Теплоход «Воскресенск» был самым большим сухогрузом на Енисее. О назначении на такие теплоходы мечтали многие ребята, но, шанс выпадал единицам. После сдачи экзаменов капитан Мальков С.П. сделал пометку у себя в тетради и сказал: «Этого ко мне». Так я был направлен на практику рулевым-мотористом.
Утром рано, собрав свои вещи, я прибыл на теплоход, а вернее в затон, где зимовали суда Подтёсовской РЭБ флота. Теплоходы стояли заметённые снегом и ещё по-зимнему вросшие в лёд казались не жилыми, но уже кое-где слышался гул работающих двигателей.
Огромные сугробы затрудняли движение. Узкие тропы, натоптанные с осени, петляли между судов, и можно было легко в этих лабиринтах заблудиться, но чутьё меня не подвело. Я подошёл к теплоходу с кормы, поднял голову, и мне показалось, что эта махина будет долго ещё стоять закованная льдом, тем более, что гребные винты сверкали красной краской на глубине выморозки.
Подошёл второй штурман.
- Практикант? – спросил он меня.
- Да, - кивнул я головой.
- Ну, тогда пошли, - показал он взглядом на трап.
Честно сказать, у меня поджилки затряслись. Поднимаясь по вертикальному трапу, я старался не смотреть по сторонам, а когда ступил на палубу, повернулся и ахнул. С высоты корпуса обзорность увеличилась, и я увидел сотни судов – больших и маленьких. Кое-где было видно, что некоторые суда оживают, потому что из выхлопных труб виднелся сизоватый дымок.
- Пошли, я покажу тебе каюту, - хлопнул меня по плечу второй штурман, - один час на экскурсию, и начнём работать.
Мы пошли по длинному и тёмному коридору к месту, где мне предстоит жить всю навигацию. Поднялись в рулевую рубку, сходили на «бак», взяли широкие лопаты и, расчищая проходы, я продолжал знакомиться с судном.
Часа через два мы спустились в машинное отделение. Меня сразу поразила чистота. В моём понимании должно было быть всё в копоти и мазуте. Постоянно «сопливые» двигатели и запах соляры.
Второй штурман заметил моё удивление. «Такая чистота должна быть всегда». Он показал мне, как запускается вспомогательный двигатель, как запускается котёл. Наш теплоход тоже начал оживать.
На следующий день пришли другие члены команды и мы, познакомившись, продолжали чистить, красить, натирать…
С каждым днём становилось теплей и теплей. Маленький ледокол обкалывал суда, и они начинали небольшое шевеление. Я понимал, что ещё день-два, и мы тоже двинемся в рейс. В рулевой рубке появилось расписание вахт – кто с кем, когда будет стоять вахту. Мне выпало четыре часа днём с третьим штурманом и три часа ночью с капитаном. Я не называю полные названия должностей. К этому времени все команды формировались по совмещённым профессиям: капитан-механик, 1-й штурман-1-й помощник механика (старпом), и т.д.
Прибежал радист, рыжий парень в расклешённых брюках, доложил капитану, что нас вызывают на связь. Это означало, что навигация для нас начинается, и мы получаем первое задание.
Деревня Юксеево. Плавучий кран покачивается на волнах, мы швартуемся к самодельному пирсу с другой стороны от крана. Начинается погрузка шпал для самой северной железной дороги Дудинка-Норильск. Автопогрузчики снуют по пирсу челноком, подвозя готовую продукцию. Несколько дней кран грузил нас и днём, и ночью. Мы успели сходить в кино и на танцы, подраться с местными парнями и улизнуть на борт теплохода до того, как началась бы третья мировая.
Первый рейс начинался не торопясь, с раскачкой. Зашли в Подтёсово, пополнили продовольственные запасы и в путь. Как всегда первый рейс длится дольше обычного из-за того, что уровень воды очень сильно колеблется и приходится стоять на якорях, ожидая чистой воды.
