Глава IV

Андрей Кадацкий
        До встречи с Галкой Серега успел обжениться, родить сына, свить гнездышко. Устроили очередной кризис. Задержка по зарплате перевалила за семь месяцев. Директор решил обанкротить завод, помещения сдать в аренду, персонал заставил написать «по собственному». Жена-домохозяйка, видная блондинка, ценившая себя, как дорогую вещь, пилила бедолагу-токаря с утра до вечера.

        - Ищи работу! Чем детей будешь кормить?

        «Дети» намеренно употреблялись во множественном числе, для большего эффекта.

        - Ищу. Почти каждый день газету покупаю, на собеседования хожу...
        - Значит, плохо ищешь! Все работают. Все твои друзья! Один ты лежишь целыми днями на диване.

        Додонов долго терпел, отмалчивался, но всякому запасу прочности приходит предел. Устав от пиления, он срывался:
        - Ты такая умная, пойди и найди!
        - И найду!
        - И найди.

        С неделями просидки скандалы разгорались выше облаков, с месяцами - до космоса. Поиски работы тщетны. Друзья держались за имеющиеся, соглашаясь на копейки. Удача, если подвернется шабашка. Пока работаешь на предприятии, можно воровать по мелкому, выносить металл за проходную. Да и делать леваки проще, когда станки, приспособы, условия. Как всегда в России, каждый выживал, как мог. Народ сам по себе, власть, несогласная со снижением собственных доходов, придумывала новые поборы.

        - Чо жрешь?! - орала благоверная, видя, как суженый уплетает позавчерашние макароны. - Ты что-нибудь в холодильник положил?

        Серега поджал губы, состроив презрительную гримасу. Сама взяла взаймы у соседки, а хорохорится. Жена познается в беде.

        - Чо мне теперь, подыхать?
        - И подыхай! Раз заработать не можешь.
        - А ты можешь?!
        - А я и не должна! Я с твоими детьми целыми днями вожусь.

        Додонов плевался, уходил, запирался в туалете. Сутками не разговаривали. Он начал замечать - супруга прячет продукты. Вроде холодильник маленький и пустой, а сосиски и колбасу не отыщешь. Грамотно спрячет за банками солений, лекарствами и рыбными консервами. Серега на ужин ест суп недельной давности, жена с ребенком - жареную картошку с мясом.

        - Ты чо продукты кроишь, крыса? - шипел Додонов.
        - Сам ты - крыса! Дитю есть нечего, а он брюхо наедает! Смотри, скоро в дверной проход не войдешь.
        - Да пошла ты!
        - Сам пошел!

        К травле подключились родители. Матушка, страдающая ожирением, пилила под стать жене:
        - Вон, Димка, Танькин сын, идет в армию по контракту, будет тридцать тысяч получать и забот не знать!

        Родительские упреки Додонов тоже поначалу терпел, но потом начал огрызаться:
        - Ты ж говорила он в «Кока-Коле» по сто двадцать получает? Что ж он на тридцать соглашается?

        Мать призадумалась. Морщинки пробежали по лбу, аж челка приподнялась. Младший сын воспользовался заминкой.

        - Твоя Танька - брехло собачье! А ты и слушаешь, уши развесив! Забыла, как за персиками ездили по двадцатке?!

        Тетя Таня прошлым летом на лавочке рассказала - на оптовом рынке персики продаются по двадцать рублей за килограмм. Матушка подорвалась на следующий день, зарядила отца. Тот выгнал из гаража старенький «Москвич». Машину Додонов-главный берег, словно драгоценный сувенир, выезжал только по выходным на дачу. Приехали на рынок, а там по пятьдесят, как везде. Отец ругался на чем свет. Зря потратились на бензин, уменьшили ресурс «ласточки», укатив в дальний конец города. Танька клялась и божилась - вчера продавали по двадцать, причем не гниль, падаль какую, а лучший свежак.

        - Так это когда было? - отступила мать.
        - Какая разница? Она брешет, и ты бреши! Мол, и я по сто пятьдесят зарабатываю, и, вообще, директор!
        - Какой ты, на хрен, директор?! Без денег. Без штанов! Новые брюки и то мать покупает.
        - Сам себе директор! Чо тебя, слушаться? Сама давно работала?!
        - Я уже свое отработала.

        Мать досрочно вышла на пенсию, за десять лет до разрешенного возраста. Отец хорошо зарабатывал на стройке, поэтому позволил, пока чередом не пошли кризисы. Но супруга на работу больше ни ногой, - лучше уборка по дому раз в неделю, чем каждый день чистить чужие сортиры. На бухгалтерскую должность старушку уже не брали. А потом подоспела законная пенсия. Поначалу нищенская, в межкризисное время индексировали, но все равно хватало лишь на два похода в магазин. Отец получал достойный пансион, почти заслуженный строитель Города. Известный в некоторых кругах. Многие подкидывали шабашки, угощали дорогим коньяком. Губернатор на профессиональный праздник поздравлял открыткой.

