В нашей жизни не бывает случайных людей. Каждый человек, встреча с которым дается нам Небом, дан нам для чего – то. Либо, чтобы мы помогли ему в чем-то, либо , чтобы он - нам. Но чаще всего это процесс взаимного обогащения. Эта история любви двух людей, которым Бог подарил неслучайную встречу друг с другом.
Самое трудное для нее было – это прощать себя. С прощением других людей вообще не было никаких проблем. Просто не была она злопамятная. Нанесенные другими людьми обиды и зло как-то сами собой улетучивались из ее памяти. Насовсем и навсегда. Видимо, была такая защитная установка в ее мозгах, чтобы было легче жить. И даже тогда, когда убили ее любимого Алешеньку, она быстро забыла и имя убийцы, и все события, связанные с этой трагедией.
Родня часто удивлялась: «Анют, да неужели и в самом деле не помнишь, как бегали по баракам и разыскивали свидетелей убийства. Как в квартиру ту самую, где все это случилось, ходили и вещи Лешины еще там искали?»
- А мы что туда ходили? – спрашивала в ответ Анюта.
А спустя уже годы после смерти Алешеньки, друзья ей сообщили: «Ань, Кожуха освободили уже, люди в поселке его видели».
- А кто это? – спрашивала тогда она.
- Анют, ну так тот самый, который Лешу твоего подрезал. Ну ты чего в самом деле?!
- А-а. Ну и Бог ему судья.
И почти в ту же самую минуту, будьте уверены, что она напрочь снова забывала все, что касается этого Кожуха. Только Лешеньку своего забыть не могла. Помнила и тосковала о нём многие дни и годы.
Леша ее был тем редким человеком, кого было легко любить. Как-то сразу пробрался он в ее сердце и завладел им полностью. С ним было легко шутить и легко молчать. Рядом с ним никогда не было тех тяжелых минут, когда не знаешь, что сказать и чем заполнить паузу. Все как-то было легко и естественно. Хотя, конечно, всякое бывало в их семье, как и в любой другой. И сложности были, и притирки. И бывало, что выпивал ее Алешенька, как и многие в их поселке. И запои случались. Но даже и это как-то не делало жизнь Анюты серой и безысходной. Она всегда знала, что неделя гулянки обязательно закончится, а потом снова в семье будет царить любовь и мир.
Бывало, что в такие свои недельные запои терял Леша и работу свою в раз, а потом долго не мог никуда устроиться. И получалось, что ей, Анюте, приходилось иногда быть и кормильцем и поильцем в их небольшой семье. Но всего этого она уже и не помнила. Не помнила и того, как он периодически пропадал в своих этих запоях. Анюта волновалась за него, переживала, но никогда не ходила разыскивать, потому как знала – придет сам, когда захочет. Нет, было поначалу их совместной жизни, что не выдерживала и бежала по всем друзьям. Находила . И сама тому была не рада. Тогда он смотрел на нее злым пьяным взглядом, от которого так становилось тоскливо на душе. Во взгляде этом угадывалась даже какая-то ненависть и отчужденность. Боялась она его таким. Нет, совсем не потому боялась, что побить может или обидеть. Не трогал он ее никогда, каким бы пьяным не был. Даже и голоса на нее сроду не повышал. А вот именно какая-то отстраненность и чужеватость взгляда пугала ее. Как будто и не ее Алёшенька вовсе. Какая-то невыносимая тоска и мука угадывалась ей в этих его глазах. Какое-то неразрешимое бремя и усталость. От чего так тосковало его сердце? Чем томилось оно? От чего так страдало? Все это оставалось для нее загадкой, потому как не был Леша ее многословным и о чувствах своих, в силу мужской сдержанности особо не рассказывал. Бывало только, вырвется у него из души: «Эх, как жить-то тошно на белом свете, Анюша!»
- Так чего же тошно-то, Лешенька? Весна на дворе, послушай, как птички поют – заливаются. Без Бога ты живешь, вот пустота-то тебя и гложит…
А он ухмыльнется только в ответ и замолчит опять, замкнется в себе. И опять, как чужой становится. Набухмарится так, словно какие проблемы вселенские решает. И вздыхает, так тяжко вздыхает, что аж до слез его жалко становится. Но Анюта и не лезла ему в душу со своими расспросами, а только понимала, что томится отчего-то ее Алешенька жизнью на этом белом свете. И буквально за неделю до гибели, будучи подвыпившим, он произнес ей: «Анюш, если со мной что случится, то машину нашу отдай сыну моему Володе, а этот дом вам с Сашей пусть остается. А то Вовчик мой ничего доброго от отца и не запомнит. Отдай ему машину. Большой ведь парень уже у меня вымахал.
