ГОРБАЧЁВСКАЯ перестройка уже плавно переходила в перестрелку, когда во всей полноте встал передо мной вопрос: куда бежать, как спасать семью, детей, нажитое барахло? В Узбекистане в конце восьмидесятых беззастенчиво начали вырезать турков-месхитинцев, и все в республике знали, что недалёк час, когда «старших братьев» - русских – будет дана команда истреблять.
Языкового барьера с аборигенами у семьи не было, но мой утвердившийся в прессе «статус» фельетониста сильно осложнял положение. Уволенные с работы, изгнанные из партии герои моих гневных публикаций, а также их многочисленные родственники ждали заветного «часа».
О возвращении на Алтай думать было глупо. Суровый климат решительно был противопоказан мне после операции на лёгких. Да и за 15 лет скитаний по Средней Азии связи с малой родиной были большей частью утрачены. Лето 1985 года с этой «занозой» под сердцем я проводил у друзей в Новомосковске, куда по той же «переселенческой» причине уехали они из Узбекистана годом раньше.
Чета Мельниковых - Анатолий с Ириной – приняли радушно, как это делали всегда и под солнцем Азии. Истосковавшийся по Алтаю, я вдруг увидел, что здешние березняки, смешанные леса, живописные деревеньки и раздолье водоёмов вполне схожи с моими приобскими просторами. Поленово, Куликово Поле, Ясная Поляна, Тульский кремль да череда шахтёрских городков и поселений «доконали» меня восторгом.
Помню, в квартире на Берёзовой за «рюмкой чаю» я с тоскою молвил: «Э-эх! Была бы в Новомосковске хоть одна паршивая областная газетёнка… Ей бо, перебрался бы сюда насовсем! В «районку»-то после большой газеты… Неправильно поймут».
В ту минуту – и это помню! – в застолье свой голос подала Светлана Стихарёва: «Приезжай! У нас на Гипсовом - Тульская областная студия телевидения». Света, гостья и подруга Мельниковых, работала на телевидении ассистентом режиссёра. Решать она, разумеется, ничего не могла в кадровых вопросах. Но заинтриговала!
Поутру с Берёзовой на посёлок в «жигулёнке» ехали мы с Толиком без похмелья, ехала на работу Света Стихарёва и «за компанию» ехала Ирина Мельникова. Директор студии Илья Иванович Казаков уже тем меня поразил, что не сделал даже попытки убрать со стола початую бутылку портвейна. На дворе шёл 1985-й, а этот руководитель демонстративно «положил» на Указ вождя-борца с алкоголизмом. Позднее я узнал, что свой народ на студии директор Казаков наказывал не «за употребление», а исключительно за последствия. Видимо, потому и работал творческий коллектив без срывов, слаженно, по графику…
Это я позднее узнал. А в тот час убедился, что ноги у человека способны завязываться почти на узел: так умел сидеть Илья Иванович. Ещё этот уютный, с виду добрейший человек умел ловко потрошить десятикопеечные сигареты «Прима» и того ловчее сворачивать «козьи ножки» для набивки тем же самым табаком. Руки директора хорошо помнили механику создания курительных кулёчков с изломом, и потому глаза его могли внимательно изучать собеседника.
«Исповедь» свою я заканчивал обещанием прислать публикации, фотоработы и прочее для подтверждения квалификации. Казаков отрицательно покачал головой, «развязал» ноги, поднялся, протянул ладонь: «Приезжай! Вижу, не мальчик. Слышу, не картавишь. В дурь попрёшь – легко выбью. Для начала – редактор группы новостей».
Скоро сказка сказывается…
Поехал в Узбекистан «сматывать удочки». После нового года, подав заявление на увольнение, я в тот же день был вызван в обком, хотя, замечу, беспартийный. Главный идеолог Берикбаев (идиолухом мы его называли) сказал, что испортит биографию, если уйду: евреи и прочие русскоязычные уже смылись к тому времени. Я согласно кивнул Берикбаеву, хотя тайно плотно давно занимался квартирным обменом с Новомосковском. Попросил только у куратора областной га-зеты хотя бы неделю отгула.