        Родители подбили старшего сына Костю, повлиять, поговорить по-братски. Тот давно обосновался у Сбербанка продавать валюту. В зной - рубашка нараспашку, в дождь - под зонтиком. Зато всегда при деньгах, покупает все, на что взгляд упадет, кум королю. Братья перекурили на лавочке.

        - Да ну, какой из меня продавала? - отмел Серега. - У меня руки не под то заточены. Вот, железо обработать, это да, а торговать - не мое.

        Додонов-младший презирал профессию продавца, находил постыдной, лживой, сплошь обманной. Надо быть последним негодяем, только тогда сможешь втюхать товар любому лоху. А чуть совесть проклюнется, смягчишься, - прощай сделка! И без денег, и точно сам себе в душу нагадил. А еще нужно улыбаться, расшаркиваться перед каждым уродом. Благодарить за все заранее, даже если плюют и сморкаются тебе в рожу, а ты с сучей улыбочкой выдавливай: «Спасибо на добром слове». Гадость. Ублюдочность. Лучше сразу повеситься.

        Женушка стерпела безденежье еще полгода, а потом приглядела на ближнем рынке дагестанца. Современной женщине главное - мужик с деньгами, а там хоть трава не расти, в паспорт не заглянет, национальности не спросит. Пока сын у свекрови, шуры-муры прям в ларьке, на дверке надпись корявым почерком: «Перерыв 15 мин». Рыночные работники такие выставляют, когда приспичит в уборную. Спешный переезд к ухажеру. С собой только лучшие шмотки, тряхомудие можно оставить бывшему, - новый обещал одеть в соболя. На столе записка: «Я так больше не могу. Прости и прощай!»

        Серега ходил разбираться, но дагестанец, мелкий сморчок, привел почти всю местную диаспору, - отставленный муж даже толкаться не стал. Брат предлагал помощь. У валютчиков нормальные подвязки, сами полукриминал. Если надо, братва соберется в считанные часы. Еще по связям пробежаться, и можно до смотрящего дойти, а здесь поперек идти себе дороже. Проще сразу переехать в другой край, открыть новый киоск.

        - Да ладно, пускай, - сдался младший брат. - Ты мне денег не одолжишь? До лучших времен.

        Константин достал пачку тысячных из внутреннего кармана, отдал без счета.

        - Ты это, братишка... чужого не берешь - правильно, но и своего не отдавай. Я, например, зубами вырву.

        Додонов-младший помыкался, но работа не маячила даже на горизонте. Родители в долг давать перестали, сами сводили концы с концами, коммуналка опять подорожала. Пошел к Костику, пробоваться. Бригада приняла спокойно. Места перед крылечком всем хватит, тем более свойский. Поначалу Серега жестко торговался, больше отшивал клиента, нежели приманивал. Парни подучивали:
        - Да уступи ты им копейку! С тебя не убудет, и оборот пойдет. А уж постоянные клиенты появятся, вообще, как кот в масле кататься будешь.

        Новичок постепенно осваивал науку. Научился улыбаться. Сначала натужно, для дела. Сама мысль претила, приходилось насиловать губы. Потом все более раскованней, внятней, приглашающе. Втянулся. В карманах вместо ветра загуляли деньжата. Корил себя, - чего раньше, дурак, не шел? Напряжение новообращенный валютчик снимал с проститутками, до встречи с Галиной.

        Жена Додонова-старшего с дочкой укатила к маме в деревню. Хата пуста. Мужики в минуты холостяцкой свободы первым делом за водку, а потом уже по бабам, если силы останутся. Братья сели расслабиться после трудового дня. На столе пол-литра, колбаска копченая, готовые салатики. Погодка шепчет. За окном птички чирикают, кустики шелестят. Поставили кастрюлю под пельмешки. Приняли на грудь по двести, перемыли косточки коллегам, а тут свет вырубили. Первая мысль - пробки. Вышли на площадку, там девчонка чернявенькая со свечкой у щитка кибишится. Слово за слово. Такая же продуманша. Правда, не сильна в электрике, больше для форсу выглянула, как горе-автолюбители, откроют капот, а дальше алгоритма не знают.