- А ну, чего ты такое болтаешь? Как не стыдно тебе?! Какое еще завещание?! Ишь ты, дележку тут вздумал устраивать! И слушать даже не желаю о глупостях твоих всяких.
Не было у них с Алешенькой общих детей. Так получилось, что у обоих было по своему ребенку от первых браков. А он взял ее в жены с Санькой. Хоть и большенький уже был Санек, а полюбил Алексея, как родного отца. Своего-то родного только по великим праздникам и видел. И удивительное дело- стал звать Санек Алексея Лешей, прямо как друга своего. Не дядя Леша, не Алексей на худой конец. А просто Леша. Анюта первое время пыталась воевать с сыном из-за этого: ишь ты, ровню себе какую нашел! Но Алексей остановил ее, мол, чего такого – пусть зовет, как ему удобно, от меня не убудет. Ну и Анюта отступилась.
А со своим собственным сыном Алексей не виделся уже много лет. Видимо, побаивался этой встречи или стыдно ему было – Бог один и знает. Но видно было, что скучал Леша по нему, нет-нет, да вырывалось у него: «А Вовчик-то мой уже совсем большой пацан становится!» Или: « А ведь у сына моего сегодня День рождения! Пятнадцать лет ему уже исполняется!»
И надо же, буквально за пару месяцев до гибели, в Алеше словно подорвалось что-то – захотел разыскать сына и восстановить разрушенные отношения. Видно было, что он сильно переживал за эту встречу – как сын отреагирует на такое нежданное сближение отца. Ведь взрослый парень, 16 лет уже. Не послал бы куда подальше проснувшегося после затянувшейся спячки родителя. Побаивался, трясся, но странное дело – поездку не отменил и решил идти до конца. Поехал он в город, в котором Вова жил со своей матерью. Не сразу, но разыскал. Благо, что городок был небольшой и все друг друга знали. Язык до Киева доведет. И довел. Но не до Киева, а до нового обитания первой жены и сынишки. Сперва долго сидел у подъезда, собираясь с духом. Что сказать и как везти себя? Попросить прощения или отшучиваться, строя из себя невинного? Не хотел Леша юлить. Будь, что будет! Вскочил со скамейки и махом взлетел на третий этаж. Не стал мучить себя дополнительными страхами и, не раздумывая, нажал на кнопку звонка. Прислушался. Ни ответа, ни привета. Снова нажал.
- Вовка, сынок, ну давай же! Открывай дверь!
И снова тишина. Обессиленный, измученный своими ожиданиями этой важной встречи и еще не желающий поверить, что встречи может и не быть, он, освободившийся уже от всех своих страхов, стал с настойчивостью звонить так, словно в этой самой кнопке и была вся его надежда на встречу с сыном.
Ни голоса, ни ответа. Леша постоял еще какое-то время под дверью, туго соображая, что же теперь делать дальше. Позвонил в квартиру напротив. Открыла пенсионерка. Сбивчиво спросил, не проживает ли здесь женщина с подростком. Сказала, что нет тут таких. Пойди их пойми, кому верить? Кто не прав, кто прав? Так живет ли тут сын его или нет?! Алексей уныло спустился по ступенькам. Посидел еще какое-то время у подъезда, видимо, надеясь на чудо, что Вовчик все же вернется домой. Но чуда не произошло. Домой приехал осунувшийся и какой-то опустошенный. Таким Анюта его еще не видела. Да и как иначе? Он ведь последние дни только и думал о том, какой будет эта встреча с сыном. А сейчас потухший взгляд и плоские, невеселые шутки, которые он вяло отпускал, говорили о том, что сейчас на душе у Алешеньки совсем не сладко.
Анютка только и спросила:
- Ну что, увиделись?
-Не застал, – угрюмо ответил Алеша.
- Но ничего, в следующий раз увидитесь, - попыталась обнадёжить Анюта.
Но следующего раза так и не состоялось. Для Алеши. Не успел. Помешала смерть. Родственники сообщили первой жене Алешеньки и его сыну Вовчику о трагедии. У Анюты ёкнуло сердце, когда она увидела Вову на похоронах. Как он похож на папу! Походка, манеры, ухмылка, жесты – во всем угадывался любимый сердцу человек. И в который раз Анюта сокрушенно вздохнула, что не дал Господь им общего ребенка с Алешенькой. Вот и остался после него только один сын Вовка. Если бы Алеша только мог знать, как сын много взял от него, каким стал красавцем – высокий, стройный и обаятельный. И как сильно похож на него!