Вечером того же дня я уже летел в Москву, зная, что ждёт меня Тульская студия телевидения. В здешнем обкоме с понятием отнеслись к моим проблемам, когда я заявил об угрозах узбекского партийного функционера. Володя Волков, партийный секретарь Тульской студии телевидения, отзвонил в Узбекистан и сказал Берикбаеву: «Не утруждайте себя угрозами. По-хорошему высылайте трудовую книжку Пырьева, он у нас уже в штате числится». Через два дня директор студии Илья Казаков прочёл мой первый сценарий. На третий день я озвучивал программу новостей в прямом эфире.
ВЕРНУСЬ, однако, на три дня назад. Вернусь к дороге, которую пробегала от столицы к Новой Москве «зелёная электричка». Она действительно сильно пахла колбасой. Возвращались домой «навьюченные» домохозяйки, студенты и работяги, которым «в смену» выходить уже завтра. Из этого многоголосья узнал, что новомосковская «химия» - крупнейшая в Европе, что мой новый город годами самый молодой на земле тульской и самый зелёный в буквальном (озеленительном) смысле.
Добрейшие, милые старушки, с виду отставные «учителки», обнаружив во мне благодарного слушателя, наперебой излагали историю Бобриков, Сталиногорска, Новомосковска от первых колышков ГРЭС и химкомбината до последних событий в городе. Я искренне дивился этой коллективной энциклопедичности, а главное, - нескрываемой, трогательной любви моих почтенных собеседниц к предмету повествования. К Новомосковску!
Была, заметил я, в этом коллективном монологе и ярко выраженная грусть-тоска. В тридцатых годах на великую стройку съехалась по партийным поручениям, по путёвкам комсомола, по военным предписаниям, по судебным решениям и добровольным желаниям затеряться в толпе весьма пёстрая публика: от очень крупных партийных лидеров до банальных «алиментщиков» и зэков. С окончанием строительства главных гигантов промышленного комплекса многие мужики на другие стройки завербовались. Ещё и война прошлась по первостроителям своей смертельной косой…
Короче, демография сложилась явно не в пользу брошенных, разведённых дамочек и детей, которые удивительным образом одинаково исправно рождались в «сталинских» высотках «на юге» и в бараках «копай-города» под стенами ГРЭС да химического комбината.
ДАЛЬШЕ, вы знаете, на третий день на студии озвучивалась моя программа новостей. Передачи подобные шли только «живьём» в эфире: записи – непозволительная роскошь для такого формата. Режиссёр Воробьёв пальцем по-казал на огонёк телекамеры: «Смотри сюда! И «морду нахально держи лопатой!» Он же, режиссёр, за секунду снял весь мой накопившийся мандраж после эфира: «Говорил складно, держался уверенно. Но слова про «лопату» не принимай так буквально! Телезритель умён: он простит тебе любую неловкость, но только не тупость…». Воспитание было закончено.
Валентин Алексеевич Воробьёв – из тех редких интеллигентов, которые, по его собственному признанию, на производстве ничего, кроме телекамеры, в руках не держали. Иное дело, что камеры те на стационаре Сталиногорской (Новомосковской) студии телевидения весили до сотни килограммов… И было их в павильоне не менее трёх «под командой» у первого, много лет единственного режиссёра.
Сотни, тысячи километров киноплёнки где-то, наверное, ещё хранит Тульская студия, перекочевавшая в областной центр. Надеюсь, хранит.
Показана лишь часть фотоархива, образовавшегося от передач сталиногорского эфира. Богатые (по всем советским меркам) горняки Подмосковья могли себе позволить «дорогую забаву», какой считался наш телецентр.
Приведу цитату из газетного материала в честь какого-то юбилея областного ТВ. Вот что говорил В.А. Воробьёв читателям: «Студия с трехмиллионной аудито-рией очень быстро превратилась в очень мощный вещательный, пропагандистский рупор. Говорю без всякой иронии, потому что 60-70-е были годами стремительного подъёма всех отраслей народного хозяйства. Вместе со всей страной сталиногорцы оправились от последствий гитлеровского нашествия. Наша студия устами победившего народа-труженика рассказывала обо всех преобразованиях в ходе ликвидации послевоенной разрухи и продолжении работ на ниве созидания.
Красиво сказал, не правда ли? Между тем, задачей всей трудовой жизни, служебной, вполне профессиональной, своей режиссёрской обязанностью считал красивый показ! Телевидение – это картинка в первую очередь».
