Награды

Валерий Буланников
        Калитка просто приставлена к забору – петли вырваны и торчат ржавыми кривыми шурупами. Ни щеколды, ни крючка на ней не видно. Даже кольца из алюминиевой проволоки, как раньше, не висят на покосившихся серых штакетинах, что заскрипели и чуть прищемили мизинец. Скоробогатов на боль не обратил внимание – от волнения сжало горло.
        Постояв с минуту, он осторожно сдвинул калитку, вошел на широкий заросший мокричком и подорожником двор и оглянулся – за последние двадцать лет ничего не изменилось. Та же дорожка из красного кирпича, разросшийся под самую крышу куст уже пожелтевшей сирени и все еще серебристый тополь, нависший над старым щитовым домом...
        На чуть ослабевших ногах, Скоробогатов пересек двор и стал было подниматься на крыльцо, как дверь с резким скрипом открылось и на пороге появилась невысокого роста пожилая женщина. Чуть не споткнувшись, отступив на шаг, он вгляделся в одутловатое, но румяное лицо, появившиеся в проеме, и не без труда признал свою двоюродную тетку Матрену. Та, уставившись подкисшими глазами на стоявшего перед ней мужика, видимо, пыталась сообразить, кто это и что ему надо. Вдруг она чуть наклонилась, дыхнула перегаром и, раскинув широко руки, громко во всю глотку запела:
        - То не солнышко встает,
        То мой миленький идет.
        Меня будет согревать,
        Будет чарку наливать.
        Скоробогатов ошарашенно посмотрел на тетку – неужели за эти годы ничего не изменилось? Сколько он помнил, она всегда была такого лихого разбитного нрава, но теперь, когда ей далеко за шестьдесят...
       Как только тетка замолчала, Скоробогатов откашлялся и проговорил:
       - Теть… Тетя Матрена, вы меня не помните? Я – Миша Скоробогатов, мы с вами родственники, я внук Андрея Петровича. С вашим Ленькой мы в детстве дружили. Он-то еще здесь живет?
Одернув сатренькое в темных пятнах платье, не глядя на гостя, тетка жалостливо  заголосила:
- А где жить моему сынку, как не у родненькой мамоньки? Ленька, Ленька смотри родственничек приехал! Открывай ворота – будет щас суета!
В ту же секунду она развернулась и исчезла в пахнущем сыростью и плесенью полумраке. Поморщившись, Скоробогатов нерешительно прошел на веранду и и оглянулся – справа от входа стояли пустые картонные ящики, накрытая тряпкой алюминиевая фляга, ржавый велосипед, лежала пара автомобильных покрышек. Рядом были ссыпаны в кучи лук и картошка и сложена небольшая горка из тыкв. Нет, наверно, не стоило делать крюк и заезжать деревню к этой странно-веселой родственнице, которая явно его не признала, чтобы наблюдать это убогое запустение...
Но до сих пор снится детство – это бесконечное изумрудное лето, залитое солнцем! И часто – Ленька, троюродный брат и друг, с которым и неширокий пруд – океан, и роща в овраге – дремучий лес, где в густых кустах затаились коварные разбойники, мечтающие захватить их несметные сокровища – кусочки цветного стекла, что остались после пристройки новых сеней... Несколько зеленых и красных вставок в оконные переплеты сохранились до сих пор, но большая половины уже заколочены фанерой...
Обстановка в кухне, которая являлась одновременно и прихожей, была не лучше – колченогий стол, такой же буфет, облупившиеся старые табуретки, голландка в черных подпалинах, подмазанная глиной.  Сбоку от нее находился дверной проем, завешенный куском когда-то голубого ситца. Из-за него до Скоробогатова донесся сипловатый голос тетки Матрены:
- Леньк, а Леньк, вставай, родственник какой-то приехал. Может, бутылку привез, будет чем опохмелиться.
Скоробогатов усмехнулся: “Бутылки-то у меня нет”. За стеной раздался скрип кровати, потом – громкое сопение, сопровождаемое похмельным мычаньем:
- М-м-м, ты чего? Опохмелиться? Какой еще родственник?