И еще так и не узнал Алеша о том, что в тот день, когда он стоял по одну сторону у закрытой двери в ожидании сына, по другую сторону этой же двери стоял этот самый сын, боясь эту дверь открыть. Он отчего-то сильно испугался. Друзья со старой квартиры сделали ему предупредительный звонок, мол, готовься, тебя папашка разыскивает, мы ему твой адрес дали. И из окна, спрятавшись за тюлевой занавеской, Вовчик мог наблюдать, как нервно отец выкуривал сигарету. Было видно, что он волнуется, переживает. Вовка сразу узнал его, хотя встречались они в послелний раз лет девять назад. Отец поправился за это время, слегка поседел. Вова словно прирос к окну. В его сердце бушевали разные чувства: волнение, страх, неуверенность, робость, смятение, непонимание, и даже какая-то тихая радость, смешанная с изумлением. К счастью, не было там ненависти и обиды. Он верил и не верил своим глазам, судорожно пытаясь понять - с чего вдруг? Зачем? Что случилось? И когда он увидел, как отец решительно рванул в подъезд, то опережая события, сам подбежал к входной двери, но не для того, чтобы открыть, а чтобы притаиться за ней, чтобы не скрипнула какая половица. Его решение – не открывать дверь отцу созрело как-то в один миг. Вовчик и сам, пожалуй, не мог сказать точно, почему именно так он решил сделать. Наверное, из всех воевавших в нем чувств одержал победу все-таки страх. Он испугался этой встречи и не был готов к ней. У отца было несколько дней и много часов, чтобы настроиться на нее. А у Вовчика не было и пяти минут. Не успел он, дрожа за занавеской подготовиться к этой встрече. Испугался. Смалодушничал.
И зачем только горе -приятели предупредили об этом визите? Не знал бы он лучше этого. Просто бы подошел к двери и запросто так открыл. И даже бы в глазок не посмотрел, потому как не было у Вовки обыкновения смотреть в глазок. Что он – девчонка что ли какая трусливая в глазки подглядывать? Без предупреждения даже лучше. Открыл, а там – будь, что будет. А сейчас он замер под самой дверью. Он слышал, как отец отчаянно звонил, как тяжело дышал. Вовчик притаился. Его сердце предательски бухало. Он даже боялся дышать. Казалось, что эти удары слышны всему подъезду и, конечно, отцу. И словно в подтверждение этих его опасений, Вова услышал повторный звонок и отцовскую мольбу:
- Вовка, сынок, ну давай же! Открывай дверь!
Но не мог Вовка сейчас вот так взять и открыть. Слишком долгим было ожидание отца за дверью. И каждый дополнительный миг делал встречу еще более невозможной и несуразной. Ну как так – притаиться, а потом спустя бесконечное время взять и открыть? Неловко, стыдно, страшно. Как же мучительно тяжело и долго тянулось это время, но другого выхода – затаиться и отмалчиваться - Вовчик уже не находил. И лишь тогда, когда услышал, как открылась дверь квартиры напротив, он нашел в себе смелость подойти к глазку и посмотреть в него. Он слышал разговор с соседкой, слышал, как отец еще какое-то время постоял под закрытыми дверями и как тяжело начал спускаться вниз.
Обо всем этом Анюта узнала от самого Володи на похоронах. Она первая подошла к нему и начала разговор о том, что не так давно отец делал попытку увидеться с ним, с сыном.
- Да, я знаю, - ответил он, смущаясь, - Какой же я был дурак! Если бы я только знал, что все так получится! – и рассказал обо всем Анюте, все, как на духу.
А просьбу – завещание Алешеньки Анюта тоже выполнила – машину переписали Володе. Ну хоть что-то ему от отца на память осталось, кроме такой сильной его схожести с ним.
Видно и в самом деле Алеша чувствовал свою смерть – один Бог знает- ведает. Ведь он не только с сыном хотел встретиться. А как-то так получилось, что и со всей родней практически повидался. Как будто попрощался со всеми.