Как дитя своего времени, как сталиногорский «абориген» с рождения и очевидец всех свершений до войны и после, Воробьёв показал читателям газеты те «картинки», которые делал сам или репродуцировал с оригиналов гостей студии. А побывали перед ним в павильоне на мониторах, в эфире Подмосковья (и позднее – Тульского TВ) десятки тысяч героев первых пятилеток.
Считайте, это ретро из фотосъёмок многих лет и разных авторов – главная «фишка» в рассказе о Валентине Алексеевиче.
БЫЛО бы наивно полагать, что кроме директора и главного режиссёра редактор на телевидении никому ничем не обязан. Эта модель представлений больше подходит к газетной. Уж там-то я, автор, действительно гений, если написал отлично, умно, доказательно, оперативно. И наоборот, «ослиные уши» автора вылезают буквально с первыми строками его дурацкой публикации.
Телевидение – вещь синтетическая! Ты можешь великолепно написать сценарий, а оператор паршиво снять. Передача – дерьмовая. Вы оба с оператором блеснули мастерством, а в прямом эфире звукооператор всё запорол! Снова работа «коту под хвост». Ещё есть монтаж, где запороть любой материал очень просто. Есть (была!) проявка плёнки, где брака всегда оказывалось немало. С десяток создателей отличившегося в телеэфире материала выстраивались в очередь за «пряниками». И практически невозможно было найти «крайнего», если материал на «летучке» признавался позорным.
Расскажу о некоторых ребятах, о «мальчишках», с которыми строил творческие отношения на выездах экспедиций, в павильоне в часы трактовых репетиций и во время эфира. Операторы «для порядка» и разнообразия в привычных навыках менялись местами: неделю в павильоне, другую – на выездах.
Так было много лет, рассказывал мне один из первых штатных операторов Сталиногорской студии телевидения Евгений Сергеевич Комаров. Этот старейший профи выстроенного кадра для телеэфира, как и все другие операторы 60-х годов прошлого века, начинал с «мокрого дела». Так в шутку назывался весь процесс проявления фотоплёнки и печати снимков для передач ТВ.
Виктор Семёнович Филиппов годами мало уступал своему коллеге, почтенному «Сергеевичу», но житейского опыта ему тоже не занимать. К числу «чистых» телевизионщиков себя никогда не относил и даже гордился тем, что до работы на студии успел познать репортёрский труд в газетах, в том числе - в специальном издании для угольщиков бассейна «Подмосковная кочегарка». Фотокорреспондент Филиппов на работу в студию был приглашен как наиболее одарённый фотомастер и, следовательно, готовый оператор.
Первым кинооператором, с которым выезжал я на плановые съёмки для передачи Тульской студии телевидения, оказался по графику Николай Захарчук. Не берусь припомнить, где и даже что именно снимали. Запомнил главное: урок этики!
В башке моей, как у сценариста, автора сюжета, крутилась «картинка», которой и был занят оператор. Я ему и так подсказываю, и с другой стороны захожу. На пальцах проигрываю динамику движения героев, локтем пихаю: «вот это не забудь!». Коля улучил минутку, когда осветитель отлучился, когда герои коллективно покурить вышли, и сказал мне громко и внятно: «Не лезь! Не знаешь – не суйся!».
Давно мы дружим с Колей. Захарчук никогда не был человеком простым. Но сложности характера прощают ему все, кто видит в нём мастера. Теперь у нас на счету есть и общие победы, лауреатские звания в различных конкурсах. Но у Николая сверх наших общих есть и личные трофеи по итогам персональных «разнокалиберных» фотовыставок, операторских авторских кино-и видеофильмов.
Еженедельные «летучки» всегда заканчивались определением лучшего и худшего материалов, что и предполагало острую состязательность в творчестве. Стыдно, но «проигрывать» в соревновании мне (моей съёмочной группе) приходилось… женщинам. Алла Богославская на ту пору была совершенно очевидной звездою, мастером сюжета, особенно репортажного. Аня Климова за любовь к сельской тематике прозвана была «колхозницей» и по-настоящему блистала в жанре телеочерка. Документальные фильмы обеих этих подруг живы и поныне в архивах студии телевидения, живут и в домашних копиях самих героев публикаций.
РЕДАКЦИОННЫЕ летучки на телевидении - такая же норма, как «разборы полётов» в печатных изданиях. Каждый раз строго в десять утра из Тулы в Новомосковск по понедельникам приезжал на телецентр председатель комитета по ТВ и радиовещанию.