        Пока разбирались с пробками, разговорились. Студентка, третий курс, универ, романо-германская группа. Только сняла квартиру, потому раньше не видели. Брату лишь бы отдохнуть от семьи за рюмкой, а Серега разглядел при свете свечи симпатичное личико. Пригласил к «нашему шалашу». Девица - пуганая косуля, в отказ. Долго уламывал. Уговорил посидеть лишь четверть часа в благодарность за помощь. При ярком свете Галка показалась еще интересней, особенно хмельному разуму. Подложит под подбородочек белу ручку и смотрит с доброй улыбкой, расширенными зрачками, как все мужики любят. А Додонов-младший, угрюмый молчун, несет околесицу, лишь бы говорить, да смотреть в ясны очи. Никто и никогда Серегу так не слушал.

        По трезвяку наваждение осталось. Новообращенный валютчик начал чаще навещать брателлу, да к соседке захаживать по надуманным поводам. То за солью, то за спичками. Потом до свиданок дошло. Кино. Рестораны. А после первого секса, вообще, пропал. Подруга, хоть и студентка, но уже умела истомно ласкать. Додонов-младший познал настоящий оргазм. С другими бабами: «наше дело не рожать, сунул, вынул и бежать». А с Галиной после первого раза ждешь восстановления и снова хочешь, будто нимфоман. Жениться вознамерился.

        - Дурак-человек, - отплевывался Константин. - Второй раз на те же грабли.
        - Те же, да не те же.
        - Какая разница? Все равно грабли.

        Но Серега упертый, втемяшилось, - не отступит. Галка, как у щитка, поначалу отнекивалась - институт надо окончить, на работу устроиться. Валютчик убедил - квартира, машина в наличии, с детьми повременим. Как кончишь, тогда – да, когда сама решишь.

        Расписались. Свадьба - честь по чести. Это у жениха вторая, а у невесты - первая. Выкуп, фата, кортеж. Родни с обеих сторон с гулькин нос, друзья - спекулянты и студентки. Гужевали два дня. Выпили цистерну шампанского. Жили душа в душу с пустячными ссорами. Сын родился, - опять радость.

        А теперь она клыки показывает, отчего и валяется на полу. Мужнино терпение кончилось. Костик прав. Надо обламывать сразу, крушить по живому. Дашь слабину - на шею сядет, ножки свесит и будет погонять, как лошадь. Так с первой получилось. Больше Додонов не допустит, не повторит ошибку. Сразу по рогам, пусть на сторону даже не заикается. А если попробует, уже не отпустит, прибьет вместе с любовником. Так он решил и придерживался мысли.

        Валютчик нанес пару ударов вдогонку. Кулаком в лицо, ногой в бок, выпуская пар злости. Галина охнула. Обессиленное тело дернулось, словно от молотка невропатолога. Нет сил к сопротивлению, защите. Сознание покидало мозг. Муж нависал скалой, точно в дымке. Кухня плыла перед глазами. Бесшабашную песенку радио выводило издалека.
Вбежал малыш, с навернувшимися слезами выпалил:
        - Папа, не бей маму!

        Тимоша прибаливал, полный нос соплей, голосок звучал, как французское прошмыгивание. Он по-детски неумело попытался прикрыть самую дорогую женщину - обнял за шею, полубоком, подставив спину отцу.

        - Молчи, щенок! - крикнул Серега и отвесил оплеуху.

        Тимофей отлетел в проход, будто бумажный самолетик, сделанный на скорую руку и сразу пикирующий. Громкие рыдания перекричали песню, слезы залили пухленькие щечки. Он рыдал всей грудкой, заходясь в унижении.

        - Я сказал - заткнись!

        Глава семейства намахнулся. Сын, завидев угрозу, заскулил тише, словно пришибленный щеночек.

        Додонов вернулся к столу, наполнил рюмку. Короткий выдох в сторону. Он замахнул стопку, заел надкусанным бутербродом, уставился в точку. Душа клокотала, хотелось крушить и ломать, но для первого урока хватит.

        Галка потихоньку приходила в сознание. Бежать некуда. Сама из райцентра соседней области. В Город приехала поступать, выскочила замуж по любви и прописке, и вот как обернулось. Она подползла к сыну, сгребла в объятья, точно раненая самка, прикрывающая детеныша от хищника. По виску струилась кровь, глаз заплывал, во рту ощущалась соленость. Рассудок мутился, непроизвольно вырывались глухие стоны. Тимоша скулил в унисон.

        - Я сказал - заткнулись! Оба! - Валютчик яростно развернулся.

        Галина прикрыла детский ротик рукой, оставив открытым носик, для дыхания. Тимофей стал плакать еле слышно. Маленькие глазки хлопали часто, глядели робко, искали решение в материнском взгляде. Она стонала беззвучно, но старалась смотреть обнадеживающе. Все хорошо, милый. Сейчас пройдет. Забудется. Ерунда. Перемелется - мука будет.

        Серега выдул бутылку в одного, завалился в постель, почти сразу отрубился. День на ногах, устал, как собака. Разборка впрыснула в кровь адреналин, но спиртное сняло ажиотаж.