Пройдя Курейку, в рулевой рубке собралась почти вся команда «Воскресенска». Объявили, что мы проходим Полярный круг. Меня и радиста отправили на «бак», якобы посмотреть все ли сигналы горят на носовой мачте, а сами, приготовив два ведра с водой, ждали нас, когда мы выйдем из надстройки, и с капитанского мостика окатили обоих с ног до головы холодной курейской водой. Эта традиция существовала всегда. Так Нептун принимал в свои ряды молодых моряков.
После омовения нас отправили в горячий душ. Повар приготовила праздничный обед. Старпом приготовил речь, и торжественно поздравил меня и радиста с тем, что мы вливаемся в особый коллектив реки и моря.
Впереди нас была большая группа крупных судов. Мы тоже получили предупреждение о том, чтобы не торопиться, потому что сорвало большой массив льда с протоки, и он может оказаться у нас за кормой.
Рвануть вперёд и оказаться зажатым во льдах, или спокойно стоять и ждать команды. Ситуация на проверку нервов. Но, не зря Сергея Павловича прозвали большим авантюристом, он связался с Дудинкой, получил сведения о том, что акватория порта чистая. Вслух, как бы советуясь со мной, он принимает решение идти не судовым ходом, а протокой.
Сам следил за эхолотом. Он точно знал, что подпор воды сделает протоку судоходной, а течение вынесет массив льда и перекроет судовой ход для большого каравана судов. Он считал, что следуя параллельным курсом, можно обогнать массив и прибыть в Дудинку первыми. У многих челюсти опустились ниже ватерлинии, когда узнали что «Воскресенск» оказался впереди. Такой ход мыслей мы встречали за навигацию несколько раз.
В этих местах я был впервые, и меня поражало всё: бесконечная тундра с птичьими базарами, цветочными коврами и ярким незаходящим Солнцем, а параллельно с этими картинами – огромные горы льда на берегах, показывали суровость климата этих мест.
- Горы не успеют растаять до осени, - сказал мне Сергей Павлович, - так, из года в год они растут, рушатся и вновь растут. Крайний Север.
Дудинка была вся, как на ладони. Берег ощетинился стрелами портовых кранов. Здесь я услышал своеобразные звуки сирен. Позже узнал, что это звуки подводных лодок, когда они идут в надводном положении, как обычные корабли.
Выгрузка шпал произошла мгновенно. Мы не успели побывать на берегу, как в трюмах уже был металл и пустые контейнеры для Красноярска.
Побывав на просторах северного Енисея, я чувствовал, как мир сжимается, как Енисей из могучего брата океана превращается в узкий ручей, в котором «Воскресенск» помещается с трудом. Иногда, мне казалось – ещё мгновение и нас расплющит между скалами и мощью водяного потока.
Проходя Осиновский порог наш «Воскресенск» ощущал большое сопротивление воды, но сил хватало на преодоление сильного течения, а подойдя к Казачинскому порогу, рисковать не стали. Там работал буксир, который проводит все гружёные суда следующие вверх по течению. Туер «Енисей» подошёл к нам кормой.
Размахнувшись, я метнул лёгкую деревянную ракету, к которой была прикреплена капроновая верёвка. На туере к лёгкому канату закрепили буксирный трос. Мы стали подтягивать его и крепить на главный кнехт. Буксирный трос очень тяжёлый, поэтому всегда привлекались дополнительные силы отдыхающих смен.
Туер заработал всеми четырьмя моторами, и мы пошли в порог.
Для меня каждая мелочь была новизной, я рассматривал берег в бинокль и не замечал, что Сергей Павлович делает мне замечание: «Здесь смотреть в бинокль запрещено. Это «девятка», секретное место».Одно слово "девятка" наводила страх и ужас. В следующие разы, когда проходили эти места, я бинокль в руки не брал.
Красивых и привлекательных мест было достаточно много: и на берегах, и на воде. Кроме того, я начинал привыкать к работе судоводителя, и не отвлекался на внешние раздражители.
