Глава третья. «Ишим приоткрывает завесу таинственности»
— Внимание, внимание! На первый путь прибыл поезд «Красноярск-Москва». Нумерация вагонов с головы поезда, — прошипел станционный громкоговоритель.
— Ну что, десантура, поможем народу с багажом? – Илья положил остаток мега-бутерброда на стол, накинул «олимпийку» и вышел из купе.
Никита и Лёшка последовали его примеру. Парни помогали пассажирам выйти, выносили их багаж и с умилением смотрели на вокзальные встречи.
— Братва, а нас ведь это тоже ждёт, – восторженно сказал Лёшка, – «Соки, воды, мороженое», – прочёл он вывеску на маленьком магазинчике.
— Илюха, помнишь мульт диснеевский «Чип и Дейл спешат на помощь»? Помнишь, как Рокки на сыр реагировал? – засмеялся Никита.
— Ну помню, и что? – меланхолично ответил Илья.
Со стороны могло показаться, что он сейчас где-то очень далеко. И это было правдой. Когда последнего пассажира восьмого вагона, сошедшего с поезда в Ишиме, окружила и увлекла за собой шумная компания встречающих, вразнобой галдевшая: «Ну, как добрался?», «Когда на рыбалку поедем?», «А к Михалычу на новоселье пойдешь? Он уже въехал и пригласил всех на завтра. Шашлычок, коньячок…» — Илья загрустил. Было видно, что его что-то гложет изнутри.
— О, мороженое! – сказал Лёшка и, ничего не объясняя, побежал по перрону в сторону станционного магазинчика, находящегося на перроне в хвосте поезда. Он очень любил мороженое, но в армии испытывал недостаток любимого лакомства.
— «Никольская ярмарка», — прочел Никита на рекламном плакате, потянулся, сделал пару упражнений, чтобы размять мышцы.
Название ярмарки, как острым ножом, резануло по едва затянувшейся ране в душе Ильи, которую он старательно пытался спрятать как можно глубже. Три года назад он, тогда еще студент второго курса исторического факультета Российского государственного университета имени Иммануила Канта, неисправимый романтик, вместе с группой однокурсников поехал в летнюю экспедицию по Уралу. Конечным пунктом их путешествия была Коркина слобода Тюменской области. Это тогда, в восемнадцатом веке, она так называлась. Нынче на этом месте стоял город Ишим. Одним из достопримечательностей города была Никольская ярмарка. Какой богатый материал они тогда собрали! Но это была первая и последняя экспедиция Ильи как студента РГУ имени И. Канта.
Илья глубоко вздохнул и тяжело выдохнул. Казалось он попытался выдохнуть из себя воспоминания, которые так мучали его несколько лет.
— Где наш Рокки? – спросил Илья у Никиты. Было видно, что он старается уйти от нахлынувших воспоминаний.
— Да там он. Наверное, сыром затаривается, — пошутил Никита и рукой махнул на толпу провожающих.
— Дождись его, — Илья зашёл в вагон. Ему хотелось побыть в одиночестве.
— Ой, простите! – Лёшка нёсся к поезду с пакетом мороженого и чуть не сбил девушку, оказавшуюся у него на пути. Он готов был поклясться, что ещё секунду назад её тут не было. Девушка панически высматривала что-то или кого-то в толпе и была сильно взволнована. Её изумрудные, полные слёз глаза смотрели в сторону восьмого вагона. Она даже не обратила внимание на неожиданное столкновение.
— Лёшка! Айда быстрее в вагон. Через минуту отправление, – Илья высунулся из открытого вагонного окна – Нет, не будет из тебя путёвого де…, — не успел окончить фразу Муромов и чуть не зашиб затылок о раму от удивления. На перроне стояла девушка из его недавнего видения. Это её Лёшка едва не сбил с ног.
— Внимание, внимание! Поезд ноль, пять, пять, «Енисей», следующий по маршруту «Красноярск-Москва» отправляется с первого пути. Просьба провожающих покинуть вагоны – прокашлял противным, скрипучим женским голосом громкоговоритель.