        У Тимоши отдельная кроватка. Галка ночь пролежала на полу, с наспех сброшенным одеялом, прислушиваясь к ребенку. Мальчик бредил во сне, ворочался, будто снились кошмары. Она гладила по спинке, успокаивала, словно зализывая раны. Шорохи ночи из открытого окна заглушал храп мужа.

        Наутро она отвела сына в садик, показалась завучу. Синяк под глазом - серьезный повод отпроситься с уроков. Заведующая по учебной части осуждающе покачала головой, но вошла в положение второй раз за неполный месяц.

        Додонова сходила в милицию, написала заявление. Буднично. Сухо. В пропотевшей армейским запашком комнатушке безучастный следователь принял бумагу, сказал: «Идите». Галина вышла на воздух, рыдания подступили к горлу, глаза намокли. Несправедливость душила сильнее веревки палача. Великим усилием воли сдержалась.

        Вечером, когда Додонов пришел домой, на кухне сидел участковый. Молодой лейтенантик, только после школы милиции, низкого роста, с жесткими волосами. Руку он жал, точно соревновался в армрестлинге. Представился, по-хозяйски просил присаживаться, плотно закрыл дверь в кухню.

        - Гражданин Додонов Сергей Алексеевич? - Участковый взялся за ручку с изгрызенным колпачком, наметился в блокнот.
        - Он самый, - пробурчал хозяин, зло косясь на супругу.

        Галина сидела на стуле у плиты. Угол у раковины после вчерашнего содрогал до озноба. Она отвернулась от мужа. Тимофей в комнате гонял подарок крестной, детский разум быстро забывает инциденты. Из открытого окна пахло гладиолусами.

        - Чем занимаетесь? - допрашивал участковый.
        - Работаю.
        - Это понятно. Где, кем?
        - В центре. Продаю валюту у Сбербанка.
        - Значит, спекулянт, перекупщик?
        - Можно и так сказать. - Валютчик уже спокойно сносил сарказм над делом жизни. Главное - бабки приносит, а с отношением… плевал он на отношение, как ранее плевал на профессию продавца.
        - Официальная работа есть, с оформлением по трудовой?
        - Нет.
        - Понятно, - посочувствовал полицейский. - И как? Хороший доход приносит?
        - На жизнь хватает, не голодаем.

        Серега встал, раскрыл холодильник. Он слышал от коллег: в домашних разборках в первую очередь проверяют благосостояние семьи. Колбаса «Киевская» лежала между «Таллинской» и «Останкинской». Сыр. Масло. Кусок буженины. Вилок капусты. Апельсины. Помидоры. Котлеты на блюдце. Кастрюля борща. Зелень. На верхней полке рыбные консервы, баночка красной икры. Под новые продукты места почти не осталось.

        Галка отвернулась в окно, она не ожидала такой продуманности от неуча-супруга. Впечатленный полицейский покачал головой, поставил отметку в блокноте. От водки он отказался и отсоветовал хозяину, вновь пригласил садиться.

        - Это все на разницу курсов валют?
        - Да. Предлагаем на десять копеек лучше, и народ берет. А, вообще, нам дефолт нужен. Вот тогда разбогатеем. - Додонов выдал хрустальную мечту спекулянта. Парень вроде нормальный, без ментовского гонора, еще не оброс.
        - В какую сторону? Доллар же тоже падает.
        - Без разницы.
        - Понятно. Теперь о главном. Почему избиваете жену, сына?
        - Неправда! Сына не бил, так, отмахнулся только. А жена достала. Прихожу усталый с работы, а она с подружкой водку хлещет, вот и сорвался.
        - Мы выпили-то по грамулечке, не виделись полгода, - вставила Галина.

        Между супругами разразилась перепалка. Кто прав, кто виноват. На повышенных тонах, с залпами претензий. Возмущались, перебивая друг друга. Участковый пронаблюдал конфликт, взял голос:
        - Значит так. На первый раз ограничимся предупреждением. Еще раз повторится, вас, Сергей Алексеевич, заберем в отделение, а дальше будем решать. Возможно, тюрьма и лишение родительских прав. - Лейтенант точно не знал, начальство приказало провести беседу, а подготовиться с вечной занятостью не успел.

        Проводив стража порядка, Додонов навис над супругой.

        - Ты понимаешь, сука, чо делаешь?!
        - А ты понимаешь?!

        Валютчик намахнулся, но в отсутствие алкоголя в крови разум перевесил. Он срочно сел восполнять недостаток спиртного и ужинать. Борщ и котлеты - отличная закуска. От новых побоев глава семейства воздержался неделю, вряд ли бы смог, но огонь на себя вызвал сосед.

        Продолжение - http://www.proza.ru/2017/10/18/2092