Сигнал с нашей вышки уверенно принимали вся область и даже часть рязанских, московских земель. Надо понимать, какая ответственность была у студии телевидения! Вот почему всякий раз визит тульского шефа был равносилен «вздрючке». Особенно доставалось мне, человеку «новому», но слишком уж быстро выросшему до статуса заместителя председателя комитета по телевидению и директору студии в одном лице.
Мотив был такой. Как можно областной студии сосредоточиваться в материалах эфира на проблемах периферии?! Телевидение областное. А где в наших переда-чах Тула с её предприятиями, с делами и заботами жителей областного центра?
Шеф был милостив. К исходу творческого совещания обычно и привычно умолял: «Ребята, давайте чаще Тулу показывать. Уже смеются в «белом доме»: называют телевидение новомосковским!».
Но мы-то все на студии (а всех - 42 человека) были уверены, что следующий понедельник опять начнётся с упрёков в «неверности» стольному граду Туле. Так и велось годами.
Время прошло. Теперь уже новые областные лидеры телеэкрана грешат тем же: теперь сама Тула заняла у них девяносто процентов эфира, что тоже неправильно. Новомосковск на экране мелькает разве что по случаю визитов высоких гостей да ещё каких-либо техногенных аварий (будь они неладны!). Второй по величине город в Тульской области губернская столица оттеснила на задний план, сделала его роль ниже по значимости любого своего района.
Кабы не местная власть, кабы не её инициатива создания собственной базы телевидения - не знали бы телезрители-новомосковцы, чем живут, как сохраняют славу предков потомки обитателей Бобриков, первостроителей Сталиногорска.
ДУШМАН. Это моя кликуха. Почему, не знаю. Приехал из Узбекистана, а там, известно, басмачи.
Ну, ладно. Просто в ту пору на слуху у всех был «Афган». И раз я «азиат», «Душман» ко мне прилип. На все, считай, полтора десятка лет, отданных эфиру...
На Тульской студии телевидения, которая исторически возникла и сорок лет находилась в Новомосковске (Сталиногорске), всегда были в ходу обзывалки. Через неделю я уже знал, что с оригиналом сюжета дальше Волчары ходить не надо: без толку. «Клизму» получишь только от Илюхи, если Мать не заступится. Знал, что Шплинт - не деталь в механизме, а Чук - не гайдаровский герой.
Люблю всех, кого сейчас снова обзывать стану. Люблю и уважаю других, не упомянутых, но таких же талантливых, ярких людей из нашего TV-ансамбля образца 80-90-х годов минувшего столетия.
ИЛЮХА. Уже рассказал, как к директору Илье Ивановичу Казакову я «сватался» на должность редактора. Обаятельный худенький мужичок в марте 1986-го был в работе спокойным, уравновешенным, рассудительным генералом. А в тот первый день знакомства, помню, уже у двери догнала меня ещё одна весьма важная реплика нестандартного руководителя: «Помните, Александр, пожалуйста, что в спину вам могут что-то прошипеть. У нас тут каждый по-своему генерал...». До поры никто не шипел.
ВОРОБЕЙ. Валентин Воробьев, студийный главреж, в то мартовское утро словно ждал за дверью. Взял под руку. В холле была широчайшая фотоэкспозиция. Спо-койный, даже флегматичный дядька говорил на фоне этой стены о том, как строился телецентр, какие метаморфозы переживал, какие славные ребятишки работают под его крылом. Воробей первым меня принял как коллегу. И только Воробей в роковом для КПСС 1991-м пытался меня, уже директора, прикрыть в августовском путче. Сказал: «Ты, Алексеич, уйди на пару дней хоть по болезни, что ли. Пусть лучше меня, пенсионера, уволят эти дикари».
Сценарий свержения Хрущёва моему режиссёру очень напоминал «вынос тела» Горбачёва с политической арены.
ШВЫЧОК. Другой режиссёр. Но в другое время. Валерий Швычков безусловно одарённая личность. Он тоже деликатно меня садил «в камеру», рассказывал, в какую «дырочку» смотреть. И почти не нервничал этот холерик, заводной и горластый. Это уже были, понятно, не новости дня. Делали с ним серьёзные передачи, создавали большие телефильмы. Если у Швычка сегодня не насчитается сотни авторских работ, то я ошибся в оценке его способностей. Жаль, что как-то по-глупому, по навету со стороны, пути разошлись с этим художником.
