – протянула Лошадь, словно ей все безразлично было, - Что Хорошая - принцесса, не знала, у меня и сейчас крепкие сомнения, не тянет она на корону.  А то что «Талант» потеряли, это да, это мне еще дедушка рассказывал.
Лошадь зевнула.
-Он тогда на службе у Королевы главным Конем состоял, и в похищении принцессы участвовал. Когда спохватились, что «Талант» потеряли, Росомаха главным садовником во дворец устроилась, они ведь с Королевой сестры родные. Что с лицом-то? А-а-а, не знала? Ну, ничего, это еще не самое страшное. Росомаха за все эти года королевский сад десять раз перекопала, все без толку - «Талант» принцессы исчез бесследно. А без него вы границу не откроете, и домой не вернетесь.
Веро помолчала, она нахальству Лошади поражалась.
-И ты знала, что Королева границу открыть не может, все равно притащила нас сюда и ничего не сказала.
-Не мое дело, - холодно ответила Лошадь, -  Я при ее дворе состою, приказали привезти, я привезла.  Но краем уха слышала, что Королева сватает вас во дворец поехать, чтобы вы «Талант» принцессы поискали. Все знают, что Чивас не наследник, на его камне цифра два выбита, и если вы «Талант» Хорошей найдете, то сразу ее права на трон докажете….
Веро на Лошадь уставилась.
- А как мы интересно его найдем? – непонимающе спросила она, - Если за столько лет его Росомаха не нашла?
-Не знаю, - усмехнулась Лошадь, - Но у вас второй шанс есть. Вы можете «Талант» у Чиваса стащить, он тоже границу открывает. Только Хорошей это вряд ли поможет.
Обе помолчали. Веро вытянула ноги, откинулась назад и снова задумалась. Туман медленно рассеивался.
 -Я только одного не понимаю. Если один «Талант» потерян, второй у Чиваса, то кто нам границу открыл? Мы-то сюда как попали?
Лошадь вдруг поморщилась, засопела и носом к копыту  потянулась.
-Это я не знаю. Говорю, мое дело отвези, привезти. И хватит о делах. Давай, как женщины поговорим. Смотри, что у меня есть! 
Лошадь задрала ногу, и поднесла к лицу Веро, та едва успела отпрянуть. На ноге Лошади маленькой змейкой, блестел жемчужный браслет.
 - Сорока подарила.  Правда,  жмет сильно.
-Так сними, ненормальная!
-Не-е-е… Красиво же.
Веро подозрительно прищурилась.
- А это, случайно, не тот браслет, что Лошадник искал?
Лошадь  тоже задумалась.
-Тот, не тот…. А ты зря сидишь на крыльце. Воздух на рассвете холодный, вмиг продует. Пойдем лучше к нам, в конюшню – там тепло и свет есть. Я думаю, Сорока тебе тоже что-нибудь подарит…. Чтобы мы к этому разговору больше не возвращались.
Лошадь не обманула. В конюшне было уютно и светло. У стены лежало душистое, мягкое сено. Веро вдохнула аромат и тут же, нырнув с головой, закопалась поглубже.  Сразу что-то нащупала.
-А-а-а… - возмущенно вылезла из-под травы сорочья морда, - Хвост отпусти!
-Слушай, Сорока, - закрывая глаза, блаженно пробормотала Веро, - А тебе некуда не надо? Ну, там на работу? У тебя сумка от писем ломится.
Сорока сонно в клубочек свернулась.
-Успею еще. Привыкла к вам, а я не каждого в свою душу пускаю… Вы же все равно во дворец поедете - вот я к вам и пристроюсь за компанию. Мне осталось только Чивасу письма отвезти.
-Поехать-то мы, может, поедем, только, кто нас туда пустит…. – не открывая глаза, отозвалась Веро и вдруг, осененная догадкой, приподнялась на локте и с интересом уставилась на Сороку - Слушай, а может, ты нас проведешь как-нибудь?
-Ты, что? – зевнула птица, - там такая охрана. Меня только благодаря почтовой сумке туда пускают…. Там даже крысы в подвале с бейджиками бегают. Ничего у вас не получиться. Никакого воображения не хватит туда попасть. Это невозможно….
 До Веро уже почти засыпала, когда до нее последняя фраза донеслась…. Про невозможно. Одно «невозможно» с ней однажды уже случилось.

Глава 10.
…В детстве Веро от прабабушки достался старинный рояль. Огромный черный инструмент, занимал полкомнаты и вселял ужас.
-Ужас... – подтвердил Максимильян, - И ведь кто-то должен на нем играть. Ну, в память…. Мне кажется, Веро, ты очень способна. Ну, очень. Может, даже великой пианисткой станешь.
-А? – не успела сказать Веро, и родители записали ее в музыкальную школу.
Сначала было незаметно – несложные пьесы, неловкие пальчики. Но в конце второго года пришлось признать – у Веро нет способностей к музыке, абсолютно никаких.
Она заваливала экзамены, не помнила партии, с трудом освоила нотную грамоту. Забывала расписание, вместо двух часов занималась по десять минут, и всегда плелась в отстающих. Потом возглавила отстающих. Потом даже стала в чем-то примером. Кто пропустил занятие по хору? Веро. Кто не сдал зачет по гаммам? Веро. Не будешь заниматься, будешь, как Веро, будут пальцы не гнуться, как у Веро, будешь стыдом всей школы.
Но еще большим позором было то, что она дико боялась публики. Когда Веро просили сыграть у нее проявлялись все симптомы панической лихорадки - потели ладони, дурела голова и на клавиатуру пялилась в таком изумлении, что просившие уже сами извинялись и упрашивали ее не играть.
Особенно страшно было на экзаменах, когда она стояла перед дверью, старалась унять сердцебиение и судорожно вспоминала с какого аккорда начинать. Еще через две минуты, срывалась с места и мчалась в соседний класс повторить трудное место.  Падала на стул, открывала крышку  инструмента и тут оказывалась, что трудное место она помнит –  она легкое, забыла!!!
А в коридоре уже орали: «Веро! Веро!»
Веро бежала обратно, поднималась на сцену и выдавала такой ужас, что оставалось только встать и красиво поклониться.
- Твердая тройка -  говорили сердобольные преподаватели, – Молодец… Красиво поклонилась.
- Меня это так беспокоит, - поделилась однажды Веро со своей подругой, талантливой пианисткой, - Словно в мозгу вместо извилин сплошные белые пятна. Я так переживаю. Может, к врачу обратиться?
-А может надо начать больше заниматься? – ответила та.
Так Веро доучилась до конца школы. Последний год считался самым важным – все мечтали поступить в консерваторию. Даже те, кто не «блистал», втайне надеялись на чудо. Дело в том, что каждый год консерватория выбирала несколько музыкальных школ, проводила конкурс талантов, и победителям вручался грант на обучение. В тот год выбор пал на школу Веро. Новость потрясла всех, доведя директрису до обморока. Легкомысленная пора закончилась, все засели за гаммы. Занимались как никогда много, ревновали, соперничали, каждый считал, что у другого пьеса красивее. Веро, как всегда, ни с кем не соревновалась, продолжала расхлябанно ходить на уроки, и все витала в облаках. Размышляла в чем же ее талант, ничего не понимала и уже была готова учиться где угодно, лишь бы математику не сдавать.
По правилам в конкурсе должны были участвовать все выпускники. Веро поручили  несложную польку, поместили в конец программы и в надежде, что до нее очередь не дойдет, отпустили на все четыре стороны…. А потом оказалось, что в день выступления, когда все пили валерьянку, Веро была самым спокойным человеком в школе. Конкурс начался в десять утра, к четырем Веро ещё прогуливалась по коридору, а к пяти стала поглядывать на часы и беспокоиться, что к семи не успеет с Максимильяном в кино. Поэтому когда ее вызвали, она быстренько просеменила к инструменту, забралась на сцену и красиво взмахнула руками…. Всю душу вложила. Комиссия же не знает, что на этом все…. И вдруг услышала:
- Подождите, подождите...
Седой профессор приподнялся с места, и,  водя носом по программке, переспросил:
- Вы собираетесь польку играть?
- Ну да, - насторожилась Веро, - Польку.
- Польку, – с тихой радостью повторил профессор. За последние восемь часов комиссия прослушала семь одинаковых вальсов, одиннадцать прелюдий, четыре сонаты и очень устала от талантов. Веро со своей веселой пьесой заметно выбивалась из академической программы.
- Полька! – не скрывал счастья профессор, - А разве это не ансамбль в сопровождении аккордеона?
Тут уже перепугалась сама директриса. Нервно дергая за рукав своей кофты, она тихо лепетала, отводя взгляд:
- Это ансамбль. Да. Но девочка готовила отдельное выступление.
- А несите-ка мне аккордеон. Сейчас мы проверим вашу девочку.
Ужас в глазах директрисы трудно было чем-то измерить.
- Но для ансамбля нужна отдельная подготовка. Хотя бы несколько репетиций!
Профессор сделал небрежный жест:
- Ах, оставьте ваши репетиции.
Веро с открытым ртом, напряженно вслушивалась. Из последних сил надеялась, что говорят не о ней. А профессор потянулся, энергично размял руки и, готовый к бою, направился на сцену.
- Инструмент несите!
Веро смотрела на него с вытаращенными глазами. Она совсем не была готова к бою. Она вообще в бой не ходила. Она обычно в кустах сидела.
«Что он хочет от меня? Я не понимаю, что он хочет?!!!».
Взгляд ее заметался в поисках спасения и наткнулся на директрису. И как Веро не было плохо, она поняла -  той еще хуже.
- Начнем, да?
«Нет!!!»
- На раз, два, три, и-и-и…!
Веро с ужасом грохнула по клавишам и, хотя была не уверена, что по всем тем - уже не останавливалась, мчалась, подталкиваемая ревом инструмента. Профессор тоже играл так себе - видимо, аккордеон был не его специальностью…. Накрытая лавиной звуков, Веро очнулась где-то к середине второй части и недовольно скосила глаз на профессора – тот махал головой, с силой жал на клавиши и, похоже, хорошо время проводил.
«Я вообще не понимаю, как он играет… он только мешает… меня же не слышно….»
  Веро для усиления звука нажала на педаль, потом забыла ногу убрать, постаралась оторваться. Профессор не отставал, потом перехватил инициативу - пошел на «крещендо». Веро весь запал вложила в «аллегро»…. Комиссия вообще не поняла, что происходит – это было похоже на бег с препятствиями двух борзых. И барьеры они не брали, они их сносили. Только в предпоследнем акте оба пошли на уступки – выровнялись, выстроились, к финишу пришли вместе и очень громко.
- Вот это темп!!! - завопил профессор и вскочил вместе с аккордеоном.
Веро едва под рояль не свалилась.
 - Такой темп, я едва поспел! Вот это кураж! Вот это талант!
И пока Веро в себя приходила, сгреб своими ручищами директрису, наговорил ей комплиментов, обещал, что ее школу всем в пример ставить будет.
- Такой самородок воспитала!
 Директриса слабо улыбалась:
-Ах, что вы, право….
Сказать, что Веро бездарь, она просто не смогла –  ведь ее только что так славно похвалили.
После скорого обсуждения, было решено, что конкурсное место, как и предполагалось, достанется кому-то из ребят, а Веро зачислят дополнительно - «за талант к импровизации». Веро пыталась слабо протестовать, но так как близилась осень, а в чем ее  таланты Веро так и не разобралась, то подумала, почему бы и дальше не поучиться прекрасному?
 И самое удивительное, что жизнь в консерватории оказалась довольно сносной. Преподаватели быстро пережили ужас от игры Веро и, в большинстве своем, были снисходительны – в общем зачете предметов ее успеваемость выглядела неплохо. Особенно Веро отличилась в написании либретто к театрально-студенческим постановкам балетов. С легкостью переходя из одного жанра в другой, она за неделю успевала написать сочинения половине студентам своего курса, многие их которых, талантливо владели инструментом, но писали, куда с меньшей охотой.
Писала бескорыстно, даже стала этим популярна, а студенты, в благодарность,  предлагали ей играть ансамбли, отдавая более легкую партию. Веро старалась, разучивала, играла довольно сносно, и ее так и не отчислили.
А когда она даже дожила до вручения дипломов, то вышла на сцену и услышала в свой адрес: «Деточка в музыке вы полная бездарность, но сочинения пишите прекрасные!». И словно в поддержку, зал дружно похлопал. Веро покраснела, несуразно поклонилась и пошла со сцены. По дороге спотыкнулась, чуть не свалилась, и чувство у нее при этом было, словно ее номинировали на главную роль в исторической драме, а «Оскара» вручили за озвучку мультфильма….

Глава 11
«Невозможно, невозможно…» - снова пробормотала Веро, и, выбравшись из сена, поискала глазами почтовую сумку Сороки. У нее лихорадочно блестели глаза и краснели щеки, ей определенно надо было поспать.
Лошади тоже надо было поспать, но у нее лодыжка распухла - ей браслет ногу жал. Она лежала в сене и мрачно пыталась расстегнуть браслет зубами.
-Помоги, а? – печально подняла она свои большие глаза, когда Веро, встав на четвереньки, энергично поползала мимо.
-Подожди. Не до тебя, - целеустремленно отозвалась Веро, - Я иду мир спасать….
Добравшись до почтовой сумки, Веро нервно вытрясла письма и стала адресаты просматривать. Она сама толком не понимала, что искала, даже хотела совета у Лошади спросить. Но Лошадь свои проблемы решала. Она к тому времени уже отгрызла от браслета две жемчужины, те выскользнули у нее из пасти и откатились к двери. Лошадь проводила их взглядом, запомнила, где лежат, и стала дальше замок грызть.
-Есть! – счастливо закричала Веро, выхватила их пачки письмо и победно помахала им над головой. Сорока, как почувствовала, что по ее душу козни строятся – выкопалась из сена и в изумлении уставилась на Веро.
-Я вот сейчас не поняла…. А это, что здесь происходит?
-Это, кажется приглашение во дворец, - проговорила Веро, и умоляюще посмотрела на Сороку,  - Дай почитать, а?
-Ты обалдела?!!! – сорвалась на крик птица.
-Ну, дай, а? Тебе Королева грамоту выпишет. Мы все попросим.
-Нет!!!
- Медаль хочешь?
-Нет!!!
-А может, тогда позовем Лошадника, и он тебе голову открутит?
-???!!! … Ну ладно, забирай….
 А потом, впрочем, не очень настаивая, переспросила:
 -А как же этика?
Веро снова порылась в сумке.
-Наперсток, серебряная ложка, четыре колечка. Четыре!!! Ты хоть немного себя контролируешь?!  Лошадь! Перестань жрать браслет!!!
Письмо было заклеено, на конверте стояла гербовая печать. Веро сначала хотела его над огнем поддержать, как в шпионских фильмах делают, но Лошадь, сказала, что костер в конюшне разводить не даст.
-А как же тогда? – неуверенно переспросила Веро.
-Рви, - кровожадно ответила Лошадь и выплюнула жемчужину, - Рви и не мучайся.
Веро с замиранием сердца  разорвала конверт и пробежала глазами письмо. У нее перед глазами буквы плясали и вместе с дыханием пульс замедлился.
-Сорока…. - выдохнула  Веро, когда сердечный ритм восстановился, и смысл письма стал понятен.
-Сорока!!! – закричала она,  и, бросившись обратно, сгребла птицу в охапку, - Сорока!!! Да ты же наша прелесть!!!
Сорока от  нежданной похвалы разомлела, перестала дуться, все простила.
-Очень трогательно, - раздраженно фыркнула Лошадь.
-Да, да Лошадь, я иду к тебе, – пробормотала Веро, но от  эмоций и может еще от того, что соловьи запели, накрыла вселенская усталость, у нее закрылись глаза, и, прижав одной рукой к сердцу письмо, другой – Сороку, с мыслью: «Бедная Лошадь…. Да, и черт с ней….», свалилась спать в траву.
…Проснулась Веро от того, что кто-то настойчиво тряс ее за плечо. Открыла глаза, и в полусне, увидела обеспокоенного Максимильяна.
 - Я уже, где только тебя не искал. Там давно завтракают! Все без нас съедят! Я по дороге Лошадь с Сорокой встретил, они тоже на кухню шли, так что нам с тобой поторопиться надо.
Веро, услышав о еде, стала энергично выбираться из сена.
-А что кормят, да? – говорила она на ходу, вытряхивая траву из волос, - А где? А как? Вчера же ничего не было.
-Робертино с утра пакеты с едой прислал.
-???!
 -Все нормально, счет тоже прислал.
На крыльце проскользнули мимо обиженных Лошади и Сороки. Животные у входа ревели в голос, их дворецкий в дом не пускал.
Спеша на кухню, Веро оглядывалась по сторонам – окна были распахнуты и, в залитом солнцем доме, все уже не казалось таким мрачным, как накануне.
Зайдя на кухню, Веро немного задержалась на входе. Обвела всех невольно влюбленным взглядом.
 Королева царственно восседала во главе длинного стола, а Томми пристроился рядом и, Веро как раз застала тот момент, когда он второй бутерброд с бужениной приканчивал. Выглядел умеренно-довольным, собирался обо всем подумать позже. Наслаждался временной передышкой и плотным завтраком.
 Принчипесса сидела следующей, задумчиво держала вилку и размышляла, будет ли приличным взять еще один сырник - на общей тарелке оставался последний. Она уже съела два, и у нее еще были планы на блинчики, но Буржуй тоже смотрел на сырник, а на Принчипессу вдруг напал азарт, и она уступать не хотела. 
Алессандра же собиралась спокойно, без пантов, поесть овсянку, и все бы было хорошо, если бы ее Буржуй каждую минуту не дергал – чтобы лапами не тянуться, он просил ему подкладывать еду, но съедал все так быстро и просил так часто, что овсянка уже не только остыла, но еще и замерзла.
Хорошая, как и полагалось, сидела по правую руку от Королевы. Она уже порядком освоилась, но темные круги под глазами говорили, что ночью Хорошая не спала и потрясения, которые выпали на ее долю, еще только-только начинаются.
Веро еще вчера спросила Королеву, почему вместо отца-Короля, Хорошую бабушка воспитывала.  Королева развела руками и посмотрела на дочь извинительным взглядом: «Теща, зять… Ты же понимаешь…?»
Хорошая озадачилась, а вот Веро понимала. Она зятя, всей душой понимала….
….Когда она в первый раз пришла в гости к Хорошей то, не поднимая глаз, долго-долго ноги у дверей вытирала. Словно чуяла что-то.
-Это тебя не спасет, - донеслось до нее.
Веро вздрогнула и подняла голову. Бабушка стояла в дверном проеме, как апостол Павел, смотрела в упор и, с королевской статью, оценивала пропустить по ту сторону порога или в другое место отправить.
«В другое… - захрипел почему-то желудок, его словно железными кольцами  сковали, - пойдемте лучше в другое».
-Да ладно тебе, ба, - сказала Хорошая, вешая пальто на вешалку, - Не пугай так людей.
Но Веро все равно уже прошиб пот, она вдруг заметила у себя дырочку на носке, и ей показалось, что от взгляда Бабушки эта дырочка прожглась еще больше. Потом стала огромной, на ноге задымилось клеймо: «Позорище…», а  при мысли, что ей еще придется обедать с этим монстром, у Веро начались серьезные перебои с дыханием.
Со временем страх понемногу прошел, но кушать в присутствии Бабушки, она так и не научилась. А та словно продлевала ее мучения – накрывая на стол, клала рядом с тарелкой по три вилки и по три ножа и, испытывающие, садилась напротив….
…Максимильян, громко поздоровался, и, нисколько не стесняясь, сел за стол между Принчипессой и Алессандрой. Потянулся к тарелке, положил побольше омлета, с горкой посыпал тертым сыром сверху.
  Веро прошмыгнула за свободное место и устроилась рядом с Буржуем. Тот из-за всех сил хвостом завилял.
 Он никому не говорил, но когда утром проснулся, и Веро нигде не было, сильно забеспокоился. И пока все спали, Буржуй везде ее искал, весь дом обегал, потом во двор выскочил, пока, наконец, в конюшню не забрел. И когда ее там увидел, как она спит и улыбается, закопанная в сене, то был так рад, так растроган, что тоже хотел в ногах улечься, но Лошадь, негодяйка, прогнала.
 И еще какое-то время глупая улыбка освещала его морду. Ровно до тех пор, пока Веро, витая где-то в своих мыслях, по рассеянности последний сырник с тарелки не взяла. Вот тогда вся блажь с Буржуя и сошла.
… А Королева задумчиво пробарабанила  ложечкой по столу.
 Кто бы знал, как все эти годы ей было несладко. С детства балованная, она не была готова к испытаниям, которые выпали ей в жизни. Но, переживая разлуку с детьми и мужем, Королева не стала суровой. К порядку не приучилась, это да, что было, то было - в доме разгром стоял, дворецкий пятый год один, без помощи ремонт делал. Впрочем, он все делал - был и лакеем и прачкой, поваром и садовником. Королева все понимала, и хотя старалась лицо держать, и даже к ужину переодевалась, осознавала, что когда-то и ему надо давать роздых…. Все понимала и по субботам, вздыхая, первое и второе из одной тарелки ела.
 Возвращение дочери вернуло ей надежду, что когда-нибудь она сможет вернуть себе былое самоуважение.
-Но как же? Как же вас во дворец провести? – сказала она, обводя всех задумчивым взглядом. Все на минуту перестали есть. Помнится, они не давали согласия, что во дворец поедут, но Королева это сказала таким королевским тоном, что возразить ей никто не отважился.
А Веро как раз сырник сметаной домазывала, когда при словах Королевы, конверт, который она на груди спрятала, ее по коже царапнул. Веро с чувством отодвинула тарелку –  сама себе удивлялась, но еда для нее сейчас было не главное.
-Я… у меня…, - замявшись, начала она, но чувствуя, что смелости становиться все меньше и меньше, торопливо достала письмо.
-Вы позволите?
Королева удивленно кивнула. Веро торжественно обвела всех взглядом и громко продекламировала:
«Ваше Величество, я прошу позволения отменить наше знакомство. Конечно, мой батюшка будет недоволен, но переступать через чувства я не намерена. Мои кузины, которые получили приглашения, также просят позволения не приезжать. С глубочайшими извинениями…. Баронесса».
Все уставились на Веро.
-Через какие чувства, она переступать, не намерена? – первым подал голос Буржуй, и тихонько добавил, - Ты сырник доедать будешь?
-Да какая разница? – отозвалась Веро, - Главное, что мы не принципиальные, через что угодно переступим.
И волнуясь, что все молчат, а значит, надо еще что-нибудь объяснить, быстро добавила:
- К письму три приглашения прилагаются….
-А это уже три наших человека во дворце, -  медленно стало доходить до Томми.
-А меня Удав меня сам во дворец звал, -   подхватила Хорошая, - помните? Там они повара не то повесили, не то собирались.
-А во дворце недавно собаку отравили, - добавила Королева, - Попросили нового пса доставить.
У Буржуя как раз на тот момент вся морда в сметане была.
-А? – оторвавшись от тарелки, подозрительно перепросил он.
-Опять же эту собаку привезти кто-то должен будет.
-Итого пять наших и Буржуй, –  все еще не веря, посчитал Максимильян, и даже со стула приподнялся, - Это же, как нам повезло! Только надо решить, кого Баронессой наряжать будем….
-Здесь надо подумать, - сказала Королева, -  у меня было несколько роскошных платьев.
«А? - встрепенулась Веро, -  Платья? Роскошные?! А можно я?! Ну, пожалуйста, пожалуйста, можно я?!!!
Королева поморщилась и в раздумьях медленно обвела всех взглядом.