Лёшка влетел на подножку отправляющегося поезда. Веда закрыла дверь и направилась в своё купе. Поезд медленно набирал обороты. Илья не мог оторвать взгляд от странной девушки, оставшейся стоять на перроне. Внешность девушки он не успел рассмотреть. Из-под нависших на её лицо длинных прядей волос просматривались только глаза. Сколько же было отчаянья и грусти в этих, как ему показалось тогда знакомых и, в тот же момент, совершенно незнакомых изумрудных глазах! Ему показалось, что, когда она высмотрела что-то очень важное для неё, в них промелькнул огонек надежды. По её бледной щеке медленно сползла слезинка и упала на перрон маленьким сверкающим камешком. Девушка вздохнула и тело её содрогнулось как от озноба. Она поглубже завернулась в серый плащ и осталась стоять на месте. Скоро она была уже маленькой точкой, быстро растворяющейся вдали. Из ступора Илью вывели голоса, доносившиеся из-за не плотно закрытой двери купе Веды. Это были даже не голоса, а шепот троих людей. Первый голос принадлежал Ван Ванычу, второй Веде, третий был незнаком. Хотя Илья улавливал едва различаемые знакомые нотки в этом девичьем голосе.
— Почему он так со мной? Что я ему плохого сделала? И как мне теперь без моей вещи? – всхлипывала девушка.
— Да погоди ты реветь, Мавка! Дай покумекать что к чему и как дело справить, – успокаивал её Ван Ваныч.
— Ну всё, Речкин! Допрыгался ты у меня! Сколько раз говорено было – не бери чужое! – решительно сказала Веда, – Эх, устрою я тебе Зелёные Святки да по-своему! И этот флюгер Сомов! Ничего ему доверить нельзя!
— И что мне теперь делать? – продолжала всхлипывать девушка.
— Ваныч, у тебя еще есть медные пятаки, что я тебе подарила? – спросила Веда.
— Имеются. Они всегда при мне, как ты учила. Только чем они мне помогут? И что нам с Мавкой делать? Совсем слабая становится, – Черноморов был слишком взволнован, чего раньше Илья за ним не замечал.
— Когда станет совсем невмоготу — кинешь пятаком в Речкина, а там всё само откроется. Только особо не слушай его. Заговорит – не вернешься. Хватай Мавку и готовьтесь. Дело сложное. Долго я ворота не удержу. Там то уже светать скоро будет. Эх, доченька, все силы извела, чтобы нас сыскать, – ласково сказала Веда.
Дверь купе проводника открылась. Илья едва успел спрятаться в своём купе. Сердце его молотило с такой скоростью, что казалось вот-вот выскочит. Подслушивать чужие разговоры совсем не входило в его привычки. Но сколько загадочного было в подслушанном!
— Илюха, мороженое будешь? Вкусное! Пломбир! – спросил Лёшка, который как ребёнок, лизал любимое лакомство.
— Потом, Лёшенька, потом, — Илья не смог побороть любопытство и аккуратно выглянул из купе.
Веда вышла первой. Она посмотрела по сторонам будто бы хотела удостовериться, что никого в проходе нет. Открыла дверь тамбура и, никого не обнаружив там, дала знак обитателям своего купе. Из него вышел Черноморов и девушка в сером плаще, которую он поддерживал под руку. Было заметно, что девушка слишком слаба, чтобы самостоятельно передвигаться. Она свободной рукой убрала надоедливые и мешающие русо-зеленые локоны с лица, слегка наклонила голову так, что Илья смог хоть немного различить черты её лица. Это была девушка из зеркала, которую он не так давно заметил на перроне. Странное чувство завладело Муромовым. Неловкость от того, что он стал невольным свидетелем происходящего, врожденные порядочность и готовность всегда спешить на помощь боролись в нём. Он резко сел. В голове пульсировали слова Черноморова: «Совсем слабая становится». Порядочность взяла верх. Илья, не раздумывая больше ни секунды, вылетел из купе и рванул к тамбуру.
— Я иду разгонять беду. Звёзды на небе, солнце в реке, ключ от ворот в моей правой руке, – только и успел услышать Илья слова Веды, распахивая тамбурную дверь.
