Эпизод 7. Наши веселые ночи.
Олег часто устраивал шалманы, которые не давали спать соседям. Он сменил одну сожилку на другую, такую же алкоголичку, как и он сам, только с более покладистым характером. Звали ее Люська. К нему подселилась бабка-попрошайка, звали ее Татьяна. Татьяна днем занималась «ремеслом» - зарабатывала деньги, сидя с шапочкой, а вечером, снимая «сменную рабочую одежду на другую», занималась уборкой дома у Олега. Бабкой она была очень характерной, скандальной, но, могу отметить, очень чистоплотной.
С Анжеликой Татьяна не поладила, поскольку обе были скандалистками.
00-0. Ложусь спать. Слышу хор «турецкого» из трех голосов. Это поют Олег, Люська и баба Таня, дурными пьяными голосами. Тут же, снизу раздается голос Анжелики:
-Сколько можно издеваться над соседями! Спать не дают! Бессовестные!
Баба Таня ей:
-А вот теперь будем петь назло, всем вам!
Тут раздался голос Олега, как у Воладна:
-Да! Да! Х*й мы вам теперь дадим поспать!
И затянули примерзкенькими голосами свои похабные песни еще громче.
Я ушла в другую комнату, а как спали соседи, уже и не знаю.
Просыпаюсь от дьяволького стука в дверь. Кто-то долбится в дверь веранды, как разъяренный робот. Мне показалось, что уже обеденное время, и я глубоко проспала на работу. Оказалось, что всего-то 2-00. Это стучал Олег. Случилось следующее. Его Люська выпила какой-то шмурдяк, и стала синеть на глазах. Телефона у него не было, и, он таким образом давал сигналы, что у него случилась проблема.
Добавлю, что с нами так же жили и живут соседи, правильные и глубокопорядочные Сидоровы (фамилия изменена), которые жили ремонтами, диетами. Муж, Павел (имя изменила), ровно в 18-00, как штык, приходил домой с работы, не разу не изменив жене. Анжелика, как человек любопытный, ни разу не заподозрила его в измене своей супруге. Летом у них стояла гробовая тишина, тогда как другие уходили на рыбалки, еб***ки и прочие вещи. Они вместе разводили кур, чей запах разъедал глаза соседям, и который разносился по всему дому. Вместе они выпаривали мочу до ; ее объема и ставили из нее клизмы, точно так же отравляя запахами весь дом, а потом хвалились результатами лечения, показывая камни, которые из них выходили. Вместе они вязали колготки, сидя за аппаратом для вязания друг на против друга, а потом продавали их. Вдвоем они пошли на курсы экстрасенсорики, а потом, когда им перевалило за сорок лет, одновременно поступили в ВУЗ и получили высшее образование. Они всегда делали все вместе, и это было похвально.
Минус их был в том, что ложились они спать в 22-00 ночи, а вставали в 6-00. Они слышали все шалманы, которые у кого-то происходили, а потом Валентина Сидорова, поджав губки в куриную гузку, выходила во двор, и почему-то жаловалась этой Анжелике на плохо проведенную ночь, вместо того, чтобы высказать это источнику бурных пьянок, за что Анжелика уже инквизиторским тоном высказывала всем соседям за их низкое поведение, за то, что они, бессовестные, мучат таких добропорядочных людей.
Итак, мы с Валентиной выбегаем на мороз и открываем дверь Олегу. Потом я уже вызываю скорую помощь.
На лестничную площадку выбегает баба Таня, а потом и Анжелика. Между ними возникает потасовка.
-Бессовестные, вы не даете спать соседям! Ты, Таня, отравила меня своей марганцовкой. Мы вызовем сейчас милицию, пусть с вами разбирается!
-Отвали от меня, пидараска! Это я тебе устрою кое-что. Раскрутим мы тебя, как белочку! – кричала баба Таня, а потом убегала к себе в квартиру, и закрывала дверь.
-Сама пидараска! Все, я обращаюсь к участковому, и вас заберут в милицию! Ты, Таня, здесь не прописана. Вот дочь хозяйки квартиры (она показывает на меня), она сделает так, что вас отсюда выселят, - патетически, важно говорила Анжелика.
-Х*й соси! А мы вам дверь не откроем. Имеем право, – огрызалась скандальная, противная старуха, выскакивая из квартиры опять, а потом заскакивала обратно в дом.
-Все, вызываем милицию! Тема исчерпана! – голосом королевы говорила Анжелика.
-Исчерпаем мы тебя в могиле! В рот я вас всех буду е***ь, соседушек, – баба Таня опять выскочила в сени с рыком.