-Так кто же? Кто же?
Все отложили чайные ложки и спокойно ждали решение, и только Томми, понимая, что это его вряд ли близко коснется, снова принялся бутерброд намазывать. Да еще Веро сидела, не мигая, и даже вид делала отрешенный, но только душа пылала с такой страстью, что казалось, искры вовсе стороны летят.
«Я! Я! Я! Ну посмотрите, посмотрите на меня!!! Я хочу быть Баронессой!!! Я же это придумала! Ну, пожалуйста, пожалуйста, возьмите меня!».
-Так кто же? Кто же? О, кстати, Веро… Может ты?
-Я…? Ну, право, не знаю….
Принчипессу назначили быть кузиной Баронессы. Из кладовой достали коробку с шитьем, принесли целый ворох платьев, которые, и правда, были роскошными, чуть старомодными, но от этого еще больше сказочными. Отобрав некоторые из них, взяв в руки ножницы и иглу, Алессандра без сожалений резала и перешивала, превращая  старые наряды в моду сезона. То и дело слышался звук разрываемой материи. Хорошая, Веро и Принчипесса скакали вокруг как щенки, выхватывали друг у друга платья и наперегонки неслись к зеркалу примеряться. Юбки волочились по полу, пальцы благоговейно касались шелка, взгляд жадно перебирал цвета, не зная, что выбрать: голубой, зеленый, желтый - по комнате, словно радуга рассыпалась. Алессандра ругалась, пыталась снять со всех мерки и заставить помочь ей кроить. А Буржуй, довольный, бегал за Алессандрой и, поддавшись всеобщему веселью, громко-громко лаял.
 Королеве от всего этого стало дурно, и она позвала Максимильяна и Томми в другой конец комнаты.
Разговор еще не закончился.
-Максимильян повезет во дворец Буржуя. У нас тут псарня неподалеку, я заручусь от них письмом.
Максимильян кивнул.
-У нас еще одна кузина осталась. Алессандра поедет?
Королева задумчиво кружевной платок теребила.
-Алессандре нельзя, у нее много клиенток обшивается, в том числе и во дворце. Если ее узнают, ваш обман вмиг раскроют.
-Тогда кто?
 -Кто, кто…. – пожала плечами Королева, а потом отбросила эмоции, все как есть, так и сказала, - А кто еще у нас без роли остался?
В комнате сразу стало тихо. Буржуй, вроде сначала хихикнул, но тут же испуганно умолк. Все посмотрели на Томми.
-Нет!!! – закричал он.

Глава 12.
-Живот втяни!
-Уже втянула!
- Ну, так еще втяни!
Алессандра уже двадцать минут пыталась зашнуровать корсет. Веро, стояла, ухватившись за дверь, и так сильно во всех местах жало, что никакого красивого платья уже не надо было!
-Странно, - удивленно пробормотала Алессандра, - Я Принчипессу легко зашнуровала, а на вид - ты не толще.
Из глаз тут же брызнули слезы:
-Шнуруй сильнее!
-Да некуда сильнее… - развела руками Алессандра.
-Шнуруй, говорю!!!
Потом, пока у Веро слезы сохли, а Алессандра отправилась за ниткой, чтобы покрепче сметать те места, где платье треснуло, прибежала Принчипесса и стала свой наряд показывать.
 Веро села на кушетку и стала миролюбиво за ней наблюдать. Принчипесса крутилась у зеркала, легонько приподняв краешек пышной юбки, и сама была так хороша, и сиреневый ей так дивно шел, что, наклонив голову, Веро, наконец, не выдержала и по-человечески спросила:
-И что? И тебе нигде не тянет? А у меня что-то хрустнуло при примерке, представляешь? И теперь я даже двигаться боюсь.
 А Принчипесса, услышав признание, застыла, у нее вдруг стали медленно расслабляться мышцы лица, она покачнулась, чувствуя облегчение, от того что не надо больше притворяться, закрыла глаза, и, как тюлень, завалилась к Веро на кушетку. Кружево из трех нижних юбок взмыло вверх, и Принчипесса где-то затерялась  под ними. А через несколько минут, когда уже было достаточно положено времени, чтобы укрепиться робко возникшему доверию, Веро услышала ее голос:
-Это кошмар. Это пытка. Алессандра так на меня кричала. У меня до сих пор в глазах тьма кромешная. У тебя какого цвета платье, никак не пойму, белое или желтое?
-Розовое…. – отозвалась Веро и слабо улыбнулась, в комнату вошла Хорошая и, глядя на обеих, задумчиво остановилась на пороге.
И вот, что для Хорошей особенно странным было – те, кто казались, справятся с трудностями легко, на поверку оказались полны сомнений. Томми – он единственный нес свою ношу с достоинством.
… Сначала даже  никто не думал, что его получится уговорить.
-Почему я?! - кричал он душераздирающе, - А почему не Максимильян?! Я тоже могу Буржуя отвезти.
-Отвезти ты, конечно, можешь, - успокаивал его Максимильян, и старался быть очень убедительным, он в тот момент свою жизнь отстаивал, - Только я не смогу в платье ходить. Ты же актер, вот и играй, словно от этого твоя жизнь зависит. А она и в самом деле зависит….
Томми тогда бросил жгучий взгляд на Веро – он ведь только ей рассказывал!
Веро это затылком чувствовала и в другую сторону упорно смотрела. Но в другой стороне не лучше было – там сидел Буржуй и жалостливо вопрошал:
-А я? А как же я? А если меня отравят?
Но к обеду оба поутихли….
…Томми долго потом на себя в зеркало смотрел. Алессандра ползала вокруг по паркету и булавками юбку ему подбирала. Два раза незаметно слезу смахнула, он ее до белого колена довел. Четыре раза заставил платье перекраивать.
Хорошая, встав на скамеечку для ног, старалась к голове Томми парик приладить. Долго пыхтела, дело не ладилось, Хорошая впервые голову Томми в такой близи видела. А Принчипесса его шляпку в руках  мяла, хотела незаметно желтую хризантему отодрать, чтобы к себе на лиф прицепить.
Веро тоже вся в заботах была. Получив от Королевы коробку с перчатками, она на радостях, что ей первой выбирать позволено, вытащила все. Долго перекладывала, все перемерила, никак не могла решиться - старалась себе покрасивее выбрать. Но когда увидела, что Томми, скосив глаз, с интересом смотрит на перчатки в черную сетку, сразу смекнула, какие брать нужно.
А Максимильян тогда с Буржуем сидел. Они оба тогда серьезно, как мужики, сидели. У них на двоих было одно мужское дело – один другого отвезти должен был.
-Лопату надо взять, - нехотя вспомнил Максимильян, - если у Чиваса камень не получится стащить, так может быть «Талант» Хорошей где-нибудь отроем.
-Да вроде все уже перекопали, - пожала плечами Королева, - Хотя попробовать стоит, если бы «Талант» кто-нибудь другой нашел, белки бы сразу Росомахе доложили, они ей всей душой преданы, она их столько лет ягодами кормит….
…Отправлялись уже к вечеру, чтобы хотя бы к чаю поспеть. Сильно волновались, десять раз отрепетировали, кто, что говорить должен. Прощание вышло достойным – немного слез, ободрительная улыбка, никто не давал вволю чувствам.
Тут разве что Лошадь немного подвела. Увидев, как Томми спускается в кринолине, щурясь в пол, чтобы со ступенькой не промахнуться, Лошадь упала перед крыльцом на передние ноги и, уронив голову, громогласно затряслась, отчего вся восторженность и сила духа несколько пошатнулись.
Сорока сказала, что тоже поедет.
- Ну, что? Что? Или поеду или письма обратно давайте. Да бросьте, я же никому не помешаю. Если что под юбкой спрячусь.
…Споры на тему под чьей юбкой она надумала прятаться, не стихали еще долго по дороге.  Лошадь была ей под стать - никуда не спешила, шла с легкой улыбкой, едва ноги передвигая, но никто не решался ее поторопить. Хотя аж скулы сводило, так прикрикнуть хотелось. Да еще было жалко вечернего чая, на который они уже точно не поспевали.
 Но к чести животного ехать недалеко пришлось. И когда вдали показался замок, а Томми по-мужски забывшись, вновь задрал юбку, чтобы кроссовку завязать (туфли он одевать отказался, «да и нет у меня таких размеров» растерянно пробормотала тогда Королева), всем стало понятно, что дела в замке нужно как можно быстрее справить.
Замок был роскошным. Не нарочито роскошным, а  уютно-роскошным, все на мгновение замолчали, любуясь им издали. Трехэтажный, из светлого камня, с большими окнами и изящной лепниной по фасаду. Перед замком был разбит великолепный парк с фонтанами, и у Хорошей тогда от этой красоты больше всех дыхание перехватило. Прожив всю жизнь с бабушкой в однокомнатной квартире, ей до конца не верилось, что жилищный вопрос может для нее так счастливо разрешиться.
Они приближались к чугунным воротам парка по широкой дороге, усыпанной кирпично-оранжевой крошкой. Крошка то и дело попадала под копыта Лошади и сильно кололась. Та,  стиснув зубы, терпела, сколько могла, но по-идиотски улыбаться уже перестала. Всем сразу легче стало.
-Ты, главное, будь все время на стреме, - свесившись с козел, по дороге учил ее Максимильян, - Под окнами сторожи. В любой момент бежать придется. 
-Нет уж, заранее предупреждайте, - недовольно фыркала Лошадь и поочередно трясла копытами, - я вас караулить не буду. Сороку пошлите, пусть хоть на что-нибудь сгодиться.
-Я, - в изумлении вскинула глаза Сорока и была так очаровательна в своем нежелании помогать другим, что на нее просто рукой махнули.
У ворот парка расстались.
 Максимильян должен был Буржуя к заднему входу доставить, у Сороки почту там же принимали. Поразмыслив про Хорошую, решили, что ей парадные выходы и входы тоже лучше избегать.
-Вы постарайтесь среди гостей затеряться, - все время настойчиво твердил Максимильян, - как можно меньше обращайте на себя внимания….
Веро как никто понимала, о чем это он, и пока все уговаривали Буржуя отпустить, наконец, ногу Принчипессу, она сама беспокойных глаз с Томми не сводила. Тот никого не слышал, достал из кармана зеркальце и долго, придирчиво себя в нем рассматривал. Сколько бы его не уверяли в обратном, Томми упорно казалось, что оранжевый цвет его полнит.
И Веро невольно подумала, что они еще с Томми намучаются.
И почти сразу же угадала….
…Когда они въехали в парк, то стало понятно, что хотя к чаю опоздали, к прогулке -  как раз вовремя успели.
 По аллеям прогуливались дамы с кавалерами и, временами с любопытством оглядывали их карету - уж больно вид у Лошади был вызывающий. Парк был почти без деревьев, только газоны, цветники и фонтаны вдоль парадной дороги. Спрятаться было негде и Лошадь, горделиво распрямив грудь, важно вышагивала, громко отфыркивалась и всем своим видом бесцеремонно плевала на всю ту знать.
 Веро с Принчипессой припав к окну, жадно рассматривали туалеты гостей. Выходило так, что мода была разная, строгих правил не значилось, кто юбки до пола носил, у кого длина короче была, но всех объединяло то, что тона были спокойными. Веро тогда подумала, что они же со своими яркими платьями и пышными кринолинами выглядели, словно во дворец три бочонка с краской прибыли.
Принчипесса разделала ее опасения. Прислонившись лбом к окну и время от времени протирая рукавом стекло, которое от волнения запотевало, она размышляла о том, что с нарядами они крепко перестарались. И даже хотела спасти немного Томми и отодрать у него на корсете алый пион, но он так взревел, что она едва успела руку отдернуть. 
Лошадь же подумала, что уже всем себя красиво показала, чуть съехала с дороги, подошла к ближайшему фонтану и подставила голову под струю…. Как она потом клялась, ей надо было срочно освежиться.
-Ты! Кобыла! Ты мне всех рыбок перепугаешь! Я тебе голову оторву!!!
Томми вздрогнул, услышав знакомые ноты, подумал, что не хватало им еще Лошади лишиться и, решительно, по-мужски распахнул дверь….
Но от того кого он увидел перед собой, он не углядел что под ногами. Наступил себе на подол и, будучи лишь временно дамой, а другими словами, не зная на какую часть тела перенести равновесие, Томми отдал все на откуп природе и вывалился из кареты прямо к ногам Удава.
 А Удав всегда обладал даром в нужное время, в нужное место подходить. И так как сам был на многое способен, то никогда ничему не удивлялся. Поэтому и странно было, что выдержка ему вдруг изменила и, увидев на Томми кроссовки сорок пятого размера, Удав встал, как вкопанный. Стоял так, словно старался в своей голове ноги Томми уложить, а они, из-за отсутствия там места, никак не хотели укладываться.
Принчипесса же, выскочила из кареты следом и бросилась к Томми, желая помочь ему подняться. Но у нее все как-то неловко получалось - она тянула Томми за руку, но от усилий ее больше саму к земле пригибало. Тут хорошо бы Веро помогла….
 Но Веро упорно сидела в карете, вся красная как свекла, и малодушно делала вид, что она не с ними.
Веро и правда не могла. Ей было плохо, у нее от волнения заболел живот. У нее было все по списку Золушки – карета, платье принцессы и туфли.  И даже больше  - еще была шикарная шляпка из тонкой соломки, но Веро этим не наслаждалась.
К тому же на одной из нижних юбок ослабился пояс, и ее надо было постоянно придерживать, кружево на плече зацепилось за гвоздик в карете, а шляпка…. Да, шляпка радовала, к тому же скрывала испарину, проступившую на лбу. И еще перчатки из сетки были некстати - от них ужасно потели руки, и Веро страстно хотела их сплавить Томми. Но не успела…. Он к тому времени уже вывалился.
Как там дальше события происходили, Веро немного пропустила. Уловила только, что нашлись добрые люди - Томми подняли и он, расправив платье, даже встал  прилично. Но так встал, что весь вид собой загораживал. И Веро, забившись в угол, даже на мгновение убедила себя, что нет причины там всем толпиться, как вдруг до нее донеслось:
-Чтоб я сдох…. Это ты что ли Баронесса?!!!
 Веро по тону поняла, что этот окрик в сторону Томми брошен, и, что пока она в карете пряталась, его за Баронессу приняли. И даже догадалась, кто это сказал, потому что если ваши королевские манеры вам на горло наступили, и вы не можете сказать просто «Глаза бы мои на такое не смотрели. Оттащите ее и пристрелите на заднем дворе….»,  вы просто материтесь и любезно добавляете:
-Это ты что ли Баронесса…?
 И тогда Веро глубоко вздохнула, подобрала юбки и открыла дверь в карете…. И ведь были времена, когда она думала, что сыграть на публике этюд – это стресс. Смешно.
Вылезти ей удалось без особого позора – никто внимания не обращал - Томми всех зрителей собрал. Всем интересно было, что Удав, встав на цыпочки, ему на ухо шепчет, а Томми слушает его с величайшим достоинством, и только в его красивых черных глазах беспрерывно растет ужас.
У Принчипессы тоже дела обстояли не лучше. У нее платье было самое красивое. Это Веро, собираясь во дворец, громче всех кричала, что юбку хочет непременно до пола, и чтобы все было непременно пышно. И Алессандра сделала так пышно, что Веро теперь не везде пролезала. А Принчипессе юбку пошили разумную, чуть ниже колен, но зато ярко-бордового цвета. К ней приладили зеленый лиф, словно нераспустившийся бутон, и Принчипесса была похожа на прелестный цветок.
 Вокруг нее сразу же собрались поклонники, разглядывали ее платье, хотели узнать имя портнихи, что ее обшивает. Алессандра, ещё прощаясь у Королевы, сунула ей тайком визитки, просила раздавать, и Принчипесса теперь их в кулачок зажала, но имени не говорила. Стояла, не шелохнувшись, ей не разогнуться было - ее с одной стороны совесть мучила, а с другой тщеславие душило. Но Принчипесса продолжала упорно молчать - пусть скрутило временно, надо перетерпеть, если не проболтается, платья такого ни у кого не будет.
…Веро еще из кареты вылезая и толком ничего не видя, взгляд его почувствовала. Среди множества незнакомых лиц, она словно знала куда смотреть.
 Сходство у Чиваса и Хорошей было удивительным – оба высокие, черные, худощавые. Но только если Хорошую можно было сравнить с легавой, что во дворе паслась и о чистоте миске не заботилась, то Чивас был чистокровным доберманом - всю жизнь по коврам ходил и жрал только с серебряных подносов. У него во всем чувствовалась порода - и как стоял, и как держал себя, и как смотрел….
 Он так на Веро смотрел, как однажды в хозяйственном отделе Максимильян на швабру смотрел – с сильным сомнением, что она сгодится в хозяйстве.
-Так значит это ты Баронесса?  - громогласно бросил Чивас, а потом еще раз бросил быстрый взгляд на Томми, и решил, что из двух зол, Веро во всех смыслах поменьше будет и немного смягчился.
-Как дорога? – коротко спросил он, сразу давая понять, что отвечать не обязательно,  и кивнул на Томми с Принчипессой - А эти две кто?
-К… кузины, -  хрипло сказала Веро и, как дома репетировали, тут же приглашение сунула.
Но Чивас даже смотреть не стал. Он вдруг переменился, словно ему на мозоль наступили. Рассердился вдруг, почернел, швырнул о землю перчатку, и, развернувшись, зашагал прочь. Придворные за ним следом бросились, а Веро, стояла, обомлев, вслед уставившись, и в голове ни одной мысли не было, зато на душе тихо-тихо кошки скрести начали.
Она своими тревогами тогда с Принчипессой поделилась.
Они тогда шли за слугами по длинному коридору, который был больше похож на гостиничный, но из всех трех звезд, что условно сияли, только высокий, расписной узорами потолок заслуживал внимания. По обеим сторонам коридора располагались комнаты, дубовые двери которых, шли одна за другой, как скворечники.
-Может, мы не все продумали с этим приглашением? –  полушепотом говорила Веро, - Что-то беспокоит меня эта Баронесса. Ну, приехали и приехали, с чего бы Чивас лично с ней говорить стал. Ты же видела, как он на всех смотрит, словно никого в грош не ставит, и хочет, чтобы об этом всем непременно знали. А тут встречать вышел….
-Ох, Веро, не нагнетай, -  отозвалась Принчипесса, - И без того холодно. Мы словно не в замке, а в подвале каком-то. Чуешь, как по ногам дует? Меня другое беспокоит. Ты заметила, как Удав вокруг Томми вьется?  Словно пытает медленно.
Веро согласилась. Томми пока хуже всех было. Он так и остался с Удавом в парке беседовать. Погода тогда уже испортилась, тучи как-то вмиг налетели. Чивас объявил, что гуляние закончилось. Гаркнул так, что все сразу под крышу сбежались, только Удав не пошевелился. И у Томми шея затекла вдумчивый вид делать и на Удава сверху вниз смотреть. Да и с неба капать стало, но Томми роль играл, и для него было дело чести отыграть эту роль блестяще.
В комнате оказалось еще холоднее. Веро сразу же бросилась окно открывать, чтобы теплый воздух впустить. Но на улице дождь хлестал, и Веро снова подумала о Томми. Отвернувшись от окна, она быстро оглядела комнату. Больше всего места занимала кровать с красным балдахином. Тут - да, вопросов не было – все как в приличных замках обещают. Но кроме кровати в комнате почти ничего не было – только деревянный стол,  большое зеркало и шкаф, задвинутый в угол.
К комнате прилегала ванная, и там совсем темно было. Веро только и смогла разглядеть деревянную бадью, а рядом с ней ковш. Постояв в задумчивости, она логично предположила, что в бадье предполагается мыться, но вот откуда воду черпать - сколько она вокруг с ковшом не ходила, так и не разобралась.
Послонявшись бесцельно по комнате, Вер вышла в коридор, чтобы погреться. Коридор был занят, там грелась Принчипесса.
-Что испытания уже начались? – бодро кивнула Принчипесса. Ее комната была следующей по коридору. Веро хотела было спросить, как у нее с удобствами, но тут они увидели, как по коридору, взяв след, мчится Буржуй (деловой, как JPSнавигатор), а его догоняет Максимильян (и при этом машет победно, словно всех уже победил).
-«Талант» нашел? – с надеждой в один голос спросили Веро и Принчипесса.
-Еще нет, - так же радостно ответил он.
Веро тогда махнула рукой и потащила его с ванной разбираться. Максимильян сразу все нашел и свет, и кран. Оказалось, что и другие удобства, чтобы дожить до утра без потерь, имеются. У Веро от сердца отлегло.
-Только холодно, - с удивлением огляделся Максимильян.
-Особенно ноги мерзнут, - пожаловалась Принчипесса,
Она уже залезла с ногами на кровать, накинула на голову покрывало.
-Сейчас бы впору  башмаки овечьи или валенки. Или носки. Веро, у тебя носки есть?
Носков не было.
-Зато у Хорошей на кухне тепло, - рассказал Максимильян. Он уже весь дворец обегал, стал новые связи завязывать.
 - Последнего  кондитера в  прошлом  месяце на откорм дикому зверю отправили и по десертам сильно соскучились.
-Что за дикий зверь? – отозвалась из-под одеяла Принчипесса.
-Местный способ инквизиции. Осужденных на казнь оправляют как живую добычу на кормежку какой-то бешеной скотине. Та за ними бегает полночи, а следующие полночи на всю округу слышны человеческие вопли. Что за зверь такой, толком ничего не рассказывают, не то тигр, не то гиена.  Слухи ходят разные, но докапываться до сути никто не хочет. 
-А что кондитер натворил? – спросила Веро.
Максимильян пожал плечами.
-Я до конца не разобрался, но, кажется, придворному псу от его пирожков плохо стало. Слабак! Ну, ты же у нас крепкий парень, да Буржуй?!
Пес поморщился.
-Не хочу об этом говорить.
Он не разделял всеобщего оптимизма.
-Главное, что Хорошей на кухне рады, -   уходя, сказал Максимильян, - Там рук не хватает, завтра какой-то большой бал намечается. Про повод не знаю, послал Сороку разведать. Не забудьте, что вам еще вечером ужинать с Чивасом. И Удав, наверное, будет. Старайтесь неприметными быть и молчать побольше. Все. Пошел Сороку искать. Буржуй, за мной. Пока, Веро, спать к тебе приду.
Уже в дверях, будто вспомнил что-то.
-А что ты там про Лошадника говорила? Он вместе с коровами, случайно, овец не разводит?
-Кажется, разводит, - с сомнением протянула Веро, и тоже в коридор вышла, - а тебе зачем?
И вдруг рядом дверь хлопнула. Хлопнула так требовательно, что стало понятно - свои разговоры теперь надо отставить и как можно больше внимания Томми уделить.
Томми услышал родные голоса и высунулся в коридор. Его черные глаза бросали молнии, щеки алели и за последние тридцать минут он столько всего пережил, что манеры и чувство меры его больше не беспокоили.
-Что встали-то, впялившись?! – бросил он с хрипотцой недовольно, чтобы не забыли ненароком, кто его в эту историю втянул, - Зайдите кто-нибудь быстро! Мне надо платье расшнуровать!
Максимильян и Веро замерли, а потом Максимильян вдруг сорвался, и, крикнув, что ему за Сорокой надо, бросился бежать. Буржуй, прижав уши, за ним припустился, а Веро, оставшись с Томми наедине, еще с минуту его разглядывала. Что-то в нем изменилось. Блеск в глазах стал жестче, он расцвел, не иначе. Он, видно, вкусил власть женский чар, успешно опробовал их на Удаве, и теперь решил, что при взмахе его ресниц все остальные вокруг будут падать. 