Единственное, что он смог увидеть это силуэты Ван Ваныча и незнакомки с огромной скоростью удаляющиеся в сноп зеленовато-желтого света, бьющего со стороны вагонной двери и рассекающего её пополам. И Веду, делавшую странные движения правой рукой. Этот свет, как огромный магнит, буквально втащил в себя Илью. И он полетел в нём неизвестно куда.
— Илюша, куда тебя понесло! Тебе еще ра…, — только и успел услышать Муромов слова Веды.
Его болтало в этом снопе света круче, чем в зоне турбулентности. Единственным, за что можно было ухватиться, был хвост огненного змея, вкручивающегося в яркий поток света. Уши закладывало, а свет был настолько ярок, что Илья зажмурился так сильно, как только смог, дабы не ослепнуть. Он не был трусом. Но сейчас он был напуган происходящим. Мысли забились куда-то далеко. Сердце, еще недавно готовое было выпрыгнуть, почти не стучало. Понемногу открывая глаза, он стал замечать, что как в калейдоскопе мелькают перед глазами знакомые с той, студенческой, экспедиции достопримечательности Ишима. Богоявленский собор, Никольская церковь, памятник Прасковье Луполовой, бюст Сталина на Октябрьской площади…
Вдруг болтанка закончилась, и Илья увидел быстро приближающуюся землю, заводь и речку. Он сгруппировался как при прыжке с парашютом. Стремительно приближаясь к одиноко стоявшей на полностью лысом пригорке берёзе, он начал судорожно хватать стропы. Но их не было. Пролетев между веток «рыбкой», несколько раз перевернувшись и сломав несколько из них Илья поднял стаю дремлющих на березе и ни о чём не подозревающих воробьев. Они поркснули в разные стороны как пух из нечаянно разорванной при взбивании перины. Илья свалился у основания березы, скатился с пригорка и затормозил в объятиях недоуменного, сидящего на корточках Черноморова, обернувшегося на шум ломающихся веток и ругань разбуженных воробьев. Прапорщик тут-же закрыл рот Муромова рукой. Илья непонимающе водил глазами. Немного успокоившись он заметил, что они сидели на берегу заводи в зарослях камыша.
— Ты что тут делаешь? – с нескрываемым удивлением прошептал Ван Ваныч.
— Момооо оеее, – ответил Илья закрытым ртом, – Помочь хотел, – повторил шепотом Муромов, убирая руку Черноморова в сторону.
— Ты хоть понимаешь во что ты ввязался! У меня итак мало времени, а тут ты еще! – раздраженно прошептал прапорщик.
— Да я сам не понял, что произошло, – вскрикнул Муромов.
— Тсс! Не шуми, не буди Лихо! – строго и очень тихо сказал Ван Ваныч, – Скоро рассвет. У нас мало времени, «помощничек». Хотя да – мне самому, боюсь, не справиться. Действуй быстро и слушай, что я тебе буду говорить. И ни о чём не спрашивай. Все вопросы потом. И ничему не удивляйся. И никого, кроме меня, не слушай. Что бы тебе не говорили. И кто бы тебе не говорил. Не доверяй тому, что увидишь. И главное – слушай и слышь только меня.
Черноморов выпустил Илью из своих объятий, встал во весь рост, простер руки к небу. «Силы небесные! На помощь взываю» — сказал Ван Ваныч. Последняя на сереющем перед рассветом небе звезда послушно упала в правую раскрытую ладонь Черноморова. Он как льдинку зажал её в ладонях. Немного подержав её в них, он раскрыл ладони. В них оказалась сверкающая лужица. Окропив себя этой водой прапорщик на глазах у Ильи стал перевоплощаться в того, кого десантники видели вместо прапорщика после чая с волшебным вкусом, которым их потчевала Веда. Одет он был так же в рубаху с запахом без воротника, подпоясанную на талии красным широким поясом, расшитым по краям желтыми нитками. Холщевые штаны его по ширине так же напоминали шаровары, были собраны у талии и подвязаны у щиколоток и под коленями. И одежда эта теперь не только подчеркивала, и без того богатырскую фигуру прапорщика, но и была, как говорится, «в тему». Русые волосы его были подвязаны простой веревкой. Илья от удивления застыл и, казалось, забыл — как дышать. Ещё недавно прапорщик, а теперь не пойми кто, присел.