Однажды Сергей Павлович, сунул мне бинокль в руки и молча показал направление, куда нужно смотреть. Я увидел медведицу и троих медвежат. Одного из них она купала в реке, держа детёныша за шиворот. Двое других топтались рядом, ожидая своей очереди. Мне казалось, что я слышу, как медведица рычит, а двое других малышей визжали, играя между собой. И вот, один из них получает подзатыльник, и мамаша хватает его и опускает в холодную воду. Он возмущается, пытается вырваться, но хватка матери крепкая.
В другой раз группа оленей пересекала судовой фарватер, пришлось уменьшить ход, чтобы избежать столкновения. По закону тайги они имели преимущество перед любым транспортом, и мы уступили дорогу.
К работе судоводителя я привыкал особенно быстро, и на втором рейсе чувствовал себя заправским моряком. Моя самоуверенность чуть не привела к аварии.
Моросил дождь. Я включил центробежный стеклоочиститель. Видимость была ограничена, и 3-й штурман маячил по рулевой рубке, выглядывая то в одно окно, то в другое. Часто давал команду на изменение курса. Для него эта навигация была первой самостоятельной, поэтому я относился к работе со всей ответственностью и, как мог, старался ему помогать.
Дождь закончился, но стеклоочиститель продолжал вращаться и жужжать.
- Да выключи ты его, - спохватился 3-й штурман.
Не глядя на приборный щит, я щёлкнул выключатель.
- Возьми чуть левее, - дал команду штурман.
Я нажал на рычаг управления рулевой машиной и заглянул на прибор, который показывает положение пера руля. Стрелка стояла не шевелясь. Я нажал на рычаг ещё раз. Стрелка продолжала стоять на месте. И в это время теплоход резко пошёл влево.Такие маневры в верховьях Енисея недопустимы, потому что судовой ход слишком узкий для таких судов как «Воскресенск».
В рулевую рубку вбежал старпом, и на ходу прорычал: «На бак! Отдать оба якоря!»
Сорвавшись с места, я стремглав побежал на бак. Чувствуя что-то неладное, за мной бежал отдыхающий рулевой-моторист.
Оба якоря устремились на дно. Зажав тормозную ленту, якорная цепь натянулась, и всеми своими жилками держала корпус, вспахивая галечное мелководье. Я смотрел как «Воскресенск», работая «Полный назад», мчался к берегу, где было полно людей ждущих прибывающий «Метеор».
Мысли вороньём окружили меня и летали: то резко взмывая вверх, то пикируя на мою голову, каркая что-то своё. Я стал их понимать позже, а пока видел только деревянный дебаркадер и ждущих людей. Если что, то этот баркас развалится на мелкие щепки. Чтобы избежать столкновения старпом вручную выкручивал руль как можно правее.
Уткнувшись носом в берег, теплоход вибрировал всем корпусом, пытаясь самостоятельно сниматься с естественной мели.
- Выбрать якоря!
Мы включили брашпиль, помогая тем самым главным двигателям.
Через пять минут «Воскресенск» отошёл от берега и встал на якорь для выяснения причин. Третий штурман писал в бортовой журнал причину остановки, а мы со старпомом спустились в кормовой отсек для осмотра рулевой машины. Не обнаружив ничего, что могло быть причиной, мы поднялись в рулевую рубку.
- Что записать в бортовой журнал? – спросил 3-й штурман.
- Запиши топляк.
Он удивился, но спорить не стал.
Я стоял у рычага управления, и мои глаза начали расширяться и выходить из орбит. В тишине мерно жужжал центробежный стеклоочиститель. Вот тут-то я понял, что по моей вине чуть не произошла крупнейшая авария. Старпом тоже заметил жужжание и щёлкнул выключатель.
- А это кто выключил? – пробасил он.
- Я, - опустив голову, признался я.
В этот момент моя голова ощутила хорошую затрещину.
Рычание старпома продолжалось ещё долго. Меня отстранили от руля и не допускали до тех пор, пока я не выучил каждую кнопку, каждый выключатель. Параллельно с этим у меня появилось время для изучения лоцманских карт. Понемногу этот случай рассосался и я продолжал стоять у руля, но рубец в памяти остался надолго.