Я про себя подумала: «Чем?», но промолчала.
Такая «беседа» продолжалась между ними минут пятнадцать и внешне походила на потасовку между бабой Ягой и добрым молодцем в сказке «Морозко», когда добрый молодец хотел повернуть избушку к себе передом, а к лесу-задом. Только вот кто их них был бабой Ягой, я так не поняла. По-моему обе они тянули титул бабы Яги, в силу скандальных характеров. А на доброго молодца не тянула я, в силу мягкости своего характера, моего неумения и нежелания скандалить.
Как только старая кочерга Таня окончательно захлопнулась за дверью, на меня накинулась, а
Анжелика, вытянув руку, грозно показывая на меня указательным пальцем, как комсомолка с плаката СССР:
-Ты тюфячка, стоишь, губами шлепаешь! Ты дочь хозяйки квартиры и не можешь постоять за наш дом! Это все мать твоя виновата, это из-за нее живет здесь ее бывший муж. Это вы, вы, вы виноваты! Это из-за вас весь дом мучается теперь до потери сознательности!
-А что я могу сделать? Только милицию вызвать, - действительно, шлепая губами отвечала я.
-Знаешь ты кто? Ты – князь Мышкин из фильма «Идиот». Идиот ты и есть идиот. Дура! Была бы ты и твоя мать нормальная, вы бы вызвали милицию. А одна эгоистичная (она имела ввиду мою мать), а другая- тюфяк, идиотка, – хамила мне Анжелика.
-Из-за вас мы муки терпим адские, и все из-за вас! А ты только и можешь блаженно улыбаться. Вы не боитесь, что Бог вас накажет за нас? – с угрозой говорила Анжелика.
-А что я? Я же Олега не рожала и не воспитывала, - мягко отвечала я.
-Это мать твоя виновата! Все боялась, как бы ее манда не находилась в простое, вышла замуж! А ты - блаженный старик Хоттабыч. Дура ты набитая, дура, дура, дура! –разошлась она не на шутку, язвя мне как только можно.
Надо сказать, что вот таким вот образом Анжелика вела себя со всеми, и я не была тому исключением. Про нее написано в другом рассказе. Отмечу, что вела я себя с ней очень тихо и вежливо, действительно, как князь Мышкин.
Чувствуя свое чувство вины, я, как сумасшедшая вызвала милицию.
Скорая и милиция приехали одновременно. Шеренгой они выстроились, как рота солдат, и побежали в зловещую квартиру Воладна, то есть Олега. Люську забрала скорая для откачки, а милиция не нашла состава преступления, сказав только, что нам надо обратиться к участковому.
Надо сказать, такие случаи, с одновременным вызовом милиции и скорой помощи в квартиру «панночки из Вия» (так Анжелика называла Олега), были не так уже и редки. И каждый раз я получала гору матов обвинений от Анжелики, как последняя кукла Петруша, за ситуации, которые происходили в том доме, все из-за того, что это был бывший мамин муж, который устроил такую веселую жизнь всем «порядочным» соседям. Баба Таня нагло хамила милиционерам из-за двери, говоря, что «она и ее сожители имеют полное право не открывать дверь, а взломать ее милиция не имеет право, причем эта компания продолжала завывать назло всем песни, а иногда громко выплясывать под музыку.
Утром в веселой квартире происходили сцены, который слышал весь дом. Баба Таня просыпалась рано, готовила кашку Олегу и Люське, а потом с ложечкой, как мама, походила и кормила их, лежащих на диване с тяжелого похмелья. Отмечу, что Олег на тот момент был должен за электричество шесть тысяч рублей.
-На Олежек кашку. На Люся, кашку, - причитала сладеньким голоском баба Таня.
Олег, по всей видимости, сматерился.
-Кто б***ь? Это я, б***ь? Я варю, стираю, убираю, и я б***ь? Это ты – б***ь! А я не бядь! – начала ругаться бабка.
По всей видимости, Олег швырнул Тане кусок каши в мордашку. (оба друг друга стояли в силу своих характеров)
-Ах, вот ты как! Люся ест кашу спокойно, а ты отвечаешь мне такой черной неблагодарностью! Б***ь ты такая! Вот, схожу я в Горсети и настучу, что ты должен шесть тысяч за свет, вот они тебе устроят! Шесть тысяч х**в тебе будет в жопу за это! – расходилась бабка в скандале.
(Я потом вскоре заплатила эти деньги за своего бывшего отчима, потому что квартира, где он жил, юридически числилась за мамой).
-Иди в п***у! – громыхал голос Олега.
-Что??? – воскликнула баба Таня своим мужским голосом бабы Яги Милляра.