— Я же сказал ничему не удивляйся, – Ван Ваныч слегка толкнул Муромова.
Тот выдохнул и хотел было спросить о чём-то, но хруст ломаемого совсем рядом камыша заставил его буквально проглотить вопрос. Хруст приближался. Он был уже почти рядом. Черноморов еле слышно раздвинул сухие побеги. Перед их взором открылась картина. На берегу заводи, совсем рядом с ними, мирно спала девушка. Ноги её были по щиколотку в воде. Одета она была в длинную сорочку. Её длинные зелено-русые волосы как водоросли едва заметно шевелились в прибрежной воде. К ней приближался старик с большой бородой и рыбьим хвостом вместо ног, волосы старика имели зелёный оттенок, а глаза были похожи на рыбьи. Из воды торчала огромных размеров голова сома, увенчанная разных размеров ракушками. Шевеля в прибрежной воде хвостом и ломая камыш, старик быстро приближался к девушке.
— С утречком, Водимушко! Чёй-то ты припозднился нынче, – Черноморов встал во весь рост, – Не твоё ведь время наступает. Пошалить что ли решил? – Ван Ваныч начал приближаться к старику.
Сом испуганно дёрнулся и исчез в глубине, малодушно махнув хвостом старику.
— Вот же рыбья башка! – в сердцах сказал старик и метнулся в сторону спящей девушки.
Ван Ваныч рванул ему на перерез, прикрывая собой путь к девушке.
— Ах ты, Ванька, паршивец! Ничего тебя не берет! Снова под ногами путаешься, – старик попытался обогнуть Черноморова, но в своем манёвре наткнулся на сидящего в «засаде» Илью, – О, а это еще что за чудо-юдо? Что, Ванюша, не справляешься уже сам? Желторотых в помощники берешь.
Старик был уже недалеко от девушки. Он протянул руку к её голове, пытаясь снять с волос перламутровый гребень, украшавший волосы девушки.
— Илья, лови пятак и кидай его в старика! – закричал Черноморов, вытащил из кармана рубахи медный пятак и бросил его парню, – Только меться в хвост.
Илья выпрямился и, с ловкостью циркового жонглера, поймал пятак.
… — Щенки немецкой овчарки. С родословной. Привитые. С документами. Недорого — один пятак, – зазывал на птичьем рынке к своему прилавку странный старик с рыбьими глазами.
Илья шёл по рынку с мамой. Ему десять лет. Хотя в десять лет он только делал первые шаги. Но он шёл! Илья мечтал о друге. Мечтал именно о немецкой овчарке. Но они с мамой не могли позволить себе завести собаку. В то время они только переехали в город Советск Калининградской области, продав всё, что у них было во Владимирской области. Илюша Муромов родился в семье преподавателей. Отца своего он помнил смутно. Да и мама редко о нём рассказывала. Говорила, что он был хорошим человеком и профессором исторических наук. Вот и всё, что Илья знал об отце. Екатерина Ильинична, мама Илюши, была историком по образованию. Но дальше преподавательской деятельности не пошла – нужно было помогать мужу с диссертацией и ухаживать за, как потом оказалось, не совсем здоровым сыном. Родители поздно заметили это. Когда пришла пора ползать и делать первые шаги у мальчика обнаружился суставной синдром. Куда только не обращалась Екатерина Ильинична, но все попытки помочь сыну оказались тщетны. И вот, когда Илюше исполнилось девять лет, она решила рискнуть и переехать в Советск, где жил, работал, практиковал и писал диссертацию на тему «Врожденный суставной синдром» молодой, подающий надежды врач. Осмотрев Илюшу Александр Сергеевич (так звали врача) сказал Екатерине Ильиничне, что за три-четыре года её парень сможет ходить. Больших спортивных вершин, конечно, не достигнет, но всё-таки будет ходить. А ей и этого уже было достаточно. И вот они осели в Калининградской области. Им едва удавалось