К осени рейсы на Дудинку становились штормовыми. Высота волны превышала 2-3 метра. «Воскресенск» врезался носом в волну, поднимая фонтаны брызг, поднимался на гребень, готовый переломиться, и вновь проваливался в ложбину между волнами. Нас кидало как пушинку. В это время, я впервые почувствовал все прелести морской работы.
Начинало подташнивать. Меня спасало только то, что рейсы продолжались короткое время, а передышка в порту возвращала организм в нормальное состояние. Последний рейс этой навигации слишком запозднился, и нам грозила участь вынужденной зимовки.
Перед выходом на морские правила плавания, радист запросил обстановку в Дудинке, а получив неблагоприятную метеосводку, мы задумались. Диспетчер дал добро на выгрузку шпал в порту Игарка, что давало нам 2-3 дня на то, чтобы успеть улизнуть от крепкого объятия Крайнего Севера, при том, что ледоколы ушли для проводки судов по северному морскому пути.
Порт Игарка не был готов разгружать такое судно, но организовали плавкран и приступили к выгрузке. Периодически, нам приходилось, ослаблять швартовы и двигаться взад-вперёд, чтобы льды не сковали корпус. Такие маневры отнимали время, но сохраняли нашу подвижность.
Через три дня нас разгрузили, и мы, закачав балласт, двинулись домой.
В рулевую рубку забежал радист. В это время он казался абсолютно красным, его рыжая шевелюра вздыбилась на ветру. - Ниже Игарки застрял МРС, - сказал он капитану, - ждут помощи, ледоколов в устье нет.
Капитан знал, что морской транспорт в межсезонье уходит в другие моря, а речной был уже в двух сутках на «юге», стараясь уйти от гибельного капкана. Сергей Павлович почесал свою лысину и дал указание радисту согласовать свои действия с Красноярском.
- Посчитайте, сколько потребуется времени и поддержите парней тёплыми словами, - получили добро от диспетчера.
- Сделаем.
За сутки рыбаков отнесло на сто километров. И вновь запела в эфире морзянка. На МРС полетела телеграмма о готовности «Воскресенска» взять их на буксир. Оказалось, что сейнер обледенел так, что не мог двигаться. Подойти вплотную не получалось.
- Приготовить пожарный насос!
Я быстро нырнул в машинное отделение, приготовил пожарную линию, подключил шланг и доложил капитану.
- Размывайте лёд струёй, - слышались команды из рулевой рубки, - нужно сделать так, чтобы между бортами было свободное пространство, по мере возможности подтягивайте швартовый трос.
Пришлось повозиться. Через час сплотка была закончена.
- Полный вперёд! – прозвучала команда по внутреннему радио.
Завибрировал корпус, затрещал швартовый трос, затягиваясь на кнехте. Казалось,ещё чуть-чуть и он лопнет. Опасения были, потому что между сплоткой собирался лёд, увеличивая нагрузку, но всё было закреплено надёжно.
Команду МРС пригласили в столовую, а я отправился в душ. Руки не слушались. Струя горячей воды не ощущалась, пальцы не чувствовали тепла. Однако скоро я ощутил колючки по всему телу.
В эфире вновь работала морзянка. Слушали только «Воскресенск». Мысли о зимовке не покидали команду, многие советовали остановиться у населённого пункта и закупить продуктов, другие считали это потерей драгоценного времени.
- Нет! - стоял на своём капитан. И он был прав. Через сутки хода мы увидели неуправляемый катер, шторм измотал всю команду до такой степени, что она лежала до полной швартовки.
- Беру «Инспекторский», оказываю помощь.
- Поддерживаем, - ответили в Подтёсово.
Связка из трёх судов во главе с «Воскресенском» шла полным ходом на юг. Лёд становился крепче и крепче. Швартовы скрипели, готовые лопнуть в любую минуту. – Молитесь на «Воскресенск», чтобы выдержал корпус, - вытирая лысину, усмехался Мальков, - стылое железо как стекло…
И всё-таки критический момент остался за кормой. С каждым днём идти было легче и легче, потому что льдины мельчали, и перед базой РЭБ флота на воде было только сало. Нас встречали как победителей.
