Борода

Татьяна Федосеева
Фома и Гриня дружили с детства, жили в одном подъезде и даже на одном этаже. Двери их квартир были напротив. На пилораму, где работали, ходили вместе. По утрам, как по часам, слышалось с улицы:
– Пошли, – кричал Гриня. Он всегда на работу первым выходил из подъезда своего дома.
Как по приказу, выскакивал на улицу Фома, на ходу одевая кепку и застегивая куртку или ветровку. Дружно, беседуя о новостях, шли они вместе на пилораму.
Гриня был среднего роста, симпатичный, обаятельный мужчина, на которого заглядывались женщины. Он был женат, они с Вандой ожидали первенца.
Фома был выше ростом, статный, ясноглазый, красивый мужчина, очень застенчивый. Он также был женат, у них с Милой было два мальчика. Мила держала Фому в крепких руках: шаг влево, шаг вправо – он получал от нее взбучку, и было за что: иногда, выходя из-под контроля, перебрав спиртное, терял доверие жены.
В наказание Мила вытряхивала из его карманов все деньги до копеечки, а его выгоняла вон на улицу, кричала, как разразившийся гром:
– До следующей зарплаты не приходи! Живи как пес бездомный, если забываешь, что детей надо кормить, а не пьянствовать!
Фома приносил ей букет цветов, наступало примирение, и они ворковали, как голубки, до следующего срыва Фомы.
Все было прекрасно, но вдруг Фома решил отрастить бороду, благо – бриться не нужно, экономия позволит лишний раз попить пива с Гриней, который никакие другие напитки не уважал, кроме пива.
Когда борода стала отрастать, люди стали спрашивать у Грини:
– От Фомы жена ушла?
– Нет, – отвечал Гриня.
– Дача сгорела?
– Нет!
– Машину разбил?
– Нет! Он просто решил отрастить бороду.
 – Ну и дурак! – сказала Люська, которая работала тоже на пилораме. – Борода ему не идет. Он стал похож на лешего. Рыжая борода его портит, хотя он ее и подкрасил. Все равно стал неопрятный, как бомж. Вчера она даже с Михеем не поздоровался. Пронесся мимо Павла не велосипеде, даже не обратив на его приветствия никакого внимания. Ворот ом свитера укрывает свою бороду. Это подозрительно! Мы думали, горе у него какое. Как люди меняются, поменяв имидж, – не унималась Люська. – Другие Милке сочувствуют, думают, что он запил, – говорила она Ванде. – А Фома, нате вам, хипует. Вандочка, вчера по телевизору показывали по первому каналу бородатого мужчину. Разыскивают его. Ну, точь-в-точь наш Фома, только не поняла – алиментщик это или маньяк – не расслышала.
Пока борода отрастала, Фома редко выходил из квартиры, комплексовал, но сбривать бороду не хотел, хотя замечал, что некоторые прохожие стали его сторониться.
В городок приехал цирк. Вечером, возвращаясь от теща через парк, Фома заметил сторожа с пилорамы. Говорить со сторожем лишний раз о теще не хотелось. Василич был подслеповатым, поглядел в сторону Фомы, протирая очки. Фома хотел проскользнуть мимо, но цепкие руки сторожа крепко ухватили Фому за ворот пиджака:
– Попалась, голубушка, Магда!
– Ты что, Василич, пьян?
– А, Фома, это ты? Прости, я подумал, Магда. Обезьянка из цирка сбежала в кепке, пиджаке, бриджах. Извини, ну похож! Выкуп обещали. Обознался. Похож, правда, в темноте лица не видать. Прости! Ошибся!
Перед днем строителя на пилораме собирали собрание, намечался банкет. Пришли рабочие, водители, уборщицы, бухгалтер, сторожа, некоторые были с женами. Гриня с Фомой были без жен. Два друга сидели за столиком. Гриню приглашали танцевать на дамский танец, Фома сидел угрюмый, в его сторону не глядела даже Люська.
Вечерело. Гриня стал собираться домой. Фома, приложившись к бутылке со спиртным, уходить не хотел. Когда все, кроме сторожей разошлись, Фома нетвердой походкой побрел к дому, отхлебывая из полторашки пиво, которое не стал пить Гриня.
Гриня острожно, чтобы не будить Ванду, открыл дверь, прошел в ванную комнату, чтобы принять ванну с ароматической отдушкой – «просолиться» и ароматизироваться, – так всегда он говорил всем.
Выпитое добавочное пиво сильно развезло Фому, он едва держался на ногах, несколько раз спотыкался, падал, лежал возле забора, смотрел на звезды. Звездное небо было красивым, вставать не хотелось, но пришлось – мимо бежавшая собака подняла над ним свою заднюю лапу и обдала струей горячей жидкости. Фома заорал на нее не своим голосом: «Прочь, дворняга бездомный! Ну, попадись ты мне!». С трудом поднялся на ноги и пошел домой, держась за забор. Если бы не забор, то пришлось бы, наверное, ползти по-пластунски домой.