сводить концы с концами. Отец… Отец! В памяти мальчика, как вспышка, не чётко, иногда возникало его счастливое, бородатое лицо. Это были моменты возвращения отца из экспедиций, которые были нескончаемы. Но возвращения отца были праздником. Он брал Илюшу на руки, поднимал высоко-высоко, говорил: «Эге-гей! Илюха! Да ты у меня богатырь! И ножки скоро побегут!» и подбрасывал мальчика в воздухе как пушинку, не смотря на то, что Илья был уже довольно таки тяжёлым. Дома пахло мамиными фирменными котлетами и узваром. Мама надевала свой парадный передник, который потом всегда у мальчика ассоциировался с праздником, смеялась. Когда отец выходил на кухню мама украдкой вытирала слезы, а по возвращению отца снова смеялась. Отец всегда привозил из экспедиций странные вещи и говорил, что они когда-то пригодятся. Они втроём рассматривали их, веселились и слушали рассказы отца про далёкие времена. Вечером родители укладывали мальчика и уходили в соседнюю комнату шептаться. Илюше всегда было интересно о чём они там говорят. Однажды родители, не убедившись, что мальчик окончательно заснул, ушли в свою комнату и не плотно прикрыли дверь. «Неужели там без тебя не обойдутся? Я, конечно же знала, что когда-то ты уйдешь, но не думала, что это произойдет именно тогда, когда ты нам очень нужен. Илюша делает первые шаги. Лечение помогает. И вода твоя творит чудеса. Но неужели ты не можешь остаться с нами?» — всхлипывала мама. «Ну не могу я иначе, Катенька! Они призвали меня! Я вообще не должен был уходить. Родная ты моя! Так нужно. Ну пойми ты меня! Не могу я иначе! Я все-таки одену его». После этих слов отца из неприкрытой двери, минуя все возможные и невозможные пространства перед Илюшей пронеслась череда странных картин. Ему виделись люди в странных одеждах, простирающих руки к небу. Виделись старцы в длинных одеждах, седые бороды которых были очень длинными. Виделись богатыри, выходящие на сушу из океана. Потом, видимо заметив не прикрытую дверь, отец закрыл её. Больше Илюша не слышал и не видел ничего. Единственная деталь, которую успел запомнить мальчик, был перстень на руке отца, которого раньше тот не носил. На утро из квартиры исчезли все вещи отца. Как будто его никогда и не было.
И вот Илюша с мамой идут по птичьему рынку. Одной рукой он, боясь потеряться, крепко сжимал мамину ладонь. В другой руке у него был зажат пятачок.
— Молодой человек! Давайте пятачок и выбирайте себе друга, – странно улыбаясь сказал продавец с рыбьими глазами.
Илюша посмотрел на маму. Она одобрительно улыбалась. «Но откуда он узнал, что у меня есть пятачок?» — пронеслось в голове мальчика…
Резкая боль от укола в ногу вернула Илью в заводь. Всё, что он успел заметить, это руку странной девушки, в которой была игла. Видимо ею она уколола парня.
— Не верь ему! — девушка была настолько слаба, что Илья не мог расслышать её слов. Как, впрочем, и не смог рассмотреть саму девушку.
— Илья, не верь ему! Бросай пятак ему в хвост, – голос Черноморова окончательно выдернул Муромова из его видения.
Ван Ваныч зачерпнул в ладонь воды из заводи и со словами: «Водица, водица! Дай молодцу пригодиться!» что есть силы швырнул ею в Илью. И вода послушно, как снежок, полетела в парня. Когда вода окатила Илью с головы до ног он почувствовал такой прилив не пойми откуда взявшейся силы, что, казалось, смог бы без всяких усилий выдернуть дерево с корнями. Глаза его стали замечать малейшее шевеление листьев. Илья прицелился и метко швырнул пятак в хвост старику. Медь, со звуком раскаленного железа, погружаемого в холодную воду, обожгла его. Старик застонал.