КЛЯКСА. До меня уже представленную здесь Аллу Богославскую все так называли ещё с десяток лет. Эту давно поседевшую, по-прежнему нахальную и одно-временно элегантную (в кадре) даму, наверное, теперь не зовут Кляксой в ГТРК «Тула», где она прижилась первой и единственной по опыту в редакторском корпусе. Вот ей, Алке, по большому счёту плевать, кто сел рядом в прямом эфире. Выворачивает наизнанку. Илюха (светлая ему память!) в 1986-м так и говорил: «Смотри на Кляксу! В генералы не вышла, а полковник настоящий. Учись».
МАТЬ. Людмиле Колеровой это честь - не кличка. Пришла на телевидение едва ли не в год его создания. В кадре сама появлялась крайне редко, но воспитала не-сколько десятков молодых корреспондентов, которых и теперь на центральных «канавах» (каналах) видит вся Россия. Кому слеза на глаза выкатывалась, шли к Колеровой. Неустройство, семейные передряги - опять к ней. Люда была уже на пенсии, но у нынешних часто мозги срабатывали, чтобы посоветоваться в трудный час с Матерью.
МАТРОНА. По дурацкой своей привычке назвал в день знакомства Аллу Кириллову просто по имени. «Я - Алла Александровна!» - поправила диктор областного телевидения. И далее всегда были на «вы». Лет с десяток назад как-то проездом заскочил в телерадиокомпанию. Матрона (это я так прозвал Кириллову) даже сделала вид, что обрадовалась: «Здравствуйте, Саша!». «Александр Алексеевич!» - поправил я, противный и злопамятный.
А в принципе бывшая школьная учительница свой потолок в декламации давно перешагнула. Пример её подражания - ровесница Вербицкая с первого российского канала – много лет чудом жила на ТВ в своём сморщенном состоянии. А наша звезда Кириллова вдруг закатилась за кадр: реклама и погода стали её главными озвучками. Читает, впрочем, вполне профессионально.
ЧУК. Уже знакомый вам Коля Захарчук. Классный кино-и фотохудожник. Это он сказал: «Не знаешь - не суйся!». Так незатейливо перешли с Николаем на «ты». Тому знакомству уже тридцать лет. Чук мужик с тяжелым характером. И я не сахар. Ссорились, лаялись, мирились. Но лучшие мои фильмы сделаны именно с Захарчуком.
МОСЯ. Срочное задание? Поднимай Витьку Моисеева. В ночь, полночь - хоть на край света! Изобретателен в съёмке. За одним удачным планом на стрелу башенного крана полезет, в ледяную воду войдёт. Садились «отдохнуть» - отдавал до последнего червонца. Случалось плохо кому - снимал рубаху с плеч. Мося обидчив до мордобоя. И отходчив до слез раскаяния.
ШПЛИНТ. Если тихо на телецентре, значит Виталий Захаров в командировке. По телефону Шплинт говорит так, словно без проводов намерен докричаться. Пишет борзо. И очень сладко, когда речь идёт о начальстве. Виталий - футбольный фанат, очень недурно катается на коньках, заядлый картёжник, опытный садовод и огородник. Не любит любые выборы. Другое дело - быть назначенным. Это с ним случалось.
ЭДИЧКА. Милого мальчика теперь не узнаете. Был он после Жукова несколько лет шефом всея ГТРК. Жал руки министрам и даже правителям. А пришёл ко мне на студию отставным молодым офицером. Письменно «зарёкся» не просить квартиру. Показал с десяток «фитюлек», напечатанных в гарнизонной газете. «Подмахнул» я ему заявление, и родился в области ещё один телевизионный редактор. Было время, «продался» Эдичка с поста редактора ТВ одному кандидату на великий пост: возглавил предвыборный штаб. Тот кандидат, рафинированный еврей, и теперь во власти, а бывший «старлей» и представитель второй древнейшей поспешил вернуться в телерадиокомпанию.
Плох тот «старлей», который не желает... Эдик желал и получил портфель заместителя председателя. Получил личные апартаменты, которых «зарёкся» не получать. Новое пожелание - возглавить компанию - сбылось: Эдуард Бажатков переселился в кабинет своего шефа. Александр Жуков, бывший председатель ГТРК, помню, был в трансе. Я - в восторге. Умеет же молодняк хотеть!