«Совсем обнаглел», - ласково подумала Веро и незаметно шагнула к двери.
На ее лице застыла улыбка, она даже что-то пробормотала, заранее извиняясь, и пока Томми не успел молвить слова, спиной ввалилась в комнату. Торопливо подошла к Принчипессе. Та все еще сидела, закутавшись в одеяло, один нос торчал.
-Там… это… -  кивнула Веро, стараясь придать тону будничность, - Там Томми тебя зовет. Мы, как только себя не предлагали, он от всех отказался. Хочу, говорит, только Принчипессу. Только тебя ему подавай.
-Меня? – с недоверием переспросила Принчипесса, вылезая из-под одеяла, - А то если не меня, я не пойду.
-Тебя, тебя. Ну тебя, говорю. Ну, что мне еще раз  пойти его спросить?
…И захлопнув за ней дверь, два раза проверив замок, Веро кое-как  выпуталась из платья, рухнула на кровать, и зарылась, как енот, в одеяло….

Глава 13.
…Веро, показалось, что она только на минуту глаза закрыла, как гонг ударил, чтобы к ужину собираться. Об этом их еще слуга предупредил, когда в комнаты провожал.
 Томми ворвался к ней, еще удары не стихли. Веро, подтянув одеяло до подбородка, села на кровати, в изумлении уставившись на него.
«Я же закрывала дверь. На замок. Два раза ключ повернула….»
Томми даже не взглянул в ее сторону. По-хозяйски подошел к ее дорожному сундуку и, не стесняясь, открыл крышку.
-Алессандра сказала, что шкатулку с украшениями тебе положит. Одну на всех, - рявкнул он, на ее слабые протесты.
Он все разбросал – брошки, браслеты – все перемешал, а сам был уже наряжен в платье зеленого оттенка. Был похож на абажур и был дико недоволен. Талию ему, перетягивал широкий атласный пояс, завязанный на спине пышным бантом. Под этим бантом Веро могла бы спрятаться, а на Томми он казался крошечным.
-Ты парик забыл! – торопливо вбежала в комнату Принчипесса.  Двумя пальцами она держала его кудри. Веро, не произнося ни слова, смотрела то на Томми, то на Принчипессу.
-Что вы ходите ко мне без спроса? У вас, что своих комнат нет? – наконец, выдавила она, дивясь другому.
Принчипесса тоже уже была наряжена в  темно-синее платье и всем своим сосредоточенным видом, тем, как внимательно присматривала за Томми, напоминала собой строгую умненькую уточку. Юбка едва доходила ей до щиколотки, из-под кружева затейливо выглядывала ножка но, главное, Принчипесса тоже была затянута в корсет.
«Сама бы она так не смогла, значит….» -  и Веро вновь исподлобья посмотрела на Томми. Доверительные отношения, это хорошо, но Веро слегка беспокоило, не слишком ли они  все тут сблизятся за этот отпуск с переодеванием.
-Мне соседская горничная помогла, -  успокоила ее Принчипесса, нахлобучив на Томми парик. Тот огрызнулся, как пес, к миске которого не с той стороны подошли. Он все что-то рыл в сундуке, что-то искал, какую-то брошку, чтобы пятно скрыть - его Удав пончиком с черникой угостил.
 «Не-е-е, - мрачно подумала Веро, - Не нравится он мне в платье».
-Не нравится?!! – взревел в ответ Томми, будто мысли ее услышал, - А вот Удаву нравится!!!
-Да?!!! – привстав, крикнула тогда в запале Веро, - А ты не мог бы постараться быть поменьше милым?!!! Ты со своей очаровательностью сведешь нас туда, куда последний кондитер отправился!!!
 И Принчипесса тоже так просительно-жалобно на Томми посмотрела, будто у Удава шанс был. У Томии тогда брошка из рук выпала и, пока он слова подбирал, закатилась куда-то под кровать. А Веро искать не дала, вытолкала обоих за дверь, хмуро бросив, что ей одеваться надо. И спорить с ней не стали, Веро вдруг стала крепко не в духе.
-И холод-то какой, - подумала она, нехотя скидывая одеяло, - Кажется, еще сильнее дуть стало.
…Но позднее, оглядывая себя в зеркале, немного успокоилась. Ноги все также мерзли, но вот сердце отогревалось.  Красивое платье лечит неглубокие раны. Алессандра знала, что испытания начнутся задолго до сезона охоты и, как могла, приободрила.
 Веро в розовом кружеве, словно в теплом песке потонула. Юбка, как бутон подорванный динамитом, во все стороны лепестками стояла, и еще далеко по полу расходилась. И все было, как любила Веро, пышно-пышно.
  Она с мрачным удовлетворением уставилась на себя в зеркало: «Ну и ладно! Пусть Удав забирает себе Томми! Зато у нее такое красивое платье!».
Пока Веро собой любовалась, на минуту забежала Принчипесса. Попрощаться. За ней и Томми слуга пришел, в обеденный зал проводить….
А потом и в комнату Веро постучали.
Проводив Веро по коридору, слуга попросил подождать Веро в передней, при обеденном зале, пока он докладывать будет. Так и сказал:
-Вы гостья особенная, и о вас по всем правилам объявить надо.
И у Веро снова неприятно кольнуло сердце. Она села на краешек стула, оглядела небольшую светло-зеленую комнату с большим позолоченным зеркалом, и сразу поняла, что не она одна доклада дожидается.
У зеркала стояла Львица и «туда-сюда» красила губы. Львица была породистой, ухоженной и красила губы с четким пониманием того, кем она сегодня будет ужинать. И так красиво она красила свои губы, и такой вид у нее был волевой, что было понятно, пусть хоть весь мир перевернется, но пока она эти «туда-сюда» не дорисует, с места не сдвинется.
Веро сидела, не шелохнувшись, надеясь, что ее не заметят. На свое место в пищевой цепочке она смотрела трезво: «Если бы мы жили в животном мире, где надо бороться за выживание, меня бы давно уже сожрали».
 Но Львица ее заметила. Большой красивый глаз, почуял добычу, и с интересом на нее скосился.
-Кто такая? – почти не шевеля губами, спросила Львица.
-Я? – открыла рот  Веро и хотела все как есть сказать, но, спохватившись, торопливо пробормотала,  - Я… это… Баронесса….
 В комнате повисла зловещая тишина.
-Баронесса? –  недоверчиво обернулась Львица, а потом раздался щелчок от колпачка помады.
И не успела Веро испугаться, уж очень многозначительный был тон и взгляд напротив, как вдруг услышала.
-А я Алиса….
И тут уже случилось совсем неожиданное. Из обеденного зала вышел Удав, и пока он Веро не видел, у него лицо было как у родителя, чей ребенок самый лучший.
-Доча…. –  ласково сказал он.
-Мама… - тоскливо заныло сердце Веро.
-Папа… - поддержала разговор Алиса, и в ее голосе больше всех оптимизма было.
-А ты почему еще здесь? Уже вторую перемену блюд подают!
-Да не хочу я их всех видеть, – поморщилась Алиса, - Одни и те же рожи каждый банкет….
-Это твой долг! – прогремел Удав, - Уважай отца!
А потом добавил по-человечески:
-Ну, сходи, а? Потом опять разговоры начнутся. Ты уже два приема пропустила.
И еще раз, просительно улыбнувшись, хотел было дальше направиться.
-А ты сам куда? –  прыгнула как кошка Алиса, перегородив дорогу, и взглянула так, что Удав сам взгляд отвел.
-Ну, куда, куда… – замялся он и видно было, что говорить не хочет, - Надо мне…  По делам государственным.
-По каким  делам? – не отставала Алиса, как банный лист, пристав крепко, - В подземелье идешь? По глазам вижу! Ты же обещал, что на этой неделе приговоры больше не подпишешь!
Удав только плечами пожал.
- А я так иду…. Не подписывать. Счастливого пути пожелать, кому подписал.
А потом, не сдержавшись, низменно хихикнул, и тут у Алисы стало шею краской заливать.
-И я с тобой, -   угрожающе сказала она и шагнула навстречу. Удав замер, хотел было осадить ее строгостью, но понимая, что уже поздно заниматься воспитанием девицы, что ростом уже перемахнула его на две головы, впал в бешенство.
-Ну, куда ты пойдешь?  – кричал он, - В кринолине? Там же крысы! Смеяться будут! Я и так из-за тебя план по казням не делаю.
И вдруг Удав Веро увидел – та сидела, открыв рот и даже не скрывала, что все слушает, запоминает и потом другим рассказывать будет.
-Ах, ты…. – начал было он, но вовремя осекся от греха подальше, и добавил лишь, - …Баронесса.
И потом, ни слова не говоря развернулся,  и пошел прочь, громко стуча каблуками. Но отойдя уже прилично,  не удержался, обернулся и крикнул гневно:
-В зал идите!!! Обе!!!
Алиса мрачно в след посмотрела.
-Ну, в зал так в зал…. – сказала она и, усмехнувшись, перевела взгляд на Веро, - Ну, надо же…. Баронесса….
Веро вздрогнула.
-Ты же, как конфетка….
И видя, что Веро сразу же заулыбалась, уточнила:
-Они тебя сожрут  вместе с оберткой.
Веро, конечно, тут же захотелось узнать подробности, но не став объяснить больше ничего путного, Алиса схватила Веро за руку и потащила за собой к двери.
Веро, как могла, упиралась, она идти не хотела. Она обещала слуге дождаться. Но отказаться не получалось - Алиса распалилась, как вулкан, никого слушать не хотела. От нее дым валил так, что у Веро глаза начали слезиться. И когда Алиса с силой по двери ударила, Веро всем сердцем того слугу почувствовала. Он уже к концу доклада подходил, и у него на лице облегчение проступало, что так все благополучно заканчивается, как вдруг дверь его в сторону отбросила, и перед глазами ярко круги запылали.
Эти же круги пылали и перед Веро, когда ее Алиса, по залу тащила. И Веро уже не помнила ни о достоинстве, ни о том, что юбка выше колен взмыла, ей вся эта дорога  мукой казалась. Зато Алиса не терялась - шла вперед, как большой красивый кит, рассекая волны и давя рыбешек. И все кто в зале обедали, глядя на них, есть перестали.
В центре за большим столом, восседала знать, а по бокам сидели чины пониже. Веро не очень понимала, в каком она заявлена ранге, и потому решила поближе к Алисе держаться, пока своих искать будет. Только у нее в глазах щипало, и она, как не всматривалась, никого не узнавала.
 Но когда туман рассеялся, и они с Алисой к главному столу подошли, оказалось, что все тут сидят, рядом с Чивасом. Даже далеко искать не пришлось.
 …Томми, надкусив пирожок, долго всматривался туда, оценивая, сколько положили начинки. Принчипесса, положив на тарелку селедку под шубой, сосредоточенно выковыривала из-под шубы селедку. А Максимильян сидел последним и компромиссно жевал бекон, но по глазам было видно, что, в душе, он скучает по супу.
«Максимильян?!» - вздрогнула Веро, и Максимильян взглядом ответил, что потом все расскажет.
А Чивас привстал, перегнулся через стол, и, не сводя черных глаз с Алисы,  гаркнул так, что те, кто после ее блестящего марша, преодолев испуг, снова есть начали – опять перестали:
-Ну что?!  Нормально ты зайти, конечно, не могла?! Все никак не можешь обойтись без того, чтобы  так или иначе на себя внимание обратить? И, что кислая такая?
-Папу встретила, - хмуро отозвалась Алиса.
Чивас засмеялся и, отшвырнув салфетку, сел обратно.
-Полюбуйтесь, - сказал он, - Благодарная дочь Первого министра…. Брысь от меня, чтобы я тебя не видел. Сядь подальше.
Томми вдруг перевел взгляд от пирожка, уставился на Алису и замер надолго. Он все, что теперь касалось Удава, очень близко к сердцу воспринимал.
Чивас же нетерпеливо рукой махнул.
-Пусть рядом со мной Баронесса сядет. Ну, что застыли?!  Сдвиньтесь все! Стул освободите.
Обласканная царской милостью, Веро уселась рядом с Чивасом и внутренне вся сжалась, не зная как себя вести. Алиса села рядом и стараясь подбодрить, положила ей на тарелку котлету. Веро уставилась на котлету -  ее то в жар, то в холод бросало. Это как на ужасном свидании, когда понимаешь, что вроде разговор надо поддерживать, и от неловкости есть не можешь.
Но Чивас оказался деликатной души человек, все без слов понял, вонзил вилку в плохо прожаренную отбивную, и когда сок брызнул Веро на платье, сам  разговор начал…. Чтобы лед растопить.
-Оля-ля, - сказал он весело, - Баронесса, что же ты как свинья? Люди же смотрят.
Веро тут же схватила салфетку и стала с досадой оттираться. Алиса тогда ей все  соль под руку совала.
-Ты больше, больше сыпь. Надо чтобы сразу схватилось.
А Чивас полушутя нагнулся к Веро и, заговорщицки, подмигнул:
-Ты хотя бы завтра постарайся свадебное платье не сразу уделать.
Веро медленно, пока слова доходили, перестала оттираться. Еще раз взглянула на платье – весь лиф в жирных пятнах и в соли. Алессандра ей точно голову открутит. Потом посмотрела на отбивную, на соседней тарелке – у свиньи, похоже, тоже день с утра не заладился. Потом перевела взгляд на Чиваса:
-А что вы там Ваше Величество, про свадебное платье говорили?
Чивас сделал знак, чтобы ему вина подлили.
-Я обо всем распорядился, тебе его уже доставили. Все как с папашей твоим договорено – тебе титул, а мне двести тысяч  деревьев. Ну, и тебя в довесок.
Веро, тогда еще на что-то надеясь, к Алисе повернулась:
-Папаша?  - переспросила она, - Деревья?
-Папаша! – запальчиво крикнула Алиса, и с места привстала, - Да он же тебя продал, мерзавец! За кусок леса, родную дочь!
Чивас в азарте тоже привстал:
-Да что ты все стонешь! За такой бы лес Первый министр и тебя бы продал!!! Кто бы только взял с таким характером!!!
Веро сначала было, на стуле откинулась, чтобы не мешать им, орать друг на друга, а потом, словно вспомнив что-то, перегнулась, и посмотрела на троицу на другом конце стола. Те  виноватые взгляды отводили. Ах, так! Значит, все знают, кроме нее...
 Принчипесса, меньше всех расстроилась, даже улыбаться начала краешком губ – Томми же сидел рядом, и не зная об этом сам, был в полном ее распоряжении. Веро теперь можно было списывать со счетов. Принчипессе оставалось только от Удава избавиться…. Но тот, гад, как знал – быстро все дела закончил, вернулся довольный и втиснулся между ними.
-Ну, как ты? – ласково спросил он у Томми, - Все кушаешь?
Томми он неожиданности вилку выронил.
-Что?! Что вы так смотрите? А что такое?! Да не трогайте мою тарелку!
Веро на минуту даже глаза закрыла, дела были хуже некуда. А потом ее ноги что-то коснулось. Она приподняла краешек скатерти, там под столом сидел Буржуй - он тоже все знал, на все имел свое мнение…. И еще курицу ел. Когда увидел Веро, перестал жевать. Бросил на нее проникновенный взгляд, сочувственно шмыгнул носом.
-Конечно, – не поверила Веро, - ты сначала соус с морды сотри.
Она взяла вилку и задумчиво постучала ею по столу – надо же…. А замуж-то совершенно не хочется. А потом нанизала на вилку котлету, мрачно надкусила и за салатом потянулась –  чего уж теперь стесняться, коли замуж берут. К тому же Чивас на нее  никакого внимания не обращал, он все о чем-то с Максимильяном говорил.
И Веро немного успокоилась. Надеялась, что Максимильян его жениться отговаривает. Тут она даже больше Томми сочувствовала – у него же такого брата золотого не было.
-Мне такие девушки с  большими ногами всегда нравились, - долетел до Веро комплимент Удава, и она ужас Томми за полстола почувствовала….
А на Принчипессу вдруг одиночество навалилось. Все были при деле, Веро замуж брали, Томми тоже вниманием не обделили, а мимо нее, казалось, все события прошли. И к тому же, ноги мерзли. И, чтобы согреться, она все время к кубку прикладывалось. А в том кубке было литра полтора чего-то сладкого и крепкого, похожего на горячее вино со специями. Она весь вечер пила, и так до конца и не разобралась, что там намешали. Но когда уже на дне оставалось, а рядом все Удав не унимался, Принчипессе вдруг тоже захотелось себя в историю вписать.
Она повернулась к нему, и, чуть заплетающим языком, сказала:
-Слушай, ты… Первый Министр… Ты совсем обнаглел! Ты, прежде чем к моей сестре с предложениями лезть, сначала у меня разрешение спроси жениться.
 А потом икнула.
-Ну…  как у родни ближайшей…. А я потом батюшке передам.
Удав опешил.
-Жениться? Почему сразу жениться?
И Принчипесса после этих слов сначала замерла, а потом со стула привстала. От нее пары алкогольные стали испаряться, и она прямо вся запылала от негодования.
-Ах…. Ах, ты негодяй!!!
 Принчипесса уже не различала своя это честь или честь Томми. Это уже было просто дело чести! И она была готова за эту честь, как тигрица драться!
 Потому что, если бы у нее все в голове так не перепуталось, она бы точно заметила, как испуганный Томми ей знаки подает, чтобы она замолчала и на место села.
-Ваше Величество!!! - громко сказала Принчипесса и своего добилась, на нее тогда все посмотрели.
 -Ваш Первый Министр пристает к моей сестре, и не хочет после этого на ней жениться!
 И вот когда она это сказала, весь алкоголь из нее сразу выветрился, и ей тогда все взглядами  сказали, что лучше бы она сидела тихо и свою селедку доедала.
У Удава было такое лицо, что Веро на миг стало его жалко. У Буржуя тоже сердце оказалось не камень, он выглянул из-под стола и в испуге прошептал:
-Веро, а Веро….  Может, воды принести - полить его?
Тишина в зале стояла такая, что даже те, кто тарелки со столов убирали, уходить не торопились - так и стояли с нагруженными подносами, ждали, что дальше будет.
И Чивас не разочаровал, встал, взял кубок и отхлебнул из него с удовольствием. И там точно была примешана какая-то травка, потому что Чивас, не удержался, сделал знак его наполнить, снова выпил и вытер рот рукавом.
-Ты не прав, Первый министр, - сказал он, как ни в чем не бывало, - Крепко не прав. Ты пока ей комплименты шептал, она уже у себя в голове и свадебное платье придумала, и представила, как с детишками гуляет.
 Все невольно посмотрели на Томми:
 «Это правда?!!!»
Даже Буржуй из-под стола вылез.
-Да не было ничего! – зашипел Томми и еще кулаком погрозил.
Чивас только плечами пожал.
 -Сколько раз я тебе говорил, не водись с порядочными девушками. Говорил, да?
А потом повернулся к Принчипессе.
 -А ты не бойся. Мы твою сестру обижать не будем.
-Да я не обидчивая, -  вскочил Томми и, в запальчивости, хотел всех уверить, но Чивас уже никого не слушал.
Он сам был в восторге от своей придумки.
-А это правильно. Что тут думать? Решено. Выдаю кузину за Первого Министра. Может, он с ней приличным человеком станет. Ну, это вряд ли, конечно….
Потом повернулся в зал и объявил громко.
 -Сыграем завтра сразу две свадьбы. Будет у нас вместо одного торта два. Заодно посмотрим, насколько живучим новый кондитер окажется….
…После этого Буржуй подергал Веро за ногу.
-Думаю, десерта ждать не будем. Томми уже не спасти, но я тут краем уха слышал, что Чивас предложил и Принчипессе жениха сыскать. Спасибо, Максимильян вмешался, отвлек его, начертил что-то на салфетке про триста процентов рентабельности. Это я к чему…. Заканчивайте уже этот сомнительный ужин. Я и так вас уже теряю…. Одной за другой....

Глава 14.
Пока шли обратно в комнаты, еще раз успели поругаться.
Томми кричал, что убьет Принчипессу, Максимильян в ответ кричал, что тот сам виноват, не надо было поощрять! Веро кричала, что ей хуже всех, на ней из-за денег женятся! Принчипесса кричала, что не понимает, почему Веро кричит - пусть из-за денег, но ведь женятся же! Буржуй просто так лаял.
В комнату ввалились, не разговаривая друг с другом.
-Хотя, знаешь, Веро, - сказал вдруг Максимильян, - если ты решишься за Чиваса замуж выйти, я тебе все-таки дам свое благословение. Не такая уж плохая партия.
Веро, открыв рот, упала на стул. Она вспомнила, как однажды его со своим кавалером познакомила.
-Нет, - сказал тогда Максимильян строго, - нам он не подходит.
-Нам? – не поняла Веро и глупо переспросила, -  Почему это нам?
-Сестренка, - похлопал он ее по плечу, - ты же мой капитал. Я должен правильно  тобой распорядиться….
-А что? – поддержал вдруг Томми, - Это хороший план! Ты выйдешь замуж за Чиваса, а ночью, когда он уснет, выкрадешь у него «Талант», и мы все вернемся домой.
-Ночью?! -  закричала Веро, - А как….
Тут у нее голос сорвался, и остальное она уже хрипела на последнем дыхании:
-…а как я его усыпить должна?! Сказками? Как Шахерезада? Пошли вон из моей комнаты! Ночью…. Идите… идите и думайте! Если у вас мозги есть!!!
И выгнав всех, Веро вдруг вспомнила, что Максимильян у нее спать собирался, схватила его на пороге и затащила обратно в комнату. Буржуй следом прошмыгнул.
-Слушай, о чем ты там с Чивасом шептался? Вас не разнять было, как подружек. И как ты вообще за столом оказался?
Максимильян торжественно взял Веро за руку, усадил на стул и сил напротив.
-Веро, - сказал он, - у тебя ноги мерзнут?
-Что? Ноги? Не то слово. Я уже почти их не чувствую. А при чем здесь ноги?
-А при том, что  у Чиваса тоже мерзнут. И у всего двора мерзнут. Здесь по всему дворцу щели в стенах и отсырело все.  Я ему предложил башмаки из овечьей шерсти поставлять, он весь двор обяжет купить, а прибыль на четверых поделим. У меня в деле еще Лошадник, он за  шерсть отвечает и Алессандра – она по красоте главная. Я уже сороку послал, она туда-сюда слетала – со всеми договорилась. Завтра первую партию завезут.
-Максимильян, -  в непонимании уставилась Веро, -  А ты что сюда надолго приехал?
Спать завалились через час, когда у Максимильяна закончились силы бизнес план считать.
Веро к нему несколько раз подходила, спрашивала: а ей-то что завтра делать? Максимильян, уткнувшись в записи, рассеянно отвечал: что, да… будет думать…. Но как-то ненадежно отвечал, его тогда только цифры радовали.
 А Буржуй все это время сидел в сторонке, терпеливо молчал, старался понапрасну не раздражать Веро. Был милым, искал ее взгляда. Недвусмысленно смотрел на кровать. Веро тогда рукой  махнула – вместе даже теплее было….
Знала бы она, чем это все закончится.
В четыре часа ночи разве только стены не падали от их храпа. Веро четыре раза пыталась воззвать к совести: сначала Максимильяна трясла за плечо, потом упершись в него как в точку опору, пыталась спихнуть ногами с кровати Буржуя. Все было без толку, оба спали и храпели, словно издевались. Перевернув на кровати все подушки, вымотав себе душу, Веро вытащила из-под обоих одеяло, завернулась в него и пошла, проситься спать к Принчипессе.