- Да назвался Мишкой. Что-то не припомню…
Тут голос тетки перешел на шепот, Ленька что-то засипел в ответ. Раздалось громкое и визгливое “ой” и в проеме снова показалась широкое как блин лицо тетки. Она всплеснула руками, раскинула их, словно и вправду встречала “милого” и закудахтала:
- Так ты Андрея Петровича внук? Чего же ты молчал! Тьфу ты! А я то и не признала сначала. Богатый будешь! Родненький ты мой, как же давно тебя не было! Столько лет не виделись! Ну иди ко мне племянничек мой ненаглядный, соскучилась тетка твоя по тебе!
Схватив его за руку, дернула к себе, пытаясь, видимо, обнять. Силы у нее были, и Скоробогатов, споткнувшись о стоявшее на полу ведро с водой, налетел на ее плотное тело.
- Осторожно, племянничек мой дорогой! – закричала тетка, подхватывая его. – Спасибо, что ты меня вспомнил и приехал навестить! Я-то  тебя и всегда вспоминала! Ленька, вставай, давай гостя угощать! Ты чего там застрял?
Занавеска отодвинулась и из комнаты вышел высокий седовласый мужик с заросшим щетиной лицом, что было худым, тонким, почти породистым. Его внимательные, хоть и мутноватые как у матери глаза несколько секунд ощупывали Скоробогатова – он явно что-то пытался вспомнить. Наконец, его губы чуть дернулись и на лице появилась некое подобие улыбки.
- Узнаю брата Мишу – свалиться на голову, как всегда из своего прекрасного далека,  – прохрипел мужик. – Сколько мы с тобой не виделись? Лет двадцать? А может и того более. Родственников совсем забыл. А ведь как мы с тобой-то дружили, по оврагам лазали, в разбойников играли! Помнишь?А каких карасей в пруди ловили!
Ленькино сумрачное лицо немного просветлело от нахлынувших на него чувств.  Скоробогатов вдруг стало неловко – оказывается не только он вспоминал далекое детство. Он смущенно кехекнул и негромко, чуть запинаясь, проговорил:
- Ты вот знаешь, я ведь в Ленинград, ну, Питер, переехал. Ну, учился, потом женился. Семья пошла, работа, а времени всегда в обрез...
Ленька заправил рубашку в помятые защитной расцветки штаны и, добродушно улыбнувшись, махнул рукой:
- Да, не оправдывайся, Миш. Это я так, вспомнил, все-таки столько лет не виделись! Меня-то и родные дети не особо навещают, хотя живут в райцентре в десяти километрах. Так что... Ну ты расскажи, как у тебя жизнь сложилась. Давай, чайку попьем. Мать, как там с кипяточком?
Распорядок дня, видимо, был давно один и тот же – тетка Матрена уже налила в старый эмалированный чайник воды и поставила его на плитку. Следом из почти пустого буфета появилось несколько чашек с отколотыми ручками, пол литровая банка с сахаром и пакетик с сушками.
Смахнув крошки с табуретки, Ленька придвинул ее гостю:
- Садись Миш, будь как дома. Тем более, что столько времени мы здесь с тобой проводили. Помнишь, как мы в прятки любили играть, сокровища наши прятали там на веранде и в сарайчике?
Не дожидаясь ответа, он повернулся к матери:
- Мам, ты чего сахар поставила? А медку? Подай гостю медку нового урожая. Собственный сбор, такого в ваших питерах нет! Кстати, как там живется? Преуспеваешь?
В голосе Леньки послышались какие-то угодливые нотки, так что Скоробогатву стало не по себе. Глядя как на лице родственника разгладились морщины, от торопливо, как то вскользь проговорил:
- Да, так, все благополучно... А мед у тебя и вправду хороший мед. Пасеку держишь?
Глядя перед собой, Ленька как-то устало махнул рукой:
- Э-э, чего я только не держал, чего не пробовал... Ферма была пятьдесят гектар, теперь остался один под картошкой и луком, сад небольшой и пчельник...
- А чего так? Не было поддержки? Налогами замучили? Вроде везде пишут о поддержке сельхозпроизводителя...
