Сказки фея Ерофея 2

Дориан Грей
Глава 2. Фей в собачьей шкуре

Антону было всего пятнадцать. Мир вокруг еще не обрел взрослых смыслов и лаконичной законченной сжатости. Для взрослого человека окружающее пространство – это высказанное вслух слово, наделенное грамматической формой и лексическим значением. Для Антона все, что приходило извне, представлялось ирландским рагу из нечетких замыслов и обрывков еще не оформившихся мыслей. Мир был тем самым ирландским рагу, которое готовили герои повести Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Будничные и праздничные события, слова и поступки знакомых и незнакомых людей падали в котел сознания, как ингредиенты этого неаппетитного блюда: неочищенные картофелины, капуста и горох, объедки из всевозможных корзин, полпирога со свининой и разбитые яйца, кусок холодной вареной грудинки и полбанки консервированной лососины.
Внезапно заговоривший пес оказался всего лишь новой рецептурной составляющей в житейской стряпне. Например, дохлой водяной крысой, что притащил Монморенси. Даже у трех солидных англичан возник спор, стоит ли пускать крысу в дело: «Гаррис сказал, почему бы и нет, если смешать ее со всем остальным, каждая мелочь может пригодиться. Но Джордж сослался на прецедент: он никогда не слышал, чтобы в ирландское рагу клали водяных крыс, и предпочитает воздержаться от опытов».
Что тогда ответил Гаррис? А Гаррис оказался философом. Он заметил, что если никогда не испытывать ничего нового, то будет невозможно узнать, хорошо оно или плохо. Что же такое говорящий пес, созерцающий в вечернем небе пробуждение Венеры, второй планеты солнечной системы? Всего лишь «новое блюдо, не похожее вкусом ни на какое другое». И Антон решил не ссылаться на прецеденты и положить водяную крысу в ирландское рагу – признать говорящего маламута пусть и удивительным, но все же вполне материальным артефактом окружающей действительности. Ведь «каждая мелочь может пригодиться».
- Вторая планета, - повторил Антон. – А ты откуда знаешь? Ты же собака.
- Собака, - согласился пес, - но еще я, в некотором роде, фей. По совместительству. А мы, феи, знаем многое.
- Ты – фея? – улыбнулся Антон.
- Фей, - быстро поправил пес, но все же, изогнув мощную лохматую шею, заглянул себе промеж задних лап. – Точно фей! – провозгласил громко и уверенно. – Фей-кобель! В смысле, самец, - добавил для «авторитету».
- А разве бывают феи… самцы? – осторожно спросил Антон. Юный хозяин все еще приноравливался к новой неожиданной роли своего питомца. Если бы Ерофей сейчас протяжно завыл на близкую луну или добродушно гавкнул в ответ, Антон бы вздохнул спокойно и продолжил считать пробуждающиеся в вечернем небе звезды. Но Ерофей не заскулил и не гавкнул; он ответил – очень медленно и торжественно:
- Мы, феи, - это ожившие выдохи Природы.
- Может, духи Природы? – уточнил Антон. Слово «Природа» Антон попытался произнести с таким же пиететом, как и говорящий пес.
Ерофей покосился на хозяина прищуренным глазом - с явной укоризной. Разве можно перечить феям? Тем более самцам?
- Выдохи, - объявил пес тоном, не терпящим возражений. Помолчал, а потом добавил:
- Иногда Природа согревает своим дыханием хорошее место или хорошего человека. Мы, феи, и есть тот самый согревающий выдох Природы. Это награда! Или наказание! – при последних словах Ерофей настороженно и внимательно посмотрел на юношу: проникся ли он, понял ли, что говорящий пес на крыльце дома – это редкая награда Природы. Или ее суровая кара. Юноша понял. Юноша даже кивнул в знак того, что понял. Ерофей важно кивнул в ответ.
- А ты – награда или наказание? - спросил Антон тревожно.
- Скорее, награда, - ответил фей, немного подумав. – Но нельзя быть уверенными на все сто. Тут уж как пойдет.
- Ты – награда мне? Или дому? – с деланым равнодушием спросил Антон.
- А есть разница? – пес будто бы пожал плечами.
- Никакой, - соврал Антон, но тут же поправился:
- Интересно же знать, это я такой человек замечательный, что удостоился подарка, или это наш дом в целом заработал себе личного genius loci.