Как только приблизилась к порогу, услышала, что по коридору кто-то крадется. Веро припала ухом к двери. Она хорошо знала такой шаг - в нем было коварство, смекалка и расчет. Так всегда Максимильян дома по утрам крался, чтобы ванную первому занять….
Веро приоткрыла тихонько дверь и замерла.
 В одной руке парик, в другой ботинки. Платье с обоих плеч приспущено, лиф перекошен. Рукава, словно бабочки, прибитые суровой мужской ладонью, отлетели. Веро бы подумала, что его пытали, если бы не задумчивый взгляд и блуждающая на губах  улыбка. Это в четыре-то часа утра!
 Веро посильнее запахнула одеяло, выскользнула из комнаты, и, бесшумно, догнала его по коридору.
-Стой, кто идет?! – пошутила она, подкравшись из-за спины.
 Томми вздрогнул и выронил ботинки. Те, глухим ударом, отозвались где-то под сводами дворца.
-Ты с ума сошла? – зашипел он.
-Ты где был? -  сразу перебила Веро.
 И хотя было видно, что Томми не очень хочет отвечать, но у Веро был такой вид, что ни одна сила мира ее не остановит, пока она из него все до последнего слова не вытрясет, и Томми нехотя пожал плечами.
-Я у Алисы был,  – сказал он и тут же добавил с достоинством, - Чай пил.
Веро еще с минуту на него взирала, потом поднялась на цыпочки и принюхалась.
-Ну, то, что пил, это я, допустим, верю….
-Веро!!!
-Томми!!! Какой чай, в четыре часа утра?!
-Я не просто чай пил, - Томми загадочно огляделся, - Я, думаю, что знаю где «Талант» надо искать.
Но Веро даже сначала не поняла, про какой «Талант» он толкует. У нее сил не было. У нее все силы уходили на то, чтобы она стояла босиком, в одеяле, посреди коридора, и делала вид как ей безразлично, что Томми всю ночь с Алисой чай пил.
Это только Томми, по своей доброте душевной думал, что она его слушает внимательно.
-В общем, чтобы ты поняла, чай потом был. Сначала мы с Алисой филина из охотничьего домика украли…. Ну, хватит Веро! Говорю тебе, я в рот ни капли не брал! Это Чивас вчера на охоте филина поймал, приказал его себе на забаву ручным сделать. А филины в неволи не живут. Поэтому Алиса решила его выкрасть, чтобы на волю отпустить.
Тут Веро стала понимать, в чем все дело. Она  вспомнила оленя под капельницей и хозяйку заповедника, которая клялась, что в жизни не скажет, кто ей помогал животное в телегу затаскивать.
«Бедный Чивас, - поразилась она невольно,  - Одни вредители вокруг….».
- Филина заперли в клетку, - продолжал рассказывать Томми, - А ключа Алиса не нашла, так что пришлось нам клетку в ее комнату перетаскивать. Ну, чтобы там замок спилить.  Слушай, Веро…. У тебя пилы нет?
Веро, не уставая поражаться, похлопала себя по одеялу.
-Сейчас поищу….  И все же я не понимаю, когда же вы такими друзьями успели стать?!!!
Томми замялся.
-Вчера…. После ужина. Так…. Разговорились случайно. Веро, ты про другое слушай. К комнате Алисы примыкает небольшая оранжерея, мы как раз туда клетку с филином спрятали. Раньше это была часть сада, но вскоре, после исчезновения Короля, дворец стали перестраивать, и эту часть сада застеклили. Цветы там не разводили, и оранжерея много лет стояла бесхозной. Алиса сама только несколько дней назад туда переехала на время, потому что в ее комнате ремонт стали делать.  И я думаю, что если Росомаха все вокруг дворца прокопала, то может быть, про эту оранжерею она забыла, и, возможно, камень, там закопан.
Веро с Томми пристальных глаз не сводила.
-Томми…. Ты, что ей все рассказал?!
Томми держа одной рукой платье за ботинками нагнулся.
-Да ничего я ей не говорил, -  пробормотал он с досадой, а потом нагнулся, взял ботинки и добавил, - Просто она такая… Понимающая….
Веро поморщилась. По душе, будто кошка царапнула. Так,  не больно….
В этот момент под крышей, что-то зашуршало, зашумело. Послышалось хлопанье крыльев - это Сорока с деловым видом мимо пролетала. Услышала голоса, опустила голову и не смогла удержаться от реплики:
-Я смотрю, вы оба уже совсем себя приличиями не затрудняете.
-А что такое? –  с вызов бросил Томми и подтянул сползающий лиф. Веро тоже была не настроена разговаривать и только хмуро перепрыгивала с ноги на ногу, стараясь не уронить одеяло.
 -Слушайте, - взмолилась Сорока, - ну, правда, идите, оденьтесь. С минуты на минуту слуги начнут вставать, а тут вы стоите.
И еще раз, неодобрительно глянув, Сорока распушила хвост и полетела дальше. Веро с Томми, не сговариваясь, задумчиво ей вслед посмотрели. Потом Веро головой покачала.
-А ведь ты хорошо с ролью справился. У тебя роман и с папой, и с дочкой одновременно – это ли не признание? А  может, Максимильян прав, и нам всем здесь остаться? А что?  Я выйду замуж за короля – с моими связями, твоим обаянием и предприимчивостью  Максимильяна, мы все Королевство заставим на себя работать.
Томми уныло посмотрел на ботинки.
-Да сам знаю....
Глава 15.
…Проводив Сороку взглядом Веро поняла, что ноги у нее вконец отморозились. Томми тогда удрученно спать направился, а Веро побежала за Сорокой узнать, как среди дворцовых коридоров Хорошую найти, а еще объявить птице, что за овечьими башмаками она первая в очереди.
За очередным поворотом Веро потеряла Сороку из виду. Она уже сама не очень понимала, где находится, плутая в длинных коридорах без батарей. У нее было только одно желание выбраться поскорее на улицу, чтобы и погреться на солнышке. Набредя случайно на лестницу, Веро спустилась по ступенькам и оказалась у парадного входа. Охрана, развалившись на полу, беспробудно спала.
«Работнички…» -  прищурилась Веро, проскользнула мимо, и, толкнув дверь, оказалась в саду.
Солнце еще только-только начинало вставать, лениво потягиваясь, и Веро, громко зевнув, потянулась вместе с ним. Утро было такое теплое, что она даже одеяло с плеч припустила. Осторожно огляделась по сторонам. В саду никого не было. Веро по-хозяйски нахмурилась. Мусор не убрали, фонтаны не включили.
«Работнички, – снова подумала она, - Завладею королевством, всех уволю….»
  А потом теплый летний воздух подул ей в лицо, приласкал душу, отогрел ноги. Веро в блаженстве закрыла глаза….
 А потом быстро открыла.
В самой глубине парка, под большим дубом, которому было лет триста, не меньше, в ярких, желтых блестящих ботинках стоял Константин.
Веро зажмурилась, пеняя на солнце, и снова открыла глаза. Нет, все точно - Константин.
Константин стоял задумчиво, задрав голову, смотрел на верхушку дуба и о чем-то размышлял….
Тут, конечно, было о чем подумать. Говорили, что раньше в парке вместо стриженых газонов, росли одни дубы - могучие, великие деревья, каждому было больше ста лет. И белок в парке много водилось. Для них раздолье было гнезда в дубах вить и с ветки на ветку прыгать.
 А потом Удав распорядился деревья вырубить и продать, лишив белок дома и, как водится, забыв деньги до казны донести. И осталось в парке всего шесть деревьев.  Говорили, что и до них очередь дойдет.
 …Вот Константин так стоял, вверх голову подняв, и не то размышлял, какой Удав гад, не то с деревьями прощался. А потом, заметил Веро и, совсем не удивившись, рукой ей махнул, чтобы она уже, наконец, рот закрыла и бежала к нему быстрее.
И Веро, конечно, сначала побежала, но по дороге шаг замедлила. Она бы раньше куда угодно с ног понеслась – Константину-то ведь так просто не откажешь. Но времена-то нынче не те, она сама без пяти минут Королева.
 И Константин понял. Он был врач, он как никто знал, что природа человеческая тонкая вещь, и когда корона на голову давит, она там сферы, что отвечают за чувство меры и благодарность, сильно пережимает. Тут надо было по больному месту бить.
«Если будешь слушаться, - сказал он взглядом, - я тебя вечером от свадьбы отмажу….»
Веро сразу в себя пришла. Раскаивалась, извинялась за минуты сомнения. Была готова верность делу доказать кротостью и послушанием. Подхватив одеяло, помчалась к Константину босиком по гравию, и хотя камушки больно босую пятку кололи, но Веро бежала все быстрее и быстрее….  Уж больно замуж  выходить не хотелось.
-Веро, где ты ходишь?! – бросил Константин, словно они вот-вот пять минут назад расстались, - Я Сороку за тобой уже два раза посылал.
-Константин? – как можно вежливее переспросила Веро, стараясь незаметно отдышаться, - А как? Вы здесь? Сорока?
-Веро! – нетерпеливо сказал Константин, и было в его голосе что-то такое, что заставило ее приумолкнуть, - Через пару минут слуги выйдут парк убирать, так что на разговоры у нас времени нет. Видишь дуб? В нем дупло. Пошарь там, есть в нем что-нибудь или нет. Ну, что ты уставилась на меня дикими глазами?  Я бы сам залез, у меня рука не пролезает, а у тебя ручка маленькая, ты сможешь. Или, может, ты замуж за Чиваса хочешь? Тихо, тихо не подпрыгивай, не достанешь. Я же не просто так, я подготовился. Я табуретку принес. Вот. Становись….
Веро, стоя на табуретке, одной рукой старалась одеяло поддерживать, другой шарила в дупле. И все старалась не думать о том, что кто-нибудь руку у нее в дупле тяпает, и никак не могла остановиться, думала только об этом.
-Ну, что-там? – нетерпеливо торопил ее Константин и поминутно оглядывался, - Нашла?
-Вы там табуретку держите, - шипела Веро сверху, полагая, что они уже в таких отношениях, что она тоже может иметь свое мнение, - Сказать-то хоть можете, что мы ищем?
В дупле было сухо, мягко, даже приятно. И там было что-то пушистое… и вдруг оно зашевелилось.
-А-а-а…! - заорала Веро и, как не ловил ее Константин, упала с табуреткой в кусты.
Из дупла высунулась удивленная белка. Веро, поскуливая, вылезла из кустов, а Константин философски наклонил голову.
-Молодец…. –  медленно сказал он, и непонятно было про кого он, про себя, про Веро или про белку. Она, даже было, хотела уточнить, но Константин знаком приказал молчать, на парковых дорожках работники показались.
И снова пришлось вернуться в кусты. Они сидели там минут двадцать, как шпионы, – у Веро от шерстяного одеяла чесалась спина, а Константин думал.
-Они здесь будут убирать до полудня, - наконец, шёпотом сказал Константин и с досадой добавил, - Как все непросто складывается…. Так Веро, мне теперь уходить надо.
Веро жалобно на него посмотрела. Ее широко раскрытые глаза стали наполняться слезами.
-Да, - торопливо сказал Константин, - я помню про свадьбу.
И, прямо как Максимильян накануне, развел руками:
-Ну, что сказать? Будем думать….
А потом Константин исчез, а Веро еще какое-то время в кустах просидела.  Выдержку закаляла. Глазами моргала, стараясь слезы сбить. И уже почти получилось, но когда она стала на коленках вылезать из кустов, то оказалось, что она прямо под ноги к Росомахе выползла. Веро задрала голову и увидела Росомаху такую высокую, прямо уходящую в небо, с железным характером и знакомой тяпкой, и тут все слезы у нее пролились. Все разом.
- Как?! – всхлипнула Веро жалостливо, - И вы здесь?!!!
Росомаха осуждающе смотрела на нее сверху.
-Веро, - сказала она, -  а я смотрю, вы совсем от рук отбились. Забор мне не докрасили, в доме разгром оставили, в парке не копаете. Вас, зачем сюда Королева направила?
Веро встала, отряхнулась и, шмыгнув носом, покорно взяла тяпку.
-Если вы здесь будете, можно я с другого конца начну копать? – попросила она.
…Добежав до дворца, и крадучись, чтобы Росомаха не увидела, поднявшись по ступенькам, Веро задержалась на пороге:
-Вы не скажете, где тут кухня? – виновато спросила она у суровой толстой служанки, что тут же мела метлой и неодобрительно смотрела на босые ноги Веро. Веро как не старалась отряхиваться, но песочка на босой пятке все же принесла….
…И хотя час был ранний, но кухня в замке мало чем отличалась от кухни в ресторане. Ее уже на пороге чуть облили кремом, обругали, что она тут волосами своими трясет, и точно бы вытолкали, если бы Хорошая не вступилась.
Хорошая, правда, не сразу ее вспомнила -  было видно, что она тоже всю ночь не спала, носилась туда-сюда по кухне, отбирала миски с венчиками и, как Робертино, орала на всех:
-Не так делаешь, болван! Глаза бы мои на тебя нее смотрели! Веро, а ты видела, какая здесь кухня?! Тут такой миксер – за один раз сто белков взбивает!
Веро нащупала какой-то ящик в углу, и, теряя почву под ногами, сползла на него, качая головой:
-Вы тут все спятили….
Когда возвращалась обратно в комнату, в коридоре столкнулась со слугой. Тот катил в комнату какого-то герцога столик, сервированный завтраком. Герцог с утра на охоту собирался, и ему для подкрепления четыре горячих везли и десять булочек на серебряном подносе. Веро жадно аромат кофе вдохнула, когда столик мимо проезжал.
-Хотите, могу и вам завтрак привезти, - сказал слуга, у него было доброе сердце, а у Веро в одеяле – вид неприкаянный.
-Везите…. – благодарно вздохнула Веро, а потом, вспомнив, обернулась и попросила, - Только побольше всего везите. Как можно больше….
 Она, конечно, думала поспать немного, но, в самом деле, какой уже теперь был сон. Замок проснулся, повсюду воодушевленно носились горничные с полотенцами, и сновали слуги с подносами.
Когда Веро вернулась в комнату, Буржуй уже проснулся. Сидел на постели, лениво потягивался и все время зевал.
-Ну, что отоспался, лапонька, на белых простынях? – не сдержалась Веро. Буржуй перестал зевать и недоуменно приподнял ухо.
Максимильян, перевернулся на бок, он тоже все думал – вставать, не вставать. Но когда вкатили завтрак, вопрос вмиг решился.
-Ветчина, бекон, колбаска, -  перечислил  радостно Буржуй, спрыгивая с кровати и подбегая к столику.
-Колбаска? –  с интересом откликнулся Максимильян, - Веро, как спала? Ты же знаешь, мужество тебе сегодня особенно понадобится….
Веро, наливая кофе из кофейника, хмурым глазом на него посмотрела. Хотела сказать что-то, но тут в комнату Принчипесса прошмыгнула.
-Хотела утром покурить, - сказала она, по-свойски усаживаясь за стол, - да вспомнила, что бросила. На меня тогда такая хандра напала. Прошлась немного по дворцу, чтобы отвлечься, нашла бар. Подумала, а не начать ли мне тогда пить, раз теперь не курю. Спасибо, слуга с завтраком проезжал, оказалось к вам. Спас от кривой дорожки.
Веро вяло на нее посмотрела.
-Где ты бар-то нашла? Я всю утро по дворцу слонялась, бара не видела. Вот если бы я на него наткнулась. Ха…. Сидела бы я сейчас с вами….
Максимильян бутерброд не домазал, уставился на обеих. Понял, что моральный дух совсем пал, хотел было отвлечь их. Но не успел. Потому что пришел Томми и всех разом отвлек.
 Пришел неубранный, с красными глазами и пробивающейся щетиной. В руках держал трогательный букетик голубых гиацинтов. Томми был как заспанный ангел, опоздавший к раздаче премиальных.
- Все жрете? -  ласково сказал он и обвел всех взглядом.
-Жених подарил? – попробовала пошутить Принчипесса и на цветы кивнула.
 Томми сразу стал мрачным.
- Кофе лучше налейте….
Оказалось, что Удав к нему в комнату, не стуча ввалился. Томми тогда только спать улегся, зашвырнув парик подальше, и когда вдруг перед ним Первый Министр возник, притворяться уже было поздно, и как Томми одеяло на себя не натягивал, Удав, уставившись на него, схватился за сердце и суть уловил. А Томми не стал ему портить впечатление и добавил масла, сказав, что у него генетика такая –  волосы на голове выпадают, а на лице растут.
-Вы бы его видели, - жуя плюшку, покачал головой Томми, - Бедный. Он меня даже бросить не может, потому что Чивас не хочет один жениться, ему компания нужна.
Веро хотела было блинчик со сгущенкой съесть, но после этих слов аппетит поутих. Сидела, уставившись в тарелку, а Буржуй сказал чтобы она так не переживала он съест за нее блинчик.
-Удав пригрозил, что если я сам от свадьбы не откажусь, он меня отравит, - закончил рассказ Томми, равнодушно намазывая круасан маслом, - Растет у него на окне одна травка….
 -Да не бойтесь, не отравит, - отмахнулся Максимильян, - Не успеет. С ним первым в брачную ночь удар случится.
И вдруг в дверь громко постучали.
-Это Первый министр! – требовательно  послышалось из коридора, - Откройте!
-Удав!!! – вскочила Принчипесса, перевернув тарелку. Та со звоном разлетелась на осколки.
-Прячьтесь!!! – зашептала  Веро, вмиг проснувшись - Он не должен нас видеть вместе!!!
-Откройте! – настойчиво колотили в дверь.
-Куда? – хрипел Томми, - Куда прятаться?
Все метались по комнате.
-Под кровать! – шипела Веро, -  Под кровать! И не топайте так!  Не в конюшне!
-Откройте! – срываясь на крик, возмущался  Первый министр.
Все бросились под кровать. Буржуй бежал впереди, отталкивая Максимильяна, и старался занять место получше. Томми на ходу доедал круасан. Принчипесса  шипела, чтобы он не обтирал об нее свои жирные пальцы.  И не понятно было, как они все там поместились, но только когда, залезая последней, тылы подперла Принчипесса, Веро услышала слабое: «Ой!» и мысленно попрощалась с собакой.
Потом бросилась дверь открывать.
Удав влетел в комнату красный, нервный и все время подозрительно оглядывался.
-Почему так долго?! – кричал он, – Почему дверь не открывала?!
Веро села за стол, ноги ее не держали, взяла чашку и с достоинством, стараясь не смотреть, как рука дрожит, стала сахар размешать.
-А что такое?! Я завтракаю, я не одета, а вы врываетесь как разбойник, - и сама поражаясь своей наглости, чинно добавила, - Я  жениху пожалуюсь.
Удав, не оживавший отпора, замер в изумлении.
-Завтракаете?!
Веро понимала его замешательство. Сахар рассыпан, скатерть в пятнах, она сама два раза лично кофейник опрокидывала. Королевский завтрак больше напоминал вольеру после кормежки невоспитанных щенков.
-И ты это все одна съела?!!!
Гора грязной посуды, надкусанные булочки и везде крошки, крошки, крошки. Удав подозрительно оглядел комнату. Веро, стараясь скрыть дрожь, потянулась за салфеткой.
-Ну, да. Одна. Я по утрам приступами неконтролируемой жадности страдаю. Мучаюсь страшно....  Могу и вас съесть.
Удав открыл рот.
-А Его Величество знает? – и осекся, - Впрочем, не мне его осуждать. У меня, у самого такой же подарок….
Когда Удав ушел, три головы вылезли из-под кровати. Буржуя среди них не было.
- Удав сказал, что свадебное платье скоро принесут, – объявила Веро, - Вы понимаете, что мы тут только едим и вязнем как в болоте! Томми! Я тебе серьезно говорю, наши дела с тобой хуже всех. Максимильян! Родное сердце, хватит думать о деньгах. Принчипесса! Вот тебе тяпка….
Головы согласно кивнули.
 Веро стала всерьез беспокоиться за собаку.
 Выпроводив всех из комнаты, она полезла под кровать. Буржуй лежал, распластанный, в самом углу, слабо поддергивая хвостом. Увидев Веро, обрадовался, заскулил и пополз к ней навстречу.
-Еле выжил, - пожаловался он.
 Веро кивнула, взяла его на руки и переложила на кровать. Буржуй от такой нежности даже дышать перестал. Веро села рядом и только на минутку глаза закрыла….  Тут же все поплыло в голове, мысли смешались, она упала на подушку и, пока пес пялился на нее в удивлении, забылась крепким сном.

Глава 16.
Следующее, что Веро помнила в череде невразумительных событий, это когда она стояла перед зеркалом, а Принчипесса к ее прическе фату прикрепляла.
-Ах, ты дрянь! - кричала Принчипесса, - Ты будешь держаться или нет?!!!
Раньше бы Веро не смогла с уверенность сказать, кому это адресовано, но последние несколько часов их удивительно сблизили.  И это случилось не потому, что внезапно родство душ проступило, а потому, что все остальные своими делами были заняты.
 И когда Принчипесса пришла будить Веро, та, охнула, увидев в руках Принчипессы тяпку. Волосы ее были растрепаны, щека перемазана, руки в земле. Томми, оказывается, незаметно открыл окно в комнате Алисы, Принчипесса в него залезла, пробралась в оранжерею и добросовестно все там вскопала  – «Таланта» не было.
Рассказывая это, Принчипесса, как могла, держалась, но потом уронила тяпку, села на пол у кровати и горько расплакалась.
-Не могу больше, - всхлипывала она, -  он меня там одну оставил, представляешь? С этой тяпкой! Я чуть от страха не умерла. И пока копала, все думала, неужели только я одна домой хочу?
 Томми в это время Алису отвлекал, он замок у клетки с филином отпиливал. Но как-то работа с самого начала не заладилась, и сколько бы Веро возмущенно не ходила, в дверь не стучала, все напрасно. Томми высовывался из комнаты весь злющий и шипел: «ну, что вам надо, я ведь окно для Принчипессы открыл?»
 А потом он снова был занят. Когда клетку с птицей открыли, филин прочь рванулся, и Томми с Алисой бегали за ним по комнате, чтобы поймать и уже в лесу выпустить. Пока ловили, Алиса споткнулась о тяпку, и потом Томми бегал еще за льдом, чтобы к глазу приложить.
-А она вроде бы хорошая? – без энтузиазма спросила Веро, - Кто бы мог подумать, да?
-Ага, - в тон ответила Принчипесса, и мрачно яблоко надкусила, - Прямо нож в спину.
Они обе сидели в комнате и смотрели на огромную коробку со свадебным платьем, которую только что доставили. Они сидели на полу и молчали, отдавая дань  драматичности момента. А Принчипесса еще яблоко доедала. Наконец, она его доела, вытерла руки о штаны и спросила:
-Ну, что откроем?
 А в голосе явно слышалось: «Померить дашь?»
Когда вытащили платье, Принчипесса первая же его отказалась мерить.
-Что это?!!! – восклицала она в негодовании, - Края неровные, кружева дешевые, и, кажется, ношенные, а эта белая сетка….  У нас летом от комаров на окнах лучше ставят. За такое платье пусть вертают лес обратно…. Или за что там тебя замуж берут?
-Кстати говоря, о лесе…. – наклонила голову Веро, смотря на белый ворох кружев, рассыпанных на полу, - То что, Чивас Баронессу не знает, это, конечно, хорошо. Но если на свадьбу родственники Баронессы приедут, что тогда будем делать? Папаша, опять же, со своим лесом? Почему, мне интересно, мы об этом не подумали? Ах, извините, я забыла! Заняты же все!!!