Ленька посмотрел на мать, потом на свою еще пустую чашку словно в ее пустоте был ответ на вопрос и перевел взгляд на пыльное окно, что выходило на задний двор, на котором стоял старый “Беларусь” с разбитым прицепом.
Тут тетка Матрена поставила, почти бросила чайник на стол и, уткнув руки в бока, заголосила:
- Пишут, пишут, а нам шиши рисуют! Разорили нас кровососы, загребли все подчистую! А сын-то работяга какой! Мужик загляденье! А Наташка жена его бросила!
Крепко выругавшись по поводу бывшей невестки и “кровососов”,  она притопнула ногой, словно хотела пуститься в пляс, но махнула рукой и взялась разливать чай. Ленька, не обращая внимания на слова матери, посмотрел на пар, поднимавшийся из носика чайника, и пожал плечами – говорить ему на эту тему явно не хотелось. Тут бесшумно приоткрылась дверь и в избу вошел знакомый серый кот с мышью в зубах. Тетка всплеснула руками и крикнула:
- Барсик пришел, добычу принес!
Ленька раздраженно шыкнул на кота, и тот мгновенно растворился в сенях. Повисла неудобная пауза. Глядя на приоткрытую дверь, Скоробогатов подумал, что пожалуй, надо справиться о своем деле и все-таки уезжать.
- Лень, у меня вот такой вопрос есть. Ты помнишь, когда моя тетка Татьяна перевезла к себе деда, она продала его дом каким-то людям и договорилась, что вы заберете оттуда его вещи?
Ленька посмотрел на пыльный подоконник с почти засохшим столетником в пластиковой банке, поморщился и как-то неохотно проговорил:
- Ох, лет десять уже как прошло, а может и больше. Помню, конечно. А к чему ты это? Там ведь почти ничего и не было, так, старый шкаф, пара железных кроватей, стулья, стол…
- Дело не в вещах, – поспешил успокоить родственника Скоробогатов. – Там были награды – медали, орден Красной Звезды... Дед их держал ее в платяном шкафу, что в горнице стоял. Помнишь, наверно. Они были в такую белую холстинку замотаны вместе с документами на них…
Все еще не поворачиваясь, Ленька мотнул головой, словно отгоняя последних мух, и неспешно пожал плечами.
- Нет, Мишель, чего-то не могу вспомнить. Медали, наверно, были, но мы их не видели. И про холстинку не припомню. Правда, мам?
Отставив чашку, Матрена встрепенулась, поморщила лоб, как-то торопливо скользнула взглядом по племяннику и, повизгивая, закричала:
- А чего здесь вспомнишь, чего? Если бы что видела, то разве бы не сказала, промолчала? А Таньку бы и спросил. Чего у нас?
- Умерла она, – вздохнул Скоробогатов.
- Ой, ой, ой! – Без труда переходя на еще более высокие ноты, заголосила тетка. – Цветик увял, яблонька засохла! Ты чего же молчал?! И мне не написали! Помянуть надо душу христианскую, помянуть! Ну-ка, Лень, давай в магазин за беленькой! А то как без поминовения ее душа будет на том свете?!
Она зыркнула на сына, мол, давай поддержи. Ленькину апатию как рукой сняло. Он встрепенулся, бросился к двери и начал копаться в карманах заношенной ветровки, выразительно поглядывая на мать.
- Ну что копаешься? – крикнула тетка и при этом покосилась на племянника. – Ста рублей что ли нет?
- Да чего-то, мам, не найду. Может потерял или взял кто? Ты не брала? – Ленька с наигранным недоумением пожал плечами и посмотрел на родственника.
Задумавшийся было Скоробогатов перехватил его взгляд и торопливо кивнул:
- Да-да, надо помянуть!
Он достал сторублевку и желтенькая бумажка мгновенно исчезла в Ленькином чуть надорванном кармане. Тетка, подхватив пустою алюминиевую миску, выскочила вслед за сыном в сени. Через мгновение оттуда донесся грохот падающего велосипеда и следом в полуоткрытую дверь влетела пара крепких выражений и все тот же кот.