Анюта сидела и перебирала совместные фотографии с Алёшей. Было много хороших снимков, на которых он зачастую улыбался. Он вообще легко сходился с людьми и становился душой компании. Он мог поддержать разговор практически с каждым человеком, был начитанным и интеллектуальным собеседником. С ним можно было поговорить практически на любые темы. И вообще он был хорошим, добрым человеком…
Анюта тяжело вздохнула. Вот именно, что был. Несмотря на его эпизодические пессимистические настроения, он все-таки хотел жить. Это даже отметил хирург, который его оперировал. Когда Алешу подколол Кожух, то он побежал на улицу и начал сам вызывать себе скорую. Его увезли в больницу и стали готовить к срочной операции. И еще там, в приемном отделении он все еще шутил и смешил медсестру. Он совсем не думал о смерти в тот момент, он в очередной раз был уверен, что выкарабкается. Рана на его взгляд была совсем несерьезная и неглубокая – кровь не хлестала из груди, и потому он и решил, что все, как всегда будет в порядке. Но не мог знать того Алешенька, что разрезана у него была внутри важная артерия, и кровотечение было внутренним. Он уже истекал кровью, не зная об этом. За его жизнь на операционном столе шла трехчасовая борьба. Дважды его сердце останавливалось. Но его снова и снова заводили при помощи электрошока. Он так хотел жить! Он очень старался. Он помогал врачам, как только мог. И когда в третий раз его моторчик остановился, то нужна была очередная большая доза крови, чтобы его завести. А крови уже не оказалось в банке… И Алешеньки – веселого, доброго и жизнерадостного, любимого и любящего не стало.
Даже медсестра, провожавшая его на операцию, не ожидала такого поворота событий. Когда из операционной вышел уставший хирург, она и подумать не могла, что у самого лучшего хирурга могло быть как-то по-другому.
- Отвози, - сказал он ей устало.
-Куда, в реанимацию?
- В морг…
- В морг???
Так трудно было Анюте потом простить себя за многие вещи. За то, что махала рукой на все его предвестники гибели. Думала, что это очередные байки под шумок. За то, что сердце ее даже не ёкнуло, когда Алешенька так боролся за свою жизнь, когда умирал. За то, что как ей теперь казалось, недолюбила своего Лешеньку, не досказала ему самых главных и важных слов в свое время. А теперь уж чего? Кому их расскажешь? И еще, видимо, не домолилась за него.
Анюта с юности своей верила в Бога, ходила в церковь и Слово Божие читала каждый день. А потому и молилась с верой, чтобы хранил Господь ее Алешеньку от всяких бед. И Господь и в самом деле хранил. Не раз и не два. И Алеша сам подмечал это в своей жизни, что молитвы его Анюши хранят его от всяких несчастий. А потому заведено было у них в семье, что если уходил Алешенька из дому, то Анюта непременно провожала его и всегда говорила: «Иди с Богом!» А если на сердце еще не спокойно было, то преклоняла колени свои и молила Господа о защите и охране, о помощи для своего любимого мужа. И бывало, что Леша даже как бы прихвастывал перед своими друзьями, когда, уходя, слышал очередное « с Богом».
- Вот слышали, что Анюша моя сказала? Так знайте, что все теперь с Богом и пойдем! Это непростой человек нам сказал, а Божий человек сказал!
Смешно было Анюте слышать такие слова от Алеши, но в то же время и приятно. Высокую оценку он ей давал, называя Божиим человеком.
И как так получилось, что молитва ее дала сбой?! Ведь столько лет хранил Господь и оберегал от всяких бед их с Алешенькой. Что и где не сработало? Или и в самом деле уже такой короткий срок ему был отпущен, и на то было воля Господня, чтобы успокоить его таким молодым. Не дожил Лешенька всего один месяц до своего тридцатипятилетия. Еще жить бы да жить!
Столь много хорошего было у них за эти восемь лет совместной жизни. И именно эти приятные воспоминания и хранила в своей памяти Анюта, не давая ни единой крохе уйти в небытие. А помнила она необыкновенные Лешины васильковые глаза и его ласковое «Анюшечка моя, Анюша». Никто и никогда не звал ее так ласково - «Анюша». Ей очень нравилось такое свое имя – не Аня, не Анечка и даже не Анюта, а именно Анюша. М-м-м! Прямо песня!
Он всегда умел подсластиться к ней и безошибочно чувствовал все ее настроения. Ему хватало одного беглого взгляда, чтобы понять, в каком она сейчас настроении. И, бывало, подходил осторожно и спрашивал: «Анюш, что случилось?»