Буржуй сидел на кровати, жевал одеяло и сочувственно слушал. Но только когда сказали идти пробу с ужина снимать, он рванулся с такой готовностью, что, слетев с кровати, упал на пол и проскользил на брюхе весь тормозной путь до самого порога. Его так и вынесло куда-то за дверь, даже попрощаться, толком, не успели.
После того как потеряли Буржуя, попробовали зайти к Хорошей, поделиться сомнениями. Но та с порога стала кричать, что у нее ужин на двести гостей народу, и если они не пришли помогать, то пусть убираются! У нее не детские игры, у нее два свадебных торта по тридцать килограмм с марципановой обтяжкой!
-Она вообще помнит, зачем она здесь? – пробормотала Веро, пятясь из кухни.
Но Максимильян всех превзошел. Он в свою аферу всех втянул, и эти все этого даже не заметили.
Утром, как раз после завтрака, Лошадник первую партию овечьих башмаков во дворец доставил. Алессандра на славу постаралась, какой только обуви не сочинила – со шнуровкой, перепонкой, застёжкой на пряжку, с бисером, вышивкой, бантом.  Придворные, толкаясь, в очередь выстроились. Чивас поставил рядом стол и смотрел, чтобы больше двух пар в одни руки не давали. Сам сидел в башмаках с бахромой и вышитой короной и млел от тепла, и тридцати процентов, которые придворные ему тут же на стол монетками складывали.
-Максимильян, - сказала Веро, когда брат вломился к ней комнату за очередной коробкой, чтобы деньги прятать, - Ты бы вместо башмаков, сказала Чивасу окна во дворце заменить, чтобы замки работали, и замок можно было от сырости просушить.
-Это мой следующий план, - торопливо сказал Максимильян, - Нет, эта коробка маленькая, давай побольше. Мы сначала башмаки продадим, а потом, когда это уже будет не модно, подряд на окна получим. Хотя эта тема долго играть будет -  у Алессандры дар на обувь, она шерсть в разные цвета красит и спрос огромный. Хотя, конечно Лошадника надо пожалеть – он за ночь столько кругов намотал шерсть возить. Сам не перестаю удивляться, но знаешь, я обожаю этих ребят. Вот вам, кстати, две пары. Алессандра лично передала. С бантиками. Тебе с алыми, Принчипессе с голубыми. Грейтесь….
После этой истории только Удав грустный ходил - Чивас сказал, что комиссионных ему не даст, не за что. Но Максимильян его быстро утешил - предложил поставками вина во дворец заняться.  Пообещав, что с Робертиной о продукте договорится….
Тогда лицо Удава на миг просветлело. Он подумал о том единственном, что его в день свадьбы развеселить сможет. И направился в погреб….
Но, сколько бы ни пил, радость так и не пришла….
…И когда Веро, раздраженно дергая воротник на платье, который страшно колол шею, протиснулась, в комнату перед обеденным залом, где в первый раз Алису встретила - там уже сидели мрачный Чивас на пару с еще больше мрачным Удавом. Оба были наряжены в черные смокинги, и сидели молча, как на поминках. Перед ними  на столе стояла бутылка виски и четыре стакана.
 Веро, застыв в дверях, потянула за воротничок, что шею давил. Что сказать? Приятно было, что им также паршиво.
-Не рано ли праздновать начали? – бросила она, подсаживаясь за стол, и подумав, чего им уже церемонится друг друга.
 И Чивас мрачно поднял на нее свой черный взгляд.
По-человечески Веро его понимала. В этом ужасном платье она была похожа на белое подбитое облако - она в нем  утопала и летела куда-то без направления. Но потом пришел Томми, и на сердце Веро, словно бальзам пролился. У того платье еще страшнее было. Его платье совсем наспех латали, и Томми был похож на подтаявшего в апреле снеговика, что все еще держался, но все его лучшие дни остались давно в феврале.
   И Томми, привыкший хорошо одеваться, был зол как черт. Сел за стол четвертым и молча кивнул на стакан. У Удава даже на мгновение снова интерес вспыхнул. Чивас, было, тоже с надеждой посмотрел на Веро, но та ответила, что как хотите, а после свадьбы во дворце все коллективно пойдут на просушку.
Так и сидели, объединенные общим нежеланием жениться. За ними все приходили, говорили, что гости ждут, а они все сидели, молчали, расходиться не хотели.
 Удав, правда, пробовал разговор завязать, но Томми взглядом сказал: «Убью…», и тот больше не лез.
Пока сидели, Веро все на окно смотрела. Думала, пролезет она в него в своем пушистом платье или нет. А еще надо было в это окно Томми  впихнуть – не оставлять же его Удаву. А потом надо было Лошадь найти – на сознательность животного, которое добросовестно караулит у дверей, Веро не надеялась….
Но как время не тянули, Чивас, в конце концов, сдался. Брови сдвинул, корону надел – вид стал такой, словно на работу пошел. Недвусмысленно поднял темные глаза на Удава с Томми. Два раза гаркнул - те упрямо в другую сторону смотрели….
А потом и за ними лакей пришел. Дрожал, как осиновый лист.
-Ваше Величество, - сказал он, чуть слышно, - придворные трепещут.…  Ожидают чести вас поздравить….
Он еще что-то хотел, сказать, но не успел. Чивас вдруг все решил, словно пластырь сорвал, встал, схватил Веро за руку, и она сказать ничего не успела, как оказалось, что у нее опять «дежа вю», и она  летит куда-то по залу, за Чивасом, ровно как вчера за Алисой.
-Что? Собрались, стервятники, на птичий откорм? - бормотал Чивас, шагая по залу, хмуро оглядываясь, и волоча за собой Веро. А она путалась в мыслях и, не поспевая, изредка бросала на него растерянный взгляд: «Надо же, это я-то думала, что к меланхолии склонна…».
А лакей глядя им вслед, вдруг спохватился и вспомнил, что не все, как положено, доложил.
-И папаша невесты! - закричал он вдогонку, страшно волнуясь, что все не по протоколу вышло,  - Папаша прибыл! Чтобы дарственную на лес подписать!!!
Только кому нужны были его протоколы, если Чивас, как только слово дарственная услышал, еще сильнее сжал руку Веро. И пока шел вперед, смотрел прямо, но ничего не видя, уверял себя, что не напрасны его муки - он ради короны рдеет.
«Папаша? Невеста? – задыхаясь, бежала за ним Веро, - О чем это они….?!»
Но когда уже ближе к трону подходить стали, и догадка ужасом к сердцу подкралось… то на душе, все равно теплее стало – она всех своих снова увидела.
Томми, стоял ближе всех к трону, накручивал на палец локон от парика. Он уже опять обо всем на свете забыл - перед ним Алиса, в который раз, весь мир затмила.
 А Алиса стояла неподалеку и время от времени беспокойно поглядывала в зеркальце – под ее прекрасным голубым глазом красовался не менее прекрасный голубой синяк, поставленный Принчипессиной тяпкой.
 Принчипесса тут же стояла и тоже украдкой на Алису посматривала, в первый раз за последние дни успокоенная и удовлетворенная. Довольная тем, что не за даром оранжерею вскопала.
 Максимильян тоже был в делах, расширял знакомства. Стоял в толпе придворных, записывал на ладони телефон красивой блондинки.
 Буржуй старался от него не отставать, собрал вокруг себя почитательниц маленьких собачек. Несколько ручек в лайковых перчатках гладили его наперебой и, как птички, восклицали: «Какой хорошенький!»
-Папаша невесты! - еще раз в голос торжественно объявил лакей, - Барон!
 Хлопнула дверь.
Раздались грузные шаги….
И потом все как один на Веро уставились. Потому что даже до тех кто плохо слышал, долетел душераздирающий вопль того несчастного, который приехал лес подарить в приданное за дочку.
-Кто это?! – орал Барон, то тыкая в Веро пальцем, то хватаясь за сердце, - Кто это такая?!!!
Чивас уставился на него в изумлении, а потом так же в изумлении перевел взгляд на Удава. А тот сам стоял растерянный и сказать ничего не мог, потому, что всегда участвуя в главных пакостях, он вроде бы сейчас, не причем был.
Барон метался по залу, как раненый гладиатор, а придворные в восторженном ужасе расступались, предвкушая, что до хлеба дело, скорее всего, сегодня, не дойдет, но зрелище обещает быть  кровавым.
-Куда?! - в исступлении кричал Барон, - Куда дочку дели?!! Воры! Казнокрады! Леса вам моего мало! Негодяи!!!
И вот когда речь о лесе зашла, Чивас сразу в себя пришел. «Воры и казнокрады» он еще простил, он эти эмоции на счет Удава списал. Но  «негодяя» пропустить не мог – махнул рукой, охрана сразу Барона из зала выволокла. А тот все еще что-то орал по дороге, сетовал, на то, что с властью связался.
Но Чивас полагал, что сам большее одолжение делает, на свадьбу из-за короны соглашаясь, и потому ему вдруг обидно стало, что это не ценят.
 А Веро все это представление стояла на ватных ногах, хотя впору было завалиться на бок и на луну завыть. Ее только одно спасало – надежда, что в этой суматохе о ней,  может быть, позабудут.
Но Чивас не забыл. Он вдруг повернулся, и в полной тишине, нашел взглядом Веро. Он так безжалостно и беспощадно посмотрел, что для Веро весь мир вдруг перестал существовать, и не было вокруг не придворных, ни зала, и она только слышала удары своего сердца и его вопрос: «Кто ты?»
-Кто ты? – сказал он и подошел близко-близко.
..Говорят, что женщины, в критических ситуациях, плохо соображают. Это неправда – Веро вообще не соображала. Ее раньше в таких случаях только обаяние спасало, но Чивас, имея спорные права на корону, сам только на обаянии держался, поэтому этим на него впечатление нельзя было произвести, и Веро стояла, молчала.
-Кто  ты? – тихо и зловеще повторил Чивас и приблизил свое лицо. Глаза у него были черные-черные, как омут….
 И были такими завораживающими….
«Ну, все….– в ужасе зажмурилась Веро, - Сейчас убьет…. Ну, или поцелует. Ну, уж нет!!! Пусть лучше убьет! Хотя… с другой стороны….»
- В глаза мне смотри!!! - грянуло над ухом….
…И Удав, словно команды ждал, вмиг тогда в себя пришел. Он все это время понуро стоял в углу, и на ботинки глядел. Клял себя на том, что сам интригант, а так глупо в ловушку с женитьбой попался. И вдруг так неожиданно стали удачно обстоятельства складываться - ситуация быстро менялась, зло возвращало себе власть, и Удав снова любил это мир. 
-Это заговор! - счастливо объявил он, бросил на Веро благодарный взгляд и, по старой дружбе,  протянул руки к ее шее.
-Но, но, но…. – шагнул Томми и  закрыл собой  Веро, - Только тронь! Врежу.
И он не то, чтобы угрожал. Он почти даже просил.
И хоть не о том надо было думать, но Веро вмиг обо всем забыла, задохнулась от восторга.  Стояла за спиной Томми, как за стеной и вся сияла, подпрыгивая, чтобы лучше все видеть:
«Да! да! ты понял? Понял?! сейчас мой парень тебе врежет! Размажет по стенке!!!  А что это Алиса так смотрит? Ах, да…. это же не мой парень. А чем это дует таким недовольным? Ах, да… это  Принчипесса в затылок дышит».
А Максимильян, стоял в толпе, с закатанными рукавами, и все руки у него по локоть были в телефонах – деловые партнеры, дочери деловых партнеров. Последний телефон он не дослушал, до него долетел голос Томми: «Врежу….», и Максимильян все бросил, помчался помогать, яростно протискиваясь через толпу и страшно волнуясь, как бы без него не начали.
 Пока пробирался, еще две встречи назначил.
-Максимильян? – неприятно удивился Чивас и уже был готов просить за него у Удава.
Но Удав делал вид, что не понимает, старался ни на кого не смотреть. Особенно Томми избегал, чтобы не сорваться.
-Я же говорю, здесь целая шайка. Я распорядился – сейчас еще одну доставят. Я следил, они со вчерашнего дня к ней на кухню десять раз спускались.
Но Удаву в тот момент самому было плохо, у него подкашивались ноги, ему хотелось присесть. Он все благородный вид держал, но взгляд метался в поисках бутылки. Он не мог поверить своему счастью, тому, что свадьба расстраивается, и все дело идет к тому, что жизнь ему обратно возвращают.
-Стража, - торопился он, чтобы Чивас, не передумал, - что там у нас? Крысы, кандалы, подземелье? Сделайте так, чтобы мало не показалось!!!
И тут толпа расступилась.
-Крысы? – нежно прозвучал голос, и это отозвалось музыкой под сводами дворца. Алиса держала себя так достойно, так горделиво, что Томми вновь ею залюбовался.
 Веро только рукой махнула – ей уж все равно было, кто их из веревки вытащит. Пусть даже и Алиса.
-Никаких крыс не будет, – вышла она вперед, - я не позволю.
 По лицу Удава тень пробежала – он разрывался между желанием быть любящим отцом и страстью сразу всех на одном дереве вздернуть.
…Алиса всегда была ахиллесовой пятой Удава. Но тут всегда наготове был тот, кому Алиса в детстве жить не давала  - задирала, мучала, игрушки крала без совести. И Чивас теперь не мог спокойно пройти мимо этой ахиллесовой пяты, чтобы не ударить, как следует.
-Стража, - распорядился он с удовольствием.
...Алису выносили четверо крепких парней. Двое из них держали ей рот, но одного она все равно укусила. У Удава увлажнились глаза, и не найдя кому похвастаться, он с отцовской гордостью наклонился к Веро, которая стояла рядом:
-Вот это дочь! Вот это темперамент! Вся в меня.
Веро возмущенно уставилась в ответ: «Совсем обалдел?!!!»
Пока выносили Алису, одновременно вносили Хорошую. Та изо всех лупила конвой скалкой. У нее на кухне профитроли горели, она на них четыре часа жизни убила.
-Ну, хватит уже! – рявкнул вдруг Чивас, да так, что все сразу примолкли, - Надоели все! Прочь с глаз моих. Всех в подземелье!
А потом раздраженно добавил.
-И да, Главный Министр, невеста твоя тоже в подвал отправится. Мы ее туда впереди остальных пошлем. Знать бы только, что с моей делать?
Чивас замер и снова взглянул на Веро. И видно было, что он не на шутку уязвлен  – где ему теперь лес брать?
Веро тихонько голову в плечи втянула - обещали всех в темницу, так, извольте, в темницу. Вместе даже в подвале неплохо – Буржуй крыс умеет душить, у Максимильяна мозги есть, Томми, наконец, парик снимет, Принчипесса что-нибудь из жизни животных расскажет, Хорошая может, пирожки с кухни прихватить успела.
-А невесту мою… - зловеще произнес приговор Чивас, - А невесту мою на кормежку Зверю отправьте, чтобы впредь никому неповадно было….
И Веро рот открыла – ей ведь всю жизнь хотелось, чтобы ее как-нибудь особенно выделили. И вот какая неожиданная радость.
…Что было дальше, Веро старалась вспоминать выборочно, избегая той части, как она, привыкшая интеллигентно выражаться, отпустила себя на волю и, расставив правильно склонения, пока ее волокли из зала, материлась целую минуту. Все, что хотела Чивасу сказать - сказала,  и сама диву давалась тому, что за последние дни оказалось,  у каждого какой-то талант есть, а у нее все впустую, но какая появилась раскованность в речи!

Глава 17.
Когда в комнату Веро постучали, она подумала, что это стража за ней пришла. Чивас ей двадцать минут дал, чтобы она платье на вешалку повесила и о грехах подумала. Двадцати минут оказалась много. Она уже обо всем подумала, и джинсы родные обратно натянула – к черту шелка и кружева – и шпильки вытащила, и волосы от лака расчесала. Только башмаки овечьи переобувать не стала – они ей и ноги и душу грели….
…Когда Максимильян, услышал, что Веро на кормежку Зверю отправляют, он рванулся за ней, по пути двух стражников сбив. Томми все без слов понял, подхватил с лету, и они с такой душой в четыре руки по аккордам вдарили, что пока вызывали подмогу, Чивас сам их зауважал, даже помочь хотел, но Удав в него мертвой хваткой вцепился и про долг напомнил….
Распахнув дверь, Веро устало улыбнулась – на пороге сидел Буржуй и смотрел виновато-пронзительным взглядом. Веро опустилась на корточки. Буржуй заскулил и бросился облизывать ей лицо.
-Буржуй… - отбивалась Веро, - ну, прекрати… ну, все хорошо….
-Мне Максимильян приказал спрятаться и ждать, - расстроенно бормотал пес, - и велел, если нас разлучат, чтобы я с тобой был.  А я так хотел им помочь, меня, аж, перекосило всего. Ты ведь веришь? Веришь?
-Конечно, верю, - вздохнула Веро.
…То, что дело плохо, Веро поняла, когда ее в телегу усадили, и глаза стали завязывать.  Буржуй, оскалившись, за ней впрыгнул, и его даже сгонять никто не стал.
-Пускай у зверя десерт будет, - пошутил один из стражников. Но как-то вяло пошутил, разве только, что поморщились все.
-Что-то солнце сегодня рано садится, - обеспокоенно сказал другой, - И лошадь идти не хочет. Умное животное. Боится.
А когда они, наконец, в путь, тронулись, и повозка жалобно заскрипела, то пока ехали, стражники всю душу вымотали, желая дорогу разговорами скрасить.
 -Я в прошлом месяце двоих отвозил, вот почти здесь их высадил, неподалеку, так отъехать не успел, как из глубины рев раздался, а потом тишина…. Два дня спать не мог, все в холодном поту просыпался. Вот-вот точно говорю, как раз здесь это было.
-Да, так и есть…. Мертвечиной потянуло…. Конец близок….
-Ох, парни, - разозлилась тогда Веро, и сама сняла повязку с глаз, - заканчивайте ныть! Гляньте, как собаку расстроили.
Веро ни одному слову не поверила, она сама сказки лучше других рассказывала, а вот Буржуя до жути проняло. И что там дальше стражники говорили, Веро уже не слушала, ее тревожило, что на морде собаки лица нет.
…Ей, показалось, что они от замка отъехали не очень далеко. Двигались по лесной узкой дороге, и листва у деревьев, потревоженная ночным ветром, беспокойно шумела. Веро кофту посильнее запахнула. Она не то, чтобы замерзла, вечер был теплый, но разговоры тоску навевали. И птицы, странное дело, не пели. Когда они с Лошадником ночью у Росомахи яблоки ели, соловьи заливались, перекрикивать друг друга приходилось. А здесь было тихо-тихо.
«Лошадник», - с ностальгией вздохнула Веро. Вот когда тоска по принцам проявляется. Или хотя бы Григорий. А что? Бычок крепкий, а ей не до разборчивости – всякий рыцарь сгодится. У нее, вон, собака в полуобмороке.
 Веро еще раз на замок обернулась. Уже стемнело, и разглядеть можно было только верхушки деревьев и небо, которое без звезд казалось черным.
-Тпру-у-у, - сказал вдруг один из стражников, и телега медленно остановилась. Веро с трудом в темноте разглядела высокий забор, с железными прутьями. Стражник поднял фонарь над головой.
-Вам туда, -  сказал он, тщедушно кивнув на забор.
Веро спрыгнула с телеги, сделала несколько шагов и, все еще не веря, дотронулась ладонью до холодных прутьев.
-А собаку свою забирать будете? - донеслось вслед.
Веро обернулась
-Возьми меня на ручки, – всхлипнув, ласково попросил пес.
…Когда захлопнулись ворота, загремел замок, и Веро с Буржуем на руках, оказалась по ту сторону забора, то пока глаза привыкали к темноте, она на секунду прислонилась к железным прутьям, затылком ощущая холод железа. Немного постояла, дала страху время закрасться поглубже. Прижала посильнее Буржуя – тот как был с закрытыми глазами, даже не пошевелился. Подумала, что надо двигаться вдоль забора, вдруг где-нибудь дыра отыщется. Сделала шаг….
И вдруг, совсем рядом  что-то зашуршало…. Словно кто-то тихо-тихо подкрался на мягких лапках. И запахло кошатиной, так же как от рыси когда-то. Буржуй в ужасе открыл один глаз.
 А потом хрустнула ветка.
-А-а-а-а… - закричала Веро и уронила Буржуя. Под ним тоже что-то хрустнуло. Веро быстро перекрестилась и побежала, куда ноги понесли. Мчалась вперед, не разбирая дороги, ничего не видела, и только ветки по лицу хлестали. Пока бежала, вспомнила про  Буржуя. Подумала, что возвращаться, смысла уже нет….
 Оказалось, мудро, скоро он ее уже сам обгонял.
-Куда бежать-то?!!! – по-деловому орал он, обходя ее слева.
-Ты совсем обалдел?!!! – кричала она в ответ, - ты же собака! Мне что ли дорогу понюхать?!!!
У нее уже в глазах пелена стояла, и в груди давить стало. А потом ее ноги что-то коснулось.
-А-а-а! – в ужасе закричала она и подумала: «Это конец…»
-Это не конец… - слабым голосом ответил из темноты  Буржуй, - Это я…. и сам чуть не умер….
И вдруг Веро спиной чей-то взгляд почувствовал. Он ледяной змейкой спустился по спине, коснулся лопаток, тихо соскользнул к пояснице. Веро не верила в происходящее. Даже когда бежала не верила. Не для этого она на свет жила, чтобы ее  сожрал неизвестно кто!
И хотя голова кружилась, и земля вокруг кружилась, но усилием воли, она обернулась и уставилась на два зеленых глаза, что сияли в темноте как алмазы.
И тут случилось невероятное. Буржуй, который всю дорогу стонал, умирал и жаловался, путался под ногами, просил есть, канючил и хватался за юбку, этот Буржуй, вдруг выскочил вперед, злобно оскалился и, закрыв собой Веро, оглушительно залаял.
 И лай его был страшен. В нем слышалась угроза и обещание, что он за Веро любого, слышите, любого разорвет! Он за нее будет биться, пока бьется его маленькое собачье сердце! Никому ее не отдаст! На край света за ней пойдет! Всех победит или погибнет героем…. Он ей сам это давно хотел сказать, но все думал, что успеет…. Гав….
И Веро забыв обо всем, в таком изумлении на пса уставилась, что он, пока лаял, сам смутился.
«Ты мой рыцарь, - сказали вдруг ее глаза и наполнились слезами, -  Да ты же мой рыцарь. Да после такого, я… я тебе последний кусок колбасы отдам».
«Да я что, - говорил пес, скромно отводя взгляд, и при этом, продолжая лаять, - Я ничего… Я же от всей души…. Но что странно, зверь что-то не торопиться на нас бросаться. Сидит неподалеку и не то, чтобы нас сожрать собирается, а, кажется, даже откровенно скучает».
«Да это вроде  гепард. Никак не разгляжу, у меня веки от слез опухли, я то плачу, то не плачу…. Да нет, точно гепард.  И молодой, к тому же. Ну, тогда не страшно, он нас есть не будет».
Буржуй перестал лаять.
-Откуда знаешь, что гепард?
Он, переволновавшись, икать начал и совсем не хотел, чтобы теперь это Веро заметила. Потому и задал вопрос, а так, в общем, ему все равно было.
-Принчипесса… -  пробормотала Веро, не сводя взгляда с хищника, - Она после  встречи с рысью, целую лекцию мне прочла о подвидах кошачьих. У гепарда очевидный пятнистый окрас, кисточки на ушах и морда приплюснутая. Сам посмотри, чем не гепард. Но, главное для нас, это то, гепарды очень дружелюбные. Кис, кис, кис….
Гепард радостно встрепенулся, понимая, что о нем говорят, шевельнул хвостом, мурлыкнул и, в один прыжок, оказался нос к носу с  Веро.