На небе стало появляться зарево — приближался рассвет. В соседнем посёлке проснулся и начал свою работу самый точный в мире будильник. Первый крик петуха заставил старика передёрнуться.
— Мы еще встретимся, Ванюша! И с тобой желторотый тоже! – угрожающе прошипел старик и скрылся в тёмной воде заводи, куда не так давно удалился сом, махнув обожженным хвостом и оставляя на поверхности расходящиеся круги.
— Что, скушал, Водимушко! – победоносно крикнул Черноморов этим кругам, – Это тебе не у беззащитных девушек гребни воровать.
«Девушка!» — промелькнула одна и та же мысль в головах Ильи и Ван Ваныча. Они оба кинулись к ней. Ван Ваныч слега приподнял девушку. Та, едва дыша, смотрела на него с такой благодарностью! Она смотрела в глаза Черноморову так, что казалось не в глаза она ему смотрела, а сразу в душу.
— Держись, Мавка! Сейчас оберег твой заговорю и к воде глубокой тебя снесу. Силы восстановишь. А то, с кем я на Купалу шутки шутить стану? – пытался успокоить девушку Ван Ваныч.
— Спасибо, Ванюша! Снова ты спас меня! Вовек с тобой не рассчитаюсь. И богатырю твоему спасибо, – Мавка повернула голову к Муромову, – Илья? – удивленно, уже слабеющим голосом вскрикнула она.
— Маруся? – Илья оторопел, – Как так-то?
…На первом курсе института Илья безвозвратно влюбился в свою однокурсницу Марусю. Странная девушка с невероятно красивой улыбкой, одевающаяся в одежды не современные, а по виду напоминающие рубахи простого кроя и сарафаны. Руки её были украшены даже не «фенечками», которые входили в моду, а вышитыми знаками на льняных полосках. Она всё время что-то вышивала на своих маленьких пяльцах во время перемен между парами. Это были какие-то замысловатые знаки на грубой ткани. И говорила она как-то странно. Но что всегда удивляло, так это то, что она, казалось, знала все ответы на вопросы о древней русской культуре. Илье иногда казалось, что она пришла оттуда — из прошлого. Так живописно она описывала жизнь, которая была так далеко от нашей по времяисчислению. Хотя ничто современное ей было не чуждо. В институт она приезжала на роликах, в её рюкзаке с пяльцами и странными вышивками спокойно уживались современные гаджеты. Маруся была настолько светлая и жизнерадостная, что, казалось, у неё совершенно нет никаких проблем. Всегда улыбчивая и приветливая, она с первого дня покорила сердце красавца Ильи, который был тайной мечтой всех однокурсниц. Он красиво ухаживал за Марусей, читал стихи собственного сочинения, дарил ей звёзды в планетарии и в ту, злосчастную экспедицию они поехали как пара, строящая грандиозные планы на будущее…
— Ван Ваныч, это же Маруся! Я так долго искал её! – закричал Илья и кинулся к девушке, которая уже спала и сон её был тревожным.
— Илюша, всё потом. Не место нам больше тут. Совсем не место. Всё, что мы сейчас могли, мы сделали. Светает уже. Нам пора, — Черноморов положил свою руку на плечо парня.
— Надо забрать её, Ваныч! Нельзя оставлять Марусю, — надрывно ответил Илья, — Я теперь её никогда не оставлю.
— Надо оставить. Погибнет она там. Понимаешь? Погибнет. Давай лучше снесём Мавку, то бишь Марусю твою, подальше от ненужных взглядов. Туда, где воды поболе и камыш ряснее растёт — сказал Черноморов и пошёл искать такое место.
Илья аккуратно, стараясь не разбудить Марусю, взял её на руки и понёс туда, откуда ему махал Ван Ваныч. В зарослях камыша он положил Марусю в воду так, что она доходила той до пояса, свернул свою «олимпийку» и подложил её под голову девушке, оставшись в футболке и тренировочных штанах. Убрав с лица Маруси зелено-русую прядь, поцеловал девушку в щёку. Маруся улыбнулась во сне.
— Придёт время – налюбуетесь. Пошли, Илюша, совсем мы с тобой припоздали, — Черноморов взял руку парня и потащил его к берегу.
