Кочин
Луна над Хасавюртом злая. Как и всё, в этой забытой Богом дыре. Война. Ничего не радует. Хочется подумать о чем то светлом, вечном, а в голову лезут мысли о смерти. Постоянное напряжение. Даже во сне. Спишь и думаешь, что именно сейчас к тебе подбирается “чех». В зубах кинжал. На голове зеленая повязка. Уверенный в себе, в своей правоте. Просыпаешься. Хватаешься за автомат. Пусто. Луна освещает твой страх насмешливым оскалом аксакала из горного аула…Вчера погиб взводный. Стас. Сержанту Кочину пришлось взять командование на себя. Солдаты как то сразу согласились. Восемнадцать человек. Полупьяные. Безразличные. Им было все равно кто у руля. Лишь бы оставался спирт. А там – хоть трава не расти…
Неделю назад взвод оставили в прикрытие колоны федеральных войск. Машины пришли и ушли. Наступил информационный вакуум. Рации – нет. Радиотелефонов – нет. Приказов – нет. Что в мире происходит, одному Аллаху известно!
На третий день пришли старики. Сели в полукруг. Долго молчали. Стас молчал тоже. Стойко выдерживал традиции.
- Уходите! – сказал самый старый, - Вы все умрете.
Взводный, устало покачал головой:
- Я вижу, уважаемый, у вас орденоносные планки на груди. Воевали. Раз так, значит сами знаете – приказ есть – приказ.
Старики встали. Ушли.
Стас приказал занять круговую оборону. И, весьма вовремя. Несколько мин упали в расположение склада боеприпасов и продуктов. Одному солдату консервная банка размножила череп, другому, кусок ящика-цинка – распорол шею.
Залегли. Открыли беспорядочный огонь. Однако, никто не стрелял. Стихло. Постепенно первый страх улегся. Собрали шесть погибших. Двое легко ранены. Подсчитали патроны и гранаты. Взрывы уничтожили всяческую надежду на жизнь. Боезапаса осталось на три часа плотного боя. Провианта – на двое суток. И, похоже, чечены об этом прекрасно поняли. Потому и молчат. Берегутся. Это только в хваленых фильмах показывают их обкуренными, шагающими в полный рост в атаку. Здесь – всё иначе. Жить хочется всем.
Стаса убил снайпер.
Кочин хоронил его один. У всех на виду. Без страха. Взвод опять был пьян. Поминали…Из «зелёнки» из леса так никто и не выстрелил. Сержант, удивился. Неужели ещё кто то остался сердобольным?!
На войне никогда ни о чем не думаешь. Стараешься выжить, это — да. Но, все остальные вещи свойственные миру — на время стираются в памяти, и поэтому кажутся нереальными, глупыми, абсурдными. Парадоксально, но выживают те, кто не смотря на такое яркое различие этих двух состояний — продолжают вести себя как на гражданке. То есть — естественно. Не нервничают. Не суетятся...
Вечером к нему подошли давешние старики. Обтерли ладонями лица:
- Салом Аллейкам!
Кочин промолчал. Знал, что надо ответить. Всё таки — старшие. Однако, он в чужой стране, в которой каждый день убивают, а здесь, после таких визитов — приходится опять брать в руки лопату.
- Послушай меня сынок. - сказал седобородый аксакал в овчинном тулупе, - Если твои солдаты глупы, то это — их проблемы. Ты, нам кажется, нормальный человек. Уходи. Завтра всех убьют. Это мы знаем точно. С гор приходили разведчики генерала Баха. Это они вас обстреляли...
- Смешно. - сказал сержант, - Баха, переводится как — живи. Каламбур какой то...Живи для того, чтобы умирали другие?
Старики переглянулись. Пожали плечами. Ушли.
Кочин прошелся по позициям. Солдаты спали как попало. Один, так вообще, уснул со спущенными штанами. Сержант покраснел. Стыдоба то какая! И это - русский солдат?! Бери их, тепленькими...
Амуниция лейтенанта перешла по-наследству к сержанту и он с удовольствием смотрел в бинокль. В детстве он мечтал именно о таком. «Зеленка» выглядела угрюмой, мрачной, совсем не такой как в России. Здесь, всё было другим. Чужим.
Кочин так и не смог уснуть. Под утро, когда тяжелый туман начал рассеиваться, прилетели мины. Обстрел длился недолго, но — точно. Внезапную тишину разбавили истошные крики раненых.
Сержант спокойно изготовился к бою. Страх оставил его. Взвода больше нет, но это не значит, что он отдаст свою жизнь просто так.
Из леса, короткими перебежками, выдвинулся противник. Десять, двадцать, пятьдесят...Много то как?! Позиции молчат. Черт! Неужели все убиты?
И тут он увидел маленькую девочку. Чеченку. Она стояла в пяти шагах от Кочина и казалась маленьким эльфом. Все то на ней было аккуратным и волшебным. Одежда. Внешность.
- Эй! Ты что здесь делаешь? Беги домой! Черт! Стоит.
Чехи приближались. Уже отчетливо можно рассмотреть бородатые лица.
Они открыли огонь. Кто-то ответил из окопов. Кочин вскочил. Упал. Перекатился под ноги девочки. Схватил её в охапку. Одним прыжком преодолел расстояние до своего окопа.
Девочка заплакала. Этого ещё не хватало!
Стрельба внезапно прекратилась.
Сержант осторожно выглянул. Боевики подползали к позициям. Осталось каких то десять-двенадцать метров. Дернулся открыть огонь, как в окоп прилетела граната. Можно было выскочить, перекатиться в другое убежище, но с этой пигалицей - не удастся. Навалился грудью, и даже сквозь одежду почувствовал как боёк опускается на капсюль... Две, одна... - успел он сосчитать про себя...
Когда чечены подошли после взрыва к воронке, то от удивления долго не могли выговорить и слово. На дне спокойно сидела живая девочка. Вокруг, в радиусе тридцати шагов, разбросано нечто...то, что раньше принадлежало сержанту Кочину...