-А? – все еще волнуясь, переспросила она, а гепард постоял, сам не зная как разговор начать, и робея, но желая знакомство продолжить, ткнулся ей холодным носом в щеку.
-Да что вы все как сговорились… -  деланно строго затрясла головой Веро.
 Но ей приятно было.
Гепард оказался смышлёным, ласковым, похожим не то на кошку, не то на собаку.  Веро его тут же назвала Маркизом. Маркиз от нежданной встречи долго не мог успокоиться - все вертелся, фыркал и просился поиграть с ним. Особенно к Буржую лез, предлагая побороться. Толкал его своей мощной лапой, заваливал на бок, а потом скакал восторженно, ожидая, что тот тоже набросится. Но Буржуй только вставал, недоуменно отряхивался и бросал на Веро выразительные взгляды.
Веро только руками развела:
 -Извини, малыш, каждый сам за себя.
 …И от пережитых чувств, от прошлой бессонной ночи, и от облегчения, что никто их, по крайней мере, сегодня есть не будет, свалилась спать куда-то рядом с кустами жимолости….
Скоро к ней, отвязавшись, от гепарда, еле волоча лапами, приполз Буржуй, и это было дело привычное, Веро даже приобняла его милостиво. Но потом подполз и сам гепард, и вот это уже была новая страница в ее общежитии с животным миром. Гепард  зашел справа, там, где более-менее было свободно, понимая, что своего места Буржуй не уступит и, ласково мурлыча, прижался к Веро боком. От его шерсти ей ночью ужасно нагрело спину, и она, в полусне, попыталась его незаметно отпихнуть,  но гепард издал характерный звук, напомнив, что он, простите, хищник, а не шавка придорожная, и Веро с почтением убрала ногу.
 «Боже, мой… - открыла она глаза посреди ночи, оценивая свое положение, с одной стороны храпел Буржуй, с другой, чуть оскалившись, вытянул ноги гепард, - Живу, как Маугли….».
И снова провалилась в сон.
Спали прямо на мягкой траве, закопавшись с головой в теплую мяту. Рядом росла земляника, клевер и пахло медом. Оттого, сны были сладкие. Нет, конечно, сначала витала какая-то смутная тревога - что-то там про кандалы и крысы…. Но потом запах мяты все перебил.
 …Проснулась Веро от пения соловьев, пряного запаха полевых трав, и, утреннего теплого солнца. Не открывая глаз, пошарила рукой - Буржуя рядом не было.  Беспокойно привстав, она огляделась и, заметив неподалеку пса, начала уже спокойно зевать, потягиваться и стараться вытащить из волос еловую ветку.
Буржуй же сидел на пригорке и философски смотрел вдаль, взирая на красоту утреннего леса. Когда опасность миновала, и пульс нашел привычно-комфортную для него частоту, мысли в голове Буржуя, заполнились тем, в чем он знал толк.
 Буржуй сидел и думал о том, чем будет завтракать.
Маркиз уже час где-то ходил, и  Буржуй надеялся, что по дороге он набредет на хозяйство какого-нибудь фермера и захватит из его амбара придушенную курочку. Забывая, про то, что если бы гепард был способен душить кур, то Буржуй, скорее всего, сам бы уже пошел на бутерброды.
Так потом и оказалось, что непонятно где хищник ходил, но сжимая челюсти, да так что скулы свело, Маркиз принес в двух ведерках творог и молоко. Нес осторожно, ни капли не расплескал.
Шерсть у гепарда в лучах утреннего солнца, блестела так, что было понятно, это не разовая ходка – гепард за своим питанием следит, и абы каких кур не ест.
Веро почесала голову и хотела, было, спросить, чем он моется, может травки какие, но Маркиз был неговорящим, и это было к лучшему, потому что и без того шума хватало - Буржуй ворчал и недовольно смотрел на творог.
 Веро тоже творог по утрам не ела, но училась быть благодарной – собрала землянику, добавила мяту, помахала рукой поющим птицам на дереве….
И вот когда все собрались позавтракать – заявилась Лошадь. Пришла, как всегда бесцеремонно, хвостом мух отгоняла, была недовольная, что в такую рань пришлось вставать.
-Лошадь, - не вставая с травы, понимающе спросила Веро, она сама не до конца проснулась, - а ты-то как здесь?
Лошадь не сразу ответила, она гепарда краем глаза оценивала.
Лошадь после встречи с рысью все еще кураж чувствовала, для нее теперь все хищники были, как мужчины, которых она одним взглядом покоряет.
Веро молока отхлебнула. И  ведь кто-то должен был ей сказать, что она себя переоценивает…. «Только не я…» - подумала про себя Веро. К тому же Маркиз был парень бесхитростный, а в Лошади, что не говори, был шарм.
-Я вас спасать пришла, - с деланным равнодушием сказала, наконец, Лошадь, но самой было приятно, что гепард с нее глаз не сводит, -  и возрадуйтесь: в пакете хлеб, ветчина и сыр. А еще кофе…. Алиса передала.
-Ох, Лошадь! - вскочила Веро и, забыв обо всем, тряслась от радости, пока пакет открывала. Буржуй тоже извелся весь, крутясь рядом. Он уже чуял, что блажь утренняя с Веро сошла, и ешьте сами ваш творог, и к черту птичек, а ей нужен бутерброд с ветчиной и много-много кофе.
-Будешь? –  спросила она у собаки, откусывая багет с хрустящей корочкой и, в блаженстве, закрывая глаза, а тот, уставившись на бутерброд, сел на задние лапы и заскулил жалобно.
И когда первая чашка кофе была очень быстро выпита, Веро задала вопрос, что ей покоя не давал:
- А почему так долго, Лошадь?
-Долго?! – фыркнула она, - Ты на других посмотри!
И только это сказать успела, к ним на поляну, верхом на белом коне, выехал Лошадник. Лошадник был дивно хорош, ветер слегка взъерошил его кудри. Дела шли в гору, успешного мужчину всегда видно.
Веро, пока им любовалась, все бутерброд жевала - романтика был не ее жанр, а впереди предстоял долгий день и неизвестно, когда в следующий раз поесть придется.
-Слушайте, герои, а почему так долго?! Пробки, да? Нас бы давно здесь сожрали!
 -Кто сожрал? Эта киса?! – засмеялся Лошадник, и, соскочив на землю, подошел к гепарду. Тот сразу к нему с готовностью ухом потянулся, чтобы там почесали, как следует.
-Да он сам как ребенок. Эта Хозяйка заповедника его сюда определила, вместо кровожадного хищника, которого Удав по докладным выписал….
Веро снова потянулась за кофе. Лошадник многозначительно кивнул на своего коня, галантно приглашая, поторопиться.
-Пойдемте вызволять из плена мозги вашей компании.
Веро, слова про мозги, милостиво мимо ушей пропустила, понимая, что Лошаднику не до комплиментов, у него без Максимильяна бизнес простаивает.
-А как там олень? – спросила она, вставая с травы, и примериваясь, как будет на коня взбираться.
-Выздоровел….  – просветлел Лошадник, - Бегает. Кушает. Эта хозяйка заповедника его быстро на ноги поставила. И слушается ее, ни на шаг не отходит.
Веро помолчала. В словах Лошадника было столько восхищения, что говорить о том, что Принчипесса кого угодно на ноги поставит и при этом всю душу вытрясет, Веро не стала – сам в свое время узнает.
 «И потом, - подумала она, - Если близко присмотреться, мы все не подарок….»
 Но вот кто действительно был рад ее видеть, так это Григорий. Он к ней со всех ног бросился, когда они за ворота выехали. Подбежал с обожанием на морде, схватил за штанину, и стал с лошади стаскивать. И сколько бы Лошадник: «Фу!» не кричал, все равно пришлось спускаться. И так он лез, так старательно руки ей облизал, что Веро, растрогавшись, погладила его по жесткой короткой шерсти, потрепала по холке и за ошейник со стекляшкой подергала. Буржуй, даже оскорбился, пролез между ними, давая понять теленку, что сердце Веро, им, собакой, уже занято.
В путь отправлялись стройной процессией: впереди скакал Лошадник с Веро, следом галопом шла  Лошадь, дальше Буржуй бежал, замыкал ряды Маркиз.
 …Когда домчались до замка, оказалось, что Маркиза по дороге потеряли. Лошадник сразу стал что-то кричать про несобранность. Лошадь тоже расстроилась. Она так элегантно скакала, думала, гепард на нее сзади смотрит. Оказалось, напрасно старалась.
 Буржуй, тяжело дыша, сел на задние лапы. Он устал. Он за гепардом не смотрел. Он все бежал и думал, как к Веро с Лошадником третьим на лошадь попроситься. Так слов и не нашел.
-Я поехал за гепардом, - сказал Лошадник, спуская Веро с лошади, - А вы стойте здесь, и ждите меня. Никуда не суйтесь одни. Григорий, за мной! Григорий, сказал! Да не куда она денется, Григорий!
«Что значит, не денется?» - тихо возмутилось Веро, и из чувства противоречия, огляделась. У ворот замка было тихо. Королевский двор, благополучно догулял вчерашний банкет до глубокой ночи  и с утра слег с тяжелым похмельем.
-Ну, где вы ходите?! – недовольно донеслось откуда-то из кустов.
 Алиса стояла в десяти шагах и нетерпеливо махала рукой. Вся была собрана, сосредоточена и, как всегда прекрасна. А синяк под глазом, который переживал уже стадию лилового оттенка, говорил еще, что кроме всего, эта душа способна на страстные порывы.
На плечи Алисы был накинут плащ с капюшоном, который прикрывал ее лицо, а на  плече сидела Сорока. Сорока сидела равнодушно, смотрела отвлеченно, не выказывала никакой радости от встречи.
-Вот дрянь…. – не сдержался Буржуй.
-Я ключи от подземелья достала, - победно прошептала Алиса и, подняв связку, торжественно прогремела ею над головой, - Только нужно торопиться, пока охрана спит.
-А спит ли? – недоверчиво спросила Веро, и заторопилась за Алисой.
Та снова в кусты нырнула и Веро, боясь, что ее потеряет, за ней последовала.  Буржуй и Лошадь тоже старались не отставать, но все время беспокойно оглядывались. Лошадник же сказал ждать! Но как не ворчали про себя, ни слова вслух не говорили. Алиса даже Лошади трепет внушила.
-Еще как спит…. – пробормотала Алиса, и вдруг остановившись, прислушалась - Я им вчера вечером ящик вина приказала доставить, а потом зашла проверить, как они его выпили. Теперь здесь свернем и прямо к подземелью выйдем….
Миновав парк, они прошли вдоль стены дворца и, судя по необжитости и мрачности  камня, становилась понятно, что до этой части замка гости редко доходят.  Остановились у заросшей мхом двери.
-Это запасной вход в подземелье, - шепотом сказала Алиса, стараясь, ключ в замок вставить, - Темница с пленниками охраняются стражей с другой стороны дворца. С этого входа никто в подземелье не спускается. Бояться заблудиться.
-А мы не боимся? – резонно заметила Лошадь. Она уже, нервничая, мох со стены отгрызла и не знала, как сказать, что в подземелье с ними не пойдет.
- У темницы две двери, - шепотом продолжала Алиса, - Одна дверь во дворец идет, ее стража  охраняет, а другая в подземелье выходит. Я подземелье как свои пять пальцев знаю, могу экскурсии там водить. План такой: мы доходим по подземелью до темницы, вскрываем дверь, и выводим пленников той же дорогой. И я мчусь возвращать ключи.
-А ты точно дорогу знаешь? – с тревогой переспросила Веро, и тоже беспокойно обернулась, высматривая вдалеке, не идет ли там где Лошадник. Ее саму лихорадило, а еще Буржуй с Лошадью морды повесили. Стояли унылые, и когда Алиса произносила слово подземелье, они слышали только мор, чума и крысы.
-Решайтесь уже, - прошептала Алиса, и, отперев засов, дверь толкнула, - Это же ваши друзья.
Дверь поддалась со скрипом, и в лицо тут же ударил запах сырости.
Алиса, переступив порог, подняла над головой керосиновую лампу. Посмотрела куда-то в темноту.
- Хотя, честно говоря, – пробормотала она, не так уже уверенно, - Я и забыла, что здесь такая лестница крутая…. Можно и не ходить, не настаиваю….
Но Веро уже ничего не слышала. Ей дух противоречия снова душу перевернул. Да еще в горле запершило. Она когда в темноту вгляделась, сразу представила, как там, закованный в кандалы, висит на цепях Максимильян, и у него круги под глазами, но только это не видно, потому что его голова на грудь упала.
-А-а-а… - схватилась за сердце Веро и, отодвинув Алису, невидящим взглядом в подземелье шагнула. За остальных, конечно, сердце тоже болело, но в меньшей степени.
 Буржуй, проводив Веро взглядом, сам глаза закрыл. Ну, а ему, что теперь делать?! Он же собака! Друг человека! Навешали обязательств…. И, бормоча что-то недовольное, Буржуй торопливо нырнул за Веро.
Сорока тут же вспорхнула, и с плеча Алисы пересела на проходящего мимо Буржуя. Она так поняла, что все равно всем идти придется, а ей уж очень не нравилась Алисина лампа. Там так ненадежно вздрагивало пламя, и дымок шел, что все перья уже гарью пропахли.
-Ты обалдела?!!! – завопил Буржуй, когда ему Сорока в загривок вцепилась. Он ее сначала сбросить хотел, но та мертвой хваткой держалась, а потом оказалось, что она даже в помощь была. У Буржуя лестница из-под ног уходила и лапы расползались, а Сорока, давя весом, ему упасть не давала и, о своей жизни заботясь, следила, чтобы он шагал осторожно.
Лошадь дольше других колебалась. Сначала она точно решила не ходить. Но когда  хвост Буржуя в темноте скрылся, у нее в груди что-то сдавило – не то совесть, не то симптомы инфаркта, и, перепугавшись, у нее в голове все перемешалось, и она за собакой ринулась, в надежде, что хоть там отпустит…. Алиса едва отпрыгнуть успела.
Так и спускались неведомо куда, один за другим. Первой шла Веро, потом Буржуй с Сорокой, а следом Лошадь хрипела. И на холодной каменной стене, от света лампы, отражались три черные тени. Веро особенно старалась не смотреть на безразмерную тень Лошади, и не думать про то, что если та с копыт соскользнет, их тогда всех без шансов накроет.
«А почему три?» - подумала вдруг Веро и остановилась. Лестница закончилась и, обернувшись, она наверх посмотрела.
Алиса стояла недвижимо и смотрела на них сверху со странным блеском в глазах. У Веро волосы стали дыбом, но она за свою веру в людей еще цепко держалась.
-Алиса? – стараясь не показывать вида, медленно переспросила она. Хотя сердце ныло, и ужас до самых костей пронзил.
Алиса, не слова не говоря, лампу на пол поставила. У Веро в голове тут же две строчки сложились.
…Она была прекрасна,
Горда, умна, бесстрастна….
Помахав головой, словно наваждение сбрасывая, Веро, сделала шаг назад, прислонилась к ледяной стене и услышала:
-А вы всерьез думали, что я на вас отца сменяю?
…Играла как на сцене. В тени. Чуть у кулисы.
И роли все померкли в сиянии Алисы….
Веро, могла бы ей сказать, что они последние два дня вообще не думают. Они только порывами живут. И еще могла бы рвануться вверх, но где-то там, на середине лестницы, все еще сопела, спускаясь, Лошадь, а с ней на одной ступени точно было не разойтись.
…Что ж, Первого Министра была достойна дочь,
Насмешливо взглянула и поспешила прочь….
-Веро? - хрипло переспросил Буржуй, - Ты чего рифмами говоришь, Веро?
 И Сорока тоже испуганно примолкла.
-Ух…. Дошла… - явила, наконец, себя миру Лошадь, - Что встали-то, рот открыв? Наслаждаетесь, слушая, как Алиса ключ в замке поворачивает? Или скажете, что раньше эта мысль никому это в голову не приходила?  Веро, со стихами или нет, а за фонарем тебе подниматься придется….
Забравшись вновь на сцену, за фонарем обратно,
Подергав дверь зачем-то. Все без того понятно….
Веро теперь стояла на месте, где Алиса коварно усмехалась.
 И дальше, как актриса,
 Веро не дотянула до «Оскара» прилично.
Хотя сама считала, что все идет отлично:
Ведь внешне улыбалась, хотя душила ярость,
Фонарь взяла бесстрашно, шагнула, наконец….
Но там внизу три морды уныло соглашались,
Их гордому отряду теперь пришел конец….

И Лошадь скоро стала на призрака похожая,
Ее, согнувшись, ноги держали еле-еле,
Зачем она, хорошая, в конюшни царские вхожая
За олухами этими полезла в подземелье?
Сорока тоже много о жизни размышляла,
Зачем ей столько ложек? Один ведь только рот.
Зачем все время мало? Зачем такая слава?
Чтоб в памяти остаться как вор и анекдот?
Лишь у Буржуя было по виду все в порядке
И совесть была чистой, и помыслы и честь.
Его немного только трясло, как в лихорадке,
Ему не страшно было – ему хотелось есть.
Еще Веро, порою, его тревог касалась:
Шла впереди, петляя, ведя других вперед,
Все рифмы вслух бубнила, натужно улыбалась,
Все что-то там про Томми, он разобрать не мог.
Они шли по подвалу, и было очень скверно,
И было очень сыро, и пробивала дрожь.
Но у Веро был стимул, хоть доползти до Томми,
Сказать, про дрянь Алису, и стимул был хорош.
А кандалы и крысы - все стало чуть вторично,
Хотя душа болела и думала о всех,
Но как тут не старайся, вопрос стал слишком личный.
(Ведь маленькая гадость не самый большой грех)?
***
Ведь маленькая гадость несет большую радость
Хоть вредность не в характере, но есть такая слабость,
И так сказать приятно (пусть, это аморально), что
Красавица-соперница не так уж идеальна.
***
Чем больше улыбалась, тем больше сомневалась,
Дотянут ли до Томми. Еще Буржуй скулил
Он был таким голодным, печальным и холодным,
И думая о брюхе, о дружбе он забыл.
Он так мечтал о мясе, о мраморной говядине,
 Но он в тот миг не важничал – все, что угодно съел
И как-то незаметно, забылся на минутку,
И плотоядным взглядом на Лошадь посмотрел.
И Лошадь тут же взвилась, как есть проматерилась.
Потом не извинилась. Пес продолжал сопеть.
Потом все поругались, почти вконец расстались,
Но тут Веро вмешалась и предложила спеть.
И снова поругались, никак не унимались,
Хотели все солировать, никто не уступал,
Веро сказала: «Хватит!», за ней Консерватория
Она  за них солирует, они же бэк-вокал.
Она взяла три ноты, и очень оживилась,
Хотела удивить всех, и громко как могла…
И Лошадь удивилась, потом перекрестилась.
Сорока с легкой травмой у ног ее легла.
Буржуй вдруг встрепенулся, вскочил и обернулся
Принюхался, прислушался и снова стал сопеть,
И где-то очень низко раздался голос близкий:
«Веро, все что угодно…. Не надо только петь».
Веро тогда упала и на коленках стоя,
 Готовая всю стену одной рукой обнять!
И разорвать все цепи! Снять кандалы с героев!
Нашарив дверь  ладошкою…. Но как ту дверь сломать?»
Тогда позвали Лошадь и очень попросили,
Она по массе тела, всех лучше подошла.
Но Лошадь была против…. Её уговорили….
И Лошадь разбежалась и  вражью дверь снесла.
И вот, в обломках двери, на Божий свет явилась
Компания честная без крыс и без цепей….
…И если бы Веро тогда вдруг предложили выпить.
Она б тогда,  не медля, ответила: «Налей…»
-Вы что с сестрой моей сделали, обормоты?!!! -  ахнул Максимильян, - Я на два дня вам ее доверил. Почему она стихами говорит?
-Сам ничего не понимаю, - так же вполголоса протянул Буржуй, - Может стресс? Ты мне лучше скажи, где Хорошая?  Принчипесса, Томми здесь. А куда Хорошую дели?
- Хорошую куда-то в другое место закрыли, - с досадой отмахнулся Максимильян, - Выберемся отсюда, пойдем ее спасать….
Когда унялась радость, в обратный путь собрались,
Фонарь, подняв повыше, по парам разобрались.
Веро шла очень бодро, дорогу она знала
И зорко, как охрана, блюла Максимильяна,
Она была  приветлива, спокойна и довольна
Другие ж вяло двигались, настрой был малахольный.
Сначала Принчипесса рассеянно держалась.
Шла с фонарем и к Лошади тревожно прижималась.
Была, как Лошадь, бледная и призрака подобие.
У Томми, оказалось, была клаустрофобия.
Ему Буржуй с Сорокой показывали путь,
А он от стен подвальных никак не мог вздохнуть.
И вдруг во тьме кромешной ступени показались,
Друзья, не веря счастью, до выхода добрались!
И Томми, обогнав всех на лестницу взобрался,
И вдруг за дверью голос Лошадника раздался:
«Сейчас мы вас достанем! Шагните от стены!»
И Принчипесса в радости о том, что спасены,
Фонарь держать устала, чуть руку опустила,
И к крупу бедной Лошади фонарь тот прислонила.
Та  взвыла от ожога и к потолку взлетела,
И над виском Буржуя копыто пролетело.
И громко от обиды, страдая, Лошадь ржала,
Сорока, чудом спасшего, Буржуя утешала,
А наверху за дверью Лошадник все орал.
И только Томми,  хаос тот, не очень понимал.
Ему хотелось воздуха, он  к двери прислонился,
Максимильян от ужаса в лице переменился.
Он побежал по лестнице, крича ему: «Дубина!!!»
Но Томми вновь не понял и дальше, как мужчина,
Хотел в проблему вникнуть: «За что? С какою целью?»
Раздался грохот…. Томми…
 Остался там, под дверью….
…Раскопками руководил Максимильян.
-Осторожнее! Осторожнее! Берите! Выносите! Берегите все то, что осталось целым.
-Может быть, ты сам нагнешься и начнешь нам помогать?! –  не выдержав стала орать Веро.
...Выносили всем миром. Томми охал, стонал и напоследок просил у всех прощения.
-Ничего, - успокаивал его Максимильян, - Полежишь на солнышке, все пройдет. Веро, ты тоже полежи. Ты меня беспокоишь, что я родителям скажу?
Принчипесса, полная раскаяния, изо всех сил на Лошадь дула. Чтобы той бок жгло поменьше.
-Да не с той стороны, -  раздраженно шипела Лошадь.
 Сорока заботливо Томми крыльями обмахивала.
-Ничего, - приговаривала она, -  Ничего…. До свадьбы заживет.
Веро уже тогда, было, тоже прилегла на траву, но при этих словах ее словно что-то кольнуло. Она приподнялась и, стараясь не смотреть в сторону Лошадника, поползла к Томми. Но проползая мимо все-таки не удержалась, и обернулась. Лошадник, натянув поводок, держал Григория.
  Лошадник и без того себя чувствовал виноватым, что он дверью Томми примял, так еще с него семь потов сошло, когда теленок, вновь увидел Веро, стал рваться с привязи и орать от счастья.
 Но Веро совсем не до теленка было, перед нею уже распластанный Томми лежал. Она сама не ожидала насколько драматичной сцена выйдет, но пока ей все нравилось.
 Томми лежал, закрыв глаза, раскинув руки, и слабо шевелил губами.  Веро нежно взяла его за руку.  Томми удивленно приоткрыл один глаз.
-Тебе плохо?  -  с чувством, спросила его Веро.
- Ох, плохо…. - простонал Томми.