Меня и третьего штурмана вызвали в отдел кадров и вручили повестки в армию, а вернее ВМФ, но судьба решила по-своему. Я опоздал на отправку, и меня оставили до весны. К тому времени мои родители переехали жить на Кубань, и мне приходилось курсировать между домом и работой.
Отпросившись у военкома, я отправился в аэропорт. И вновь как перелётная птица летел на Кубань. Внизу было всё в снегу, и лишь водная гладь Енисея ещё серебрилась и блестела в лучах заходящего солнца. Тогда я не знал, что мои приключения на воде закончились. Танковая школа. Служба в Чечне. Учёба. Работа в лесу и на железной дороге.
С тех пор прошло чуть меньше полувека, развалился Советский Союз. Произошли рейдерские захваты крупнейших предприятий и отраслей. Первоначальную пену снимали и снимали черпаком власти до тех пор, пока не пришло пробуждение. Первые теплоходы по Бэрбоут-чартеру шли по северным морям в Европу уже через несколько дней после путча, стараясь успеть пока Горбачёв.
Маятник шараханий стал качаться медленнее. Енисейские речники приступили к обучению своих команд для работы река-море. Бэрбоут-чартеры стали уходить в небытие. Я узнал о гибели теплохода «Яхрома», который остался навечно в Баренцевом море, и какой-то червячок зашевелился в моих мозгах, я стал искать свой «Воскресенск».
В 1994 году четыре «чешки» Подтёсовской Рэб флота, гружёные пиломатериалом для Турции, шли северным морским путём.
Долгое время суда на Енисее эксплуатировались около шести месяцев в году, остальное время простаивали в затоне. Капиталистический курс России заставил руководство речников думать и искать пути решения круглогодичного использования речного флота.
И это решение было найдено. Самые крупные суда стали использовать для перевозки грузов «река-море», что исключало перевалочные базы с одного вида транспорта на другой, кроме того, давало огромный рост прибыли. Для речников такой переход был новизной. Команды были подготовлены плохо, опыта никакого. Оказалось, что суда для морских переходов не были подготовлены, их переоборудовали по минимальным требованиям. Время прохода по северному морскому пути было выбрано неудачно. Свирепость Баренцева моря сразу обнаружила все недостатки.
Отсутствие фальшбортов, прикрывающих трюмные крышки от гидро ударов, привело к вскрытию трюмов и, пиломатериалы стали сами выгружаться прямо в море. Слабая связь и ещё много разных мелочей, которые в море считать мелочами нельзя. Речники потеряли теплоход, но обрели опыт.
В Таганроге суда получили статус река-море, и двинулись дальше, но уже с другими экипажами. Теплоход «Воскресенск» работал челноком между Россией и Турцией ещё более трёх лет, перевозя российскую сталь за границу. Известие о терпящем бедствие теплохода «Воскресенск» получили после того, как его штормом выбросило на каменную гряду внешнего рейда Севастополя. Экипаж отдыхал и вовремя не увидел дрейфа судна. Сигнал SOS и красные ракеты были уже запоздалыми. Никто на помощь не пришёл.
Видимо опыт приходил с каждой потерей для пароходства. Гибель судна «Яхрома» вскрыла недостаток подготовки судов для морских путешествий. Гибель теплохода «Воскресенск» вскрыла недостатки эксплуатации судов чужими экипажами. Гибель теплохода «Джамбул» вскрыла то, что изменив имя – не изменишь судьбу. Его эксплуатация продолжалась до 2013 года. Последний раз его видели в украинском Севастополе. Джамбул – Диамонд – Аккорд. Далее следы потерялись.Есть и другие потери, но это другие рассказы.
Мне хочется, чтобы енисейские суда бороздили все моря, омывающие великую Россию, чтобы они с гордостью несли вымпелы Енисея, чтобы родные экипажи управляли судами, а не пришлые, чтобы доходы шли в копилку пароходства, а не отдельным шарлатанам.
Хочется, хочется, хочется…