-Во п***у! Во п***у! – яро раскомадывался Олег.
- Сам иди туда же! Вот схожу в горсети, сядешь на х*й! – командовала бабка.
И в том же духе.
Под конец этих эпизодов, Анжелика рассказывала, что все, кто заходили к Олегу в гости, наблюдали следующую сцену. Бабка Таня сидела в той квартире и убиралась, а на диване лежали Олег и Люська, наебываясь при всех.
Как-то поздно вечером слышу удары в дверь к Олегу- кому-то неистово к нему долбится. Потом услышала стуки Анжелики по чему-то металлическому, крики, вопли, жуткий грохот шагов, а потом все стихло. От Анжелики утром я услышала следующее.
К Олегу пришли две лесбиянки, баба, с вульгарно накрашенными красными губами и один плюгавенький мужик, ударно долбясь в двери. Посидела эта честная компания там, а потом вышла та самая баба с вульгарно накрашенными губами на лестничную площадку – не знаю за какой надобностью. Потом она стала долбиться в дверь обратно, а там уже было закрыто. Никто ей долго не открывал, а она начала верещать:
-Пустите! Пустите! Я писать хочу!
За дверью- молчок. Пауза.
Раздается звук струи, бьющейся об ступеньки. Это баба писает, спустив штаны на лестнице. Все это подслушивает Анжелика, которая под звуки струи чужой мочи начинает бить в таз куском металлической батареи.
Кто-то открывает дверь и впускает бабу.
Через два часа в квартире раздается запах гари еды, и все соседи со стуком врываются в веселую квартирку. Там видятся следы жуткого шалмана: Олег, Люська и его гости лежат поперек дивана, рядком, и спят в отрубе. (дверь открыл самый мычачий из них)
Олег разлипает глаза и говорит:
-Что это за делегация пришла?
Анжелика катится от смеха.
Тут пищит та самая баба:
-И никто здесь не писал! Никто не писал!
Плита выключается, с плитки убирается лапша отвратительного цвета, дом погружается в сон.
8. Смерть Олега.
Это был самый тяжелый период для меня и Олега. Я не буду его описывать подробно – слишком много переживаний в то время я испытала.
Могу сказать, что такой образ жизни до добра еще редко кого доводил. Олег жил с Люськой, с которой вместе пил и гулял. Ее взрослые дети были против такого образа жизни свой матери и против проживания ее с таким сожителем, часто забирали ее домой под руки, когда она находилась в запое. В последний раз все закончилось плачевно. Старшая дочь Люси обладала агрессивно-боевым характером. Она пришла с компанией своих знакомых мужчин. Они ворвались в дом Олега, избили его, нанеся серьезные ранения в голову, и увели Люську домой, как под конвоем.
Олег тогда жил с той же бабкой Таней, но к ним присоединился еще и ее сын.
После побоев Олег впал в кому и находился в ней около месяца. В больнице он оказался никому не нужен, кроме меня и его старшей дочери от первого брака- Олеси. Олеся оказалась единственным человеком, горячо любившим Олега. Все приличные люди отвернулись от него за тот образ жизни, который он вел.
К сожалению, Олеся жила в Стрежевом, и у нее пневмонией болел маленький ребенок. Она не могла вырваться к отцу, и звонила мне по телефону с просьбами. Мы напару скидывались с ней деньгами, покупая детское питание и памперсы для взрослых. Олег лежал в плате для тяжелых пациентов, куда люди попадали в основном после сильного алкогольного опьянения – кого сбила машина, кто попал в кошмарную драку. Я делала ему массаж, а кормили его через зонд – глотательный нерв его был поврежден, и сам кушать он не мог.
Вскоре Олега перевели в Хоспис, где он вскоре и ушел на тот Свет. К сожалению, Олег не смог поправиться после тяжелейшей травмы в голову. Я была последней, кто видел его в живых. Он тяжело дышал, находясь в предсмертной агонии и уже ничего не воспринимал. Ночью поступил звонок об его смерти.
Похоронили его в Вознесенке, где он вырос с дедушкой и бабушкой. Хоронили его родственники со стороны первой жены, матери Олеси – падчерик Алексей и братья.
Почему у меня остались о нем столь трепетные воспоминания? Он больше моего родного отца дал когда-то мне отеческое тепло. Кроме того –от него веяло жизнью. Но кроме жизнелюбия у не были две потрясающие черты-он не любил собирать сплетни и осуждать людей. А кроме того, все-таки он был невероятно обаятельным человеком. Я знаю, что его родная дочь до сих пор скучает о нем, и мы иногда с ней переписываемся.