-Как плохо? – ласково уточнила Веро.
-Так плохо, что хуже быть не может, – пробормотал он умирающим голосом.
-Думаешь, не может? – Веро погладила его по голове, - Тогда слушай сюда….  Твоя Алиса, настоящая дрянь….

Глава 18.
Но пока Томми приходил в себя, Лошадник был сам изумлен не меньше. Он не отводил взгляда от Принчипессы,  и все сравнивал ее с  хозяйкой заповедник, которая еще несколько дней назад, когда он оленю ногу в гипсе к веткам подвешивал, чтобы кости срослись быстрее, орала на него благим матом, что он не так все делает.
- Одно лицо, – бормотал он в изумлении, - Одно лицо…. И кричит так же…. Это как же так может быть?
-А это ее сестра, – сказала Веро невнятно, - Ну, да, близнецы…. что тут еще скажешь?
 Объяснять ему, что Принчипесса, в общем-то, одна только две ее версии разные - одна талантливо с животными возится, а другая бездарно тарелки носит – Веро, как слов не искала, не находила.
Лошадник все равно не сдавался, все спрашивал, хотел докопаться до сути, но потом ему вопль помешал.
 В двух шагах, за деревьями, теленок Григорий с гепардом Маркизом подрался….
Ходили крепкие подозрения, что бои Сорока устроила. И пока Маркиз кусал Григория за ухо, а тот его в ответ лапами по морде бил, Сорока ставки у Буржуя принимала. Тот, в азарте, уже в долги влез, он против теленка выигрыш поставил.
Томми, лежал в траве в пяти шагах, и, приподнявшись на локте, тоже с интересом смотрел бой. Он уже забыл о своих бедах и, в отличие от Буржуя, всей душой за Григория был. Он только морщился иногда, когда ему Веро вид загораживала. Она носилась вокруг животных кругами и кричала: «Фу! Фу! Фу!».
 И пока Лошадник бегал за водой, чтобы свору разнять, Максимильян примеривался, как бы схватить Сороку и оторвать ей голову, только двое сохраняли вселенское спокойствие - Лошадь мирно паслась, она решила, что на ее век потрясений уже   хватит, а Принчипесса задумчиво-отрешенно жевала травинку.
-Знаете, - сказала она, когда Григория с Маркизом холодной водой окатили, а Сорока, во искупление грехов была послана во дворец узнавать, где враги Хорошую заперли, - Чтобы нас не схватили нам надо гепарда во дворец взять.
Все посмотрели на Маркиза. Тот уже немного обсох и, вернувшись обратно к своему благодушному нраву, снова тянулся к Григорию, чтобы лизнуть его в шею.
-Да-а-а… - сказал Максимильян, один, за всех, - И мы тогда мощно всех напугаем….
-Может, и напугаем, -  не сдавалась Принчипесса, - знаете, кого больше всех не выносят гепарды? Кошек. А какая кошка души не чает в Удаве? Туша. И если мы добудем Тушу, то, что она сделает, когда увидит Удава? Не понимаете? Прыгнет к нему на колени. И нам останется только держать за поводок гепарда, который будет бешено рваться, чтобы сожрать кошку. Вот тогда мы всех напугаем.
Все немного помолчали – дело оставалось за малым, кто поедет за кошкой?
 По всем приметам выходило, что Лошадь.
-Я?! – поперхнувшись, закашляла Лошадь, - Да вы все спятили! Как я ее повезу, на спине или за шкирку в зубах? Тьфу! Да знаете, что вы после это мне все должны будете?!
…Пришлось ей пообещать пол королевства и медаль….
-Ну, медаль, я допустим, согласен, - пробормотал Максимильян, глядя вслед Лошади, - а королевство-то мы не рано раздавать стали?
Они тогда все вслед Лошади посмотрели. Два дня назад, это было нахальное, крепкое, цветущее животное, которое слово никому не давала сказать. А теперь Лошадь все больше молчала, прихрамывала, а на бедре у нее был размашисто налеплен пластырь.
После того как Лошадь проводили, Сорока явилась. Всем своим видом олицетворяла образ большого одолжения.
-Что встали, туристы? Нашла я вашу Хорошую. Она на кухне и ходить далеко не надо. Вон, глядите, дверь со двора, Веро эту дверь знает.
Веро эту дверь знала. Эта дверь с дворцовой кухни прямо на улицу выходила, через нее продукты доставляли и отходы выносили.
 Веро, когда утром забегала к Хорошей забегала, с этой дверью очень близко познакомилась. Хорошая тогда дала ей дала булочку и выставила на улицу, чтобы Веро не крошила на ее идеально чистой кухне. Веро у двери присела, а там как раз рыбу к обеду привезли - огромную щуку, двое работников ее с трудом на плечах тащили. И когда мимо жующей Веро проходили, они рыбу эту уронили и как раз на босую ногу Веро. У нее тогда вся нога чешуйками покрылась.

И как Веро потом не отмывалась в фонтане, до сих пор, когда ветер поддувал, ей казалось, что от нее океаном пахнет.
-И поторопиться бы не мешало, - сказала Сорока, - скоро продукты завозить начнут. И охраны нигде не видно, самое время дворец брать. Ну, или  хотя бы кухню….
Но как не предполагали ударить всей ратью, коллектив стал, на глазах, распадался.
Маркиз тогда первым в черемуху прыгнул за белкой, подумал, что кошка. Григорий в восторге за ним бросился. Лошадник вслед за теленком нырнул. Уже из кустов прокричал, чтобы его не ждали, он, как справится, сам догонит.
А потом Максимильян на полдороги отстал.
-Мне по делу надо, – сказал он уклончиво и посмотрел куда-то в парк.
-Максимильян! – в негодовании уставились все, - Ты обалдел! Нашел время!
-Мне по другому делу надо…. Ну что вы пять минут без меня не проживете?! Я же не за себя, я для всех стараюсь, у меня план есть.  Сорока, а ты куда? Быстро на плечо, ты мне самому нужна….
Томми больше всех возмущался. Они тогда уже вплотную к двери подошли и пребывали в нерешительности. Ситуация для Томми выходила деликатная. Запускать  первыми Веро и Принчипессу не позволяло его благородное сердце, но и себя пускать в расход не хотелось.  И тогда, словно вспомнив о чем-то, он нагнулся и  поискал что-то под ногами.
-Буржуйчик….
Пес первым идти отказался.
Потом жалел.
Потому что, когда Томми открыл дверь, то, не сделав двух шагов, растеряно замер, а в его спину Веро с Принчипессой ткнулись и тоже замерли, и Буржую уже ничего не видно было. И как он потом не подпрыгивал, как не досадовал и в ноги не лез, ничего не выходило – впереди все плотно стояли.
-Не увидел бы, не поверил, - пробормотал Томми вполголоса.
 На кухне за большим деревянным столом в поварском колпаке стояла Хорошая и покрывала шоколадной глазурью эклеры. Рядом на табуретке сидел Чивас и что-то оживленно рассказывал. Мотал ногой, обутой в башмак с короной, был в благодушном нраве и ел эклеры. 
Оказывается, Удав отлучился куда-то по делам, а Чивасу захотелось пирожных, которые на банкете подавали. Он тогда дознался, чьи это были шедевры, отпустил из заключения Хорошую, и, с условием, что она его накормит, прогнал всех из кухни.
 Хорошая подумала, что это ее шанс и, пока яйца венчиком взбивала, все лоб морщила, размышляла, как ей для остальных свободы выпросить. Мысль ей в голову быстро пришла, но как потом оказалось, она была не самой удачной….
На дворцовой кухне служила старая кухарка, которая страдала то ли приступами мигрени, то ли бессонницы, и порошки свои для облегчения симптомов, тут же под прилавком хранила. Хорошая про это узнала случайно, когда миндаль утром искала, и тут же стала орать на персонал, про то, что они совсем обалдели! Отраву с продуктами рядом хранят!!
А теперь Хорошая подумала, потому что это даже совсем неплохо, и пока тесто для эклеров замешивала, она всю банку со снотворным в миску и опрокинула….
Только когда первую партию эклеров Чивас прикончил, и Хорошая затуманенный взгляд подняла, оказалось, что спасать никого не надо. Все сами пришли и смотрят на нее с открытыми ртами. Хорошая охнула про себя, за что же она тогда парня травит и, сбившись, какой по счету Чивас эклер съел, вздрогнула и плеснула в него горячей глазурью.
Чивас поморщился, отдернул руку, и в удивлении посмотрел на Хорошую.  Проследил ее взгляд и потом, как она, на пришедших уставился….
И Чивас не то чтобы очень удивился он, кажется, поначалу не всех вспомнил. А когда вспомнил, то даже обрадовался - подумал, что и Максимильян с ними пришел. Да и Веро, без подвенечного платья, не наводила на него прежний ужас. Он ей милостиво махнул на стул, а потом эклер протянул.
Буржуй к тому времени уже пробился вперед и, увидев Хорошую с противнем пирожных, счастливо облизнулся. Принчипесса и Томми тоже почувствовали себя увереннее – ясно же было, что без их помощи одному Чивасу эклеры не одолеть.
И как потом Хорошая умоляющих взглядов не бросала, пирожные быстро расхватали – времени было мало, в любую минуту мог Лошадник вломиться, чтобы спасать их, а с ним гепард и теленок и сколько бы их не корми, им всегда будет мало….
 Веро первая заметила, что у Хорошей вид на удивление трагический. Она все время на Веро страшными глазами смотрит и недвусмысленно шею рукой сжимает, словно сказать что-то хочет.
«Что бы это могло значить…? - расслабленно подумала Веро, прикрывая глаза и надкусывая второй эклер, - Что бы это все могло значить…?»
 Крем был на диво хорош, ему отрава шарм придавала, и как-то незаметно голову замутила, потому что Веро уже сама не понимая, что творит, вдруг повернулась к Чивасу и, хлопнув его по плечу, сказала ни с того, ни с сего:
-Слушай, а чего ты не мне жениться не хочешь? Я же хорошей женой буду! Меня Хорошая готовить научит….
 У Принчипессы эклер из рук выпал. И Чивас в лице изменился.
И неизвестно, что бы было дальше, но как не ждали Лошадника, на кухню первым заявился Удав.
 …Ворвался рассерженный, в негодовании руками размахивал. Себя немного жалел, мысли разные в голове крутились. Ведь что власть? Чивас вон пирожные жрет, скотина, и, похоже, его в сон клонит, а он, Удав, как заведенный, носится с утра до ночи по дворцу, вопросы за всех решает.
«Даже не пообедал», - подумал он о себе нежно, обвел всех взглядом, не разобравшись сначала, что за сборище такое, но тут увидел Томми без женского платья, замер и стал медленно оседать на пол:
-А-а-а….
Томми его первым, по-человечески, понял, наклонился к Чивасу, и спросил, есть ли здесь коньяк, чтобы обезболить.
-Не-е-е-а… - помахал головой Чивас, - А я ведь тоже поначалу смотрю – ты, не ты…. Ну, и артист. И мыслишь правильно, мне бы сейчас тоже анестезию принять не помешало бы.
 А Хорошая тревожных глаз со всех не сводила, не могла придумать, как потом оправдываться будет. А потом незаметно Буржуя ногой пошевелила – тот проглотил пять эклеров, и теперь лежал под столом и не двигался.
-Стража!!! – придя в себя, завопил, наконец, Удав и стал весь красным.
А у Веро уже глаза закрывались, но она свято верила, что кофе поможет. Ей только надо было найти того, кто его сварит. Может быть, Удав, он среди всех, самый незанятой, но он так противно вопит: «Стража! Стража!», словно по макушке железным молоточком стучит, и мало без этого страданий, так еще топот охраны ударяет по голове мелкой дробью.
 Веро поморщилась и, с трудом, перевела взгляд на Принчипессу. Та, облокотившись на стол, тоже голову из последних сил держала и смотрела, как Хорошая в тихом ужасе бегает по кухне, хлопает дверцами,  нашатырный спирт ищет.
-Спирт? – оживился Чивас, - найдешь, мне тоже дай….
Спирта не было, Хорошая отыскала какую-то травку.
-На вот, - сунула она под нос Принчипессе, - нюхни, вдруг это поможет…
Принчипесса ничего спрашивать не стала и все что дали, послушно с шумом в себя втянула, и тут же свалилась на пол. Все даже остановились на мгновение, залюбовавшись, как она раскинула руки, с совершеннейшим блаженством на лице.
-Что это было? – с интересом спросил Чивас. Хорошая растерянно посмотрела на банку.
А в это время у Удава шнурок на ботинке развязался. Его так трясло, что он, сидя на полу и, всех на свете кляня, никак не мог его завязать.  Хорошая тогда еще раз обвела всех взглядом - тех, кто был без сознания и кто, не смотря на ее усилия, еще шевелился. Мысленно поздравила себя, что есть еще порох в пороховницах, побежала к двери, в которую уже стража ломилась и задвинула плотнее задвижку.
-Еще вход с улицы, - сонно подсказала Веро, но не особенно настаивала, вяло надеясь, что Максимильян с Лошадником все еще вспомнят о них.
Удав, закончив завязывать шнурки, поднял глаза и увидел, что Хорошая дверь запирает. Понял, что подмоги не будет, взвыл и бросился к ней навстречу.
И тогда во весь рост Томми с табуретки поднялся. Он уже давно там вяло сидел. Эклеры не смогли нанести сильный вред его железной воли, просто легкая слабость чувствовалась. И если не надо было, он, конечно бы не вставал, но была у него одна мечта с детства – Удаву врезать, и сейчас обстоятельства, как никогда, удачно складывались.
Чивас тогда поморщился, вытер руки в креме и тоже встал. Пошел Удава спасать….
 …Чивас не то что бы его любил, он просто привык к нему за много лет. Он, как только глаза в колыбели открыл, сразу его физиономию увидел. И потом пока взрослел, все время ее видел. Дядюшка не слишком занимался воспитанием племянника, сразу с глаз долой его убрал, Удаву поручил. Тот и воспитывал, как мог, в силу своих талантов - таскал за собой малыша, по своим казнокрадским делам, и думал, что Чивас ничего не понимает. А Чивас все понимал, сидел с совочком, делал вид, что песочек копает, а сам все смотрел, по какой Удав ставке считает. Теперь масштабы стали другие, Удав уже никуда не ходил, ему сами все носили, но зато Чивас всегда знал сколько. Поэтому и дорожил им….
…И когда посреди кухни Томми, Чивас и Удав собрались на мужскую беседу, оказалось, что дальше разговоров, дело не идет – никто не мог первым драку начать. Удав робел, Томми слабых не бил, Чивасу благородная кровь не позволяла первому ударить. Хорошая, взбесившись от такой деликатности, хотела было врезать всем троим, но махнула рукой и пошла Веро кофе варить.
 И пока Веро ждала кофе, она все Буржуя жалела - тот взял тайм аут, лежал под столом, был не за тех ни за других.
 А еще, время от времени, руку протягивала, чтобы пульс у Принчипессы пощупать. И все удивлялась: вот умели же раньше строить, там по другую сторону, человек двадцать с воплями дверь выносят, а дверь стоит как влитая.
-И что никто не знает, что со двора можно зайти…? –  пробормотала она, беря чашку у Хорошей и стараясь пить быстрее, потому что Принчипесса уже подозрительно зашевелилась, а делиться Веро не хотела,  - Хоть бы Максимильян уже пришел….
-Я пришел! – крикнул Максимильян, распахивая дверь со двора, и впуская в кухню свежий ветер. Оказалось, что на улице темно, небо тучами затянуло, и вот-вот должен был хлынуть дождь. Сорока влетела следом, держа что-то в клюве. И так гордо себя несла, так себя обожала, что было ясно – в клюве что-то ценное.
-Максимильян! – забыв обо всем, обрадовался Чивас, - Я новых покупателей нашел! Надо к утру еще две партии башмаков доставить.
 Максимильян не сдержался и замер, невольно прибыль подсчитывая.
-Максимильян! – заорала Хорошая, - У нас тут вся королевская стража ломиться! Потом досчитаешь!
-Мы тоже на грани! – призвал к совести Томми, за себя и за Удава. Удав мечтательно смотрел снизу вверх на Томми и представлял, как одним ударом за все свое унижение отомстит, красиво фантазировал, но по-житейски понимал, что просто не дотянется….
-А у меня тут собака при смерти, –  безразлично сказала Веро, ложечкой сахар, помешивая, - И Принчипесса… Не-е-е, этой уже лучше.
-Сорока, - бросил Максимильян, - давай «Талант». Проглотила? Убью, лучше выплюни.
-«Талант»? – дернулся Удав.
 Хорошая медленно положила скалку.
 Чивас вопросительно прищурился.
 Томми перевел взгляд на Веро, для поддержки – та сразу перестала сахар мешать, но, если честно, о чем все говорят, не понимала.
Максимильян протянул руку. Сорока с сожалением открыла клюв. На ладонь Максимильяна упала медаль, в которую был вставлен прозрачный сверкающий камень.
-Ах!!! – воскликнули все, и, уточняя, добавили, - А почему на нем цифра три?!!
-Как три?!!! –  прохрипел Удав, - Почему три...?!!!
Все в изумлении уставились на камень.
-Почему, почему…. – развел руками Максимильян, - Задача была поставлена найти бриллиант? Я нашел.
 Камень блистал, переливался всеми цветами и казался Веро знакомым. Но она была не в себе,  она вообще ничего не понимала, что за волнение вокруг, пока Хорошая, еле сдерживаясь от чувств, не подсказала:
 -Это мой?!!!
 И тогда усилие воли Веро встала и, пошатываясь, пошла приводить в чувства Принчипессу, потому что, конечно, такое нельзя было пропустить.
-Что значит: «мой»? – с трудом шевеля языком, переспросил Чивас, - ты вообще, кто такая?
 Ему страшно хотелось спать, но долг требовал спросить.
-Я? – вздрогнула Хорошая, - Сестра…. Вроде….
-Моя? – на всякий случай, уточнил он. А потом на кивок Хорошей сам кивнул, и глаза закрыл, так что непонятно было рад или нет.
-Какая еще сестра?!!! – очнувшись, взревел Удав, - Не было никакой сестры!!!
 -А кто был? – тут же вежливо переспросил Максимильян. Он был рад, что хоть какой-то разговор завязался.
 Трое наследников, это уже было непомерно много, он двоих-то не знал, как в очередь определить. У него вся надежда была на Томми, на его могучую силу, на то, что он правду из Удава выбьет. Но Томми не подавал никаких признаков надежды.
И тут для Максимильяна крылась еще одна загадка. Он все по сторонам смотрел, бутылку искал, не мог понять, что они такое выпили, что Томми, уже на плечо Чивасу голову уронил, а тот не возражает, и между ними уже что-то вроде дружбы народов установилось. Но, главное, Максимильяна озадачивало, чем они собаку опоили. Буржуй лежал на спине, закрыв глаза и сложив на груди лапы, и, как утверждала потом Сорока, что-то надрывно пел себе под нос.
Максимильяну тоже захотелось выпить, он не железный, но за дверью охрана, устав биться, принесла пилу и начала выпиливать замок, так что надо было быстро съезжать на практичную сторону вопроса.
-Итак, у нас есть номер два и номер три, – объявил Максимильян и посмотрел в упор на Удава, - Спрашивается: где номер один?
Удав знал. Не мог не знать.
-Вот, черт! -  с досадой снова не сдержалась Хорошая, - так значит я не наследница?!
До нее эта мысль медленнее всех доходила (не считая Веро, та сути происходящего совсем не улавливала).
-Черт! Черт! Черт!
В ответ Чивас не сдержался, нашел силы поднять голову и ехидно сказать: «Ха…»
А потом дверь с улицы хлопнула, и в кухню вбежал Лошадник.
-Там дождь начинается! - закричал он и показал руками, как начинается, - Еще немного и потоп будет!
Следом влетел Григорий, но, не пройдя в проходе, застрял в дверях.
-Му-у-у…! - испуганно взвыл он, и тут же на землю дождь полился.
-Му-у-у…!!! -  с надрывом заорал Григорий. У него морда хотя и была в тепле, но заднюю часть отчаянно поливало. А на улице, тыкаясь в Григория и, стараясь пропихнуть теленка вперед, обиженно завывал гепард.  Маркизу совсем мокро было.
«Му-у-у…» - пронеслось в сознании  Веро. Сейчас теленок вымокнет весь, потом высвободится и помчится к ней обтираться. И шерсть у него такая жесткая, колючая, разве что подшерсток на шее приятный, там, где ошейник.
Веро поморгав, уставилась в чашку. Да, именно на шее приятный, там, где ошейник….
Веро все смотрела и смотрела на разводы кофейной чашке. Ей самой было впору на пару с Маркизом завыть – Григорий ее четыре дня обхаживал, сам в руки шел, а она его, отпихивала.
И почти застонав, в ужасе от своей догадки, Веро держась за стол, шагнула навстречу к Григорию. Два раза пошатнулась, ее сначала Максимильян подхватил, потом Лошадник, пока она, наконец, отмахнувшись от всех, пересекла кухню и упала на Григория. А тот, всерьез перепугавшись, перестал кричать и не знал, что ему теперь делать со счастьем, которое на него свалилось.
А Веро уже к его шее руки тянула, выискивала ошейник с медалькой, которую еще заметила в первый вечер встречи с Лошадником.
Веро сняла медаль и разжала руку. На ее ладони лежал точно такой же бриллиант, как и у Максимильяна.
 На камне была торжественно высечена цифра I.
-Ух ты, - открыл один глаз Чивас, стараясь не шевелиться, чтобы Томми с плеча не уронить, тот уже глубоко дремал, - Надо же, теленок…. А я беспокоился. Будет теперь, кому дела передать.
 Тут даже Максимильян не знал, что сказать. Он развел руки, у него кончились все идеи.
-Черт! Черт! Черт! – повторила Хорошая. Она даже хотела что-нибудь разбить, чтобы пар выпустить, но, осмотрелась и не нашла ничего лишнего, ей на кухне все нужно было.
Удав в это время по карманам шарил, никак часы золотые не мог найти. Сорока ему помочь хотела, но он, страшно ругаясь, прогнал ее, а она не настаивала.
 Она тогда к Буржую вспорхнула. Тому никакие компрессы не помогали, а вот тиканье под ушком, удивительным образом, успокаивало.  И Удав уже стал было что-то подозревать, но в это мгновение в руках Веро камень увидел, и на счастье Сороки, забыл о часах.
Забыл обо всем на свете.
-Это мое!!! –  завопил он, - Верните, проходимцы!
Тут даже Чивас не выдержал.
-Ты совсем обнаглел, Главный Министр, - зевнул он, - Как что видишь, сразу: «Мое!» кричишь. Смирись. Вместо меня теперь Григорий будет….
Хорошая только головой покачала. Она так раскаивалась, за то, что с Чивасом и с остальными сделала. Ей уже даже не до камня было. Она держала в руках банку, из которой снотворное сыпала, побочные эффекты изучала.
Но Веро этого уже не видела, она задремала, уткнувшись, в широкую грудь теленка, крепко держа его за ошейник и зажав заветный камень в ладошке.
-Это мое…. – застонал Удав в бессилии.
 -Нет, не твое…. – прогремело в воздухе, и тут же стало тихо-тихо. И, кажется, даже дождь перестал бить по крыше, ветер стих, а стража за дверью умолкла.
 Больше всех почему-то Буржуй испугался. Он открыл глаза и сначала только одни ботинки увидел. Он их и раньше видел. Он никому не признавался, но мечтал об этих ботинках всеми своими четырьмя лапами. По-хорошему их бы ему точно не отдали. Но как стащить Буржуй не знал - Константин при нем никогда не разувался.