Вошел в квартиру, удивился, что дверь не заперта на ключ, в прихожей темно и тихо. Обычно Мила никогда не ложилась спать, если Фомы не было дома, всегда ждала его. «Намаялась, наверное, с ребятами?» – подумал он. Разделся в прихожей, сбросил грязное белье, запачканное в лужах, на пол. Вошел в комнату. Постоял возле кровати, подумал: «Зачем это Милка кровать передвинула, надо будет у нее утром спросить».
Жена спала, посапывая, отвернувшись к стенке. Он тихонько юркнул к ней под одеяло. Погладил рукой спину жены. «Что-то поправилась сильно! – мелькнула в голове мысль. – Женщины все одинаковые, как гармошки: похудею-потолстею, – подумал он, засыпая. – Это у них фарс такой!»
Вдруг жена повернулась к нему, рукой коснулась лица, и тут раздался такой душераздирающий крик, что, показалось, задрожали стекла:
– Караул! Маньяк! – Она пулей выскочила из кровати, включила свет и, увидев Фому, заорала еще сильнее: – Идиот! Что ты делаешь здесь? Убирайся вон! Зараза!
В комнату, обернутый ниже пояса полотенцем, влетел Гриня:
– Голубчики, попались! Убью обоих!
– Зачем приперлись? Спать мешаете! – буркнул Фома.
– Дрянь, пьяница, в тюрьму захотел? Если скину ребенка, мало тебе не покажется. Лезешь в чужую кровать, тварь! – истошно кричала испуганная Ванда.
Фома сразу протрезвел, когда в комнату влетела Милка, думая, что у Ванды начались роды:
– Дрянь, пропойца! Видишь, ты не дома!
– Как ты попал сюда? – разъяренный Гриня махал кулаками. Если бы не Милка, Фома был бы отбит, как отбивная котлета. – Приятель! Соседушка! Часто ли ты наведываешься в постель к моей жене? Признавайся!
Фома просил прощения. Уверял, что попутал двери в темноте.
– Да и вы хороши, дверь на ночь не запираете, - сказал он, виновато оправдываясь.
Милка схватила Фому за руки и потащила в свою квартиру.
– Я с тобой разберусь! По волоскам бороду выдирать буду завтра, подлец! – кричал Гриня, кинув вслед им грязную одежду Фомы.
– Пеняй на себя, пьянь, – зло ворчала Милка, сбривая бороду Фоме тупой бритвой. Фома охал от боли.
Утром не прозвучало: «Пошли!» Гриня ушел на работу один. Фома на пилораму опоздал. А когда вошел в здание, то хохот, усмешки, издевки сопровождали его до обеда. Приколы были самые острые, сослуживцы не скупились на ехидные слова.
Обычно Фома и Гриня обедали на пилораме. Но в этот день Фома пошел на обед домой. Надо было срочно мириться с Милкой.
Когда Фома пришел в квартиру, ни Милки, ни ребят дома не было, а на столе лежала записка: «Ухожу с детьми к маме. Ты нас позоришь. Дрянь!»
Фома, купив букет цветов, пошел за ними к теще. Но та, буркнла, сверкнув на Фому глазами: – Подлец! Казанова! Испортил жизнь Милочке! – и захлопнула перед ним дверь.
Фома поплелся домой. Загоревал. Проходя мимо окон Грини, увидел в окно халат Ванды, на миг мелькнувший перед подоконником. «Ох, надо Ванду просить, чтобы Милку вернула, объяснила женушке, что между ними ничего не было. Может быть, Милочка послушает и вернется, иначе как по-другому объяснить им с тещей, что они ошибаются в его верности».
– Ванда! Вандочка, – прошептал он. – Милка ушла с ребятами…
Не успел он договорить, как из ока выглянул Гриня, одетый в халат Ванды, плеснул в Фому чаем и бросил в него горшок с цветами, от которых Фома едва смог увернуться, хорошо чай был не горячий.
– Подлец! Маньяк! Теперь в окно решил к Ванде лазить с букетом, ишь что надумал! Люди добрые, взгляните на этого урода, житья от него нет. Полиция! Алло! Полиция! В тюрьму такого ловеласа надо! – истошно орал Гриня. – Негодяй!
На крик сбежались соседи. Стал собираться народ. Фома бросился бежать.
Фоме пришлось поменять работу, так как донимали насмешками. С той поры бросил пить, помирившись с Милкой.
Гриня с Вандой переехали жить в другой район.
Вся эта история обрастала бородой, как снежный ком. Пересказывая ее, каждый добавлял от себя пикантные подробности настолько, насколько позволяла фантазия.
Все в округе теперь закрывали плотно двери на ключ. Люся, однажды встретив Фому, сказала:
– Эх, Фома, из-за бороды и пьянства ты лишился друга, работы, стал посмешищем. Жалко мне тебя. Слава Богу, у Ванды вовремя родился мальчик, а-то плакала бы по тебе твоя Милка и носила бы тебе передачи!!! Не вздумай отращивать бороду, она тебя не красит!