Илья нехотя покидал заросли камыша. По дороге он всё время оборачивался, а Ван Ваныч продолжал тянуть его, уводя всё дальше и дальше от реки.
— Ах вот ты где, соня! Просыпайся! – прапорщик отодвинул ветку берёзы, на которую так феерично приземлился Илья и почесал крылышко спящего на соседней ветке светлячка.
Светлячок дремал, положив голову на фонарик. Он проснулся и начал что-то искать.
— Что, потерял? – тревожно спросил Ван Ваныч светлячка, — Так вот же он! – тревога уступила место радости.
Черноморов взял крошечный изумруд, который мирно лежал на ветке рядом со светлячком, положил его внутрь фонарика.
— Я иду, отогнал беду. Солнце на небе, звёзды в реке. Ключ от ворот в моей правой руке — сказал Ван Ваныч и описал в воздухе большой круг правой рукой.
Светлячок начал летать по кругу, оставляя за собой зелёную светящуюся дорожку, потом налету выдул огонёк из фонарика, и дорожка тут же образовала светящийся диск. Такой же огненный змей, за хвост которого ещё недавно держался Илья, появился из ниоткуда. Змей сворачивался в кольца вокруг парня и Ван Ваныча так, словно хотел взять их в плен. Потом он ринулся в просвет между расходящимися частями светящегося диска, увлекая за собой своих пленников. В глазах Ильи снова крутился калейдоскоп, показывающий виды Ишима, но уже в обратном порядке. Странное одеяние прапорщика менялось на обычный спортивный костюм, в который тот переоделся в поезде. Илья зажмурился и прикрыл уши руками – змей так сильно шипел, что можно было оглохнуть.
— Всё кончилось, Илюша, — Веда аккуратно отодвигала побелевшие от напряжения руки парня, буквально приклеившиеся к его ушам, — Всё кончилось.
Проводница сняла со стекла вагонной двери маленький изумруд, другую руку она протянула к дверной ручке, с которой на открытую ладонь Веды соскочил светлячок. Она положила сверкающий камешек внутрь открытого фонарика, дверцу которого тут же закрыл светлячок. Затем Веда посадила его в маленькую шкатулку и положила её в карман форменного пиджака.
— Ну как она, Ванюша? Как вы там всё сладили? – Веда заботливо вытаскивала листья и маленькие палочки из волос Ильи и Черноморова.
— Да всё сладилось как нельзя хорошо, Ведушка. Да и Илюха молодец – не растерялся. А вот с Речкиным и Сомовым у меня будет далеко не светская беседа, — прапорщик был настроен решительно.
— Мне хоть кто-то расскажет, что тут происходит? – раздражённо спросил Муромов, убирая руку Веды от своей головы.
— Да теперь уж что скрывать-то, расскажем. Когда сами всю правду узнаем, — ответила Веда и жестом пригласила путешественников пройти в вагон, — Пошли, не ровен час люди ходить начнут.
— Приедем в Москву я прямиком с вокзала к Мудру. Пусть объяснит с каких это таких пор в Засторонье нечисть всякая власть держит, — Ван Ваныч постарался принять беззаботный вид, что у него получилось неубедительно.
— Илюха, Ваныч, ну вы мороженое то будете? – спросил Лёшка вошедших в купе Муромова и Черноморова. Он сидел на том-же месте, где и тогда, когда Илья выскочил из купе и ел всё то же мороженое.
«Чертовщина какая-то. Да еще и Марусю оставил не пойми где» — подумал Илья и молча стал взбираться на свою вторую полку.
— Ван Ваныч, а чего это Вы такой смурной? Сканворд не сходится? – засмеялся Никита.
— Не сходится, Никитушка, ой как не сходится. Да и сойдётся ли, — задумчиво ответил прапорщик и добавил, — Всем отдыхать.
Илья, взобравшийся на свою полку, укрылся с головой и резко повернулся лицом к стене.
А поезд уносил своих пассажиров всё дальше и дальше от Красноярска. В сиреневую и ландышевую Москву.