-Константин? – подняв голову, пришла в себя Принчипесса.
-Король?!!! –  в ужасе повторил Удав.
-Отец? –  изменился в лице Чивас.
-Коньяк?  - проснулся Томми.
-Двойной… -  схватилась за стол Хорошая.
-Безо льда …. – прошамкала во сне Веро.
Максимильян растерянно оглядел всех.
-Да что там… - махнул он рукой, - Несите уже бутылку….

Глава 19.
…Потом, и правда, принесли что-то в бутылках и разлили по стаканам. Что-то коричневое. Веро разбудили. Она сначала отказывалась, но Константин сказал:
 -Надо…. Вместо лекарства….
 Веро спорить не стала, он - врач, но, по правде сказать, тревожных симптомов у себя не наблюдала.  Не ей же с этим чокнутым семейством жить.
А вот Хорошей  и двух стаканов оказалось мало.
-Прости меня, доча, что тогда тебя в больнице продержал. Просто для меня такая удача была, я  хотел побольше с тобой побыть.
-Да что уж теперь… папа…. – ответила Хорошая и икнула. Она сидела на ступеньке парадного крыльца, и для уверенности за перила держалась. А рядом прислонился Лошадник и, схватившись за голову, смотрел себе под ноги. И если Хорошая за эти дни уже как-то свыклась с новыми родственникам, то для Лошадника все в первый раз было. Он все понять не мог, как тот факт, что он на Григория медаль повесил, теперь всю его жизнь перевернул.
-Ну, допустим, с Лошадником потом разберемся, - вполголоса сказала Веро Максимильяну, - А ты-то где «Талант»  Хорошей нашел?
Они сидели на ступеньке пониже, и Максимильян расслабленно потягивал лекарство Константина. Дождик уже к тому времени закончился, и в воздухе стояла приятная летняя прохлада. Григорий с Маркизом, урча от удовольствия, что к ним так привыкли, что почти за домашнюю живность считают, сушились на газоне.
Томми сидел еще ниже и также как другие, черпал силы в стакане. Он почти восстановился, но как не загибал пальцы, никак не мог взять в толк, откуда третий наследник явился. Он и раньше к Лошаднику сдержанно относился, ему не по душе было, что тот со своей овечьей обувью у него Максимильяна отбирает, а теперь и совсем расстроился.
-Где «Талант» взял? – нетерпеливо повторила Веро и толкнула Максимильяна в бок. Тот, задумавшись, смотрел на Сороку.
Птица, намотав себе на шею цепочку с часами, украденными у Удава, хотела было взлететь на дерево, чтобы в листве схоронить трофей. Но по дороге циферблат зацепился за ветки, потянул птицу и она, запутавшись, повисла головой вниз. Тут же, откуда не возьмись, появились три роскошные белки и, наблюдая за мучениями Сороки, уселись на ближайшей ветке. Наглые и холеные, белки не стали выжидать приличную событию паузу и, видя как трепыхается птица, в голос рассудили, что она долго не протянет и по-деловому стали после нее делить добычу.
- Спрашиваешь, где «Талант» нашел? -  ухмыльнулся Максимильян, - так вон же они, гаденыши. Я уже давно размышлял, как такое может быть, что Росомаха столько раз парк перекопала, а камень так и не нашла. Белки ей помогают, она их за это кормит…. Теперь понимаешь, у кого мотив был?
-Нет, - вяло сказала Веро. Она на Принчипессу уставилась. Та сама на ногах еле-еле держалась, а полезла на дерево Сороку спасать.
-Да все просто. Сами белки этот камень и украли. Нашли сразу же и спрятали, чтобы их Росомаха продолжала кормить. Оставалось только понять, где они его прячут, а с этим как раз Удав помог. Так как он деревья в парке приказал вырубить, то поиск пришелся на те дубы, которые остались. Мы Сорокой в тех дуплах и покопались. В одном из них лежал «Талант», закиданный еловыми шишками….
-Гав, - сказал Буржуй, и многозначительно посмотрел на дерево, там уже теперь не только Сорока шевелилась, но еще и Принчипесса висела. Нужно было идти, обеих снимать.
…Буржуй, надо сказать, больше всех исстрадался. На нем хуже всех эклеры сказались. Он уже и к Маркизу с Григорием на газон сходил, и травки поел, и на солнышке полежал. Ничего не помогало. Тогда, видя как Константин всех одной бутылкой вылечил, понял, что для него это тоже шанс, осторожно подполз к Веро, и пока она с Максимильяном шепталась, окунул морду в ее стакан….
 Из всей компании самым жизнерадостным оказался Чивас. Сразу же был готов передать все дела Константину - дела были не очень. То и дело заботливо подливал из бутылки  Хорошей и Лошаднику – родня же….
Вот так и сидели, потрясенные, и слушали как Константин, избегая подробностей, историю рассказывает. Но все в один голос требовали подробностей, и Константину пришлось историю несколько раз повторять. Тем более, Принчипессе на дереве было плохо слышно …. 
Летнее солнце ласково припекало, воздух после недавнего дождя освежал и убаюкивал, глаза закрывались, а мирный голос Константина все звучал и звучал, и звучал….
История, рассказанная Королем.
Вся тайна в том, что в Королевстве в ту ночь родились три младенца.
Красивых, громких три младенца,
Два старших принца и принцесса…
***
Они кричали громко, требуя еды,
И Королева в мыслях сберечь всех от беды
Прислушалась, подумала: «Вот как тут разбери? Ревут ли три младенца...?
А может и не три….»
И Королева тайно, перекрестив печально,
Не сообщая свету о детях официально,
Решительно и быстро покои оглядела
По-матерински сердце за всех детей болело,
И в кадку с фикусом, что под окном стояла,
Она принцессу бережно в листву запеленала.
Сказала, что чихает, в том фикус виноват,
И приказала вынести ту кадку с Богом в сад.
О том, как дальше сложиться судьба никто не знает,
Но милость от отверженных нечасто ожидают.
Сама была готова сложить венец на плахе.
Принцессу ж тайно спрятали у тетки Росомахи….
***
Тогда в простых чиновниках, Удав без дела мялся,
Он к власти шел и в дураках быть век не собирался.
В те дни, почуяв смену власти,
Решил, что наконец, дождался счастья.
Кому служить он не решил, но все обдумать поспешил.
И Королеве, тайно, представил план нахальный,
О том, как наследника спасти и к Королю перевезти.
Он к ней явился без доклада…. Глядь….
В люльке спят два принца-брата….
И тут Удав придумал быстро, как из холопов стать Министром.
Сказал, что ждать утра опасно, и чтобы не было соблазна
Отдать дитя на милость власти, со страхом ожидать несчастья,
Поможет сына ей сберечь, охрану у дверей отвлечь.
Второй ребенок – не наследник,
И хоть родился в понедельник,
Ничто ему не угрожает, и никому он не мешает.
Вернее будет в этом деле, оставить сына Королеве.
Та, будучи несчастной, уже на все согласной,
Укутала младенца, прикрыла полотенцем,
Поцеловала, обняла, молясь, Удаву отдала.
А тот довольный страшно, гордясь собой ужасно,
Доехал до границы, подумал вдруг о том,
Что грех отдать наследника…. Увидел милый дом.
И он наследника принес в тот домик на опушке,
Решив на воспитанье сдать какой-нибудь старушке.
И он не знал, что он болван, не знал, что он дал маху
Он не старушку встретил там, он встретил Росомаху
Он ей наследника вручил и воспитанье поручил,
Грозился часто в гости быть, и за наследником следить
Забрал себе его «Талант», и тем событием был рад.
И с глаз уехал, наконец, помчав, с вестями, во дворец.
А Росомаха, в ужасе Принцессу обняла
Недоброе решение с испугу приняла.
Все дело в том, что детки, как вишенки похожи,
Решила, что двоих детей она сберечь не сможет,
И Королевской бабушке племянницу вручила
И под защиту Короля бежать ей поручила….
Удав, о власти грезя, вернулся во дворец,
Чтоб его серым будням навек пришел конец
И на доклад отправился, представив все успешно,
Сказал, что Королева свезла младенца спешно
Украла тайно из дворца, оправив под надзор отца.
Придумал тонко небылицу и предложил закрыть границу.
И за советы, очень быстро, сам был пожалован в министры….
***
…А белки, что «Талант» Принцессы откопали
И все года бессовестно его не отдавали,
Загоревали давеча и не смогли простить -
Удав деревья вырубил, им стало негде жить.
И в них проснулась совесть, им стало вдруг невмочь
Во всех грехах раскаялись, решили вдруг помочь.
Но о вранье сказать неловко, решили выкинуть уловку:
 Удаву отомстить за лес, не став ждать кару от небес.
И в ранний час, когда все спали,
Хранимый им «Талант» украли.
Помчались с вестью к Росомахе, она тогда в ночной рубахе
До неба, крикнув, подскочила, им клюквы два ведра вручила.
Готовая перевернуть страницу, помчалась открывать границу.
Потом вернулась, отдышалась, все в голове перемешалось
Лошадника в дом позвала, медаль с «Талантом» отдала,
Но про семью, про все, что было, так ничего не объяснила.
Лошадник, парень был не тонкий….
 Отдал свою медаль теленку….

Глава 20.
И только все немного с эмоциями справились, как скоро опять заволновались – Лошадь пришла. Она несла в зубах Тушу.  Та свернулась клубочком и дремала, ее в пасти Лошади растрясло по дороге.  Все вдруг про Удава вспомнили. Ему же кошку несли.
Лошадь, отфыркиваясь, выплюнула Тушу и по-хозяйски обвела взглядом дворец, решая на какой половине жить будет….
Королева сразу после Лошади приехала. Максимильян с Томми отправились чемоданы во дворец затаскивать, пока она со своими отпрысками разбиралась.
Королева сначала детей по очереди обняла. Хорошая к ней уже попривыкла, и хотя еще стеснялась, но говорить «Вы» перестала. А когда речь зашла о фамильных драгоценностях, которые переходя по женской линии, ей достанутся, то все преграды рухнули, и мать с дочерью, будто не расставались вовсе.
 Лошадник поначалу тоже робел. Он все на свои сапоги нечищеные смотрел. Он уже с утра, верхом, какие только тропы не объехал, где уж было время обувь почистить. И за Григория у него сердце тревожилось – тот пребывал в состоянии «дружба навек» с Маркизом, и они уже два вазона у крыльца расколошматили.  А кроме Григория у него еще двести коров паслись по-соседству, с утра не доенных…. Но тут уже Королева досказать не дала, гордилась, что сын не бездельником вырос, обещала к стаду еще столько же бычков добавить. Лошадник при этих словах просветлел невольно…. Он же к ней ближе всех был, пока рос, и между ними много тепла было.
 Гораздо сложнее Королеве было с Чивасом. Он сам был как теленок, бодался, пятился и к ласке был не приучен. Но у Королевы была железная воля - она схватила его черную голову, притянула к себе и со всей своей материнской нежностью в макушку поцеловала. Чивас постоял так, к ней в грудь уткнувшись, а потом его накрыло чувствами, повело, разнежило и, всхлипнув, он, наконец, произнес басом: «Мама….».
А еще со дня на день Королевскую бабушку из странствий ждали, и тут уже сам Константин поморщился. И лишь когда Королева сделала к нему шаг, припала к нему и стояла долго-долго, слезы вытирая, морщинки на его лбу разгладились…. Хотя они итак виделись недавно. Веро теперь поняла, чьи шнурки у Королевы дома на крыльце висели….
На следующий день, когда отоспались и успокоились, Максимильян начал, было, подбирать слова, про то, что им возвращаться надо, но его речь потонула в гуле новых потрясений - Лошадник объявил, что собрался жениться.
-На ком? – опешили все.
Особенно Константин с Королевой растерялись – они еще не понимали, что с тремя взрослыми, вновь обретенными детьми, их веселая жизнь только начинается.
-На Хозяйке заповедника… ну, на той, что оленя украла. Я давно сказать хотел. Два дня не видел, скучаю страшно….
Веро тогда,  предполагая, что в столь щекотливой ситуации дети с родителями должны без свидетелей разобраться, стала выразительным взглядом на балкон показывать, призывая всех выйти (на балконе тоже все слышно было). Но остальные хотели развязку посмотреть из партера, потому упрямо делали вид, что знаков не замечают. И, к своей досаде, Веро одна на балконе оказалась. Постояв, в нерешительности, она подошла к перилам и, перегнувшись, вниз посмотрела.
Там, на поляне в парке Принчипесса рассадила вокруг себя белок и учила их орешки чистить. Но трудность состояла в том, чтобы научить их не жрать все сразу, а в общую горку, впрок, складывать. Те, разбалованные Росомахой, разучились делать многие вещи, а новые времена предполагали, что кормить их просто так никто не будет, и Принчипесса преподавала им краткий курс выживания.
-Ну, до чего похожа…. - шепотом сказал Лошадник. Веро вздрогнула и обернулась. Лошадник сиял, и ясно было, что дела с родителями улажены.
-Цветы не забудь, – вздохнула Веро.
-Уже насобирал, - еще шире улыбнулся Лошадник, -  Вот тако-о-ой букет….
И показал руками так, как обычно рыбаки про рыбу показывают.
«Врет, -  покачала головой Веро, - Определенно врет….»
И снова в парк посмотрела.
Принчипесса словно расцвела от своего дара с животными общаться. Ей уже птицы по утрам в окно стучали, косули, завидев в парке, навстречу бежали, Маркиз с Григорием, как верные псы, по пятам ходили. Все только диву давались. Особенно у Веро от сердца отлегло, когда Григорий, не добившись взаимности, всю свою нежность на Принчипессу обрушил. А та в ответ держалась с достоинством - была добра, строга и справедлива.
Но Веро одним глазом за ней присматривала, чтобы ее это в прекрасные дали с концами не увлекло - им всем еще домой возвращаться….
Хотя, по-хорошему, никто домой не собирался. Дворец от веселья вверх дном стоял. Все никак наговориться не могли, смеялись, обнимались. Буржуя на радостях тискали, пес вконец обессилил. Константин приказал вытащить мангал в парк, поставил его на траве и всем мясо жарил.
-Сколько можно есть? – риторически переспросил Максимильян, остановившись у дерева, под которым Веро сидела. У него в руках была тарелка с двумя отбивными, ему их лично Король положил. Максимильян посмотрел вдаль - мясо так ароматно пахло, так аппетитно рядом с ним был сервирован горошек, что надо было найти свободное место в теньке, где можно было посидеть, а может даже и полежать потом. Но это было не просто, потому что многие уже лежали.
-А? – подняла голову Веро. Но Максимильян уже ушел, а за ним белки по пятам поскакали. Они, когда Принчипесса не видела и над душой не стояла, теперь все ели….
А Веро вернулась к своим мыслям. У нее на тарелке лежал цыпленок. Нежный, золотой, с хрустящей сырной корочкой. Веро еще не отошла от завтрака, но ведь цыпленка ей принес Томми….
…Однажды, когда в ресторане был тяжелый день, Веро проскользнула после смены на кухню и, на цыпочках, чтобы Робертино не увидел, прокралась на задний двор. Прислонилась к стене, закрыла глаза и вздохнула, желая только одного, хотя бы минуту никого не видеть. А Томми, хотя у него на кухне бекон подгорал, принес ей на улицу котлету. Красивая такая котлета, румяная, средней степени прожарки. Веро тогда небрежно кивнула, взяла тарелку и с апатией съела ту котлету. Разве только удивилась про себя, что после обеда еще что-то осталось…. И она только потом поняла, что эту котлету, выкроив у себя время, Томми исключительно для нее пожарил. И Веро так теперь хотела показать ему, что она ценит и помнит ту котлету, что теперь смотрела на курицу и готовилась ее съесть.
 Потом белки к дереву вернулись. Устали, переели, махнули хвостами, полезли спать. Они с непривычки устали -  к вечеру слишком шумно становилось.
 Особенно много шума Хорошая доставляла. Она теперь все время с восторженным визгом носилась по дворцу, благо, что коридоры были большие, а слуги к ее воплям относились снисходительно.
-Веро! Веро! – пробегая как-то мимо, остановилась она, ее аж трясло от счастья, - Мне кухню отдали!!!
-Поиграться? – вяло поинтересовалась Веро.
-Нет, насовсем. Константин… то есть папа, сказал, делай там, что хочешь, представляешь?
Но Константин, широкой души король, на этом не остановился и, в знак милости, свои желтые ботинки Буржую отдал. Буржуй со ступенек свалился, когда Константин ему их на крыльцо вынес. И когда пес понял, что это подарок, то заскулил от счастья, подполз, обнюхал и обнял двумя лапами, как сокровище. Потом связал ботинки шнурками, чтобы не потерять, и с восторгом таскал по коридором, так же как и Хорошая создавая много шума. Сам-то он, конечно, в них утопал, и носить не мог, но само обладание ставило его в своих же глазах на высшую ступень самодовольства.
Томми тоже был доволен. Он, конечно, не признавался, но когда к нему с раскаянием пришла Алиса, вся красивая, как звезда, то ему словно бутылку бальзама на душу пролили, хотя  у них еще с Константином коньяк незаконченный стоял. Константин как раз лимон нарезал, делал вид, что не слушает, но в душе Томми аплодировал – тот как кремень стоял, не поддался на чары.
…На обратном пути Максимильян столкнулся с печальной Алисой в коридоре у канделябра, и рассказал ей (раз уж встретились), что только с батюшкой ее беседовал.
  …Он его в саду увидел. Удав был собран в дорогу, стоял с двумя чемоданами и под деревом казну закапывал - ему с собой все не унести было. Пыхтел, был не в духе, яма никак большой не получалась.
-Может лопату поддержать? – дрогнуло тогда доброе сердце Максимильяна….
Максимильян ведь все понимал, ему вдруг тоже грустно стало. У него здесь так хорошо дела шли, что оставлять все жаль было. И еще он все время Веро искал, им в этой суматохе никак не находилось времени, чтобы поговорить.
Нашел ее все под тем же под деревом. Она сидела на траве, и, уставившись куда-то в глубину парка, поедала без страсти третий кусок абрикосового торта.
 Но раньше, чем Максимильян подошел, ее Буржуй увидел. Подбежал, радостно гремя ботинками, но Веро даже глаза в его сторону не повела. Буржуй тогда примолк, сел рядом и стал ждать, когда Максимильян подойдет. Может, он что-нибудь скажет, приличное моменту. Но Максимильян сначала шел медленно, и его долго ждали, а потом сел рядом и ни слова не проронил. И так они, долго сидели на траве, пригретые летним солнцем….
-Пройдет немного времени, - сказала, наконец, Веро, - И это все забудется. Либо по возращению, чего доброго, мы решим, что спятили.
Максимильян с Буржуем, молчали, и, не сговариваясь, думали  о том же самом.
-Все забудется, - повторила Веро, - Томми возвращается в Италию и поступает на курсы актерского мастерства, Принчипесса едет в Сибирь учиться лечить тигров. Чокнутая. Я, конечно, попробую ее отговорить…  Хорошая теперь уже не с нами…. Все забудется….
Буржуй наклонил в бок голову.
-А ты напиши, чтобы не забылось….
Веро поморщилась.
-Сам напиши….
-Я не умею. А ты можешь. Что ты отмахиваешься? Помнишь, как нас в подвале напугала, стихами заговорив? У тебя есть воображение, главное, не слишком ему поддаваться.
-Да что ты все вспоминаешь тот подвал - с досадой прошипела Веро.
А Максимильян вдруг посмотрел на Буржуя, потом на Веро, потом опять на Буржуя, и вдруг хлопнул себя по лбу.
-Точно! – воскликнул он, - Вот это я дал! С утра думаю, где начальный капитал взять. А тут ты прохлаждаешься. Чего тут думать! Хочу, не хочу – надо. Ты напишешь, а я продам….  Напишешь, напишешь, я не отстану. Я уже деньги знаю куда вложить.
И после этого Максимильян приободрился – Алессандре все дела передал. Написал ей стратегию бизнеса, та не знала, как его благодарить – начав шить башмаки, она в себе новый дар открыла.
Лошадник ей теперь не помогал, он с головой в государственные дела ушел, зато Чивас все с тем же постоянством от башмаков был без ума. Вызвался дружить с Алессандрой, целыми днями от нее не отходил. Константин с Королевой, не отпуская рук, за голову держались – все стремительно мчалось к тому, что, не успев побыть родителями, они скоро станут бабушкой и дедушкой.
  Но тут Росомаха не подвела – обещала, что со всеми будет нянчиться. Но поблажек не ждите – нам тряпки в королевском семействе не нужны….
…Оставалась еще Лошадь. Узнав, что пол царства не будет, она устроила протест и ревела всю ночь под окнами, пока к ней Константин в халате не спустился. И как не высок был его авторитет, Лошадь, ни в какую не отступала. Пришлось звать Максимильяна. Тот вышел, полуспя, с блокнотом и подсчитал во сколько ей содержание того царства обойдется. Приплюсовал свои комиссионные и сунул листок в морду.  Лошадь опешила и согласилась на отступные.
-И премию каждую неделю, - ревела она в спину, пока Константин в тапочках по ступенькам поднимался, - Но возить больше никого не буду! Если только сама захочу. Для души….
Константин кивнул, не оборачиваясь. Четыре часа утра было….


ЭПИЛОГ
Когда дело коснулось казны, оказалось, что пока Удав копал, Максимильян сам у него казну стянул и в другом месте перепрятал….
 Тогда Удав решил никуда не ехать.  Константин его, разжаловав его из министров,  из дворца выгонять не стал, сказал, только, чтобы он не бездельничал и работу себе нашел.
Лошадник тогда, желая помочь, отдал ему свое стадо, и стал Удав у коров за главного.
Сначала Удав сильно переживал - кричал, гневался, швырял все вокруг. Коровы, глядя на него, пугались, а потом от расстройства и вовсе молоко перестали давать.
-Да я же тебе самое дорогое доверил, - хватаясь за голову, орал Лошадник, - тебе деньги так глаза застилают, что ты уже ничего хорошего не видишь.
-Что же тут хорошего? – искренне удивился Удав. Он тогда стоял на лугу, один среди коров, те сначала вокруг него плотным кружком встали, а потом деликатно подвинулись, чтобы солнце не загораживать.
Удав только руками развел.
-Был я министр, а теперь коров пасу, - снова удивленно повторил он, - Что же тут хорошего?
-Му-у-у… - с сочувствием сказали коровы.
И был такой погожий, прелестный денек… Удав уже и не помнил, когда он просто так стоял и от ласкового солнца жмурился. Он все время куда-то бежал, всегда что-то прятал, потом боялся, что найдут и бежал перепрятывать. Удав вдруг схватился за голову и сел в траву – в глазах коров было столько чуткости. И тогда слово за слово он начал говорить, и так до вечера всю свою жизнь им рассказал. Те слушали и даже кивали, а иногда мычали, когда особенно переживали. Кто бы его раньше так слушал!
 И тогда Удав на свою жизнь другими глазами посмотрел. Коровы так его обожали, что, став вдруг кем-то любимым, он сам расцвел. Гулял с ними, говорил много, классику начал читать.
 А коровы не знали, как любовь показать, чтобы он в их чувствах не сомневался – заботились о нем, мух отгоняли, в полуденный зной становились так, чтобы тенек был. Удой стали давать такой, что Лошадник снова за голову схватился. Выписал Удаву такую премию, что тот, прочитав чек, сам в траву свалился….
И, глядя в синее небо, на то, как плывут облака и проносятся ласточки, он подумал, что когда находишь свое призвание, оно приносит тебе не только счастье, но и чек….
…Пока его там, счастливого, коровы не отыскали….