Но Скоробогатов даже не обратил внимание на этот шум – сердце все еще сжималось от мысли, что награды утеряны.“Как жаль. Дед ими очень дорожил,  – подумал он и посмотрел на заслезившееся от мелкого дождя окно. – Такая была бы память о нем. А теперь...”
- Ой, ты посмотри какие в этом году огурцы и помидорчики – как с картины “Не ждали”! Прям бочок к бочку, попка к попке! Сама растила, поливала, окучивала. Ну загляденье, как девки на выданье!
Широко улыбаясь, тетка поставила миску на стол и продолжила трещать без остановки, поглядывая на племянника:
- Ты возьми, попробуй, век таких не едал, племянничек дорогой. Родственничек ненаглядный! В твоем Питере только болотные бодылки растут, а у нас черноземы – все вымахивает в рост человека!
Скоробогатов взял помидор на пробу. Вкус и вправду был хорош – в меру соленый, с небольшой кислинкой, от него немного шибало в нос словно после хорошего глотка шампанского.
- Ну как? Прям так и просится рюмашка под такой овощ. А?!
Заметив слабую улыбку на лице гостя, она вдвинула руки в бока и притопнула как бы танцуя.
- Вот какая у нас жизнь веселая и вкусная! Всего хватает, земля рожает и нас награждает. А ты – медали, орден, да еще и документы! Ты же не кавалер, чтоб их носить.
Помидор чуть не упал на тарелку. Скоробогатов укоризненно поглядел:
- Ты, теть Матрен, так не говори. Медали – это память о деде.
- А чего это ты сейчас вспомнил деда только через двадцать лет? – вплотную придвинув к нему свое розовощекое лицо, спросила тетка. – Дед сколько лет один был, никто к нему и носа не казал. А ты теперь вспомнил – награды, документы, память! Чего раньше-то думал, родненький?
От слов тетки Скоробогатову стало не по себе, он торопливо отвернулся и снова поглядел на заброшенный двор. Тут с размаха хлопнула дверь и, торопливо топая, в комнату ввалился Ленька с литровой пластиковой бутылкой, содержавшей жидкость сизоватого цвета.
- О сынок, молодец, быстро смотался. Ты у Маньки что ль был? Ну и правильно, а то этой чекушки нам даже не хватит горло промочить, а не то что по настоящему помянуть Татьяну и всех наших дорогих сродственников, – затараторила тетка. Заметив мелькнувшую по лицу племянника тень, она повернулась к нему: – Миш, это не самогон, а эликсир здоровья, им не грех покойную тетку твою помянуть, и заодно деда и всех наших родичей. Правда, сынок?
Ленька хмыкнул и, открутив пробку, начал дрожащей, но уверенной рукой разливать самогон. Тетка проворно достала из буфета полбуханки серого хлеба и быстро его нарезала.
Стопки мелькнули в воздухе, и через секунду раздалось громкое сопение. Скоробогатов крякнул и мотнул головой – самогонка была крепкой, хотя и не такой противной на вкус как могла бы. Пока он и Ленька молча закусывали солеными овощами и хлебом, тетка снова подхватила миску выбежала на веранду за добавкой. Скоробогатов  воспользовался моментом и спросил кузена:
- Лень, как думаешь, а не могли покупатели дома присвоить дедовы награды или припрятать?
        Тот чуть прищурился и потер лоб и при этом не сводя с бутылки оживившихся глаз.
- Как пить дать, – проговорил он и, выдержав паузу, неспешно продолжил: – Когда твоя тетка дом продала, мы тогда с ней пришли, чтоб значит мебель забрать. Ну, зашли в дом, она нам показала все, мы подождали, пока новые хозяева подъехали. Тетка твоя им и говорит, дескать, вот родичи мебель завтра-послезавтра вывезут. Они кивают, типа, все в порядке. А мы-то не смогли на следующий день – пока машину нашли, с ребятами договорился, чтоб помогли. Дело-то весной было...