Антону когда-то давно отец рассказывал о том, что некоторые места на Земле оберегают незримые покровители, «genius loci», «духи места». Отец вообще много рассказывал своему сыну. Нестор Иванович долгое время работал в школе учителем истории, так что Антон еще и читать не умел, а уже столько всего мог поведать о серебряных щитах Македонского и скандинавских берсерках, о слонах Ганнибала и легионах Цезаря, о казачьих лавах и тевтонской «свинье», о фрегатах Петра I и галеонах Непобедимой армады, о… Да мало ли? Молоденькие воспитательницы в детском саду тихо млели, когда пятилетний Антоша, живо жестикулируя, бегая из стороны в сторону, подпрыгивая и корча гримасы, эмоционально пересказывал (конечно же, с дополнениями, изменениями и новыми красками) все то, что слышал от папы перед сном. Воспитательницы млели, хвалили замечательного отца и, загадочно улыбаясь, провожали Нестора Ивановича долгими взглядами, когда он вел за руку сына домой.
Дом на Кисельной, 8 находился на самой окраине маленького уютного пригорода. Он достался Нестору Ивановичу в наследство от старого друга. Антон почти не помнил шумного добродушного толстяка Кира. Когда папин друг умер при каких-то непонятных обстоятельствах, Антон был еще совсем мал. Детей у Кира не было, зато была жена Лариса. Лариса теперь работала с папой, была незаменимой папиной помощницей, его правой рукой. А самого папу уже несколько лет Антон чаще видел по телевизору – Нестор Иванович руководил крупным медийным каналом.
Лариса на «кисельный» дом права предъявлять не стала. А может быть, и не могла – Антон не разбирался и не мог разбираться в таких юридических тонкостях. Так что с тех пор и до сего момента в доме обитали пять живых существ: отец семейства Нестор Иванович, его жена Нина, сын Антон, кошка Ка-Цэ и огромный аляскинский маламут Ерофей. Вернее, Ерофей проживал не в доме, а возле него. В распоряжение собаки был отдан приусадебный участок, в углу которого установили будку, соответствующую собачьим размерам. Будка была сколочена каким-то папиным другом, известным мастером, и представляла собой произведение столярного искусства. Работал мастер с прицелом на будущее, заранее заложив в проект габариты взрослой собаки. Столяр утеплил стены будки и снабдил входной лаз козырьком, защищающим от дождя и снега. Так что Ерофею спалось тепло и нетесно.
- «Личного genius loci», - повторил Ерофей и при этом даже кашлянул, то ли насмешливо, то ли удивленно.
- Духа места, - быстро выпалил Антон перевод с латинского: фей  мог неверно истолковать незнакомые слова и, чего доброго, обидеться.
- Знаю, - успокоил Ерофей. - Во-первых, мне все равно, на каком языке ты говоришь. Во-вторых, нас действительно так называют – духами мест. Ваш дом имеет свой характер – особый, неповторимый. Не то, что серые строения больших городов. Этот дом построен хорошими, добрыми людьми. И живут здесь хорошие, добрые люди. Моя задача – беречь тепло и уют вашего дома. Для тех, кто в нем живет.
- Значит, и для меня, - улыбнулся Антон.
- Для тебя, - согласился Ерофей. – А если понадобится, то и от тебя.
Антон поежился – от этих слов и от вечерней сырости. Ерофей же перевел взгляд на далекую желтую планету Венера. Несколько минут сидели молча. Небо усеялось звездами, но «звездочку светлую, звездочку раннюю» по-прежнему легко было различить на черном одеянии ночного мага.
- Зачем защищать дом от меня? – наконец спросил Антон твердо. – Ты же сам говоришь, что в доме живут хорошие, добрые люди. Раз я один из них, значит, я тоже хороший и добрый.
- Увидим, - сказал Ерофей, не отрывая взгляда от яркой желтой точки над крышами домов. – Пока трудно сказать…
- Что трудно сказать? – не понял Антон.
- Какой ты человек, – пояснил Ерофей.
- И когда это станет понятным? – настаивал Антон.
- Когда ты расскажешь мне о своей мечте, - ответил Ерофей.
- Мечте? – удивился Антон. – При чем тут моя мечта? Да и нет у меня никакой мечты.
- Мечта есть у каждого. Жизнь человека не что иное, как стремление к мечте, - произнес Ерофей так легко и просто, что Антон сразу же ему поверил.
- Ну, если подумать, - «подумал» Антон, - то я много о чем мечтаю.
- О чем, например? – заинтересовался Ерофей.
- Съездить в Питер, компьютер апгрейдить, - начал перечислять Антон, - на гитаре научиться играть…
- Разве это мечты? - разочарованно спросил Ерофей. - Это все планы на следующий месяц. А мечта… Мечта не такая.
- Какая? – Антон потребовал разъяснений.
- Нереальная, - пес вновь сосредоточил внимание на желтом огоньке Венеры. – Безумная. Одна. И надолго. Есть такая?
- Безумная? – повторил Антон. Теперь он тоже смотрел на Венеру, как бы испрашивая у нее совета.