- Ничего, с чего ты взял?!
- Ну как ничего, я же вижу!
И в самом деле, видел – не проведешь его и не обманешь. А еще иногда он шутил:
- Анюш, вот как бы ни была ты моей женой, то непременно бы взял тебя в жены! И за что мне такое счастье?!
- Ох уж, а мне за что такое горе?! Как бы вот не был ты моим мужем, так сроду бы за тебя не пошла!
Стыдно и обидно теперь было Анюте за такие вот свои слова. Зачем так было говорить? Да как бы не пошла? Да побежала бы вприпрыжку, не оглядываясь за него снова и снова. Рядом с ним она всегда чувствовала себя любимой и желанной. Они и в самом деле практически никогда не ссорились и не ругались. А в объятиях его она просто таяла. Бывало, как загребет ее своими ручищами, прижмет к себе и по голове ее гладит так ласково, словно мама в детстве. А она прижмется к нему – теплому и родному своему Алешеньке - и такой жизнь хорошей кажется в такие минуты.
-Лягушонок мой любимый, опять весь холодный! И по каким это болотам тебя носило?!
А Анюта и в самом деле была мерзлявой, чуть что – руки и ноги сразу становились холодными, а потому и жалась к своей «электропечечке» по имени Алеша. Это еще когда они с ним дружили, то Алеша быстро это дело обнаружил: «Ой-ёй-ёй, а чего это у нас руки-то такие холодные?!» И в такие минуты он начинал быстро, по-мужски растирать ее ладошки своими лапищами. А еще дышал в них, стараясь согреть своим дыханием. Если же дело было на бегу, то просто совал ее ладошки в свои карманы и там начинал их отогревать. По очереди – сперва одну, а потом и за другую брался, приговаривая: «Ну совсем закоченел мой ненаглядный лягушонок! Холодильничек мой! И куда это только муж смотрит?!» А сам тем временем хитро поглядывал в ее смеющиеся глаза.
А еще бывало, что Алеша так ее зацеловывал, что она была готова от него скрыться хоть на край света! Ну на край – не на край, а по дому от него бегала. И пыталась спрятаться от его щекочущих поцелуев в ухо, ища убежища под столом, за шкафом, в кладовке. В такие минуты дома завязывалась невообразимая возня и смех, и Санёк,( ну надо же!) – всегда вставал на сторону именно Леши, а не Ани. Вот что мужская солидарность делает! Да еще же и помогал Алексею ловить свою мать: «Вот она, я держу ее, держу – целуй ее скорее!» Анюта только повизгивала и слабо отбивалась в руках своих двух любимых мужичков. А Алёшенька в такие минуты громко так причмокивал ее в шею, в щеки и губы, приговаривая: « Какая же ты у меня вкусненькая да сладенькая, Анюшечка! Вот так бы и съел всю целиком! И как же я тебя люблю! Никого и никогда не любил так сильно, как тебя!» Вот именно за такие минуты счастья и благодарила Анюта Бога. Видела, что любил ее Алешенька, и сама отвечала ему тем же – своей заботой и любовью.
И вот сейчас его не стало… Остались только добрые воспоминания, тоска и застревание в прошлом, бессмысленные муки самоедства, что вот, мол, не «домолилась» за него, не долюбила... Было ощущение, что все самое лучшее, что могло быть у нее в жизни, уже закончилось, что уже нечего ждать и не на что надеяться с его уходом из жизни. И воспоминания, воспоминания, воспоминания об этом важном и неслучайном человеке в ее жизни.
Но Бог благ и милостив! И после черных и серых полос обязательно приходят белые. Так и в жизни нашей Анюши наступят лучшие времена. Пройдет время, и Анюта научится жить без своего Алешеньки, научится без него есть, пить, спать и дышать. И научится прощать. Прощать себя. Она научится быть благодарной Небу за то, что в ее жизни был вот такой вот неслучайный и замечательный – добрый, любящий и любимый человек, ее Алешенька. Ее сын Саня подрастет и выучится в техникуме, станет сам зарабатывать на жизнь. После армии женится и станет отцом двух чудесных ребятишек. А сама Анюта неслучайно повстречает в своей церкви еще одного неслучайного человека – тихого, интеллигентного и мудрого Игоря Владимировича, рано овдовевшего и еще совсем не старого мужчину. А точнее даже, это он ее заприметит и станет оказывать ей свои знаки внимания. Но это уже совсем другая история о неслучайных людях в нашей жизни…