Листопад

 

               
 Утром я наблюдал красный рассвет на балконе. Облака павлиньим хвостом разлетались, пронзая небо. Небо было от бледно-голубого до темно-фиолетового. Бросил бычок, бросил взгляд на  солнце. Подумал ещё бросить курить, но передумал.
 Вскоре солнце пожелтело, и небо стало похожим на разрезанное яйцо в крутую.  Необыкновенно теплый день для октября. Я зажевал жвачку, а мой зад зажевал трусы в клеточку. Но я быстро исправил это легким почесыванием ягодиц. Мои ягодицы всегда жевали эти трусы. Думаю это от клеток. Все любят свободу.
 Полдень обещал быть сухим и ненавязчивым.  К моему сожалению, полдень не сдержал своего обещания. Заморосил дождь.
 Дождь шел, а я стоял. Постепенно намокали волосы и плечи.
 Вернувшись с балкона, я лег.  Окно напротив было темно-синим и в желтую крапинку. Я задумался о том, что нельзя так приготовить яйцо, чтобы оно было похоже на ночное небо.
 
 Теплые солнечные лучи лупили мне в глаза, постепенно собирая мою размазанную жижу  в единое целое. Надо было вставать, ведь я чувствовал, что постепенно уже начинаю испаряться. Овсянка, не требующая варки со вкусом «яблоко», покорно смирилась с кипятком, и податливо набухла в аппетитные бежевые тона. Интересен процесс производства таких каш. Жесткая грубая шелуха, полная витаминов и полезных микроэлементов, счищается, зерна измельчаются и пропариваются.  Стоит упомянуть и добавление вкуса, идентичного натуральному, «яблоко». Хорошо, что технический прогресс уже может обманывать человеческие чувства, иначе такая каша была бы несъедобной.
 С удовольствием слопав завтрак, я задумался лишь о том, что овсянка в принципе не может требовать варки, а требует варки только человек, и то лишь потому что не хочет превращать свою драгоценную кишку в пушку, набитую картечью до самого фитиля. Пацифизм да и только.
 Окончание завтрака поставило меня перед проблемой нравственного выбора. Минуты сомнений закончились минутами чистки зубов. Альтруизм всегда был развит во мне сильнее своего оппонента, да и делиться с окружающими ароматами желудочного сока со вкусом «яблоко» не хотелось.

 На балконе расцвел замечательный полдень. Казалось, солнце растеклось по земле золотым листопадом. Вчерашний дождь блестел лужами, и просвежевший воздух апперкотом бил легкостью в нос.  «Мертворождение» - прочитал я на пачке сигарет. Мне вдруг стало интересно, не повысился ли процент суицида среди курильщиков после того, как стали печатать эти картинки. Но на что нам эта статистика?
 По обоине полз таракашка. Я попытался убить его тапком, но засранец оказался шустрее меня. «Пусть живёт» - подумал я. А потом подумал, что я так подумал, лишь потому что не смог его прикончить. Как всё таки важно человеку оставаться вершителем судеб. Впрочем, наверняка и таракан, высиживая свои яица где-то в подземельях, лелеет план мести человеку.
 Вечер застал меня в теплой постели. Подушка мягко трепала мои волосы, а одеяло, нежно обернувшее плечи, гладило попу. Я с удивлением заметил, что ягодицы добились своего и протерли дырочку в трусах. Ну что ж, естественное проветривание будет кстати. Эта мысль убаюкала меня и погрузила в безмятежный сон.

 Проснувшись следующим утром, я с огорчением обнаружил, что моя любимая нетребовательная овсянка кончилась, а вместо неё на столе лежал плотный пакет обыкновенной крупы. Варить её представилось мне тяжким и муторным делом, поэтому, скрепив сердце, я решил спать дальше.
 Проснулся я от хруста и щёлканья, звучавшего за столом. От голода сильно болела голова, и ныл желудок. Обратив взгляд на стол, я, однако, обнаружил источник шума. Три здоровенных черных таракана прогрызли в пакете дыру, и теперь с завидным аппетитом пожирали мою овсянку. В гневе я вскочил с кровати и выхватил тапок, чтобы наказать наглых грабителей, но резко закружившаяся голова откинула меня обратно, и я замертво пал на койку.
 Очнувшись, я застонал. В ушах стоял нарастающий треск. Вскоре он стал просто невыносим. Я бросил вымученный взгляд на стол. Сотни черных и рыжих, блестящих в красных закатных лучах, тараканов доедали мой геркулес, изредка и хищно бросая взгляд в мою сторону. Голодание оказало мне медвежью услугу — я весь исхудал и осунулся, фиолетовые мешки под глазами спускались до щек. Я не мог пошевелить и пальцем, в моем распоряжении остались лишь пару зрачков, да удивленно выгнутая бровь. Внезапно треск прекратился. Овсянка кончилась, и тысяча черных враждебных глаз впились в мое бездвижное тело. Вначале робко и осторожно, но вскоре смело и даже нагло тараканы двинулись ко мне. Мой взгляд скользнул по тапку, и с горечью я понял, что он слишком далеко и что, даже если бы он был у меня в руках, я не смог бы дать должный отпор. Щелкая лапками, теперь уже и со стен, и со всех щелей , и со стола, черная армия стекалась ко мне, окружая кровать. Затем самый здоровый из них, видимо главнокомандующий, отмахнул и что-то протрещал по-ихнему, и всё это тараканье ринулось ко мне, подхватило на свои спинки и понесло к балкону.
 Звезды в эту ночь были по-особенному яркие, запоминающиеся. Казалось, что осень застигла и те деревья, которые наверху, и их листочки, кружась и светясь, спускаются с неба. Тараканы терпеливо ждали, когда я докурю, а я, уважая это, не особо затягивал, затягиваясь. Честный народ эти тараканы, все понимают. Жаль, что они не люди. Прекрасные люди бы были. Докурив, я скинул бычок вниз, а черные отправили меня вслед за ним. Возможно, эта осень настигла и мое дерево, на котором я вырос и пожелтел, и теперь смешала меня с этим золотым листопадом. С самым красивым угасанием жизни.