Тетка Матрена, замершая было на пороге, подскочила к столу и зачастила:
- Вот так, Миша, все и было! Так и было! А мы только через три дня мебель смогли вывезти. Эти покупатели такие были куркули! Жадные, завистливые! Могли запросто все обчистить! Ну, племянничек дорогой, давай теперь за усопших, за твоего деда и моего дядю Андрея Петровича, царство ему небесное!
Перекрестившись на бумажную выцветшую иконку, прикрепленную кнопкой в углу возле окна, она одним глотком опорожнила рюмку и сказала, что сейчас поставит картошечки.
        Скоробогатов после второй почувствовал, что ему стало немного легче – и вправду, чего людей, тем более родственников подозревать, да и в чем? В воровстве дедовых наград? А зачем они им, ведь за них ни хлеба, ни самогонки не купишь. Даже если и продать, ну сколько можно выручить за них здесь, в глуши? Пару тысяч? И этого никто не даст: по деревням у народа этих медалей-орденов – девать некуда...
        Скоробогатов взялся за бутылку и налил себе и кузену по стопке:
        - Лень, давай за нашу дружбу, за детство. Ведь столько воды утекло, а все вспоминаешь с радостью. Правда?
        - Чистая, Миша, вот как самогон. Давай за настоящую дружбу и чтобы мы друг друга не забывали...
        Проснулся Скоробогатов под утро. В комнате стоял храп и крепкий запах перегара. Мутило, голова слегка кружилась и ехала на сторону. Влажные сентябрьские сумерки едва освещали комнату. Не без труда пробравшись к выходу, Скоробогатов осторожно отдернул занавеску и чуть не споткнулся на спавшего у порога Леньку. Покачиваясь, он перешагнул через родственника, почти не подающего признаков жизни, пересек кухню и оказался не веранде. Осторожно обойдя горки лука и картошки, Скоробогатов вышел во двор и закурил.
На холодном утреннем воздухе остатки хмеля быстро улетучивались, с каждым вдохом и затяжкой растворяясь в плотном осеннем тумане. Пройдясь по дорожке, Скоробогатов остановился возле низкого дровяного сарайчика. Дверь в него была открыта. Да, здесь они прятали свои сокровища, когда играли в разбойников, а в дождливые дни собирались и рассказывали страшные истории.
        Скоробогатов усмехнулся и, пригнувшись, заглянул вовнутрь – в затхлом сумраке ничего, кроме небольшой поленницы колотых дров и ящика со старыми растрепанными книгами, не было видно. Он постоял с минуту и хотел было идти дальше, как его взгляд упал на учебник истории для шестого класса. Стерев с черной обложки пыль, он начал осторожно листать желтые хрупкие страницы. Да, его любимая история средних веков. Давно это было, теперь уже и не вспомнить...
Подержав учебник, словно взвешивая его, Скоробогатов наклонился, чтобы бросить его назад в ящик, как обложка перевернулась и на засыпанный угольно крошкой пол плавно спланировал листок линованной бумаги. Он торопливо поднял его, поднес поближе и замер – это был первая страница из наградной книжечки деда. Выцветшими бледно-фиолетовыми чернилами аккуратным округлым почерком было написано “Скоробогатов Андрей Петрович…”
        Ключ никак не проворачивался в дверном замке машины. После нескольких попыток Скоробогатов положил дрожащие руки на крышу и посмотрел на укутанный туманом двор – очертания дома, сарая то расплывались и исчезали, то вдруг становились более четкими. Он почувствовал, что спазм все сильнее сжимают грудь, что хочется закрыть глаза, сжаться и повалиться на мокрую жухлую траву в надежде, что он отступит и он не задохнется, а его сердце не остановится. Впрочем, так ли это и важно?..
        Через несколько минут с трудом приходя в себя, Скоробогатов все-таки вставил ключ в замок и открыл дверь. Неловко, заваливаясь набок, он опустился в мягкое кожаное кресло и завел мотор. Не дожидаясь, когда тот прогреется, со скрежетом включив скорость, он поспешно вырулил на разбитую деревенскую грунтовку и, не обращая внимание на ухабы и ямы, помчался в сторону шоссе.