Сейчас Эдичка где-то в Москве, чем-то управляет…
ЮРА. Оператор Щепакин клички не носил: не прилипали они. «Выкидыш» с первого канала ЦТ за «зелёного змия», он для нашего TiVi оказался находкой. Равных не было этому оператору. Юрка, когда снимает, в голове «крутит» сюжет. Сводится с текстом «картинка» - получается классика жанра. Такой специалист!
Одна беда - матершинник. Сказать какой-нибудь героине, что ходит она, как давно не писавшая корова, а надо газелью скакать, для Юрки - раз плюнуть. Это ж надо умудриться, самому бесноватому «Жирику» заявить, что рожа у него тупая! Щепакин, помню, просил его после включения камеры «сделать умное лицо»!
О Жириновском у меня есть и отдельные воспоминания. А пока скажу, что матершинника Юрку Щепакина терпели все коллеги и правители областного TiVi. А сам Юра два десятка лет терпел свою ссылку из Москвы в провинцию, скрашивал убожество телекартинки тульского эфира.
ЛЁХА. Лена 3. своими старшими подружками на студию была приведена за руку: «Ну-у, возьмите её!». Вакансия была в редакторской группе. Написала Лена заявление. А в нём - на пяти строках с десяток ошибок. И на этом листе мне предлагалось поставить свою подпись! Не взял.
Через неделю: «Ну-у, во-зьми-ите её!».
Кто помог Лене заявление без ошибок написать, не знаю. Но резолюцию, каюсь, наложил: «с испытательным сроком...». Уволить молодую маму оказалось нельзя. А потом август 91-го случился, когда все Новодворские «коммуняг» в коричневый цвет красили. И Лена, по бестолковости своей в партию вступить не успевшая, почувствовала себя звездой демократического экрана. Она и теперь в пенсионном возрасте в эфир выскакивает. Благо, за кадром. О спорте бойко рассказывает, рекламу озвучивает…
Почему об этой посредственности речь завёл? А потому, что у неё, как на Российском телевидении у патологически бездарной Дубовицкой, иногда в программах всё же появлялись истинные дарования. Первый выход в свет молодёжной программы «Как мы...» Тульского областного телевидения сделан был после моей подписи. Передача слабая, откровенно беспомощная с редакторской точки зрения. Но режиссёры «вытянули» молодые мордашки, «вымучили» разыгранные ими диалоги. И ребята стали вполне симпатичными. Особенно - Лёша Денисов.
Начала передача тиражироваться. Появились у Алексея, вчерашнего школьника, свои почитатели. Редакция больше года наводнялась письмами. Мыслящий парень очень скоро стал вполне самостоятельным ведущим. Но пробежала какая-то чёрная кошка между ним и формальным редактором «Как мы...». Ушли из программы ребята первого набора. Остался Лёха - яркий, но одинокий герой. Передача тихо умерла.
Зато вскоре после отъезда всего студийного аппарата в Тулу на площадях областного ТВ родилась вполне самодостаточная творческая организация городского телевидения с Денисовым во главе. Лёха вырос журналистом норовистым, и потому не каждому городскому лидеру приходился угодным. В итоге некоторых «боданий» с первой властью отлучался от власти четвёртой. Сейчас рулит он районной газетой. Но не факт, что будет это вечно. С умным руководством во главе медийной компании «светит» ему неограниченный рост. С тупыми… Но не будем о грустном!
ФИЛИППОК (он же ФИЛИМОН). Виктор Семёнович - это эпоха. Из шахтёрской сталиногорской «малолитражки» пацаном он был принят в штат студии. Снимал на фото-и киноплёнку всё и всех, включая правителей времён Союза и перестройки. Более всего отличился в сельских сюжетах. Точно знал ветеран, сколько может бурёнка «съисть» и сколько молока да мяса она «дасть». Ещё знал, что репей прилипчив не только к заднице, но и вредоносен в букете с другими сорняками всяким культурным посевам. На пенсии Филиппок соорудил лучший (по ухоженности) в микрорайоне домик, образцовую столярную мастерскую. Всегда уважал наш Филиппок примерных детей, отличных внуков и рукодельницу Вальку (жену), которой надежней и вернее в мире нету. По телевизору чаще смотрел новости. И всегда плевался: «На кой ляд нужны мне их катастрофы, аварии да бандитские разборки? У нас в стране совсем не осталось места для добрых вестей?».
КОМАР. Убежден, что родился вместе со студией. И то верно. Пришёл на телевидение Евгений Сергеевич Комаров в году первого выхода в эфир. «Король павильона» - даже не кличка, скорее, факт. Без малого полвека был за камерой. Следовательно, за кадром. Вспыльчив. Отходчив. Любвеобилен. Чревоугоден. От обжорства, однако, не страдал. От алкоголизма не лечился. В замкнутом жизненном пространстве пенсионера Комаров сохраняет десятки верных друзей с их «явками» и телефонами. Вредные привычки планировал бросить сразу после 80-летия, но слова не сдержал: решил отсрочить ещё на две пятилетки.
ВОЛЧАРА. На свою пору Владимир Алексеевич Волков был единственным дипломированным специалистом с телевизионным образованием. Понятно, стал и главным редактором, и секретарем партийной ячейки студии. Все соратники зауважали «партайгеноссе» и вместе дружно забоялись Волчару, как всю КПСС. На деле Вовка Волков был хорошим (кондиционным!) журналюгой, в «доску своим» парнем и даже в чём-то забулдыжным. Вскладчину исправно вынимал «трояк». Взаймы не брал, но одалживал всегда.
НЮШКА. Вообще-то Анюта, Анна. Для зрителей и моих читателей уже представленная - Анна Сергеевна Климова. Любили наше телевидение шахтёры (сами строили студию на средства горняцкого объединения), строители, медики, педагоги. Но пуще всех любили местные передачи неизбалованные наши крестьяне, о которых чаще всех говорила Нюша Климова. Уютная, доброжелательная ведущая на студии руководила много лет профсоюзной организацией, за что прочно приклеилась к ней и другая кликуха: Швондер. Нюшка-Швондер, как и следовало ожидать, угомонившись от телезабот, осела в деревне. Окружённую детьми и внуками селянку, почти уверен, уже прозвали «клушкой». Не удивлюсь, если так. Добрейшая наша Анна всегда кого-нибудь в чём-нибудь опекала.
ЛАРА. Лариса Александровна Лебедева ровно на неделю раньше меня устроилась на студию. Ассистентская служба в режиссёрской группе - работа собачья. Есть право всех облаять за нечёткость в делах эфира, а потом самой быть битой на «летучках» по итогам передач. С десяток раз «всё бросала», уходила «к тёти Бениной матери» наша Ларка. И всякий раз не могла оставить службу. Привыкла. Сжилась. Прикипела. А с годами ещё и выросла до профессионала высшей квалификации.
В режиссуре на муниципальном телевидении равных Ларисе не было. Коллеги по ТВ, правда, говорили, что Ларка и в городской телекомпании иногда «взбрыкивала». Но это от избытка эмоций. У Лебедевой их всегда было через край. Случалось вам видеть настоящих творцов без «бзика»? То-то и оно! После пятидесяти у Лары вдруг дало о себе знать сердце…
РАЗБЛЮДОВКА. Это наш коллективный портрет в телеэфире недели. Представьте очередную планёрку, где председатель комитета по ТВ Матушкин дежурно инте-ресуется: «Чем, ребята, будете «кормить» зрителей на неделе?».
Директор студии Душман докладывает:
«Прямой эфир в понедельник. Делает Клякса. За пультом Воробей с Ларой. В павильоне Комар с двумя камерами в «автомате». У Швычка с Матроной во вторник обзор почты с пятью сюжетами. Среда - одна Матрона на новостях. Волчара 20 минут займет экономикой. У Нюшки 10-минутка из колхоза в записи. Снимал Фи-липпок. Ещё Мать из Тульского кукольного театра юбилейную байку прислала на 15 минут. Качество хреновое. Но мы Мосю сильно порезали. Поплакала Мать, но и такому хронометражу рада. Идём в четверг. Пятница - с обзором новостей через Матрону и Швычка: «халявные» 10 минут подарил Киношник (это внештатник - Герман Ларин). Идёт он живьём с рассказом о новинках российского кино. Выдают Лара с Комаром. Лёха с Ленкой свой молодняк выставляют на 20 минут. Ещё присобачили на хвосте эфира Шплинта с его рекламой. Но там всё за бабки, ролик готов: даже ассистент режиссёра один забацает...». Чёрт возьми! Со стороны слушать - белиберда. Но на планёрке всем всё понятно!
Друзей